МЭТТ
Я сижу, откинувшись на спинку кресла и высоко задрав ноги, а жизнь проносится мимо с пугающей скоростью. Я не признаю изменений и изо всех сил пытаюсь игнорировать этот мир. Я не обращаю внимания на то, что может иметь существенное значение. Я категорически не согласен со всеми текущими событиями. Я не выношу дурацкие смайлики, слово мета- и людей, говорящих в очереди по телефону. Про джентрификацию можете даже не начинать. Вокруг здания, где я работаю, на три квартала открылось двадцать три «Старбакса». Студии звукозаписи, фотолаборатории и магазинчики грампластинок медленно умирают, а вместо их еще не остывших тел выскакивают кафе с мини-кексами и барбер-шопы. На MTV перестали показывать клипы, а в барах запретили курить. Я больше не узнаю Нью-Йорк.
Примерно так я размышлял в тот день, сидя в редакции Нэшнл Джиогрэфик, в своей кабинке полтора на полтора метра. Увы, после перехода несколько лет назад на офисную работу я больше не ощущаю его ни Национальным, ни Географическим. Я ушел с просторов, где видел весь мир, и вернулся в нору, где не вижу ничего. Я нахожусь в самом центре своего любимого города, но мы стали чужими. А я все цепляюсь за прошлое, сам не зная зачем.
Скотт хлопнул меня по спине:
– Привет, старик! Как насчет ланча в Бруклине?
– Чего так далеко-то? – удивился я, теребя батарейку в своем телефоне.
– Там есть одно местечко с пиццей, которое я давно хочу тебе показать. «Чиччо», слыхал?
– Да брось, на Пятой авеню полно хороших пиццерий.
– Нет, Мэтт, ты должен посмотреть это место. Оно фантастическое.
– Что же там такого фантастического – пицца или официантки? – С тех пор как несколько лет назад я развелся, Скотт – мой босс, мой друг и вечный холостяк – не оставлял надежд, что я встану под его знамена. А отговорить его от чего бы то ни было совершенно невозможно, особенно если дело касалось женщин и еды.
– Ну да, угадал. Ты должен ее увидеть, эту крошку. Назовем это бизнес-встречей. Оплата за счет фирмы. – Скотт был из тех, кто вечно говорит о женщинах и еще больше о порно. В нынешней реальности это было опасно, он ходил по краю.
– Кое-где такое уже потянет на статью за сексуальные домогательства.
Скотт оперся на перегородку моей кабинки. Он был симпатичным улыбчивым парнем, но если ты не видел его неделю, то мог легко забыть, как он выглядит.
– Поедем на метро.
– Привет, ребята, – со стаканчиком кофе в руках мимо прошла моя бывшая жена. Я не ответил.
– Привет, Лиз, – отозвался Скотт. Когда она отошла, он какое-то время пялился на ее задницу, а потом обернулся ко мне: – Тебе не странно работать с ней и Брэдом?
– Я всегда работал с ней и Брэдом.
– Ну да, но она была твоя жена, а теперь она жена Брэда.
– Честно? Меня это уже не колышет, – я встал и взял пиджак.
– Ну и хорошо. Я верю тебе. Значит, ты готов к чему-то новому.
Обычно я пропускаю подобные замечания Скотта мимо ушей.
– Мне еще надо зайти в «Веризон», купить новую батарею, – сказал я, кивнув на свой телефон.
– Что это такое?
– Мобильный телефон. Наверняка ты их и раньше видел.
– Во-первых, никто сейчас не говорит «мобильный телефон». А во-вторых, это у тебя не телефон, а экспонат. Надо отослать его в Музей древностей, а тебе купить нормальный айфон.
По пути к выходу мы прошли мимо Китти, девочки, развозящей кофе на тележке. Она поздоровалась с нами:
– Добрый день.
Я улыбнулся в ответ.
– Привет, Китти. – Она покраснела.
Скотт молчал, пока мы не зашли в лифт.
– Чего ты теряешься? Она на тебя запала.
– Она еще ребенок.
– Да ладно, ребенок. У нее высшее образование. Я сам ее нанимал.
– Она не в моем вкусе. Ее зовут Киска.
– Вот вечно ты ко всему придираешься, – казалось, он даже немного обиделся за Китти.
