Глава 3. Право психически нездоровых лиц на социальную защиту и поддержку

В последние годы значительно расширилось поле деятельности юристов в сфере социальной защиты населения, которая выросла на базе социальной защиты. Штатное расписание любого центра социальной реабилитации обязательно включает в себя должность консультанта по вопросам права и ходатая по делам в интересах неприспособленных людей с ограниченными возможностями. И это неудивительно, так как рыночные отношения и примат частного права неизбежно ведут к отказу государства от социальных гарантий, присущих системе государственного распределения и общественного потребления (редустрибтивной). В новых (для нас) условиях негарантированного социального обеспечения появляется множество групп и прослоек маргинальной ориентации, состоящих из людей, «не отвечающих запросам прогресса», которым не по плечу оказывается самая рутинная конкуренция, и потому они нуждаются в поддержке со стороны общества хотя бы для рационального использования имеющегося у них человеческого ресурса.

Нельзя сказать, что эта проблема нашей стране вовсе неизвестна. Русская публицистика конца XIX в. уделяла много внимания «падшим» (как их тогда называли) людям, особо подчеркивая, что речь идет не о людях порочных, а о тех, кто опустился на дно жизни из-за собственной слабости. В подавляющем большинстве «несостоявшихся судеб» им недоставало ума, чтобы принять новый уклад жизни (буржуазный), и воли, чтобы преодолеть иждивенческие настроения. Достаточно вспомнить, что литературное имя М. Горькому сделали персонажи из числа тех, кто по современной терминологии был бы безоговорочно аттестован как бомж. В частности, как отмечал Н. В. Краинский в своей книге, так и названной «Падшие люди», любой из них мог бы быть полезным членом общества, если бы ему указали простую доступную социальную роль. Да и в мировой культуре судьба отщепенцев, которые, «по тем или иным причинам утратив покровительство семьи, оказывались в пространстве между работным домом, ночлежкой и тюрьмой», была если не в центре внимания, то среди насущных проблем социальной политики.

Пролетарская революция 1917 г. вернула нашу страну к незамысловатым правилам социального обеспечения, позволив почти на целый век забыть о существовании социального права как «буржуазного пережитка, недостойного советской юриспруденции». Так что, когда ход событий заставил наше общество считаться с исторической реальностью, в правовое пространство хлынул поток законов, указов и правительственных распоряжений, лишенных общего фундамента, который дают основы отраслевого законодательства. Для успешной работы в социальной сфере современному юристу приходится не только знать, но и трактовать действующие нормы в интересах того лица, на чьей стороне он выступает; уметь склонять на свою сторону тех, кто уполномочен принимать решения на свободной основе, а зачастую и влиять на ход социальной политики с учетом возможностей органов местного самоуправления. И хотя переходный период в жизни нашего государства когда-то закончится, есть все основания полагать, что социальная поддержка и впредь будет требовать от юриста способности инициативно применять свои знания, ибо проблемы людей с ограниченными возможностями вряд ли станут много проще.

Все сказанное относится в первую очередь к людям с психическими недостатками.

Психопатологическая основа поведения чаще всего предполагается, когда человек оказывается вне сферы общественных интересов. Он замыкается в кругу необычных пристрастий, уходит в сообщество отщепенцев, попрошайничает, впадает в зависимость от наркотических средств. Его энергия в стремлении к общепринятым целям, признаваемым достойными и заслуживающими усилий, либо изначально бывает недостаточной, либо угасает по ходу жизни. Он превращается в обузу для сограждан, и закон предусматривает определенные меры, ограничивая свободу людей, чья слабость целесообразно направленной воли дает слишком много места влиянию общественно нежелательных побуждений.

Стиль отношений между государством и людьми, склонными вести асоциальный образ жизни, зависит от многих обстоятельств: установок социальной политики, материальных возможностей общества, моральных устоев. Например, в нашей стране с ее многовековыми традициями паспортного режима до последних лет неразрешалось самовольно покидать место прописки и уклоняться от общественно полезного труда. Тунеядцы преследовались не только административным, но и уголовным законом настолько эффективно, что наказание за социальное бездействие можно было считать воистину неотвратимым. К тому же факт хронического алкоголизма или наркомании сам по себе служил основанием (при отказе от добровольного лечения) для лишения свободы сроком до двух лет в лечебно-трудовом профилактории Министерства внутренних дел. Не применялись ограничительные санкции лишь к инвалидам и психически больным лицам, состоящим на диспансерном учете. Таким образом, между тяжелой болезнью и преступлением не оставалось социального пространства, в котором могли бы существовать аутсайдеры цивилизации с разного рода психическими недостатками.

Переориентация норм общежития на приоритеты частного права меняет облик отщепенца в глазах государства. Противоправным становится не сам факт общественной бесполезности, а нарушение интересов других людей в связи с таковой (например, вовлечение несовершеннолетних в асоциальный образ жизни, содержание притонов и т. п.). И это понятно, ибо выходить за рамки своей индивидуальной судьбы тем, кто хотел бы жить вне общества, никто не позволял ни раньше, ни теперь. В остальном же государство, признавая за собой недостатки общественного устройства, предпочитает не искоренять бесполезных, а поощрять милосердие по отношению к ним. Тактика безусловно правильная. Еще А. С. Макаренко подчеркивал необходимость такой организации коллектива, которая позволяла бы «чудакам, дуракам, из-за угла мешком прибитым… играть тончайшими гранями человеческой натуры», а С. Куняев со свойственной поэтам проницательностью предвидел необходимость либерализации режима еще задолго до перестройки:

Повымерла эта порода,

Здоровый пошел матерьял.

Но город лишился чего-то

И что-то в лице потерял.

Психологическая особенность людей этой когорты состоит в своеобразном феномене отчуждения, причинами которого выступает слабость социальных потребностей – как врожденная, присущая индивидуальному складу, так и приобретенная в процессе заболевания.

Недостаточность стремлений, побуждающих быть принятым, признанным, приветствуемым (аффилиативных), может окрашивать поведение с детских лет. Как заметил И. М. Балинский, с именем которого связано появление в психиатрической лексике термина «психопат», для такого склада людей понятия, которые должны быть полны живого чувства, не идут дальше понимания норм этики и морали, удерживаясь в сознании одной лишь памятью, что не может составить противовес эгоистическим устремлениям. Воспитание в таких случаях требует умелого «подтягивания» чувств и мыслей друг к другу для формирования прочных нравственных установок. Если же к ребенку применяют обычные шаблоны, а тем более усиливают дурным и развращающим влиянием слабость его натуры, индивидуализм может быстро перейти в отчуждение, а человек начнет испытывать тягу к субкультурам, построенным на психической ущербности ее носителей.

Утрата эмоционального единения с окружающей социальной средой внешне может выглядеть по-разному: огрубение нравов, расточительность, фанатичная одержимость, социальная запущенность. Однако при всем многообразии форм есть черта, которая их объединяет. Личность теряет связь между эмоциональным (аффилиативным) и осознающим (когнитивным) началами в понимании своей социальной роли. У человека возникают сомнения относительно себя самого, что, по словам известного американского социального психолога Т. Шибутани, ведет к конверсии социальных ролей с последующей подменой прежних стремлений шаблонами асоциального поведения.

Антиобщественные мотивы в природе болезненных переживаний не заложены, хотя никто не отрицает, что пенитенциарные учреждения переполнены лицами с разного рода психическими недостатками. Это означает, что на каком-то этапе своего развития биологическая закономерность смыкается или пересекается с социогенезом личности, порождая враждебность к окружающему миру. Причем стоит присмотреться к судьбе отдельных людей, чтобы стало совершенно очевидным: истоки антисоциального поведения в таких случаях обычно не связаны с конкретной фигурой обидчика или фактами жестокого и немилосердного обращения (хотя и не исключено, что они имеются). Однако истинной причиной трансформации психической аномальности в антиобщественную волю является равнодушная цивилизация, ее малозаметное, но постоянное давление на человека, не способного противостоять социальной стихии, прикрытой формами организованного поведения.

Тем самым общество, защищая людей с психическими недостатками от террора среды и произвола системы, действует не только гуманно, но и целесообразно.

1. Опека

Психическая болезнь, меняя характер отношений человека с его социальным окружением, обязательно в той или иной мере сказывается на его способности рассудительно вести свои дела. Уход в мир своих переживаний, гротескная переоценка обыденных обстоятельств, повышенная зависимость от окружающих, возможно, преследующих корыстные цели, или, напротив, враждебность к доброжелательно настроенным близким – все это создает множество ситуаций, в которых общество и государство обязаны взять на себя заботу о правовом статусе душевнобольного и сделать это в форме, гарантирующей сохранность его законных интересов. Другими словами, определить специфику его правовой дееспособности.

Понятие правоспособности дается в ст. 17 ГК: это способность иметь гражданские права и нести обязанности, которая признается в равной мере за всеми гражданами с момента рождения и прекращается смертью. В содержание правоспособности ГК включает возможность иметь имущество на праве собственности, наследовать и завещать его, заниматься любой не запрещенной законом деятельностью, создавать юридические лица самостоятельно или совместно с другими гражданами и юридическими лицами, совершать любые не противоречащие закону сделки и участвовать в обязательствах, избирать место жительства, обладать правами авторов произведений науки, литературы, искусства, изобретений и иных охраняемых законом результатов интеллектуальной деятельности, иметь иные имущественные и личные неимущественные права.

Правоспособностью как предпосылкой для осуществления своих прав наделены все граждане. Она неотчуждаема. Никто не может быть ограничен в правоспособности иначе, как в случаях и в порядке, предусмотренных законом. Например, граждане, лишенные родительских прав, не могут наследовать имущество детей; опекуны и их близкие родственники не вправе совершать сделки с подопечными и т. п.

Психическая болезнь не ограничивает правоспособности, но может препятствовать ее превращению в конкретное субъективное право.

Дееспособность – это способность гражданина своими действиями приобретать и осуществлять гражданские права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять их (ст. 21 ГК). В полном объеме она наступает в возрасте совершеннолетия (за исключением случаев досрочного ее предоставления, специально оговоренных законом). Никто не вправе отказаться от дееспособности (ст. 22 ГК). Дееспособность любого гражданина, в том числе психически больного, презюмируется; она не нуждается в подтверждении до того момента, пока не вступит в силу судебное решение о признании лица недееспособным.

Все недееспособные лица правоспособны, но, с одной стороны, на них, распространяются установленные законом ограничения, а с другой – им предоставляются дополнительные права и социальные преимущества. Наравне с дееспособными лицами они обладают правами, для приобретения и осуществления которых не обязательно личное участие[1]: право на жилплощадь, имущество, наследство, алименты, пенсию и др. Обычно эту группу правомочий составляют права, возникающие у гражданина с момента рождения. Ограничения касаются лишь тех прав, которые требуют исключительно личного участия: способности вступать в брак, быть доверителем, воспитывать детей, участвовать в общественных объединениях, заключать трудовой договор и др. Это и понятно, ибо неспособность осознавать значение своих действий или руководить ими исключает возможность принятия разумного решения.

