Третья книга серии "Критерий разумности"
Зовут меня Аленушкой, мне семь лет, и еще я отличница. Только на пятерки учусь, потому что я послушная и хорошая. Так мама сказала, когда объясняла, что хорошие девочки учатся только на пятерки. Папа тогда вдобавок хотел что-то сказать, но мамочка ему не разрешила. Поэтому я стараюсь изо всех сил, много занимаюсь сама, чтобы оставаться хорошей. Что будет, если вдруг я плохой окажусь, я не знаю.
Папочка у меня большой начальник, у него есть своя машина, и он меня очень любит. Кажется, даже сильнее мамочки, потому что она мне никогда не говорит, что любит, а папа часто. Это очень приятно слышать – ну то, что меня любят, потому что плохих девочек не любят. У нас в классе есть одна девочка, она, наверное, плохая, потому что ее не любит ее мама, а папа вообще бросил. Наверное, не смог выдержать и ушел к другой тете. Эту девочку зовут Саша, как мальчика, и она очень злая. Поэтому я от нее подальше держусь, чтобы не запачкала мою школьную форму. Если запачкаться, то мамочка будет очень сердитой, и тогда надо будет думать над своим поведением. А я не люблю думать над своим поведением, потому что это больно.
Папа везет меня в школу, чтобы я не запачкала школьное платье. Ну я так думаю, потому что он никак не объясняет это. Папина машина большая, черная, у меня в ней есть специальное кресло, потому что так положено. А раз положено, то спорить бесполезно. Я не спорю, ведь я хорошая девочка, а хорошие девочки не спорят, держат рот закрытым и говорят, только если спросят.
Вот и мой класс, я во втором классе уже! Тут меня не очень любят, потому что я отличница, а еще молчу и повторяю что-то постоянно. На перемене не играю и не бегаю. Во-первых, мне повторять надо, а во-вторых, мне не бегается. Даже на физкультуре плохо бегается, и я часто сажусь, когда учительница не видит, потому что у меня дыхания не хватает, а когда видит, я терплю, потому что я отличница.
Сегодня у меня математика первым уроком. Я здороваюсь со всеми, но они, кажется, этого не замечают, и сажусь за первую парту. Достаю пенал, учебник и тетрадку, а потом немножко смотрю в окно. За окном осень, она холодная, потому что ноябрь заканчивается. Значит, скоро каникулы и надо будет учиться дома. Школа от дома отличается тем, что в ней есть перемены и можно хоть чуть-чуть отдохнуть. Мама не любит, когда я бездельничаю, потому что так я свою хорошесть теряю.
– Здравствуйте, дети, – в класс входит Светлана Митрофановна, это наша учительница. Ее отчество очень трудно произнести, а еще она нас не любит, наверное, поэтому и отчество такое ей придумали. Вот у меня простое и легкое – Олеговна, а у нее вон какое, сразу понятно, что злюка. – Сегодня у нас контрольная работа.
Пугаются, по-моему, все, но я быстро беру себя в руки, потому что я хорошая девочка. Сейчас нужно сосредоточиться и все правильно сделать, хотя, судя по улыбке учительницы, контрольная будет сложной, и нужно быть очень внимательной. Ей почему-то нравится, когда дети плачут, злюка есть злюка.
– Даже не пытайтесь списать! – вдруг выкрикивает она, отчего у меня сердце убегает в пятки и ручка из рук вываливается.
Светлана Митрофановна нас любит пугать неожиданными криками, а еще кого-то из мальчиков, говорят, после уроков оставляла, но те ничего не рассказывают. Меня после уроков не оставишь, потому что папа в класс за мной приходит, а учительница наша его, по-моему, боится. Ну он умеет быть страшным, потому что большой начальник, у него даже есть красный пиджак. Только у больших начальников он есть, таких, как папа.
Я вздыхаю и принимаюсь решать примеры и задачи, которые в контрольной работе. Я знаю, что здесь обязательно какая-то хитрость есть, но, прочитав все учебники, уже не боюсь непонятных слов. Я вижу, конечно, что одна задача – она из конца задачника, но молчу. Как ее решить, я знаю, а если начну искать правду, то сама же виноватой останусь. Уже было такое – Саша рот открыла, теперь больше не открывает и вообще боится, по-моему. А бояться нельзя, потому что Светлана Митрофановна – она как собака, если ее боишься, то броситься может.
– Пять минут! – опять выкрикивает учительница, и все прямо подскакивают. Даже я, хотя уже все решила.