– Нет, я-то как раз нормальный. А вот почему каждый считает своим долгом устраивать мою жизнь? У меня все в порядке.
– А часики-то тикают.
– У мальчиков ничего не тикает.
– Тебе тридцать шесть.
– Так это немного.
– Да нет, если сравнивать с той же Китти.
ДВЕРИ ЛИФТА открылись, и мы вышли в лобби. На стене висела одна из моих фотографий – огромного размера.
– Видал, Мэтт? Женщины сходят от этого с ума.
– Это фото иракского ребенка с автоматом.
– Не от картинки, балда, а от твоей Пулитцеровской премии за нее. – Он скрестил руки на груди. – У тебя был удачный год.
– Это да. По крайней мере профессионально.
– Говорю тебе, ты должен использовать такую удачу. Из-за этого фото ты у нас теперь знаменитость средней руки. Оно даже мне пошло на пользу.
– Как именно оно пошло тебе на пользу?
– Ну, например, я иногда представлялся тобой на вечеринках. Разок-другой.
Я рассмеялся:
– Ну ты мерзавец.
– А Китти в тебя втрескалась. Я бы на твоем месте ей не отказывал. Знаешь, про нее разное говорят.
– Тем лучше держаться от нее подальше.
– Не, ну в хорошем смысле. Типа она такая заводная. Как зверек.
– И что тут хорошего?
МЫ ВЫШЛИ на улицу и направились к станции метро на Западной 57-й улице, чтобы сесть на линию F. Центр города в это время всегда забит. Зато зима уже подходила к концу. Солнечный свет пробивался между зданиями, привлекая на улицу еще больше людей. Я пробирался сквозь толпу, Скотт следовал за мной.
Как раз когда мы добрались до входа на станцию, он громко произнес из-за моего плеча:
– Она наверняка и на анал согласится.
Я обернулся к нему, встав на верхнюю ступеньку эскалатора.
– Скотт, этот разговор зашел слишком далеко. Так нехорошо. Давай прекратим его, ладно?
– Я твой начальник.
– Вот именно. – Я пошел вниз по ступенькам в сторону турникетов.
Внизу, у конца эскалатора, пожилая женщина играла на скрипке. Ее одежда была поношенной, волосы седыми и спутанными, струны свисали с конца смычка, как два лисьих хвоста, но Брамса она играла безукоризненно. Я бросил ей в коробку пять долларов, она улыбнулась. Скотт покачал головой и взял меня за локоть.
– Я хочу, чтоб ты был счастлив и эффективен, Мэтт.
Я провел карточкой в турникете.
– Ну так прибавь мне зарплату. Я буду счастлив и эффективен.
Станция была набита битком. Поезд уже подходил, но нас оттерла назад плотная группа людей, которая рвалась вперед так, будто их ждало там что-то важное. Скотт подался назад и уставился на женщину, стоящую к нам спиной. Она стояла возле края платформы, слегка покачиваясь с пятки на носок и балансируя на желтой линии, обозначающей край. Во всем ее облике было что-то необычайно привлекательное.
Скотт толкнул меня локтем, выразительно приподнял брови и беззвучно произнес: «Клевая задница». Мне захотелось дать ему по шее.
Чем больше я смотрел на женщину, тем больше она меня привлекала. По ее спине спадала густая белокурая коса. Руки были засунуты в карманы черного пальто, и я вдруг понял, что она, как ребенок, весело притоптывает в ритм скрипичной мелодии, отражающейся от стен станции.
Когда поезд наконец подъехал, она пропустила всю толпу в вагон, а затем, в последнюю секунду, зашла сама. Мы со Скоттом встали на желтую линию в ожидании следующего, менее набитого поезда. Когда поезд уже тронулся, женщина в вагоне обернулась. Я встретился с ней взглядом.
Я моргнул. Черт побери.
– Грейс?
Она прижала ладонь к стеклу и неслышно выговорила: «Мэтт?», но поезд уже уносил ее в темный туннель.
Не думая, что я делаю, я побежал. Как сумасшедший я бежал вдоль платформы, вытянув вперед руки, молясь, чтобы поезд остановился, ни на секунду не выпуская ее из виду. Добежав до конца платформы, я смотрел, как поезд уносится в темноту, пока она не исчезла.
Когда Скотт подошел ко мне, в его взгляде было беспокойство.