Дополнительные права недееспособных граждан вытекают из обязательств государства по осуществлению опеки над ними, по оказанию медицинской помощи. Действующее законодательство предусматривает также ряд льгот, исходя из специального правового статуса психически больного гражданина. Тем самым одни права в составе правоспособности недееспособного предусмотрены в полном и даже увеличенном объеме по сравнению с остальными гражданами, другие – в ограниченном, а третьи вообще не могут возникнуть в силу прямого указания в законе.

Наука гражданского права в понятие дееспособности включает способность: а) приобретать своими действиями права и обязанности; б) осуществлять своими действиями права и обязанности; в) нести ответственность за совершение недозволенных действий.

В гражданском же процессуальном праве дееспособность трактуется как способность осуществлять свои права в суде и поручать ведение дела представителю.

Лишение гражданина дееспособности серьезно изменяет его правовой статус и должно иметь убедительные основания.

В первых советских гражданских кодексах еще сильно сказывалось влияние российских законодательных традиций. В частности, там утверждалось, что «лица совершеннолетние могут быть надлежащими учреждениями объявлены недееспособными:

если они вследствие душевной болезни или слабоумия не способны рассудительно вести свои дела;

если они чрезмерной расточительностью разоряют находящееся в их распоряжении имущество» (ст. 8 ГК РСФСР 1922 г.).

Нетрудно заметить, что в данном случае указано два вида недееспособности, один из которых связан с психической болезнью, а другой определяется только отношением к имуществу. Причем за расточителями сохранялись права добывать себе трудом средства к жизни, самостоятельно распоряжаться полученной зарплатой, с согласия опекуна совершать любые сделки, а также обязанность нести ответственность за причиненный вред. По сути, речь шла лишь об ограничении дееспособности.

От недееспособности расточителей в РСФСР отказались в 1926 г., введя понятие ограниченной дееспособности лиц, которые вследствие злоупотребления алкоголем ставят свою семью в материально затруднительное положение. Полное отсутствие дееспособности стали признавать лишь за душевнобольными и слабоумными, «не способными рассудительно вести свои дела».

До 1994 г. медицинский критерий недееспособности соблюдался достаточно строго, он претерпел лишь незначительные изменения (в частности, термин «душевнобольной» был заменен на «страдающий хроническим психическим заболеванием», что, в общем-то, не имело существенного значения).

Статья 29 ГК РФ 1994 г. прозвучала в новой редакции: «Гражданин, который вследствие психического расстройства (выделено мной – Б. А.) не может понимать значения своих действий или руководить ими, может быть признан судом недееспособным в порядке, установленном гражданским процессуальным законодательством».

В соответствии со ст. 282 ГПК в заявлении о признании гражданина недееспособным должны быть изложены обстоятельства, свидетельствующие о психическом расстройстве, вследствие которого лицо не может понимать значение своих действий или руководить ими, а также доказательства, подтверждающие изложенные обстоятельства (выписки из истории болезни, выданные в установленном порядке; медицинские справки о черепно-мозговых травмах, врожденных умственных недостатках; материалы следственных органов; заявления граждан о совершении лицом поступков, вызывающих сомнение в его психической полноценности, и т. п.).

Судья в порядке подготовки дела к судебному разбирательству при наличии достаточных данных о душевной болезни или слабоумии гражданина назначает для определения его психического состояния судебно-психиатрическую экспертизу. В исключительных случаях, при явном уклонении лица, в отношении которого возбуждено уголовное дело о признании его недееспособным, от прохождения экспертизы, суд в судебном заседании с участием прокурора и психиатра может вынести определение о принудительном направлении гражданина на судебно-психиатрическую экспертизу (ст. 283 ГПК). Медицинское заключение, поступившее в суд из психиатрической больницы и констатирующее стойкое тяжелое хроническое психическое заболевание лица, не является документом, делающим ненужным назначение экспертизы.

Порядок назначения и проведения судебно-психиатрической экспертизы регулируется ст. 79–87, 96, 171, 187, 188 ГПК. Перед экспертами должны быть поставлены два вопроса: страдает ли данное лицо психическим расстройством и может ли оно понимать значение своих действий или руководить ими? Экспертная оценка проводится с учетом как клинических показателей (характера клинических расстройств, особенностей динамики процесса, глубины негативных изменений), так и особенностей социальной и трудовой адаптации. Недопустимо в заключительной части акта экспертизы указывать, что испытуемый является дееспособным или недееспособным, поскольку решение этого вопроса относится исключительно к компетенции суда, а не экспертов.

Характер данного вида судопроизводства не предусматривает встречного иска, но если лицо, в отношении которого рассматривается вопрос, считает, что имеет место злоупотребление со стороны заявителя, он может воспользоваться правами, предоставленными ГПК лицам, участвующим в деле (правом заявлять ходатайство, задавать вопросы лицам, участвующим в деле, экспертам и др.).

Законодатель предусматривает ряд гарантий защиты прав лица, в отношении которого рассматривается вопрос о признании его недееспособным. Во-первых, это обязательное проведение судебно-психиатрической экспертизы. Во-вторых, непременное участие в судебном разбирательстве прокурора и представителя органа опеки и попечительства.

Признание гражданина недееспособным означает, что государство берет на себя обязанность организовать его жизнедеятельность, ибо сам он разумно делать это уже не в состоянии. О больном человеке, не способном правильно понимать значение своих действий или руководить ими, необходимо заботиться в самых обыденных обстоятельствах, и делать это нужно повседневно. Ведь в отличие от попечительства, когда здоровые люди лишь помогают воплотить в реальные действия волю больного, опекуну самому приходится принимать решения за подопечного. Естественно, что такую задачу может выполнять далеко не каждый совместно проживающий с психически больным человеком. Поэтому опека назначается лишь с согласия лица, которое будет выполнять функции опекуна.

Подбором опекуна, способного успешно выполнять возлагаемые на него обязанности, занимаются органы опеки и попечительства. Они подготавливают материалы, необходимые для назначения опекуна, освобождения его или отстранения от выполнения возложенных обязанностей; дают предварительное разрешение для совершения от имени подопечного сделок в предусмотренных законом случаях; ведут учет лиц, в отношении которых установлена опека или попечительство; в законном порядке осуществляют защиту личных и имущественных прав и интересов подопечных в случае использования опекуном своих прав в корыстных целях, а также в случае оставления подопечного без надзора и необходимой помощи; участвуют в судах по делам подопечных в предусмотренных законом случаях; осуществляют надзор за деятельностью опекунов и попечителей, оказывают им помощь в организации медицинского наблюдения и в трудоустройстве подопечных; привлекают общественность к участию в своей работе; рассматривают предложения, заявления и жалобы граждан по вопросам опеки и попечительства и принимают по ним необходимые меры; выявляют душевнобольных и слабоумных лиц, нуждающихся в установлении над ними опеки; оказывают необходимую помощь до установления опеки лицам, признанным судом недееспособными вследствие психического расстройства; осуществляют устройство таких лиц в психиатрические или психоневрологические учреждения; возбуждают в судах дела о признании гражданина недееспособным, выздоровевшего – дееспособным, брака – недействительным (в интересах недееспособного лица) и т. д. в соответствии с нормами закона «Об опеке и попечительстве».

Реализуя свои полномочия, органы исполнительной власти могут создавать на базе психоневрологических диспансеров комиссии по опеке, предоставляя им право пользоваться собственной печатью, штампом. Комиссия состоит из председателя (главный врач учреждения), врача-психиатра и среднего медицинского работника, выполняющего функции секретаря комиссии. Нередко для удобства работы в крупных диспансерах создается кабинет социальной помощи больным, способствующий решению текущих практических задач по назначению опеки и контроля за ее осуществлением.

В соответствии с ГК суд со времени вступления в силу решения о признании гражданина недееспособным обязан в течение трех дней сообщить об этом органу опеки и попечительства, а последний – назначить опекуна не позднее одного месяца, исчисляемого с момента, когда ему стало известно о необходимости установления опеки (ст. 35 ГК). Если лицу, нуждающемуся в опеке, в указанный срок не назначен опекун, исполнение обязанностей последнего возлагается на орган опеки и попечительства.

Опека над психически больным человеком назначается по месту его жительства, однако если по каким-либо причинам больной находится вне постоянного места жительства, опека может быть установлена по месту его фактического проживания.

Выбор и назначение опекуна относятся к наиболее ответственным и весьма непростым в социальном и психологическом отношении задачам комиссии по опеке. Совместное проживание с психически больным создает множество житейских проблем, хлопотно в бытовом отношении и далеко не всегда вполне безопасно. Кроме того, нужен известный навык в обращении с нездоровым человеком, опыт применения психотропных лекарств и знание симптомов заболевания, требующих своевременного врачебного вмешательства. Естественно, что легче и лучше с проблемами ухода справляются ближайшие родственники больного, тем более что на их стороне бывают и личные привязанности подопечного, во многом облегчающие уход за ним.

В случаях, когда среди возможных кандидатов на опекунство нет близких родственников, предпочтительнее выбрать опекуна из числа социально положительных, опытных и медицински грамотных людей, изъявивших желание взять на себя эти функции. Однако при назначении следует внимательно проанализировать побуждающие мотивы. Чаще всего личная заинтересованность опекуна объясняется возможностью улучшить свои жилищные условия за счет подопечного или использовать полагающиеся опекуну средства от распоряжения его имуществом. Сами по себе такие соображения вполне естественны, по-житейски оправданны и не могут служить препятствием для честного выполнения опекунского долга. Тем не менее, личность опекуна следует хорошо изучить, чтобы предотвратить возможность корыстного использования предоставленных ему прав. Опекунами не могут назначаться несовершеннолетние, лица, лишенные родительских прав, признанные судом недееспособными или ограниченно дееспособными (ст. 35 ГК).

Кроме того, при выборе опекуна должны быть приняты во внимание его личные качества, способность к выполнению обязанностей, отношения, существующие между ним и лицом, нуждающимся в опеке, а также, если это возможно, желание подопечного. На практике учитываются еще и состояние здоровья будущего опекуна, его имущественное положение, состав семьи и другие обстоятельства, помогающие органу опеки сделать вывод, может ли этот человек справиться с возлагаемыми на него обязанностями.

Назначение опекуна или попечителя может быть обжаловано в суде заинтересованным лицом.