Я проверю еще раз, стараясь найти ошибку, но она не находится, и точно по звонку закрываю тетрадку, чтобы ее сдать. Светлана Митрофановна проходит по рядам, буквально вырывая тетрадки у других школьников, а потом уходит, хлопнув дверью. Девочки и мальчики убегают из класса, а мне нужно посидеть, потому что у меня руки дрожать начинают. Это я представляю, что где-то ошибку не нашла и теперь будет не пятерка, отчего очень страшно становится.
Мама говорит, что у меня может быть только пятерка, а все остальные оценки – они как двойка, и что я не хочу знать, что будет, если я их получу. Мама же понимает, как правильно, значит, так оно и есть. Я сейчас подрожу немного, а потом в туалет пойду. Главное, чтобы там не было старших девочек. Они меня очень не любят и могут запачкать форму или попытаться утопить в унитазе, но меня пока проносило, а вот Машу, она с нами училась в первом классе, ее почти утопили, но испугались и убежали. Только она все равно после этого разучилась ходить и разговаривать, поэтому ее родители забрали и больше не приводили. Ну, в школе же надо разговаривать…
Сейчас у нас будет английский. Мне надо перестать дрожать, потому что меня обязательно спросят. У меня с языком все хорошо, но все равно страшно не пятерку получить. Учительница это знает, ее это радует. Ну то, что я боюсь, конечно. Она меня называет непонятными словами и улыбается, когда я дрожу. Но если много дрожать, то может свет выключиться, у меня так однажды было, только чудом платье не запачкала.
А после школы меня папа заберет. Или домой повезет, или к себе на работу, где добрые дяди будут учить меня компьютеру. Играть в игры мне немного страшно, поэтому они меня учат про-гра-мми-ро-ва-нию! Вот какое сложное слово. А еще дяди на папиной работе рассказывают, как компьютеры устроены, и это очень интересно. Мне нравится слушать и запоминать, потому что это мне обязательно пригодится.
Все, пора в туалет, а то я от страха могу… ну… понятно, что могу. А это совсем нельзя, и что за это будет, я и знать не хочу.
***
Я открываю глаза оттого, что меня подбрасывает, еще что-то громко визжит где-то под потолком. Где я нахожусь, не понимаю, потому что вижу мутное марево, только угадываю голоса, говорящие что-то про пульс. Что случилось? Не помню почти ничего, пытаясь сосредоточиться.
– Вот так, дыши, дыши, маленькая, – слышу я чей-то голос. – Не надо умирать…
Умирать? Нет, я не могу умереть, у меня домашка не сделана еще! Мне надо… И тут перед глазами встает тетрадка с оценкой. Самая страшная оценка стоит перед глазами, мешая мне вдохнуть. Я не вижу, за что мне поставили четверку, но уже ощущаю сильный холод. Перед глазами темнеет, кто-то очень нехорошими словами ругается.
Я ничего не чувствую, будто плыву в чем-то напоминающем кисель, и в этот момент что-то больно бьет меня. Раз, другой, третий… Какая-то сила выдергивает меня из темноты, но на этот раз меня не подкидывает. Глаза отчего-то не открываются совсем, а еще плакать хочется. Незнакомые голоса то приближаются, то отдаляются, я пытаюсь расслышать, о чем они говорят.
– …прямо на уроке, едва успели… – этот голос чуть заикается.
– …нестабильна, едва приходит в сознание и сразу останавливается… – а этот чем-то недоволен.
– …Дэ-эм-жэ-пэ… Сэ-эн двойка, как только ходила… – это тетенька, она ласково говорит.
– …На стол!.. – вот этот выкрик меня пугает. Представляется, что меня сейчас будут есть, потому что зачем еще нужно на стол?
Но в этот момент что-то происходит, мне становится тепло, а потом я вижу звездочки. Они очень красивые, разноцветные, но совсем не такие, как в мультиках. Наверное, я все-таки умерла, потому что четверку получила. От одной мысли об этом становится очень страшно и хочется туда, где нет мамы, потому что я не знаю, что она со мной за четверку сделает. Это первая моя четверка за почти два года, а я даже попросить пересдать не успела…
Теперь я, наверное, уже плохая девочка, потому что четверка же. У хорошей девочки не может быть такой плохой оценки, значит, я уже нехорошая и дома будет больно. Не хочу больно, но знаю, что все равно этого не избегу, поэтому хочу хоть немного еще полетать там, где нет людей, ведь они меня точно к маме отведут.
