То, что на «шаттле жизни» осталось место, стало для всех неожиданной новостью. Мы слышали, люди платят огромные деньги, чтобы туда попасть. Но, похоже, ситуация начала меняться.
Несмотря на первые три неудачных запуска, желающих не убавлялось. При попадании на Юн тебе, считай, предоставляли выбор: ты либо проводишь на космическом корабле всю жизнь и, если повезет, не натыкаешься на черную дыру, либо помираешь от неконтролируемого сбоя системы через пару лет, либо через пару часов сгораешь в атмосфере. Именно так закончился первый запуск Юн почти четыреста лет назад. Мало того, что ошибка проектирования унесла жизни двадцати тысяч пассажиров, она погребла под своими останками сотую часть континента.
Три дня с неба сыпались части корабля, продолжая прихватывать с собой на тот свет случайных свидетелей. Конечно, винить в этом было некого. Возможные риски оговаривали со всеми и не раз. Еще в момент первого запуска собрали консилиум, на котором верхушка решала, как поступить в случае неудачи. Всем пострадавшим положена просто колоссальная компенсация. Например, если бы на меня упала часть обшивки шаттла и прибила намертво, мои ближайшие родственники: родители, дети и муж, получили бы прилично денег.
Только у меня не было настоящей семьи – так же, как и у восьмидесяти процентов населения нашей планеты. Потому что под семьей понимались люди, родство с которыми ты можешь доказать, а документы в наше время почти никто не получал. Как-то смысла нет.
А пассажирам, страховка и вовсе не нужна. Какая бы беда их не настигла, по вине проектирования или учредителей программы переселения, нам всем все равно скажут, что они угодили в очередную черную дыру. Ведь этот случай не подходил под страховой. Может, поэтому с Юн не было связи? Не положено нам знать, что происходит на самом деле.
Если Лук прав, и на Юн действительно остались места, значит, завтра он причалит к нам не только чтобы запастись едой, но, и прихватит наших людей с собой. Боюсь представить, к какому хаосу это приведет.
Во-первых, чтобы спустить подъемный мост, придется раскрывать щит на всю пропускную ширину. Громадина Юн, конечно, скроет нас от дождя, не позволяя потонуть, но духоту, царящую снаружи, в любом случае пропустит. Это неприятно. Охлаждаться наши территории будут еще долго.
Во-вторых, если что-то опять пойдет не так, нам всем крышка. Либо останемся погребенными заживо в муравейнике и умрем от голода, либо сгинем от жары, которая наступит из-за поврежденного купола, либо сдохнем на месте от свалившегося на голову иллюминатора. Короче, вариантов масса, но итог один.
В-третьих, если свободного места много, то желающих на эти места будет предостаточно. Не зря же нас оповестили о свободных местах. В том случае объем работ станет больше. Я сомневаюсь, что они смогут притащить равное количество людей взамен.
В общем, радовало только, что сможем продать свои запасы и неплохо заработать.
Мы сидели молча и думали каждый о своем под непрекращающийся шум дождя. Сквозь черный купол начали проглядываться тучи. Вода смывала пыль и копоть, которые копились полгода. Дым от печей больше чернил щиты снаружи, но хорошо бы и внутри помыть… только делать этого никто не хотел. Да и чем мыть, соком? Дождевую воду лучше не трогать, для нас, она была еще опаснее, чем поливочная.
– Похоже, пора начинать молиться, – расстроилась Мари. Хотя буквально пару минут назад была готова прыгать от счастья в предвкушении дополнительных литров десяти воды.
Если бы Юн нуждался только в припасах, он бы спустил к нам пару десятков шаттлов, а сам остался на земной орбите. С людьми дело обстоит иначе. Устанешь кататься туда-сюда за очередной партией. Так что надо быть готовым к тому, что он спустится.
– Может, дома отсидимся? – предложила я.
Не знаю, как это нас спасет в случае чего, но чувствовать себя буду явно защищеннее.
– Да, я согласен с Луной, выходить опасно, – пробормотал Ким.
– Да… об этом… – едва слышно бубнила Тара.
Мы все уставились на близняшку. Как правило, в такие моменты она молчит и делает, что скажет брат. Но сейчас явно собиралась с мыслями.
– Мы с Луком хотим попасть на Юн. Вы нас не остановите, мы уже давно решили! – выдала она со скоростью плазмовика.
– Чего?! Вы сдурели, что ли, совсем? Перегре…
– Отвали, Адам! Тара же сказала, – мы все решили, – грубо заткнул его Лук.