В ст. 36 ГК говорится, что обязанности по опеке выполняются безвозмездно. Содержание подопечного осуществляется за счет его имущества, пенсии, пособия и др. Имущество передается опекуну по описи, а документы – под расписку. Статья 38 ГК предусматривает доверительное управление недвижимым и ценным движимым имуществом подопечного.

Осуществление опекунских обязанностей начинается с момента вынесения органом опеки и попечительства постановления о назначении опекуна. Последнему выдается опекунское удостоверение сроком на один год. В дальнейшем опекунские полномочия подлежат ежегодному подтверждению.

Являясь законным представителем подопечного, опекун имеет право совершать все действия и сделки, которые тот мог бы совершить, будучи дееспособным. Однако есть ряд ограничений, предусмотренных законом в интересах душевнобольного и для предупреждения злоупотребления опекуном своими обязанностями. В частности, опекуну не разрешается совершение сделок с подопечным, заключение от его имени договора дарения, представление подопечного при заключении сделок или ведении судебных дел между ним и супругом или другими близкими родственниками опекуна (ст. 37 ГК).

В ряде случаев опекуну требуется предварительное разрешение органа опеки: для совершения сделки по отчуждению, в том числе обмена или дарения имущества; сдачи его в наем (поднаем), в безвозмездное пользование или в залог, влекущие отказ от принадлежащих подопечному прав; раздела имущества или выдела из него доли; любые другие сделки, влекущие за собой уменьшение имущественных прав недееспособного лица.

В остальном опекун полностью определяет образ жизни подопечного в рамках имеющихся возможностей. Он обязан кормить и одевать его, расходуя средства, которыми тот располагает (как правило, довольно ограниченные). При отсутствии достаточных средств на содержание больного органы опеки и попечительства назначают единовременное пособие.

Опекун душевнобольного кроме прочих своих обязанностей должен следить за осуществлением над подопечным постоянного медицинского наблюдения, заботиться о состоянии его здоровья, обеспечивать необходимый уход и нормальные бытовые условия. С учетом способностей и возможности подопечного работать опекун организует его надомный труд.

Опекун обязан контролировать поведение подопечного, предупреждая совершение последним правонарушений, за которые в случае причинения вреда имуществу или здоровью какого-либо лица опекун несет ответственность. Появление социально нежелательных поступков в поведении подопечного, самовольные отлучки, побеги и тому подобные действия свидетельствуют об ухудшении здоровья. В этих случаях опекун должен немедленно ставить в известность лечащего врача подопечного, который принимает необходимые меры, в том числе помещение больного на стационарное лечение.

Ненадлежащее выполнение опекунских обязанностей может стать основанием для отстранения опекуна (ст. 39 ГК). Причем в случаях оставления подопечного без надзора, необходимой помощи, извлечения материальной выгоды из его имущества, приобретения иных льгот и выгод имущественного характера органы опеки и попечительства обязаны передать прокурору необходимые материалы о привлечении виновного лица к ответственности в установленном законом порядке (в частности, ст. 124 УК, предусматривает наказание за оставление в беспомощном состоянии).

Злоупотребление обязанностями опекуна чаще всего становится возможным, когда отсутствует надлежащий контроль со стороны органа опеки и попечительства. С целью исключения подобных ситуаций как в процессе осуществления опекуном своих обязанностей, так и до назначения опеки указанная комиссия должна не только полагаться на материалы, предоставляемые ей лицами, заинтересованными в судьбе психически больного человека, но и проявлять собственную инициативу.

Контроль за осуществлением опеки помимо комиссии психоневрологического диспансера возлагается на административные и правоохранительные органы.

Деятельность по опеке самих отделов здравоохранения должны активно контролировать правоохранительные органы. Особенно внимательно следует относиться к сигналам, поступающим в прокуратуру от общественных организаций и граждан. Речь идет, прежде всего, о тех случаях, когда опекунские обязанности возлагаются на медицинских работников психоневрологических учреждений или их ближайших родственников. В таком назначении опекуна нет нарушения закона, и с точки зрения житейской целесообразности оно вполне оправданно, ведь медицинский работник, особенно врач, имеет навыки обращения с психически больными людьми. Однако сосредоточение профессиональных полномочий и опекунских обязанностей у одного человека создает дополнительные возможности ущемления прав подопечного.

Например, заведующий отделением психиатрической больницы может, злоупотребляя своим положением, годами держать подопечного в стационарных условиях, полностью распоряжаясь его имуществом и пособием, тогда как именно ему по должности следовало бы обратиться в орган опеки с жалобой на уклонение опекуна от своих обязанностей. Здесь отсутствие контроля со стороны отдела здравоохранения за подобным осуществлением опеки заведующим отделением делает невозможным защиту интересов подопечного. Следовательно, ведомственный подход к выполнению контрольных функций не всегда гарантирует защиту прав недееспособного гражданина, и потому необходимы контроль общественных организаций и прокурорский надзор.

2. Гражданская правосубъектность дееспособных лиц с расстройствами психического здоровья

Еще сложнее обстоит дело с защитой прав и охраняемых законом интересов психически больных людей, чье заболевание длилось недолго и отразилось лишь на отдельных видах правоотношений. Иначе говоря, когда нет оснований для признания гражданина недееспособным, но есть причины оспаривать правовые последствия действий, совершенных в болезненном состоянии, и ходатайствовать об освобождении от ответственности за неправильные действия.

Гражданский кодекс 1922 г. разграничивал недееспособных на две группы: полностью лишенных дееспособности и временно находящихся в состоянии, препятствующем разумно вести свои дела. Это позволяло использовать представления о временной недееспособности. Ныне действующее законодательство такой возможности не дает. И хотя в литературе по судебной психиатрии и гражданскому праву на протяжении последних двадцати лет идет неослабевающая дискуссия о целесообразности введения категорий «ограниченная» или «специальная» недееспособность (дееспособность), отсутствие четкой правовой регламентации по-прежнему вызывает затруднения при разрешении конкретных споров, возникающих в сфере гражданских, семейных, жилищных и трудовых отношений.

В частности, можно выделить несколько групп граждан по признаку правосубъектности, привнесенной фактом расстройства психического здоровья:

признанные по суду недееспособными;

психически больные и слабоумные люди, не признанные судом недееспособными лишь потому, что вопрос о признании их таковыми не ставился;

лица, которые в силу временного расстройства психики или ухудшения состояния в результате прогрессирования хронического заболевания утратили способность понимать значение своих действий или руководить ими на более или менее короткий отрезок времени;

душевнобольные, способные правильно понимать значение своих действий и руководить ими.

Кроме лиц, указанных в первой группе, все остальные считаются дееспособными, пока судом не будет установлено иное. Они являются субъектами гражданского права и могут совершать действия, имеющие гражданско-правовые последствия. Действие, которое чаще других встречается в повседневной жизни, регулируемой гражданским законом, – это заключение сделок. «Сделками признаются действия граждан… направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей» ст. 153 ГК. Понятие, надо заметить, весьма широкое. С одной стороны, мы постоянно вступаем в отношения, подразумевающие взаимные обязательства и находящиеся под правительственным социальным контролем, хотя и не оформляем их надлежащим образом, а порою даже не задумываемся о необходимости такого оформления. С другой стороны, большинство гражданских актов, когда гражданин вступает в официальные отношения с теми или иными юридическими или физическими лицами, по сути своей также могут считаться разновидностью сделки. Поэтому условия законности сделки вольно или невольно распространяются на иные отраслевые нормы как обстоятельства, на которые можно ориентироваться, принимая судебное решение.

В соответствии со ст. 29 ГК от имени недееспособного лица сделки совершаются опекуном. Если же недееспособный гражданин совершит сделку самостоятельно, она признается недействительной с момента ее совершения, т. е. ничтожной. К ней применяется правило о двусторонней реституции (ст. 171 ГК). Если же дееспособная сторона знала или должна была знать о недееспособности другой стороны, то она возмещает последней возникшие расходы, утрату или повреждение ее имущества.

Возможность заключения сделок психически больным лицом, не признанным в установленном порядке недееспособным, закон не ограничивает. Однако если в момент совершения сделки гражданин находился в состоянии, которое препятствовало ему понимать значение своих действий или руководить ими, сделка может быть признана недействительной (ст. 177 ГК). Суд вправе принять такое решение по иску самого гражданина или иных лиц, чьи права или охраняемые законом интересы оказались нарушены в результате ее совершения.

Здесь обратим внимание на два немаловажных момента, обусловливающих специфику применения данной статьи на практике. Во-первых, в отличие от сделки, совершенной недееспособным лицом, которая признается ничтожной, сделка, совершенная в состоянии, препятствующем понимать значение своих действий или руководить ими, является оспоримой. Во-вторых, в ст. 177 ГК отсутствует прямое указание на болезненную природу «состояния». Это термин не медицинский, и законодатель использует его для обозначения явлений разного рода. Например, уголовное право упоминает о «состоянии сильного душевного волнения», имея в виду крайние варианты физиологической и психической нормы, граничащие с пределами обычных человеческих возможностей регулировать свое поведение.

Гражданский закон не содержит подробного перечня конкретных состояний, в связи с чем суду приходится руководствоваться общими принципами права и руководящими разъяснениями Верховного суда РФ, где, в частности, говорится: «…во всех случаях, когда по обстоятельствам дела необходимо выяснить психическое состояние лица в момент совершения им определенного действия, должна быть назначена судебно-психиатрическая экспертиза, например, при рассмотрении дел о признании недействительными сделок по мотиву совершения их гражданином, не способным понимать значения своих действий или руководить ими»[2].

Инициатива обращения в суд с исковым заявлением о признании сделки недействительной принадлежит лицу, которое ее заключило, или лицам, чьи охраняемые законом интересы были ею ущемлены. При этом истец обязан доказать наличие состояния, препятствовавшего ему понимать значение своих действий или руководить ими при ее заключении. Для этого он обращается в суд с ходатайством о назначении судебно-психиатрической экспертизы, заранее оплачивая ее проведение (ст. 96 ГПК). Круг вопросов, подлежащих экспертному изучению, определяет судья с учетом мнения сторон (ст. 79 ГПК).

Отметим также, что ст. 177 ГК специально не оговаривает случаи, когда в защиту интересов граждан с целью признания сделки недействительной выступают другие лица, не имеющие прямой материальной заинтересованности. Здесь следует руководствоваться общим правилом гражданского процессуального права, согласно которому органы государственной власти, органы местного самоуправления, организации или граждане вправе обращаться в суд в защиту интересов других лиц. Применительно к психически больным людям речь идет в первую очередь о психиатрических учреждениях и органах опеки и попечительства, куда могут обратиться родственники и иные лица в поисках социальной защиты. Участие этих инстанций в процессе не является представительством, так как они наделяются более широкими полномочиями (ст. 46 ГПК).

