Сапоги до блеска гуталином. Бляху и пуговицы до сияния асидолом. Белоснежный подворотничок ровными стежками, словно автоматной очередью…
Нет, это не солдатское. Это школьное. Разумеется, ботинки вместо сапог и зубной порошок для бляхи и пуговиц. Но в остальном полное совпадение, вплоть до математички Стрелковой, вразумлявшей нерадивых указкой, не уступающей размерами и увесистостью биллиардному кию.
(приснилось после окончания в три часа ночи статьи об экипировке солдата «Ратник»)
Подсел за столик к социологам. Шум, гам. Окурки из пепельницы вываливаются. Из вареных картофелин и кусочков расчлененной селедки с энтузиазмом строят какую-то модель общества.
Поинтересовался: вот сейчас на улицах все чаще встречаются такие-то и такие-то. И описал, как смог, в псевдонаучных терминах. Это кто ж такие, и какова их страта?
Протрезвели мгновенно. Помрачнели. Замкнулись.
Лишь один, придвинувшись на расстояние убойной силы чеснока, спросил шепотом: входное отверстие с горошину, выходное с блюдце? Да?
Я молча кивнул головой.
Жена купила в «Евросети» радиотелефон взамен поломавшегося. Чтобы с трубкой бродить по квартире. В коробке обнаружился перстенек, простенький. Я отнес его в «Евросеть» продавцу, который телефон продал. Паренек, тыкая пальцами в клавиатуру, сказал: «О, отлично!» И продолжил тыкать клавиатуру.
Я громко сказал: «Пожалуйста».
Он вспомнил слово «спасибо».
Что это такое? Думаю, все же не хамство, а какая-то поломка коммуникации. Но как называется?
Телевидение наше улавливает души, стоящие одной ногой в могиле. То есть громадные бюджетные деньги хлещут прямиком на тот свет.
Наблюдал в гипермаркете расхитителя капиталистической собственности. Дедок, бедно, но опрятно одетый, подошел к кока-кольной автопоилке, достал из кармана кока-кольный бумажный стакан (который надо одноразово покупать), налил кока-колы и залпом – чтобы следы замести – выпил.
Несомненно, расхищал он собственность и социалистическую. Однако на финальном участке, в 90-е, от расхищения был отстранен.
В свое время ему не могло бы присниться и в кошмарном сне, как он, пенсионер, возможно и ветеран труда с какой-нибудь медалькой на груди за освоение космоса, ворует газировку с сиропом.
Весна. Природа дышит. Надев новенькие кроссовки, чешу по лесу, для здоровья. Ну, или быстрым шагом от инфаркта. И тоже дышу. Гулко. Выхожу на опушку и чешу вдоль нее. А там под каждым кустом шашлыки жарят.
– Фу, вонь какая! – говорит лыжник-гонщик на заслуженном отдыхе, угнездившийся в моем правом полушарии.
– Отчего же? – возражает ему из левого полушария вполне активный пьяница. – Счас пожарят да как вмажут для радости жизни!
– Ага, – ворчит ветеран на пенсии, – вмажут по печени.
– А давай-ка, вот сейчас налево, там еще раз налево, там и чебуречная на улице Мичурина, – подзуживает пьяница.
И ведь знает, мерзавец, что перед выходом я пятисотку в карман засунул.
– Ни в коем случае, – раздается из правого полушария, – вспомни, сколько тысяч километров ты своим потом полил! Не предавай свою доблестную молодость, когда за «Спартак» бегал!
– Ага, и за «Зенит» еще, и за «Труд». И что набегал? Полиартрит и гипертрофию левого желудочка сердца! Поворачивай налево!
– Прямо, только прямо! В пивных ты подагру заработал!
– Зато болезнь аристократов!
– И дегенератов.
– Давай, давай налево! Там чебуреки по тридцатнику. И хоть и незатейливая, но честная водочка по шестьдесят всего рубликов за сотку!