Тара долго объясняла нам, как они к этому пришли. Возразить никто не мог. Ну не будем же мы их насильно держать!.. Да и далеко не факт, что возьмут. А вообще, под конец нашей беседы, даже мне это показалось не такой уж и плохой идеей.
По сути, Юн огромного размера, мы столько за неделю не проходим. На корабле есть вода, в отличие от общины, – в достатке, комфортабельное жилье и работа.
Чем больше близнецы нам об этом рассказывали, тем сильнее мне хотелось уйти с ними. А что? Терять нечего. Прожить еще лет пятьдесят, если повезет, и вечно копаться в мусоре, либо в земле и уповать, что у нас всегда будут покупатели? Трястись в страхе, что с куполом что-нибудь случится, или ждать, что очередной марсианин захочет меня изнасиловать?
На Юн с этим проблем не было. Четкий свод правил и законов. Никто не смел даже пальцем тронуть другого пассажира. Мне кажется, это и привлекло близнецов.
Мари была в ярости. Конечно, мы и подумать не могли, что кто-то из нас захочет покинуть это место раз и навсегда. Но сейчас всех больше удивляло, что она кричит и протестует, а Луна молчит. Ведь самый ярый фанатик этого места, после Марка, и ненавистник всего марсианского и лунного это я.
– Ты тоже хочешь? – обратился ко мне Ким.
И как он только видит людей насквозь… неужели врачей и этому учат?
– Да ты сдурел! Она и близко к нему не подойдет!
И Адам, и Ким были правы. Да. Я тоже хочу. И да. Я и близко не подойду к Юн. Моя ненависть и принципы просто не позволят мне этого сделать. Правда, в своей принципиальности я уже не видела ничего хорошего. Просто засела в плену амбиций. Пора начинать смотреть на все своими глазами, без призмы злости и обиды.
На Марсе, как и на Луне, должны быть порядочные люди. Точно так же, как и у нас полно ублюдков. Никто же из марсиан не виноват, что его пра-, пра- и так сто раз, бабушка была при деньгах.
Возможно, кто-то и был в ответе за то, что мы здесь. Сироты, работающие на свалке. Но кто знает, где бы мы еще могли быть. Есть места и похуже.
Вся моя ненависть – не что иное, как обычная зависть. Ну трудно не завидовать, когда по телевидению каждый день показывают, насколько у них там хорошо. Не новости, а настоящая реклама. Репортажей с марсианских и лунных праздников куда больше, чем с мест преступлений. Вот так глаза и открываются к двадцати пяти годам.
Если верить лунатикам, они прибудут завтра в четыре утра, когда до восхода солнца останется три часа. Хотят уложиться до рассвета.
Сейчас, несмотря на ночь, плантация превратилась в один рабочий организм. Все, даже мусорщики были привлечены к окончательному сбору продукции. Чем больше мы сможем продать, тем лучше. Нас не пригласили из-за официального запрета на посещение. Мама «подсобила». Так что мы сразу и не заметили этой суматохи.
Сегодня решили не расходиться, и уже к трем ночи пошли ко входу на плантацию. Как я поняла, близнецы обсудили свои планы с мамой, получили официальное добро и одноразовые пропуска на всю семью.
Они знали, что из нас компанию им никто не составит, и пропуска имели скорее «провожательный» характер. Я хоть и приняла их идею, на полную перекройку мировоззрения мне понадобится еще много времени.
Когда мы поднимались наверх, я была больше чем уверена – каждый хотел, чтобы близнецов не взяли на борт Юн. Да даже Тара и Лук выдохнут с облегчением, если им откажут!.. Но выглядели они очень уверенно, и мне тоже казалось, что сегодня мы видимся в последний раз. Мы не умеем прощаться, так что обстановка была крайне напряженной.
Народу – тьма! Весь муравейник выполз наружу. Все началось с резко возникшего гула высоко над головой. Потом яркая вспышка, и все небо озарили мириады огней. Дождь над нами прекратился.
Юн. Настолько огромный, что было даже не видно его краев. Где они только на своей маленькой Луне нашли столько места для постройки? Я видела, как такой корабль причаливает, по трансляции пару лет назад, но этот казался в разы больше.