Наследование имущества по завещанию или по закону относится к действиям, которым психическое расстройство не препятствует, ибо личного участия не требует. Вопрос может возникнуть в случае отказа от наследства, что по сути является односторонней сделкой и может быть оспорено по мотиву неспособности больного понимать значение своих действий или руководить ими.

Составление завещания значительно чаще вызывает споры относительно способности завещателя действовать по собственной воле. В качестве гарантии здесь обычно выступает процедура совершения нотариального действия, требующая выяснения дееспособности завещателя (ст. 43 Основ законодательства РФ о нотариате). При возникновении сомнений в дееспособности завещателя нотариус вправе отложить удостоверение завещания на срок, предусмотренный ст. 41 Основ, уведомив при этом о своих предположениях одно из лиц или организаций, которые вправе ставить перед судом вопрос о признании гражданина недееспособным.

Согласно общему правилу завещание, как и любое действие, требующее личного участия, считается недействительным, если будет доказано, что завещатель на момент его составления был признан судом недееспособным.

Подробнее рассмотрим такую особенность в практике составления завещаний, как их утверждение медицинскими инстанциями. К нотариально удостоверенным приравниваются завещания граждан, находящихся на излечении в лечебно-профилактическом учреждении, удостоверенные главврачом, его заместителем по медицинской части или дежурным врачом. Это действие может быть продиктовано жизненной необходимостью, и возможность его совершения должна быть предоставлена гражданам в исключительных обстоятельствах. Однако не следует забывать, что психиатрическое лечебное учреждение имеет право возбуждать в суде дело о признании гражданина недееспособным, поэтому должностное лицо, удостоверяющее завещание, должно быть уверенным, что завещатель – душевнобольной человек – в момент составления завещания мог понимать значение своих действий или руководить ими.

Вступление в брак представляет собой юридический факт, направленный на создание семьи и возникновение у супругов семейных прав и обязанностей. Естественно, что психическая болезнь может существенно влиять на их содержание (препятствовать заключению брачных отношений, снимать с одного из супругов определенные обязанности и, напротив, быть причиной появления новых, связанных с заботой о достойном содержании больных членов семьи).

Так, по Кодексу законов о браке, семье и опеке РСФСР 1926 г. не подлежали регистрации браки между лицами, из которых хотя бы одно было признано душевнобольным или слабоумным. В дальнейшем факт заболевания, констатированный исключительно в форме диагноза, справедливо посчитали недостаточным основанием для лишения прав, и в последующие редакции КоБС вошли положения о юридических критериях в оценке состояния психического здоровья.

Законодательство о браке и семье не стало вводить собственные понятия право- и дееспособности, а заимствовало их из гражданского права с учетом специфики семейных отношений. За основу была взята концепция: заключение брака есть свободное действие, требующее личного участия гражданина. Многообразные случаи семейных споров разделились на две сферы правоприменения: брачные отношения с недееспособным лицом и с тем, кто в силу психического заболевания не был свободен в выборе поступков, т. е. не понимал значения своих действий или не мог руководить ими.

Вступление в брак недееспособного лица нарушает условия заключения брака и ведет к признанию его недействительным, даже если в момент его заключения человек находился в состоянии, фактически позволявшем ему понимать значение своих действий (например, в период ослабления болезни). В таком случае закон ориентируется на ранее принятое судебное решение и прямо указывает на недопустимость данного акта гражданского состояния (ст. 14 СК).

Может оказаться, что человек, добровольно вступивший в брак, находился в состоянии, препятствовавшем ему понимать значение своих действий или руководить ими. Такие случаи в психиатрической практике встречаются, когда болезнь протекает в скрытой форме, делая нелепыми не отдельные поступки или высказывания, а весь смысл поведения, намерения, цели, мотивы. Тогда по прошествии болезненного периода у гражданина появляется вполне понятное стремление обратиться к правосудию с иском о признании недействительными поступков, обусловленных психической аномалией.

Семейное законодательство устанавливает, что брак может быть признан недействительным, если субъект в силу болезненности состояния не мог выразить своего согласия на брак добровольно, так как не понимал значения своих действий или не мог руководить ими.

У лиц, состоявших в браке, признанном недействительным, никаких прав и обязанностей супругов не возникает, однако признание брака недействительным не влияет на права родившихся в нем детей. Оспаривание записи об отцовстве и материнстве лиц, брак которых был признан недействительным, производится в общем порядке без каких-либо изъятий.

Признания брака недействительным вправе требовать супруги и лица, чьи права нарушены заключением этого брака, а также органы опеки и попечительства и прокурор. При рассмотрении судом данного вопроса участие представителя органа опеки и попечительства обязательно.

Признание недееспособным лица, состоящего в браке, не лишает его возможности и далее быть субъектом брачных отношений. Такой брак не может быть признан недействительным, ибо при его регистрации не были нарушены условия заключения брака, но дает основание для расторжения брака по упрощенной процедуре. На ЗАГС возлагается обязанность известить опекуна недееспособного супруга о поданном заявлении, и если опекун возбудит спор о детях, разделе имущества или выплате средств на содержание недееспособного супруга, расторжение брака производится судом.

Установление отцовства в отношении психически больных лиц не конкретизируется в семейном праве какими-либо специальными нормами. Если ребенок рожден в браке, его родителями будут соответствующие супруги независимо от их дееспособности или недееспособности. Сложнее обстоит дело при установлении отцовства касательно ребенка, рожденного вне брака. В законе нет оговорки, что недееспособное лицо не может быть признано в судебном порядке отцом ребенка. Установление отцовства отвечает интересам ребенка, поскольку порождает возникновение прав и обязанностей, в первую очередь – права ребенка на получение алиментов от отца.

Трудность состоит лишь в том, что недееспособное лицо не может выразить добровольное согласие на признание себя отцом, поэтому установление отцовства находится в компетенции суда. Интересы ребенка в суде представляет мать или другой законный представитель. В случае недееспособности матери в суд вправе обратиться опекун или попечитель ребенка.

Для установления отцовства суд должен доказать наличие следующих обстоятельств: совместного проживания и ведения общего хозяйства матерью ребенка и ответчиком, совместного воспитания либо содержания ребенка.

Если исходить из того, что права и обязанности между родителями и детьми основываются на происхождении последних от первых, то при установлении отцовства прежде всего защищаются интересы несовершеннолетних детей. Недееспособный родитель так же, как и иные лица, обязан содержать своего ребенка. Однако и у детей при этом возникают обязанности в отношении родителей. Тем самым закон защищает и интересы недееспособного родителя, имеющего право на получение содержания от своих совершеннолетних трудоспособных детей.

Усыновление (удочерение) представляет собой акт, направленный на создание отношений, полностью приравниваемых к отношениям между кровными родителями и детьми. А поскольку семейное право ориентировано в первую очередь на защиту интересов ребенка, наличие недееспособности у кандидата в усыновители полностью исключает саму процедуру рассмотрения вопроса.

Факт душевного заболевания или слабоумия может стать причиной отобрания ребенка без лишения родительских прав по иску прокурора, а также по заявлению одного из родителей или опекунов, органов опеки и попечительства. При этом не следует забывать, что данный акт не связан с недееспособностью родителя, а направлен на предотвращение опасности, возникающей для ребенка при сосуществовании с психически больным человеком. Но в силу невиновного поведения последнего оснований для лишения его родительских прав нет. При улучшении состояния здоровья способность воспитывать детей может восстановиться, в таком случае причины отобрания детей отпадают и дети могут быть возвращены лицам, у которых были отобраны.

Возвращение детей родителям или усыновителям производится только по решению суда, который обычно руководствуется заключением судебно-психиатрической экспертизы, устанавливающей, представляет ли психическое заболевание родителя опасность для воспитания детей.

При отобрании детей суд обязан решить вопрос о взыскании с родителей или усыновителей алиментов на их содержание, ибо закон предусматривает только один случай освобождения от уплаты алиментов – нахождение детей на полном содержании государства или общественной организации.

В свою очередь совершеннолетние дети, даже если они частично или полностью нетрудоспособны вследствие психического заболевания или слабоумия, обязаны заботиться о своих нетрудоспособных родителях, а те вправе на это претендовать. При назначении алиментов суд учитывает материальное положение сторон. Не только дети и родители, но и супруги, нуждающиеся в помощи, могут по суду получать алименты от другого супруга, если нетрудоспособность установлена на момент расторжения брака или в течение одного года после. Нуждаемость в материальном содержании может отпасть при помещении супруга в дом-интернат для инвалидов или престарелых, но суд полномочен не освободить другого супруга от уплаты алиментов, если требуются дополнительные затраты на уход, лечение, питание и т. д.

Таким образом, интересы психически больного лица, нуждающегося в материальной помощи, законодательство о браке и семье защищает независимо от того, признан он недееспособным или нет.

Правовое положение психически больного человека в жилищном праве определяется следующими постулатами:

а) право на владение жильем не зависит от дееспособности, им обладает любой гражданин;

б) у психически больных лиц могут возникнуть права на льготы в получении жилья[3];

в) осуществление права на распоряжение жильем связано со способностью лица понимать значение своих действий или руководить ими.

Когда жилое помещение предоставляется государством, психически больные лица и члены их семей имеют некоторые преимущества. Это понятно и оправданно, так как проживание в одной квартире с душевнобольным человеком вызывает множество бытовых проблем и дополнительных психических перегрузок. Соседи, проживающие в квартирах вместе с семьями, включающими лиц, страдающих тяжелым психическим заболеванием, признаются нуждающимися в улучшении жилищных условий. В свою очередь у самих больных появляется право на дополнительную жилую площадь по тем же основаниям.

Наличие заболевания и факт невозможности совместного проживания подтверждаются медицинским заключением, которое выдается врачебно-консультационной комиссией психиатрического учреждения, где больной находится на диспансерном учете. Обычно речь идет о тяжелых болезнях с хроническим течением, перечень которых утверждается соответствующим правительственным циркуляром.

Сохранение права на жилье независимо от пребывания в больнице специально подтверждается законом. Больные утрачивают его лишь в случае помещения в психоневрологический интернат, что приравнивается к выезду на другое место жительства.

Обмен жилья входит в право на улучшение жилищных условий. Если психически больной признан недееспособным, в его интересах с разрешения органа опеки и попечительства действует опекун. Коль скоро обмен совершается по желанию психически больного лица, не признанного недееспособным, в силу вступают права, регламентирующие заключение сделок.

Факт заселения в квартиру психически больного человека затрагивает интересы совместно проживающих с ним людей, поэтому закон вводит в процедуру обмена жилья некоторые ограничения. Так, если соседи душевно больного человека скрывают этот факт при обмене жилой площади, сторона, оказавшаяся в заблуждении, вправе предъявить иск о признании обмена недействительным на том основании, что ее условия жизни ухудшились и она попала в разряд нуждающихся в улучшении жилищных условий.