– Ну, ты даешь. Что с тобой случилось? Ты выглядишь, будто привидение встретил.
– Не привидение. Грейс.
– Грейс – это кто?
Я стоял, ошеломленно продолжая пялиться в пустоту, поглотившую ее.
– Это девушка. Я знал ее раньше.
– Типа первая любовь, звонкие года? – спросил Скотт.
– Что-то в этом роде.
– У меня тоже так было. Джейни Боуэрс, первая девушка, которая мне отсосала. Я дрочил на нее лет до тридцати.
Я не обращал на него внимания. Я мог думать только о Грейс.
Но Скотт не унимался:
– Она была болельщица. Все отиралась вокруг нашей школьной спортивной команды. Они все называли ее Терапевт, уж не знаю почему. Я-то после того случая думал, она будет моей девушкой.
– Нет, это не то, – сказал я. – Мы с Грейс встречались в колледже, до того как я встретил Элизабет.
– А, вот оно что. Ну чего, она красотка. Может, тебе стоит попытаться ее отыскать.
– Да, наверное, – ответил я, подумав, что шансов на то, что она может быть не замужем, у меня нет.
Я позволил Броди, семнадцатилетнему продавцу «Веризона», уговорить меня на покупку айфона последней модели. Оказалось, что новый телефон обойдется мне на восемь долларов в месяц дешевле. Я ничего не понимаю в этом мире. Я рассеянно подписал все нужные бумаги. Образ Грейс, исчезающей на поезде в темноту, все это время продолжал стоять у меня перед глазами.
За пиццей Скотт научил меня играть в «Энгри Бердс». Для меня это было большим шагом к победе над моей технофобией. Девушка, которую хотел увидеть Скотт, в тот день не работала, так что мы съели пиццу и вернулись вофис.
Оказавшись снова в своей кабинке, я загнал имя Грейс в Гугл во всех возможных вариациях – первое, второе и фамилия; первое и фамилия; второе и фамилия – и все безуспешно. Как это может быть? Как она живет, умудряясь не оставлять никаких следов в Интернете?
Я думал о том, что произошло с нами. О том, как она выглядела там, в метро, – все так же красива, но совсем другая. Никто не смог бы назвать ее хорошенькой. Хоть она и была невысокого роста, она была слишком красива для хорошенькой, с ее огромными зелеными глазами и гривой белокурых волос. Ее глаза казались запавшими, а черты лица – более жесткими, чем были, когда я видел ее последний раз. И мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что она не была больше той широкой, вольной душой, какой я знал ее когда-то. Попытки угадать, как она живет теперь, сводили меня с ума.
Из комнаты отдыха, расположенной дальше по коридору, донеслись приветственные возгласы. Я побрел туда и застал конец церемонии объявления моей бывшей женой всем коллегам о своей беременности. Вскоре после нашего развода я остро осознал, что все вокруг меня продолжают жить. А я, застыв, стою на платформе, глядя, как мимо, один за другим, проносятся поезда, и не знаю, который из них мне нужен. Элизабет уже добралась до следующей станции, где основала новую семью, а я пробрался обратно в свою кабинку, стараясь, чтобы меня не заметили. Мне было все равно, беременна она или нет. Я будто оцепенел… Но, тем не менее, по привычной обязанности, оставшейся от нашего развалившегося брака, написал ей письмо.
Элизабет,
мои поздравления. Я рад за вас. Я знаю, как сильно ты хотела детей.
Всего наилучшего,
Мэтт.
Через две минуты в мою почту упал ответ.
Всего наилучшего? Вот так, да? Прожив со мной больше десяти лет, ты так и не можешь сказать мне «с любовью»?
Я не ответил. Мне было некогда. Мне надо было снова попасть в метро.
МЭТТ
Каждый день в обед я ездил по клятой линии F как заведенный, от Бруклина до Центра и обратно, по часу в один конец, надеясь снова увидеть Грейс. Но мне не везло.
Дела на работе шли плохо. Еще три месяца назад я подал начальству заявление с просьбой отправить меня на полевую работу, но мне отказали. И теперь я вынужден был смотреть, как благословленные Элизабет с Брэдом ходят по офису, а все вокруг поздравляют их с будущим ребенком и повышением Брэда по службе, которое случилось немедленно после объявления о ее беременности.