Я вижу красивый шарик, похожий на планету из мультика, и лечу к нему, чтобы рассмотреть поближе. Все ближе и ближе подлетаю я к нему, а потом вдруг хлоп – и в комнате оказываюсь. Она круглая, а в ней странные люди. Я понимаю, что это люди, хотя они больше на осьминогов похожи. У них есть голова, целых три глаза, четыре щупальца, но еще и ноги, они короткие; одеты эти люди во что-то серебристое, на платье похожее. И в память о том, что когда-то была хорошей девочкой, я здороваюсь с ними.
– Здравствуйте, – улыбаюсь я, потому что они непохожи на тех людей, которые вокруг живут, значит, к маме, чтобы было больно, меня сейчас не отведут.
– Здравствуй, дитя иного мира, – отвечает мне один из этих людей. Он еще щупальца поднимает. Наверное, у них так здороваются, надо запомнить. – Что привело тебя к нам?
– Ну, я, наверное, умерла, – объясняю ему. – Потому что четверку получила.
– Ты совершенно точно не умерла, юный творец, – я чувствую, что он улыбается, этот людь. – Расскажи нам, что такое «четверка» и почему ты думаешь, что умерла?
– Меня зовут Аленушка, и я была хорошей девочкой, – тут я всхлипываю, потому что жалко же, что я теперь нехорошая.
Они меня расспрашивают о том, почему я себя считаю нехорошей, и об оценке еще, а потом тот первый людь говорит, что я его могу называть Арх, потому что он слишком сложно для маленьких девочек зовется. Я киваю и отвечаю, что мне очень приятно, ну и дальше рассказываю.
– Получается, дитя запугали? – удивляется другой людь. Он девочка, я чувствую.
– Получается, Краха, – делает щупальцами какое-то движение Арх. – И она настолько не хотела оказаться средь людей, что пробилась к нам.
Он говорит, что они живут в совсем другом мире, поэтому мне не надо бояться. Я соглашаюсь не бояться – он же большой, значит, лучше знает. И вот рассказывает он мне, что я творец, значит, могу миры творить и менять еще, если меня научить, а пока не могу, потому что маленькая. Зато могу видеть другие миры во сне. И вот тут они начинают меня учить, как это делать.
– Ты будешь приходить к нам во сне, – это Арх объясняет. Он учитель, только очень добрый, а не как у нас. – Мы тебя научим всему, что знаем, договорились?
– Договорились, – киваю я, хотя мне очень не хочется возвращаться туда, где мама, потому что больно же будет. Но, наверное, уже надо.
– Тебе пора просыпаться, – произносит он, погладив меня по голове. Я в первый момент сжимаюсь, а потом улыбаюсь, потому что это приятно, оказывается.
Перед моими глазами опять звездочки, они становятся бледнее, и вот я уже слышу тонкий писк. Открываю глаза, обнаружив себя в белой комнате, но мне очень тяжело шевелиться, и еще больно в груди. В комнату входит тетенька, она в зеленое нечто одета, я пока еще не могу разглядеть, во что именно.
– Проснулась, слава Богу, – радуется эта тетенька, а потом очень ласково со мной говорить начинает. – У тебя сердечко разболелось, поэтому его прооперировали, понимаешь?
– Значит, я не умерла? – удивляюсь я.
– Ты почти, – признается она. – Но уже все хорошо. Вот полежишь у нас, подлечишься и будешь снова бегать и играть.
Я останавливаю себя, чтобы не сказать… Ну, что я не бегаю и не играю, потому что мне учиться надо. Потом тетенька становится вдруг злой и страшной. Она говорит, что сейчас маму мою позовет, а мне от этого жутко становится, и я засыпаю. Наверное, я сразу же просыпаюсь, потому что вижу папочку, а мамочки нет. Значит, пока можно еще чуть-чуть хорошей девочкой побыть.
– Чего ты так испугалась, малышка? – с тревогой спрашивает меня папочка, а я решаюсь признаться, потому что все равно узнают и только хуже будет.
– Четверка… – шепчу я, зажмурившись.
– Никакая оценка не стоит твоей жизни, Аленка, – качает папа головой, а потом обещает поговорить с мамой.
Он сидит со мной все время, рассказывая, что теперь все точно будет хорошо. Но я же понимаю… Я же перестала быть хорошей из-за четверки, поэтому ничего хорошего уже не будет. Но хоть немножко еще не думать о том, что случится, мне можно, поэтому я наслаждаюсь, ну а то, что грудь болит – это не страшно, это я перетерплю.