В общем, под эти разговоры я добрался до города. И – в магазин. Чтобы купить морковки и соли. А этот, из левого, все: «вон, вон, смотри, как чекушечка поблескивает!.. Нет? Ну хотя бы пивка. Вон, “Туборг”, ты его любишь».
В общем, прикупил к морковке и соли еще бубликов с маком и мороженого. И всю дорогу до дома тот, который из левого, все бубнил и бубнил обиженно.
Но ничего, он еще отыграется. Будет еще праздник и на его улице.
Раньше из меня всяческие жаргонизмы так и сыпались. Причем, сыпались не так, как сейчас принято в неконтролируемых социальных сетях. Но я усиленно запихивал их в свои бумажные газетные и журнальные публикации. В последнее время они от меня как-то отпали. Язык не поворачивается ни выговаривать их, ни выстукивать на клавиатуре.
Видимо, это такая подготовка уже началась к встрече с апостолом Петром. Начнешь по-вьюношески выкаблучиваться, а он: «изволь говорить по-человечески, а не по-собачьи!» И пинка под зад.
Правда, от матерных слов пока никак не удается отказаться. Надеюсь, апостол отнесется с пониманием: а, русский? Ну, русскому позволительно, жизнь русская непростая.
Два года назад вырубал громадный сосновый пень, топором, чтобы сделать площадку для автомобиля сына. (Сам я лошадью боюсь управлять.) Рубил неделю, ожесточенно, в самую жару. И вот проходит мимо старушка, останавливается, приглядывается… и с восторгом: «Ну, прямо как на каторге!»
Интересно, из каких она будет?
Отлучался с дачи в город. Но не в саму маскву. А в наш наукоград Королёв, руководят которым, естественно, пэтэушники. Пил пиво на летней веранде. Наблюдал до боли знакомую картину.
Некий трудовой коллектив (плановый отдел? бухгалтерия?) отмечал что-то, пия алкогольные напитки и закусывая закусками. Во главе Иван Иваныч лет восьмидесяти. Три дамы лет по 75. Четыре – шестидесятилетние. И одна совсем молодая девушка лет пятидесяти. Ежели вычесть тридцатник, подогнав это дело к эпохе развитого социализма, то, соответственно: 50, 3×45, 4×30 и 1×20. И ухватки все те же самые, как и при родной советской власти.
Закосевший Иван Иваныч лепет что-то фривольное, отчего дамы прыскают.
Две говорят о личном, но теперь, конечно, не о собственных внебрачных отношениях, а о передаче «Давай поженимся».
Трое, раскрасневшись, чихвостят какой-то смежный отдел, который тормозит сдачу отчета.
Две, как и тогда, – о детях. Но теперь уже о детях детей, то есть о внуках.
Молоденькая пятидесятилетка сканирует окружающее пространство в поисках прекрасного принца.
В общем, допили, доели и ушли, поддерживая с двух сторон пошатывающегося Иван Иваныча.
Всё, абсолютно всё как и тридцать лет назад.
И вдруг осенило – не спели! У людей, гады, песню украли на старости лет!!!
Помню, как в начале 90-х сообщество галеристов при мощной поддержке критиков-искусствоведов впаривало состоятельным господам шедевры современного искусства – масло на холсте, все как положено, чтобы деньги выманить.
Нынешние современные художники бегают по улицам голышом, рисуют на проезжей части громадные гениталии, занимаются свальным грехом в публичных местах, воруют в магазинах провиант и творят всяческие прочие непристойности.
Разумеется, состоятельным господам такие «художества» понравиться никак не могут. А посему они вернулись к эстетическим корням – к Айвазовскому да к Шишкину. Эти никаких непристойностей не сотворят.
Хотя, будь они живы, их реакция на нынешнюю жизнь могла бы быть непредсказуемой.
(размышляя об эволюции арт-рынка)
Надумалось, про «поздняя осень, грачи улетели». Разве что за ломберным столом Николай Алексеевич смог разглядеть пыль на пашне поздней дождливой осенью: скучно склоняться до самой земли, тучные зерна купая в пыли.
