Надежда Мамаева Поймать чернильную сойку

– Лисс, зарплату выдают, загляни к счетоводам, – пробегая на каблучках мимо моего столика, прочирикала Люси.

Я оторвалась от пишущей машинки. Еще бы! Деньги! А я то удивилась, почему в нашей каморке вдруг опустели все столы. Волшебное заклинание «зарплата» способно выкурить со своих мест даже пом.режа – того еще кактуса, что пустил свои корни здесь на недосягаемую глубину.

Я подхватилась с места, взяла свою сумочку, одёрнула юбку, что так и норовила задраться до колен, паршивка. А ведь швеей задумывалось, что ее подол будет не выше середины икры. Белые носочки и туфли на низком устойчивом каблучке с ремешком – по моде этого сезона, долженствовали сочетаться с белыми отстежными манжетами и накрахмаленным воротничком. Но это в теории, а на деле… Сегодняшний проливной дождь – ерунда для золотого и серебряного кварталов, где ливневки и водостоки мастерски справлялись с ручьями, а вот в медном луж было полным-полно. Да и магомобили на полном ходу так и норовили облить грязью прохожих.

В общем, на работу я добралась далеко не с идеально белыми носочками, да и низ платья… Белый фон украшал не только крупный коричневой горох, но и пятна от брызг. Мой старенький зонтик сох в общей подставке-корзине. К вечеру погодные маги обещали прояснение, а еще и зарплата… Кажется, жизнь налаживалась.

Я прибежала в счетовую аккурат вовремя: госпожа Брумис уже собиралась уходить на обед.

– А, Лиссандра Рионор… За деньгами? Ваши уже все получили. Вы последняя, – проворчала дородная дама из категории тех, кто не комплексует по поводу своего возраста и красоты.

Я смущенно улыбнулась, изобразив душевные терзания за свою нерасторопность. В глубине души мне казалось неправильным, что за своими честно отработанными деньгами приходилось вот так вот бегать, краснеть за то, что я не чую звонкую монету, как иная акула каплю крови. Но, как говорится, бери свои шиллинги, Лисс, и не выпендривайся. Закладную за дом надо же оплачивать.

В былые времена род Рионор был одним из известнейших во всем мире барьеров. Но потом с ним случилась череда неудачных наследников: мотов, игроков и бабников. Да что далеко ходить, мой дед и то по молодости спускал остатки состояния. А вот матушке уже ничего в приданое не досталось. Потому и не сумела девица в юности выйти замуж за равного по родовитости, а потом продавать титул за миллионы отказалась, поскольку влюбилась в простого пекаря. И вот тут воспротивился дед. Заявив, что свадьбе не бывать. Уперся, чем только мог.

Но и моя матушка оказалась с характером: вся в отца. Она воспротивилась и сбежала из дому. Скромная свадьба в богомольне одного из восточных барьеров, а затем – тихая семейная жизнь. Я смутно помню то время: мала еще была.

Мне исполнилось десять, когда в маленький городок, где мы жили с мамой, папой, и тремя сёстрами пришла огненная лихорадка. Она выкосила тогда половину жителей. Из нашей семьи осталась я одна. Меня бы забрали в приют, если бы мать перед смертью не успела отправить вестника деду.

Старик примчался быстро, словно не на батискафе приплыл, а приплатил ловцам, чтобы те провели его прямиком по сумеречному миру.

Дед забрал меня буквально на пороге, когда попечители уже приехали, чтобы отрядить в богадельню. Дорога в столицу слилась для в одну долгую качку.

Когда же дед привел меня к себе, его дом оказался заложен и перезаложен, сам он переехал из золотого в медный квартал, но самое главное – бросил играть. Ходить же по дамам порывался, но по состоянию здоровья получалось лишь вспоминать о боевых подвигах прошлого, которые дед совершил в свое время на любовном фронте.

То ли чувствуя вину перед дочерью, с которой он не общался уже больше десяти лет (и если бы не ее смерть, так возможно бы и не узнал, что у него есть внучка), то ли из желания, чтобы у последней из рода Рионор (старик признал меня, дав свое имя взамен простого отцовского) было воспитание благородной девицы… но так или иначе, в одиннадцать я поступила в институт благородных девиц. Самым дешевым было, как ни странно, отделение изящной словесности, в противовес кафедре искусств. Музицирование, танцы, светские манеры и культурология в целом оказались самыми дорогими. Судя по месячной плате, каждой из институток покупали чуть ли не личную арфу и фортепиано.

В итоге в свои девятнадцать я имела на руках диплом специалиста по этой самой словесности. Дед был не то, чтобы сильно рад. В его представлении женщины рода Рионор вообще не должны были работать, но сначала его дочь, а теперь и я нарушали эту славную традицию.

Сначала я мыкалась гувернанткой, потом удалось устроиться в газету корректором, и вот сейчас, в двадцать два, я состояла в штате сценаристов модного ныне синематографического дома братьев Нортон.

Сейчас у нас вовсю шла работа над очередным фильмом. Прототипом главного героя был сам Закриан Дарк, молодой и красивый. По задумке режиссера фильм должен был сорвать кассу. Еще бы! Дарк – таинственный, не общающийся с прессой гений и аристократ, совершивший прорыв в фундаментальной магии. Его телепортационные порталы приносили в год несколько миллионов фунтов господину Закриану. Последний факт стал решающим для охотниц за богатой и красивой жизнью. Да и в целом, могу поспорить, что каждая вторая девушка в империи хоть раз да мечтала о красавце-аристократе рядом с собой.

Режиссер рассчитал верно: вроде бы документальная картина, в которой по факту от документального было одно название, обязательно привлечет на просмотры множество юных и не совсем девиц. А чтобы прекрасные особы не заскучали, на то есть мы, сценаристы. Где нужно, вставим умную реплику, оттеним брутальность героя красивыми поступками и добавим слез, в смысле бесчувственную кокетку, что оставила красавца с разбитым сердцем. В общем, из обычного приличного аристократа создадим того, кто чье имя принесет нам, синематографистам, зарплату.

Режиссерский сценарий был уже давно раздерган между отделами. Наш скромный коллектив отвечал за диалоговую часть. В соседнем кабинете накидывали покадровую «рыбу»: действия и бездействия. В нашей каморке еще ютились и те, кто отвечал за написание закадрового голоса и описательной части. Работа шла вовсю, сроки (хотя Люси выражалась более хлестко, меняя «о» на «а») горели.

Меж тем я получила заветную зарплату, спрятала ее в сумочку и глянула на часы. Время обеда. А после – совещание, где наш главный будет нести нам доброе, светлое и позитивное, правда, в основном матом. Лтуриц, режиссёр картины, был человеком исключительно талантливым, но его манера изъясняться, ей бы позавидовал любой портовый грузчик.

Посему я направилась в нашу столовую. Чай из граненого стакана, стоимостью в один пенс, сэндвич, что я захватила с собой из дома – вот и весь обед.

Перекусив, побежала на планерку. И там началось. Крыли во все корки и всех: и нас, сценаристов, что вот-вот сорвут сроки, и художника по костюмам, что наряды недостаточно выразительны, а у актера, который будет играть господина Дарка, и вовсе харизма не влезает во фрак, который меньше на размер, чем нужно.

Загрузка...