Да, если это межгалактическое судно рухнет, от нас и соседей мясников ничего не останется. Но страшно не было. Мы стояли все вместе и не могли оторвать глаз от этой громадины. Зачаровывающее великолепие. Корпус Юн переливался разными красками, видимо, защитные поля, и напоминал огромную радугу, хотя нет, скорее северное сияние. Никогда его не видела, но, думаю, выглядит очень похоже.
От Юн отрывались грузовые шаттлы, одновременно с главного корабля начали опускаться лифты. Голубоватые лучи припадали к щитам в километрах пяти друг от друга.
Люди начали кричать и толкали друг друга, в попытках подойти ближе остальных. Нас быстренько раскидало по разным сторонам. Вот и прощаться не придется…
– Затопчут! – раздался крик Мари в наушнике.
– Надо уходить отсюда! – пыталась я подобраться ко входу в муравейник.
– Куда ты уйдешь?! Шага не ступить! – ругался Адам. – Стойте на месте. Скоро закончится.
Тара и Лук молчали. Я уже давно потеряла их из виду. Купол начал расползаться в стороны, пропуская грузовые корабли к складам и лифты – к толпе. В нос сразу же ударил свежий воздух. Влажный, теплый, но свежий. Хорошо, пыли нет: дождь все примял. Было вполне терпимо.
– Внимание! – раздался механический голос, казалось, отовсюду.
Люди начали затихать. Никто не хотел пропустить важную информацию.
– На нашем корабле осталось пять тысяч мест! Пожалуйста, сохраняйте спокойствие!
– Сколько, он сказал?.. – переспрашивал Адам, пытаясь перекричать визг толпы.
– Пять тысяч. Это будет слишком большая потеря для общины… – ответил Ким.
Собрались все пять тысяч у нас набирать? Сдурели?! Не могли разделить между другими общинами! Мы что будем делать, когда начнется сезон урожая? Пахать за десятерых без продыху?
Толпа вокруг сразу успокоилась. Оно и понятно: сегодня даже после нашей общины останутся свободные места. К лифтам потянулись реки людей и поток добровольцев не спеша начал подниматься к Юн.
Это неправильно… Сразу же мое новое понятие действительности, сформированное пару часов назад, отошло на второй план, уступая гневу.
Спустя два часа началось то, к чему лунатики были явно не готовы. Вокруг лифтов образовывались живые щиты, просто не пропускающие никого к ним.
Мы понимали, что, если уйдут все, кто хотел – община обречена. То там, то тут завязывались драки. Людей растаскивали в стороны от лифтов, кого-то пытались утащить под землю, связывая по рукам и ногам.
Тех, кого силой заставят остаться, мы все равно безвозвратно теряем. Кто станет работать на благо общества, которое их буквально пленило? Но, похоже, толпу это не волновало. Все были в панике.
– Луна! Уходи, тебя тащит к лифту! – кричал Ким.
И как он только увидел мое тельце в этой многотысячной давке? Вдруг кто-то схватил за руку. Адам. Он вцепился в меня мертвой хваткой и стал пробираться прочь отсюда, как ледокол. Только не ко входу в муравейник, там сейчас было еще опаснее, а к основанию купола.
– Сектор Три С! – крикнул он в передатчик, когда мы наконец-то выбрались.
– Спасибо, Адам.
– Не за что! Я уж думал, ты тоже собралась с ними.
Похоже, сваливать сейчас было не самой плохой идеей. Как бы люди не старались, поток к Юн не прекращался, а временами становился даже сильнее.
– Ребят, это катастрофа. «Сопротивление» нашло другой выход, чтобы не пострадать от этого наглого воровства.
Да. Те, кто образовывал живой щит вокруг лифтов уже находились на пол пути к кораблю. Варианта у всех было два. Остаться тут и уповать, что нам привезут кого-нибудь в помощь, либо просто уйти вместе со всеми и не волноваться. Большинство предпочло-таки второй.
Грузовые шаттлы уже пристыковывались к своей матке. Невооруженным глазом было видно, как наши ряды тают. Мы стояли и молча смотрели на это осушающее нашу общину действо. Мари и Ким уже без проблем прошли к нам.
– Я не хочу уходить, – первым высказался Ким.
Над всеми нами повис немой вопрос.
– Я тоже! – сразу подхватила Мари.
Мы с Адамом просто кивнули в ответ. Моя злость не позволит зайти в лифт. На самом деле, я думала, что Адам примкнет к близнецам. Из всех нас он был самым непривередливым в этом плане. И лунофобией не страдал. Хотя, возможно, после случая с моим похищением в его голове что-то изменилось.