Вчера многократно услышал словосочетание «мое творчество». Причем от одного и того же человека.
Под боком вызрел геополитический конфликт. К нам в садик начал наведываться черный кот с явными территориальными претензиями. Мой кот Шурик начал доблестно пресекать агрессию. Пару раз гнал захватчика. И при этом не преминул захватить ничейную территорию в двух домах от нашего, где уже давно никто не живет, но где в изобилии водятся мыши. Схватки за ничейную землю с богатыми природными ресурсами были ожесточенными. И проходили с переменным успехом.
И тут черный кот заключил двойственный союз с рыжим котом, который с соседнего участка. Силы неравны. С ничейной земли Шурику пришлось убраться. Теперь там сражаются друг с другом два недавних союзника – черный и рыжий.
И вот сегодня произошли изменения: черный и рыжий вновь объединились и вломились к нам в сад. Но Шурик дал им достойный отпор, поскольку воюет за свою землю. Но не только – бьется еще и за стратегический объект, за кустик мелиссы, которая оказывает на котов наркотическое воздействие.
В общем, все как и у людей. На эту тему писал Де Голль в 1944 году после встречи с Рузвельтом: «Слушая американского президента, я окончательно убедился, что в деловых отношениях между двумя государствами логика и чувство значат очень мало в сравнении с реальной силой, что здесь ценится тот, кто умеет схватить и удержать захваченное».
Так что не будет о нравственности политиков. Не будем.
Ночью из пустого ведра, стоявшего у сарая, раздавались какие-то звуки биологической жизни.
Взял фонарь.
Увидел мышь.
Зачем она туда залезла и как ей это удалось, выяснить было нельзя.
Можно было оставить ее в ведре, а утром кот Шурик кардинально решил бы проблему.
Но разве так надо поступать с попавшими в беду. Выпустил.
Правда, насколько это продлило ее мышиную жизнь, сказать невозможно. В округе злые котищи рыщут, смерть сеют.
«Погода 14 октября 1969 года была на редкость хорошей», – так начинаются воспоминания одного из руководителей ядерных испытаний на Новой Земле о взрыве 10-мегатонной бомбы.
Как говорится, ничто человеческое…
Как же рвет душу подвывание потерявшейся собаки, с грязными уже ногами, рыскающей вдоль шоссе. Рожденной для счастья. А не для воли.
Предполагаю, что дворяне средней руки после революции были такими же потерянными.
Прочитал в некой рецензии на некий поэтический сборник: «поэт от Бога». И далее многозначительное многоточие.
Надолго задумался, соотнося это со своим жизненным опытом, во многом советским. Припомнилось: «Я к вам от Иван Иваныча, мне бы сервелатика и икорки к праздничку». Вполне вероятно, что это теперь такой ритуал в издательствах: «Я к вам от Бога, с поэмой».
Иллюзии в начале жизни и, так сказать, в ее финале весьма схожи:
Надо слушаться родителей и хорошо учиться, и все будет ха-ра-шо.
Надо слушаться врачей и есть все таблетки, и все будет ха-ра-шо.
Сегодня был опять в городе Желтого Дьявола (добром, боюсь, это не закончится). Видел необычайно пьяного человека. Который был буквально обляпан светоотражающими катафотами – спереди, сзади, по бокам. И это очень разумный человек. Уважаю!
Надумалось, о ремеслах. Публицист похож на актера. Рукоплескания, букеты, толпа фанатов/фанаток у служебного входа… Но это было характерно для счастливого бумажного периода данной профессии. С появлением же сети-паутины ситуация изменилась. Вместе с букетами на сцену летят и помидоры. И в том же самом количестве. И в этой ситуации крайне сложно остаться публицистом и не стать пропагандистом, окончательно и бесповоротно, автоматически, незаметно для себя не стать рупором идеи, за которую осыпают цветами.