Я же продолжал отвергать любое продвижение вперед в своей жизни. Я был застывшей лужей дерьма. Я вызвался снова поехать добровольцем в Южную Америку вместе со съемочной группой Нэшнл Джиогрэфик. Нью-Йорк перестал быть прежним. Джунгли Амазонки со всеми их прекрасными экзотическими болезнями казались мне привлекательнее, чем моя бывшая жена с ее раздутым от важности мужем. Но мое заявление не получило ни одобрения, ни отказа. Оно так и валялось у Скотта на столе в куче других заявлений.
Я размышлял о текущем состоянии своей жизни, пялясь на белую стену в комнате отдыха. Стоя возле кулера с полупустым бумажным стаканчиком в руках, я перебирал в памяти все пустые, незначащие годы, проведенные с Элизабет, и спрашивал себя: ну почему? Как вышло, что все пошло наперекосяк?
– Эй, старик, ты чего там? – раздался из открытых дверей голос Скотта.
Я повернулся и улыбнулся ему.
– Да ничего, просто размышляю.
– Ну, выглядишь ты вроде пободрее.
– Вообще-то я размышлял, как так вышло, что мне тридцать шесть, я разведен и сижу тут, зажатый в этой проклятой кабинке.
Скотт подошел к кофеварке, налил себе полную кружку и не спеша устроился возле стойки.
– Ты был трудоголиком? – выдвинул он предположение.
– Дело не в этом. Элизабет изменила мне не поэтому. Она бросилась в костлявые объятия Брэда, а он работает еще больше меня. Да блин, Элизабет сама работает больше меня.
– Да что ты все цепляешься за прошлое? Ты посмотри на себя. Ты высокий. С волосами. Да еще, – он помахал рукой в районе моего живота, – у тебя там, кажется, еще и мускулы?
– Это что, проверка?
– Да я бы убил за такую кучу волос, как у тебя.
Скотт принадлежал к типу мужчин, которые лысеют в двадцать два. С тех пор он брился наголо, как Мистер Мускул с рекламы моющих средств.
– Как бабы называют эту штуку? – спросил он, указывая на мой затылок.
– Пучок?
– Не, есть какое-то другое слово, посексуальнее. Но женщинам нравится эта фигня.
– Они называют это мужской пучок.
Он оглядел меня изучающим взглядом.
– Господи, Мэтт. Ты свободный человек. Почему ты не скачешь по саванне? Тошно смотреть, как ты тут киснешь. Я думал, ты давно пережил историю с Элизабет.
Я закрыл дверь в комнату отдыха.
– Ну да. Я давно пережил историю с Элизабет. Я вообще с трудом вспоминаю, что любил ее. Я любил свои фантазии – как мы путешествовали вместе, фотографировали, вот это все. Но даже тогда чего-то всегда не хватало. Может быть, я слишком много работал. В смысле, мы только об этом и говорили, нас только это и объединяло. Ну, и где я теперь?
– А что с девушкой из метро?
– А что с ней?
– Я-то откуда знаю? Мне казалось, это ты собирался ее найти.
– Ну да. Наверно. Но проще сказать, чем сделать.
– Тебе надо расширять кругозор. Пойди поищи в социальных сетях.
Найду ли я там Грейс? Я разрывался между желанием сделать все, чтобы отыскать ее, и чувством, что это совершенно бесполезно. Она будет с кем-то. Будет за кем-то замужем. За кем-то, кто лучше меня. Мне хотелось уйти от всего, что напоминало – у меня нет ничего.
– Если ты так переживаешь, то почему не подпишешь мое заявление? – спросил я.
Скотт нахмурился. Я обратил внимание на глубокую морщину между его бровями, и подумал, что мы же с ним ровесники… а он заметно стареет.
– Я имел в виду саванны не в буквальном смысле. Попытка сбежать не решит твоих проблем.
– Теперь ты типа мой психотерапевт?
– Нет, я твой друг. Ты помнишь, как сам просил эту работу в офисе?
Я направился к двери.
– Подумай об этом, а? Пожалуйста, Скотт.
Прежде чем я вышел из комнаты, он ответил:
– Ты не за тем гонишься. Это не даст тебе счастья.
Он был прав, и я мог признать это про себя, но не вслух. Я думал, что, если бы смог снова выиграть приз, получить признание своей работы, это могло бы как-то заполнить черную дыру, пожирающую меня изнутри. Но глубоко внутри я знал, что правильный ответ состоит не в этом.