Закон не оговаривает, чту именно суд должен понимать под феноменом психического заболевания. А поскольку болезни сильно различаются по своей тяжести и социальной значимости, следует ориентироваться на официальные показатели (факт диспансерного учета в психиатрическом учреждении и перечень заболеваний, дающих людям, проживающим совместно с больным человеком, жилищные льготы).

Сложнее обстоит дело, когда в коммунальную квартиру вселяется психически больной человек по обмену с одним из жильцов. Сам факт болезни в данном случае не может служить основанием для признания обмена недействительным, ибо, будучи дееспособным, гражданин вправе распорядиться жилой площадью по своему усмотрению. И хотя интересы соседей при этом могут оказаться ущемленными, закон защищает только права обменивающихся сторон. Соседи же становятся нуждающимися в улучшении жилищных условий, если по заключению психиатрического учреждения совместное проживание с человеком, вселившимся в квартиру, невозможно.

Сделки с жильем как видом недвижимого имущества (обмен, купля-продажа, дарение, завещание и пр.) осуществляются в соответствии с нормами гражданского законодательства.

Норма о выселении нанимателя жилого помещения, членов его семьи, а также совместно проживающих с ним лиц без предоставления другой жилой площади при систематическом нарушении правил общежития, разрушении или порче жилого помещения, делающих невозможным для других проживание в одной квартире или доме, применима и в отношении психически больного лица. Однако суду следует особенно тщательно устанавливать в действиях больного наличие или отсутствие виновного поведения. В частности, грубое нарушение правил общежития может быть вызвано исключительно болезненными переживаниями, тогда невозможность совместного проживания дает основания для недобровольного помещения в больницу, а не для наказания. Принудительное выселение допустимо только в случае, когда условия невозможности совместного проживания создаются виновным поведением ответчика сознательно и намеренно.

Правовое положение психически больного лица по трудовому праву определяется прежде всего Конституцией РФ, провозгласившей: «Труд свободен. Каждый имеет право свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию» (ст. 37). Вместе с тем гарантии свободы в этой сфере отношений зависят еще и от реальной возможности трудиться.

Правительство РФ не реже одного раза в пять лет пересматривает Перечень медицинских противопоказаний к допуску на работу трудящихся в целях предупреждения заболеваний, несчастных случаев и обеспечения безопасности труда, на основании которого составляется Перечень профессий, противопоказанных при психических заболеваниях. Кроме того, есть ведомственные нормативные акты, которые имеют запретительный характер, например утвержденный Министерством здравоохранения РФ Перечень медицинских противопоказаний для осуществления работы с использованием сведений, составляющих государственную тайну (№ 83 от 16 марта 1999 г.). В нем, в частности, указаны «синдром зависимости от алкоголя (третья стадия) с признаками резидуальных и отсроченных психических расстройств; синдром зависимости, развивающийся вследствие употребления наркотических средств или психотропных веществ».

Решения о годности к определенным видам деятельности принимают ведомственные медицинские комиссии (например, на транспорте) или медико-социальные экспертные комиссии (бывшие врачебно-экспертные, или ВТЭК). Аналогично решаются и вопросы годности к профессиональному обучению. Такое решение может быть обжаловано в суд (ст. 6 Закона о психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании).

Что касается общей способности трудиться, то ограничения социальных функций могут быть истолкованы как вопреки, так и в пользу интересов человека. Все зависит от установки на конкретную цель. Так, отказ в получении водительских прав – безусловное лишение, а признание не годным к военной службе при определенных обстоятельствах может расцениваться как несомненная удача. Соответственно меняются и позиции граждан – от протеста в связи с ограничениями до уклонения от выполнения общественно значимых обязанностей под предлогом психического недостатка. Здесь у юристов имеется весьма широкое поле деятельности, и им нужно ориентироваться в критериях и показателях здоровья.

Одно из наиболее распространенных оснований – диагноз заболевания. Он сформулирован предельно четко в соответствии с международной и национальной классификациями и не должен содержать никаких импровизаций или двусмысленных формулировок. Таковы требования правительства к заключению медицинских комиссий, выполняющих функции отбора (врачебно-трудовых, военно-врачебных и т. п.). В зависимости от названия болезни формулируются конкретные противопоказания, обязательные к исполнению.

Для ряда социальных ограничений используется менее определенный по своему содержанию факт диспансерного учета, который до последних лет был весьма популярен. Например, при назначении на государственные и политические должности от претендента на пост требовалась справка, подтверждающая, что он на диспансерном учете в психоневрологическом и наркологическом диспансере не состоит. Какой-то резон в такой кадровой политике, несомненно, был, ибо на учет без причин не попадают. Но с течением времени изменились представления о психопатологически безупречной репутации. Для обычных граждан, не нуждающихся в активном контроле психиатра за их частной жизнью, ввели консультативно-лечебную помощь, обезопасив контакт с врачом от угрозы компрометации. При таком порядке взаимодействия с медициной необходимость в справках о психиатрической лояльности отпала по большинству из прежних оснований. Остались только ограничения для вождения транспорта и владения оружием. Здесь наличие справки об отсутствии учета по-прежнему обязательно.

Контуры понятия «психический недостаток» окончательно теряют свою медицинскую определенность, когда речь заходит о выполнении людьми не связанных с профессией общественных функций. В этом отношении особенно показательна процедура привлечения граждан к выполнению обязанностей присяжных заседателей. Федеральным законом «О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции Российской Федерации» предусмотрено, что из списков заседателей исключаются лица, состоящие на учете в психоневрологических учреждениях и имеющие психические недостатки, препятствующие им исполнять возложенные на них обязанности.

Сочетание понятий «психический недостаток» и «успешное исполнение обязанностей», строго говоря, не имеет к медицине ни малейшего отношения, так что диагноз, который субъект, претендующий на отказ от выполнения обязанностей присяжного заседателя, должен представить, имеет лишь символическое значение. Врач вправе и в состоянии назвать болезнь, но сделать вывод – прерогатива представителя власти. Чем он при этом будет руководствоваться, сказать трудно. Скорее всего, ему следует сопоставить медицинскую информацию с эффективностью средовой психической адаптации, чтобы иметь возможность прогнозировать «успешность» участия в судебной процедуре, не допустив к правосудию людей слабоумных, душевнобольных, психически неустойчивых и личностно аномальных.

3. Компенсация психического вреда

Если психически больной человек оказывается в роли потерпевшего, его состояние должно рассматриваться в двух аспектах: а) психическое расстройство как проявление физических и нравственных страданий, подтверждающее наличие морального вреда; б) психическое расстройство как основание для наказания виновного и возмещения вреда здоровью.

Ущерб здоровью по общему правилу предусматривает три степени тяжести: легкий (утрата трудоспособности до 5 % и расстройство здоровья сроком до 21 дня), средний (утрата трудоспособности до 30 % и расстройство здоровья сроком более 21 дня) и тяжелый (утрата трудоспособности более 30 % при расстройстве здоровья сроком более 120 дней).

К сожалению, ущерб психическому здоровью выделен из общего правила только ст. 111 УК, где сказано: «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью… повлекшее за собой… психическое расстройство…». Тем самым ущерб в форме легкого и средней тяжести расстройства психического здоровья приходится оценивать либо исходя из формальных признаков (например, длительность пребывания на больничном листе), либо с учетом нравственных страданий. Последнее предпочтительнее по нескольким соображениям. Во-первых, в психиатрической практике утрата трудоспособности – показатель довольно субъективный; во-вторых, сроки пребывания на амбулаторном лечении даже по поводу легких расстройств психики бывают долгими – недели и даже месяцы; в-третьих, эмоциональная травма всегда лучше лечится заботой о компенсации вреда, чем чувством удовлетворенной мести.

Поскольку возмещение морального ущерба в судебной практике только набирает опыт, мы остановимся на данном аспекте правоприменения более подробно.

«Защита гражданских прав осуществляется путем… компенсации морального вреда» (ст. 12 ГК).

«Если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда. Суд должен также учитывать степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред» (ст. 151 ГК).

«Размер компенсации морального вреда определяется судом в зависимости от характера причиненных потерпевшему физических и нравственных страданий, а также степени вины в случаях, когда вина является основанием возмещения вреда» (ст. 1101 ГК).

Постановление Пленума Верховного суда РФ от 20 декабря 1994 г. (в ред. от 25 октября 1996 г.) «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» гласит: «Моральный вред, в частности, может заключаться в нравственных переживаниях в связи с… невозможностью продолжать активную общественную жизнь, потерей работы, раскрытием врачебной тайны, временным ограничением каких-либо прав, физической болью в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий».

По-видимому, для оценки такого субъективного фактора, как страдания, необходимы какие-то внешние ориентиры, индикаторы, связанные между собой внутренней логикой причинно-следственных отношений.

Замечание первое. Для компенсации морального вреда необходимо установить причинно-следственную зависимость между событием и переживанием, для чего требуется знать о силе внешнего раздражения и об индивидуальной значимости факта, послужившего источником вреда.

Сравнительно легче делать выводы, когда причиной страдания выступает угроза жизни. Тогда по общему правилу допускается вероятность так называемого нервного шока. Для его констатации достаточно установить следующее:

а) потерпевшему причинены телесные повреждения;

б) потерпевший имел основания опасаться телесных повреждений;

в) повреждения были нанесены или имелись основания опасаться нанесения таковых другому лицу, с которым потерпевший состоял в близких отношениях, причем истец был очевидцем происшедшего.

По-видимому, страх смерти и инстинкт самосохранения считаются фундаментальными естественными реакциями.

Сложнее обстоит дело, когда объектом вредоносного воздействия становится личность человека с его представлениями о чести и достоинстве. Здесь приходится считаться с тем, что личность формируется в определенных условиях, которые у разных людей не совпадают. Каждый человек относит себя к более или менее узко ориентированной субкультуре, перенимая у нее нравственные смыслы. Покушение на них означает утрату собственного Я, а зачастую вынуждает менять и общественный статус, что для окружающих с иными взглядами на жизнь может вообще проходить незаметно. Недаром законодатель счел нужным несколько раз подчеркнуть необходимость учитывать индивидуальные особенности человека при определении факта и степени морального вреда.

Например, подэкспертная Х., 23 лет, учительница в небольшом рабочем поселке, характеризовалась всеми как общительный, жизнерадостный, самолюбивый человек. В своем поселке она играла заметную общественную роль и пользовалась прекрасной репутацией. После изнасилования несовершеннолетним соседом по улице, который еще недавно был ее учеником, она стала замкнутой, неразговорчивой, редко покидала дом во внеслужебное время, утратила интерес к работе. Ее состояние особенно ухудшилось после того, как родители обвиняемого во избежание наказания сына попытались склонить ее к замужеству. С течением времени состояние Х. не улучшилось, так что родные были вынуждены установить за ней постоянный надзор, но однажды она обманула их бдительность и повесилась на крючке в предбаннике в положении сидя.