После работы я сел на лавочку на автобусной остановке прямо возле здания Нэшнл Джиогрэфик. Наблюдая, как толпы людей торопятся по домам, снуют туда-сюда по переполненным тротуарам центра города, я размышлял, можно ли судить о степени одиночества человека по тому, как он или она спешит куда-то. Никто, у кого есть хоть кто-то, ожидающий его дома, не будет сидеть на лавочке после десятичасового рабочего дня и наблюдать за людьми. В моей сумке еще со школьных времен всегда лежала фотокамера «Пентакс», но я не пользовался ею много лет.
Я вынул ее из чехла и начал фотографировать людей: как они входят и выходят из метро, как ждут автобуса, как ловят такси. Я надеялся, что вдруг увижу ее сквозь линзу объектива, как много лет назад. Она была полна жизни; она могла наполнить цветом черно-белое фото лишь за счет своего магнетизма. Я часто думал о Грейс все эти годы. Что-то совсем простое, вроде запаха, или сладких оладушек ночью, или звука виолончели на Центральном вокзале, или парка на Вашингтон-сквер в теплый день, могло немедленно перенести меня в тот год, когда мы учились в колледже. В тот год, когда я влюбился в нее.
Мне было все труднее разглядеть в Нью-Йорке его прежнюю красоту. Справедливости ради многое из былой грязи и беспорядка теперь исчезло, по крайней мере в Ист-Виллидж. Тут стало чище и зеленее, но почти физически заметная энергия города, которую я ощущал в те годы, исчезла тоже. По крайней мере, для меня.
Время идет, жизнь продолжается, места меняются, и люди тоже. А я все не могу перестать думать о Грейс после нашей встречи в метро. Пятнадцать лет – слишком долгий срок, чтобы так цепляться за несколько душещипательных моментов времен учебы в колледже.
МЭТТ
– Мэтт, я с тобой разговариваю.
Я поднял глаза на Элизабет, нависавшую над перегородкой моей кабинки.
– Угу.
– Я спрашиваю: хочешь пойти с нами обедать и заодно обсудить новые слайды?
– С кем – с вами?
– Скотт, Брэд и я.
– Нет.
– Мэтт, – начала она. – Ты должен там быть.
– Элизабет, я занят. – Я разгадывал кроссворд, напечатанный на коричневом пакете, в котором купил сэндвич с индейкой себе на обед. – И, кроме того, я уже ем, не видишь?
– Есть полагается в комнате отдыха. Твой лук воняет на весь зал.
– Это потому, что ты беременна, – пробубнил я в ответ, откусывая сэндвич.
Она фыркнула, развернулась и ушла по коридору, бормоча что-то себе под нос.
Минутой позже в мою кабинку заглянул Скотт.
– Приятель, нам надо пройтись по этим слайдам.
– Слушай, могу я поесть спокойно? И, раз уж ты здесь, ты рассмотрел мое заявление?
Он ухмыльнулся:
– Ты нашел свою девушку из метро?
– Я старался. Целый месяц таскался в Бруклин каждый день. Бесполезно.
Это была правда. Я искал Грейс. После работы я отправлялся по всем нашим бывшим местам в Ист-Виллидж; я даже заходил в общежитие Нью-Йоркского университета, где мы когда-то жили. Ничего.
– Хмм, – Скотт почесал подбородок. – Со всеми этими технологическими примочками ты просто обязан ее найти. А ты не проверял? Она не писала объявление в «Упущенные встречи»?
Я отложил свой сэндвич.
– Что такое «Объявление в “Упущенные встречи”»?
Он зашел ко мне в кабинку.
– Пусти, дай я сяду.
Я поднялся с кресла. Скотт сел, открыл на моем компьютере Крейгслист, популярный сайт разнообразных объявлений, и нашел в нем раздел «Упущенные встречи».
– Это когда ты увидел кого-то где-то и хочешь познакомиться, но не знаешь, как его снова найти. И тогда ты пишешь тут объявление и надеешься, что тот, другой, его прочитает.
– А почему просто не попросить телефон при встрече?