Замечание второе. Когда причинно-следственные зависимости установлены, необходимо избрать методы получения доказательств, соответствующие поставленной задаче. Ведь моральный вред подразумевает страдание, что означает психическую реакцию в форме ощущения (физического) или представления (нравственного), отраженного в сознании потерпевшего как личное переживание.

Естественно, что основным источником сведений являются рассказ потерпевшего, а также свидетельства людей, зафиксировавших изменение привычного образа жизни после события, причинившего вред. Иными словами, нужно выяснить, что говорит, кто говорит, что о нем говорят.

Субъективная картина переживаний не только важна, но и наиболее доступна юридической оценке. Конечно, человек в чем-то сгущает краски и не всегда достаточно обоснованно драматизирует события. В конечном счете, он волен переживать по-своему. Другой вопрос, когда его страдания заслуживают лишь сочувствия, а когда – материальной компенсации. В этом отношении лучше ориентироваться не только на свободное изложение самого потерпевшего, но и на интерпретацию специалиста, обладающего для этого необходимыми познаниями.

За последние столетия человечество накопило заслуживающий доверия опыт работы с людьми, которые испытывают проблемы психической средовой адаптации. Типичные варианты реакций на стресс и фрустрацию (состояние, когда сильные чувства сталкиваются с непреодолимыми препятствиями) хорошо изучены и достаточно подробно описаны. Огромная армия психотерапевтов ежедневно принимает в своих кабинетах множество людей, страдающих от разного рода жизненных неудач. Так что выделить в рассказе потерпевшего элементы, взаимодействие которых свидетельствует о том, что огорчения вышли за рамки психологической нормы, не составляет большого труда.

Индивидуальные особенности психики и характера, окрашивающие реакцию на травмирующие обстоятельства, тем более подлежат психологической диагностике. Современные средства науки позволяют получать надежные сведения о свойствах личности, способных повлиять на осознание и переживание вредоносной ситуации. Например, интеллектуально развитый и высокообразованный человек обладает, как правило, и более высокой адаптивностью, нежели глупый и ограниченный; уравновешенный в эмоционально-волевом отношении значительно чаще полагается на себя, тогда как неустойчивый склонен искать сочувствия на стороне и т. п.

И наконец, свидетельские показания бывают вполне убедительными, если они правильно собраны. Страдающий человек ведет себя иначе, чем тот, кто ищет выгоды, рассказывая о чувствах, которых не испытывает. От суда требуется лишь известная инициатива при получении интересующих его сведений в этом деликатном вопросе.

Дело в том, что по общему правилу гражданского судопроизводства истец сам обязан представлять доказательства, что в данном случае не совсем уместно. Во-первых, человек страдающий не видит себя со стороны, а во-вторых, сама идея привести в суд свидетелей, готовых подтвердить наличие страданий, выглядит несколько сомнительной. Хорошо, когда гражданский иск заявляется в уголовном процессе, где свидетелей достаточно. Если же речь идет о досудебной подготовке гражданского процесса, положение кажется неразрешимым. Единственный выход видится в расширении полномочий экспертов по приглашению для участия в исследовании обстоятельств, имеющих значение для дела, лиц из числа совместно проживающих или сотрудничающих.

Замечание третье. Величина компенсации безоговорочно относится к судебным решениям, свободным в своей основе, но в теории постоянно высказываются предложения о необходимости неких тарифицирующих ориентиров. Этому вопросу следует уделить некоторое внимание хотя бы потому, что судебная практика сильно тяготеет к подобным упрощениям.

Сама по себе идея тарифа издревле существует в юриспруденции. Например, в Русской Правде можно прочесть следующее:

«Если придет на двор (то есть в суд[4]) человек в крови или синяках, то свидетелей тому не искать, а обидчик пусть платит продажи (штраф в пользу князя) – три гривны» (около фунта серебра).

«Кто отрубит другому какой-либо палец – три гривны продажи, а потерпевшему – десять гривен».

«Если кто убьет тиуна (судью) – двенадцать гривен».

По сути, на Руси денежный штраф являлся почти единственным возмездием за преступление.

Примечательно, что и современные отечественные авторы склонны к тарифной схеме, построенной на оценке противоправного деяния с «презюмированным» моральным вредом, сумма компенсации за который зависит от формы вины причинителя вреда. Например, причинение тяжкого вреда здоровью – 576 минимальных размеров заработной платы; средней тяжести – 216; легкого – 21; нанесение побоев – 17; незаконное помещение в психиатрический стационар – 21 за один день пребывания и т. п., включая все основные составы преступления против личности[5].

Однако тарифный подход, при котором доминирует штраф за содеянное, не исчерпывает всех возможных вариантов решения проблемы. В мировой практике преобладает стремление не столько наказать виновного, сколько облегчить судьбу потерпевшего, исходить не из факта содеянного, а из оценки наступивших последствий. При этом за основу берется феномен «лишения жизненной активности» как критерий, суммирующий утраты в физической, психической и социальной жизни человека.

С учетом высказанных замечаний и следует строить тактику сбора, оценки и квалификации доказательств, необходимых для мотивации судебного решения о компенсации морального вреда в связи с появлением расстройств психического здоровья.

Критерии оценки наступивших последствий

1. Сам факт психического расстройства как клинически очерченного феномена требует врачебного заключения с названием болезни, которое предусмотрено действующим в стране перечнем заболеваний, утвержденным правительством. При этом не обязательно устанавливать его посредством судебной экспертизы, во всяком случае, закон такого требования не высказывает. Достаточно иметь соответствующий документ, где диагноз поставлен в причинно-следственную связь с вредоносным событием (например, «реактивно-невротическое состояние посттравматического генеза»). Однако в тех случаях, когда врачи подобной связи не обнаруживают (больной не ставит их в известность о своих личных неприятностях, расстройство развивается через некоторое время после нанесения повреждения, когда человек еще не улавливает связи этого события с отклонениями в состоянии здоровья, и т. п.), целесообразно и оправданно назначение экспертизы для ее установления.

Само наличие психического расстройства, появившегося в результате вредоносного воздействия, подтверждает высокую степень вероятности нравственного страдания, но для определения степени последнего факт болезни необходимо соотнести с другими аспектами жизни.

2. Прежде всего, надлежит соотнести наступившие последствия с изменениями показателей эффективности труда. Ведь даже в случаях, когда не наступает медицински обоснованных персональных ограничений, деловые качества могут снизиться, что станет препятствием для дальнейшей карьеры.

Например, после аварии, повлекшей сотрясение мозга и нервный шок, у потерпевшей – главного бухгалтера – ослабли возможности памяти. Ей стало трудно удерживать в поле активного внимания ту массу деталей, которые необходимы в текущей работе. Пришлось пользоваться записной книжкой, просить у руководителя, когда тот обращался за какой-либо информацией, время на подготовку ответа, что было немедленно замечено. Возникли неуверенность в себе, боязнь ошибки, чувство недостаточной компетентности. Под давлением обстоятельств потерпевшая через несколько месяцев была вынуждена просить отпуск, а когда отдых не помог – перейти на более скромную должность, где требования к памяти были ей по силам.

Естественно, столь деликатные изменения психики не подлежат оценке врачебно-трудовой экспертизы как основание для инвалидности, но они становятся источником реальных страданий и причиной профессиональной деградации. Юридическое значение этого факта несомненно.

3. Затем следует оценить те ограничения, которые возникли в сфере профессиональной реализации личности человека, урезали его социальные перспективы.

Например, после авиационной катастрофы, сопровождавшейся сильным (и вполне реальным) страхом смерти, у потерпевшего возникла устойчивая боязнь любого перемещения по воздуху. Казалось бы, это не имело особого значения для выполнения им основных профессиональных функций. Но дело было на Крайнем Севере, где наземные дороги почти отсутствуют, так что любой рост по должности подразумевал командировки, а, следовательно, пользование услугами авиации. Не в силах преодолеть себя, квалифицированный специалист отказался от повышения, потеряв в материальном и моральном отношении, так как не рискнул объяснить ни дома, ни на работе истинные причины своего решения, опасаясь уронить свое достоинство в глазах близких ему людей.

Когда психическая природа нанесенного ущерба несомненна, причинная связь с вредоносным фактором очевидна, фиксация страха в поле сознания включает в себя невротические механизмы, хотя по клиническим меркам явной болезни вроде бы и нет. Понятно, что компенсация возникшего ущерба возможна только по основанию морального вреда.

4. Кроме ограничения в сфере профессиональной активности наступившие изменения могут повлечь за собой осложнения в личной жизни, доставляя потерпевшему различные неприятности.

Например, сильный страх смерти, который женщина испытала при авиационной катастрофе, ассоциировался у нее с болями в пояснице, возникшими непосредственно после травмы в связи с незначительным (по хирургическим меркам) переломом позвоночника. Анатомические нарушения вскоре зарубцевались, но ощущение боли возникало всякий раз, когда она испытывала психическое напряжение, в частности перед вступлением в интимные отношения. Последние превратились для нее в источник болезненных ощущений, которые она вынуждена время от времени терпеть во имя сохранения семьи.

Нетрудно понять, что и здесь истинные масштабы утраты относятся к психике и далеко превосходят последствия собственно анатомических нарушений.

5. Нервный шок может повлиять и на развитие личности, когда потерпевший – несовершеннолетний.

Например, Дима Д., 5 лет, попал в авиационную катастрофу (самолет при посадке столкнулся с вертолетом). Некоторое время они с матерью не могли выбраться наружу, а когда это им удалось, «долго кричали от страха, сидя на земле и глядя друг на друга». В результате у ребенка появился устойчивый страх остаться без матери. Около года он постоянно нуждался в ее присутствии. Ребенка пришлось взять из детского сада на домашнее воспитание. В школу он пришел неподготовленным, что вызвало проблемы адаптации. Диму перевели в класс педагогической коррекции с ослабленной программой обучения, где дети проходят трехлетний срок начальной школы за четыре года. Можно не сомневаться, что преодоление вредоносных последствий в форме задержки психического развития затянется как минимум еще на несколько лет.

Во всех примерах, которые мы привели, судебный медик не зафиксировал повреждений сверх легких телесных с незначительными расстройствами здоровья (ушибы, несложные переломы). Так что по прежним меркам вся тяжесть психической, социальной и профессиональной реабилитации легла бы на долю самих потерпевших, вынужденных мириться с ограничениями жизненной активности из-за халатности, неосторожности, элементарного головотяпства людей, обязанных по закону соблюдать меры необходимой предосторожности. Но сегодня они вправе рассчитывать, что их утраты будут компенсированы в объеме затрат, которых им это будет стоить, и соответственно страданиям, отравляющим человеку естественное ощущение радости жизни.

Причины психического вреда могут быть и не связаны с нервным шоком. Стоит вспомнить такие потрясения, как незаконное лишение свободы, помещение в психиатрическую больницу, разглашение врачебной тайны и др. Да и любое нарушение права на неприкосновенность личности, по сути, является источником нравственного страдания. Так что перечислять составы возможных вредоносных действий по меньшей мере нецелесообразно. Мы глубоко убеждены, что суду вполне достаточно установить факт перехода человека в разряд людей с ограниченными возможностями, чтобы своим решением обеспечить ему компенсацию морального вреда в размерах, диктуемых соображениями социальной справедливости.

4. Представительство в судебных и иных органах

Понятия гражданской процессуальной правоспособности и дееспособности в общих чертах соответствуют аналогичным категориям в гражданском праве. Так, способность иметь гражданские процессуальные права и обязанности (гражданская процессуальная правоспособность) признается в равной мере за всеми гражданами РФ независимо от возраста и психического состояния. Возникает гражданская процессуальная правоспособность с момента рождения и прекращается со смертью. Поэтому психически больные лица, неважно, признаны они недееспособными или нет, могут быть истцами, ответчиками, третьими лицами в гражданском процессе.

Способность осуществлять свои права в суде и поручать ведение дела представителю (гражданская процессуальная дееспособность) принадлежит гражданам, достигшим совершеннолетия. При этом у них предполагается наличие зрелой воли. По объему дееспособности выделяются три группы граждан: полностью дееспособные; частично дееспособные в силу своего возраста или решения суда; недееспособные, к которым относятся дети до 15-летнего возраста и психически больные лица, признанные таковыми в установленном законом порядке. Что же касается психически больных совершеннолетних людей, не признанных недееспособными, то в законе нет указаний об ограничении или лишении их гражданской правовой дееспособности. Это означает, что они имеют не только право на предъявление иска (для него достаточно процессуальной правоспособности), но и возможность самостоятельно реализовать это право.

Если судья по ошибке принял исковое заявление от недееспособного, то оно остается без рассмотрения, если же сторона утратила дееспособность (имеется судебное решение о признании лица недееспособным) уже в период подготовки дела к рассмотрению, суд обязан приостановить производство по делу до назначения недееспособному представителя.

Гораздо сложнее ситуация, когда решения о признании недееспособным нет, а у суда складывается мнение, что сторона по делу не понимает значения своих действий или не может ими руководить.

В гражданском процессе в отличие от уголовного нет положения об обязательном представительстве интересов граждан, которые в силу физических или психических недостатков не могут защищать свои интересы в суде самостоятельно. Поэтому единственным гарантом справедливости в таких случаях выступает сам суд. Он вправе приостановить рассмотрение дела до установления факта дееспособности в законном порядке.

Психически больной, не лишенный дееспособности, как и любой другой гражданин, может вести свое дело либо сам, либо через представителя. Причем личное участие в судебном процессе не лишает его права иметь по данному делу представителя. Недееспособный сам не может защищать свои права и интересы, эта обязанность возлагается на его законных представителей. В первом случае для возникновения представительства требуется волевой акт. Во втором представительство осуществляется в силу закона при отсутствии волеизъявления со стороны недееспособного, поскольку оно не имеет юридического значения.

Рассмотрим сначала представительство интересов недееспособных граждан в суде. Недееспособный может быть истцом, ответчиком, третьим лицом, если он выступает участником спорного материального правоотношения. В любой ситуации его права и законные интересы защищает (представляет) опекун. Это так называемое законное (обязательное) представительство, случаи возникновения которого перечислены в ГПК.

Один из них – защита прав и охраняемых законом интересов недееспособных. В основу здесь положен административный акт – решение органа опеки и попечительства о назначении опекуна недееспособному. Наличие или отсутствие между ними родственных отношений (если родственник не является опекуном) при этом не имеет юридического значения.

Законное представительство не препятствует опекуну обратиться с поручением о ведении дела в суде к другому лицу, избранному им в качестве представителя. Поскольку опекун обладает в полном объеме гражданской процессуальной дееспособностью, он может заключить договор о представительстве в суде. Здесь недееспособный остается стороной в процессе и имеет двух представителей: законного (опекуна) и договорного (факультативного). Такое положение не только допускается законом, но даже желательно в сложных гражданских процессах, когда требуются специальные юридические знания и опыт.

Защищать права и законные интересы недееспособного может не только опекун. Детям, воспитание которых осуществляется полностью детскими учреждениями, а также совершеннолетним лицам, нуждающимся в опеке или попечительстве и помещенным в соответствующие учреждения, опекуны и попечители не назначаются. Выполнение обязанностей опекунов и попечителей в отношении этих лиц возлагается на администрацию учреждения, в котором находится подопечный. В этом случае защита интересов недееспособного осуществляется, например, администрацией психоневрологического интерната. Если психически больные дееспособные лица помещаются в психоневрологические диспансеры и интернаты, то их права также защищаются администрацией этих учреждений.

Недееспособный не в состоянии и не вправе выдавать доверенность, а значит, и делать в ней оговорки о специальных полномочиях. К тому же представительство недееспособного носит характер законного, а не договорного. Представители недееспособного обладают в основном общими полномочиями, и только ряд действий, перечисленных в ГК, они могут осуществлять лишь с предварительного разрешения органа опеки и попечительства. В частности, опекуну необходимо такое разрешение для отказа от принадлежащих подопечному прав, отчуждения имущества, раздела имущества, обмена жилых помещений и т. д.

Интересы несовершеннолетних психически больных до 15 лет защищают их законные представители (родители, усыновители или опекуны); в возрасте от 15 до 18 лет (если лицо не признано недееспособным) защита осуществляется законными представителями с обязательным привлечением к участию в деле самих несовершеннолетних. Если дело возникло из трудовых, брачно-семейных правоотношений и сделок, связанных с распоряжением полученным заработком, несовершеннолетний, несмотря на наличие психических заболеваний, может сам защищать свои права в суде. Приглашение его родителей, усыновителей, попечителей в суд зависит от усмотрения последнего.

Защита интересов совершеннолетних, не признанных недееспособными психически больных, над которыми не устанавливается опека, также может осуществляться на основе представительства. Но здесь уже будет иметь место не обязательное (законное) представительство, а факультативное (договорное). Для него характерны наличие воли заинтересованной стороны и согласие представителя. Договорное представительство – это вид гражданско-правового договора, поэтому обе заключающие его стороны должны быть дееспособными. Добровольно избранными представителями могут стать любые дееспособные граждане, не лишенные по закону права быть представителями, если они получили полномочия от участвующего в деле лица (доверителя) и суд допустил их представительствовать по делу.

Закон оговаривает оформление полномочий представителя. Например, полномочия адвоката удостоверяются ордером, выдаваемым юридической консультацией; полномочия лица, допущенного рассматривающим дело судом к представительству по данному делу, могут быть выражены в устном заявлении доверителя на суде, занесенном в протокол судебного заседания, и т. д. Опекуны, выступая в защиту прав и интересов недееспособных подопечных, представляют опекунское удостоверение, о чем в протоколе судебного заседания делается отметка.

Полномочия представителя принято делить на две группы: общие и специальные.

Общие полномочия дают право на такие процессуальные действия, как ознакомление с материалами дела, заявление отводов, ходатайств, представление доказательств, участие в их исследовании, дача объяснений суду (устно и письменно), представление своих доводов и соображений, возражения против ходатайств, доводов и соображений других участвующих в деле лиц.

Исключение из общих полномочий – это специальные полномочия, к которым относятся: передача дела в товарищеский или третейский суд, полный или частичный отказ от исковых требований, признание иска, изменение предмета иска, заключение мирового соглашения, передача полномочий другому лицу (передоверие), обжалование решения суда, предъявление исполнительного листа ко взысканию, получение присужденного имущества или денег.

Право на осуществление общих полномочий дает сам факт оформления представительства; для совершения же каждого действия из разряда специальных полномочий требуется особая оговорка в доверенности, выданной представляемым.

Представительство в суде интересов психически больных дееспособных лиц в принципе не отличается от обычного представительства совершеннолетних граждан. Эти больные могут использовать договорное представительство, предусматривать любое специальное полномочие в доверенности и т. д.

В законодательстве закреплена возможность установления попечительства над совершеннолетним дееспособным лицом, которое по состоянию здоровья не в силах самостоятельно защищать свои права и выполнять обязанности. Такое попечительство устанавливается только по просьбе больного, попечитель избирается с его согласия.

В принципе может быть установлено попечительство в отношении совершеннолетних дееспособных психически больных лиц преклонного возраста, когда нет оснований для признания их недееспособными. В этом случае защита их интересов в суде осуществляется попечителем. Это законное представительство, подтвержденное попечительским удостоверением. Но надо помнить, что в приведенном случае подопечный является дееспособным со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Если же психически больной находится на попечении в соответствующем лечебном учреждении (психоневрологическом диспансере или интернате и т. д.), выполнение обязанностей представительства его интересов в суде возлагается на администрацию данного учреждения.

Представительство допускается по любому подведомственному суду делу при его рассмотрении как в первой, так и в кассационной инстанции, в надзорном порядке, по вновь открывшимся обстоятельствам во всех видах судопроизводства (исковом, особом, по делам, возникшим из административных правоотношений).

Современная экономическая, политическая и правовая реальность, характеризующаяся расширением судебной подведомственности, активизацией граждан в защите своих прав, расширением сферы адвокатских услуг, развитием принципа состязательности в процессе, неизбежно заставит решать вопрос, касающийся незащищенных субъектов правоотношений. Будут ли это льготы, специально предусмотренные для оплаты услуг адвокатов, или государство предпочтет создать специализированные судебные органы для этой части населения, предвидеть невозможно, но мировой опыт не оставляет сомнений в том, что подобные меры принять придется, причем скоро.

Понятие уголовно-процессуальная дееспособность ориентировано главным образом на гарантии права на защиту. И это вполне естественно, ибо следствие есть неизбежный конфликт обвиняемого с правоохранительными органами, а потерпевшего – с обвиняемым. Законодатель не может не считаться с этим. Он обязал лиц, ведущих следствие, предпринимать конкретные действия в интересах граждан с психическими недостатками вне зависимости от их воли и желания (т. е. выступать в роли их законного представителя в широком смысле этого слова).

По общему правилу законными представителями являются родители, усыновители, опекуны, попечители обвиняемого или потерпевшего, представители учреждений и организаций, на попечении которых находится обвиняемый или потерпевший (ст. 5 УПК). Это определение совпадает с определением законного представительства в гражданском процессе. Кроме того, закон прописывает не только совместное применение данных форм представительства (подопечные не часто становятся участниками уголовного процесса), но и одновременное исполнение одним лицом роли защитника и законного представителя (ст. 52 УПК).