– Ой, ну это такая современная штука для суперчувствительной молодежи. Ну, как если тебе не хватает смелости подойти при встрече, но есть надежда, что ты тоже понравился, и ты тогда можешь написать тут. И если другой тоже хочет, он увидит твое письмо и ответит тебе. Никому не страшно и не обидно. Ты пишешь, где все это было и что на тебе было надето, и всякое такое, чтобы другой мог тебя опознать.
Я уставился на экран, думая, что это какой-то идиотизм.
– Да, но я-то на самом деле знаком с Грейс. Я бы поздоровался, если бы у меня была бы хоть секунда до того, как поезд ушел.
Он крутанулся ко мне вместе с креслом.
– Смотри, ты никогда не найдешь ее в метро. Все шансы против тебя. А может, она все-таки написала сюда?
– Я посмотрю, конечно. Но я уверен, если бы она захотела меня найти, то сделала бы это. Мое имя не изменялось, и я работаю все там же.
– Ну, тут не угадаешь. Ты почитай, мало ли.
Я провел весь день за чтением постов типа: «Я видел тебя в парке, в светло-голубой куртке. Мы смотрели друг на друга. Если я тебе нравлюсь, позвони». Или: «Куда бы ты ни шла той ночью в клубе, ты говорила только о мартини с вишенкой, а потом ушла. А я думал, я тебе нравлюсь. Что не так?» Или вот еще: «Я бы хотел сделать с тобой такое… Думаю, ты это знала, когда терлась об мою ногу в КлубеСорок. Звякни».
Грейс не могла быть тут. Я был почти уверен, что в этих «Упущенных встречах» нельзя найти вообще никого старше тридцати. И вдруг я наткнулся на пост, который назывался «Стихи для Маргарет».
Были как-то я и ты,
И была любовь,
Были мы с тобой друзья,
Но сменилось все.
Прежде чем чужими стать,
Вспомнишь ли меня?
– Джо
Я не мог представить себе двадцатилетних Джо и Маргарет, которые говорили бы о своем прошлом в такой манере. Странным образом это было совершенно точным отражением моих чувств к Грейс, и на какой-то момент у меня закралась мысль, не была ли это она. Я набрал номер, и мне ответил мужчина.
– Привет, это Джо? – спросил я.
– Нет, и ты уже третий, кто звонит сегодня с этим вопросом. Ваш Джо явно популярный парень, но он тут не живет.
– Спасибо. Извините.
Я отключился. Внезапно в комнате стало темно – погас весь свет, кроме одного ряда флюоресцентных лампочек над моей головой и настольной лампы в моей кабинке. Скотт прокричал из коридора: «Это я для тебя оставил, Мэтт! Давай, не сдавайся!» Он точно знал, чем именно я занимаюсь. Может, Грейс увидит этот пост, а может, и нет. В любом случае я должен был написать его – хотя бы для собственного спокойствия.
Голубке зеленых глаз:
Мы встретились без малого пятнадцать лет назад, когда я въехал в комнату рядом с твоей в общежитии Нью-Йоркского университета.
Ты называла меня – мой быстродруг. Мне хотелось думать, что я был чем-то бо́льшим.
Мы жили в постоянном восторге от поисков себя в музыке (ты с ума сходила по Джеффу Бакли), в фотографии (я не мог перестать снимать тебя), в прогулках по парку на Вашингтон-сквер и во всех прочих странных занятиях, которыми мы пытались заработать на жизнь. Я узнал о себе за этот год больше, чем за все предыдущие.
А потом все это рассыпалось. Мы потерялись тем летом после окончания. Я уехал в Южную Америку работать на Нэшнл Джиогрэфик. А когда я вернулся, ты исчезла. Я до сих пор задаю себе вопрос, не переборщил ли я со своей свадьбой…
Я больше не встречал тебя, но месяц назад… Была среда. Ты раскачивалась на каблуках, стоя на желтой линии по краю платформы метро в ожидании поезда на линии F. Я не сразу узнал тебя, а потом было слишком поздно, и ты исчезла. Опять. Но ты назвала мое имя – я прочел это по твоим губам. Я пытался остановить поезд силой воли. Хотя бы чтобы сказать тебе – привет.
После той встречи все чувства и воспоминания юности нахлынули на меня, и весь этот месяц я только и думаю, где ты и как ты живешь. Наверно, я окончательно спятил, но не хотела бы ты встретиться, немного выпить и обсудить прошедшие полтора десятка лет?
М.
(212)-555-3004