Для обвиняемого предусмотрено, образно говоря, несколько уровней защиты. Согласно УК лицам, у которых после совершения преступления наступило психическое расстройство, делающее невозможным назначение или исполнение наказания, назначаются принудительные меры медицинского характера (ст. 97).

Вместе с тем существуют состояния психики, не лишающие вменяемого человека способности осуществлять свое право на защиту, но в той или иной мере ограничивающие ее. Это ставит подследственного в невыгодное положение сравнительно с той условной психической нормой, на которую рассчитаны методы работы правоохранительных органов. Естественно, что возможность такой ситуации должна быть учтена, а ее отрицательные последствия предусмотрены и предупреждены.

В качестве правовой категории, ориентированной на соблюдение социальной справедливости при отправлении правосудия, закон использует представление о психическом недостатке. При этом законодатель не счел нужным давать какие-либо уточнения относительно медицинского и юридического критериев данного феномена, ограничившись разъяснением, под «лицами, которые в силу своих психических недостатков не могут сами осуществлять свое право на защиту» следует понимать, в частности, граждан, хотя и признанных вменяемыми, но страдающих постоянным или временным расстройством душевной деятельности[6].

О гарантиях права на защиту в указанном смысле законодатель говорит как бы в прошедшем времени, предупреждая работников правоохранительных органов об ответственности за несоблюдение прав подследственного, но не определяя процедуру установления данного факта. Закон гласит, что обвиняемый, психические недостатки которого препятствовали ему самостоятельно осуществлять право на защиту, имеет право на участие в деле защитника независимо от собственного желания. Следователь и прокурор не обязаны принимать отказ психически неполноценного лица от защитника и должны самостоятельно решать вопрос о его участии в деле (ст. 52 УПК). Нарушение указанного права является основанием для возвращения уголовного дела прокурору или отмены судебного решения первой инстанции (ст. 237, 381 УПК).

Закон также не требует от следователя назначения экспертизы для решения данного вопроса, полагаясь на его компетенцию, что дает защите возможность привлечь психиатра в качестве осведомленного свидетеля для доказательства имевших место отступлений от процессуальных норм. И коль скоро ни обвинение, ни защита не располагают твердо установленными параметрами психического недостатка, вопрос вольно или невольно переходит в дискуссию, каждый из участников которой старается, чтобы члены суда начали разделять его позицию.

Кроме того, закон оговаривает и гарантии права на защиту в процессе судебного разбирательства при назначении принудительных мер медицинского характера. Интересы человека защищает адвокат, вызываемый судом (ст. 438 УПК), что, естественно, не ограничивает права иметь защитника и на договорных началах.

Совсем не так редко, как может показаться, в защите своих прав нуждается потерпевший. Зачастую его психические недостатки (отставание в развитии, неустойчивость характера, неуверенность в себе, внушаемость, импульсивность и т. п.), которые привлекли внимание преступника, дают о себе знать и в процессе следствия. К тому же бедность подчас бывает спутником жизни людей с ограниченными возможностями и не позволяет иметь адвоката на договорных началах. В такой ситуации прокурор обязан выступать в интересах потерпевшего.

«В случае,… когда пострадавший по состоянию здоровья, возрасту или иным причинам не может лично отстаивать в суде… свои права и свободы… прокурор предъявляет и поддерживает в суде… иск в интересах пострадавших» (ст. 27 Закона о прокуратуре РФ).

Представительство интересов лиц с психическими недостатками вне судебной процедуры охватывает широкий круг отношений человека с обществом и государством. Во главе системы социальной защиты, обладающей правом решать за больного или представлять его интересы, стоит орган опеки и попечительства, роль которого возложена на местную администрацию. Для недееспособных людей он выступает как властная инстанция, регулирующая взаимодействие опекуна и подопечного. Ему подведомственны подразделения психиатрической службы, занимающиеся социальной поддержкой. Штаты таких кабинетов или отделений обычно укомплектовываются социальными работниками, в чьи задачи входит ходатайствовать по делам, контролировать образ жизни и представлять интересы диспансерных больных в комиссиях органов местного самоуправления, например в жилищной. Они призваны проявлять инициативу за людей, чья воля к жизни ослаблена или подорвана болезнью. В качестве примера можно сослаться на такое банальное и повсеместно встречающееся ущемление прав больных людей, месяцами и годами пребывающих в клиниках, как задержки выплаты пенсий до момента выписки и прибытия к месту жительства.

Представительство интересов пациента психиатрической службы медицинским учреждением неоднократно оговорено законодателем в разных нормативных документах. Прежде всего, пациент вправе доверить функции представителя администрации учреждения (ст. 7, 12 Закона о психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании). Кроме того, учреждение может обращаться в суд с ходатайством о признании человека, находящегося на его содержании, недееспособным, вправе ставить вопрос о недобровольном лечении и отмене принудительных мер медицинского характера, в исключительных случаях удостоверять завещание. Тем самым в крайних случаях оно обладает большими полномочиями, которых, к сожалению, недостает для решения текущих проблем обыденной жизни.

Больные люди нередко становятся жертвами злонамеренной воли своих знакомых или родных, формально подписывая документы вопреки личным интересам. Так, по данным Генеральной прокуратуры РФ, с началом перестройки «имел место стремительный рост безвестных исчезновений граждан после совершения ими купли-продажи приватизированного жилья. Среди пропавших преобладают… психически неполноценные лица, которые не имеют устойчивых родственных связей»[7].

Нотариусы обладают очень скромными возможностями социальной защиты и вправе отложить удостоверение акта лишь в тех случаях, когда есть сомнения в дееспособности лица, да и то на короткий срок.

Юристы психиатрических учреждений имеют фактическую возможность действовать в интересах больных людей, так как опираются на хорошо отлаженную социальную работу (в развитых странах врач работает в бригаде с социальным сотрудником и психологом, решая одновременно задачи терапии, оздоровления жизненной ситуации и коррекции отношения к болезни), но в правовом отношении им приходится много импровизировать. Отсутствие Основ законодательства по социальной защите населения не позволяет им включаться в ход событий раньше, чем социально отрицательные последствия сумасбродного поведения больного станут более или менее очевидны.

5. Социальная поддержка психически больных людей

Психическое расстройство, как любое отклонение в состоянии здоровья, позволяет человеку надеяться на оказание помощи со стороны общества и государства. Для этого и существует медицина. Декларация прав и свобод человека и гражданина, принятая Верховным Советом РСФСР в 1991 г., провозгласила, что каждый имеет право на квалифицированную медицинскую помощь в государственной системе здравоохранения. Конституция РФ 1993 г. закрепила право граждан на охрану здоровья и медицинскую помощь.

В соответствии с этими установками принят ряд законов (например, «О санитарно-эпидемиологическом благополучии», «О медицинском страховании»), а также Основы законодательства РФ об охране здоровья граждан. Совокупность законов (норм), регулирующих отношения в сфере здравоохранения, Общеправовым классификатором отраслей законодательства 1993 г. признана самостоятельной отраслью – это законодательство об охране здоровья граждан (220 000 000)[8].

С учетом специфики взаимодействия психически больных людей с обществом и государством с 1992 г. в РФ принят и действует Закон «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» (в дальнейшем мы будем ссылаться лишь на номер статьи в тех случаях, где он подразумевается). По содержанию закон может быть подразделен на медицинский блок, где оговорены обязанности государства по оказанию помощи, и юридический, содержащий гарантии прав конкретного человека.

Любое государство расходует определенные средства на медицинскую помощь своим гражданам, увеличивая долю бесплатного обслуживания по мере возрастания тяжести страдания больного, ибо негуманно усугублять его положение материальными лишениями, неизбежно сопровождающими расходы на лечение. В этом отношении психически больные во все времена пользовались милосердием общества, а государство стремилось сделать психиатрическую помощь по возможности доступной.

В нашей стране существует специализированная психиатрическая служба, включающая в себя органы управления, сеть учреждений больничного и амбулаторного типа, порядок обеспечения больных необходимыми средствами для лечения и содержания, систему подготовки специалистов соответствующего профиля. Кроме того, ведомства социальной защиты, образования и внутренних дел несут прямые обязанности по обеспечению выживания, обучения, социальной поддержки и социального контроля психически больных и неполноценных лиц. Так что при желании человек вправе рассчитывать на доступную и эффективную помощь. В самом общем виде система психиатрической помощи подразделяется на сферы взаимодействия службы с населением (амбулаторная помощь); пациента с учреждением (стационарная помощь); психиатрическое обеспечение деятельности других ведомств (образования, социального обеспечения, внутренних дел). Каждая из перечисленных сфер имеет свой стиль работы, нормы и порядок, вытекающие как из Закона о психиатрической помощи, так и из иных законодательных и подзаконных актов.

Параллельно с государственной службой психиатрическую помощь могут оказывать частнопрактикующие врачи и учреждения, где отношения помимо Закона о психиатрической помощи регулируются еще и договорами по общим правилам.

Амбулаторная помощь. Программа охраны психического здоровья населения составляет один из разделов социальной политики в области здравоохранения. В ее основу положен принцип диспансеризации населения, предполагающий широкое развитие амбулаторной лечебно-профилактической помощи с закреплением врачей за определенной территорией или промышленным предприятием соответственно с регламентированным числом проживающих или работающих людей. Участковый врач, работая в постоянном контакте с населением, обеспечивает доступность медицинской помощи.

Наиболее распространенный вид медицинских услуг – консультативно-лечебная помощь лицам, обратившимся в медучреждение по собственному желанию. Их правовой статус не отличается от пациентов общемедицинской сети: их не ставят на учет, позволяют хранить медицинскую документацию на руках; сведения о них не попадают в какие-либо специальные картотеки или хранилища информации.

Если же психиатр устанавливает у больного затяжное или хроническое психическое расстройство с тяжелыми и стойкими или часто повторяющимися болезненными проявлениями, он обязан взять его на диспансерный учет (ст. 26, 27). Решение об этом принимает медицинская комиссия психиатрического учреждения (ВКК), не устанавливая определенных сроков наблюдения.

Факт диспансерного учета существенно влияет на правовое положение человека. Отныне информация о состоянии его здоровья попадает в специальную картотеку и может быть затребована по запросу правоохранительных или медицинских органов. За ним устанавливается медицинское наблюдение, позволяющее врачу самостоятельно, не испрашивая на то разрешения суда, назначать срок и место психиатрического обследования, прибегая к помощи милиции, если пациент уклоняется от явки. Судебному контролю подлежат лишь случаи недобровольного помещения в стационар. Лицо, состоящее на учете в психоневрологическом диспансере, не подлежит добровольному медицинскому страхованию.

Загрузка...