В подтверждение сказанного приведу несколько примеров из жизни детей «врагов народа» в детских домах из газеты «Возрождение надежды», №7 (112) за 2002 год. Людмила Ивановна Петрова, город Нарва (Эстония), пишет: «Арестовали отца, затем и мать. Вместе с матерью забрали меня и брата. Маму посадили в тюрьму, а нас повезли в детский дом. Сначала разлучили нас с братом. Мне было двенадцать лет, брату – восемь. Затем нас наголо остригли, на нас повесили дощечку с номером, взяли отпечатки пальцев. Братик очень плакал, но нам не давали встречаться и разговаривать». Э. Войлошникова, «Под водительством Сталина. Этюды в письмах о далекой молодости узницы сталинских лагерей» (там же): «Арестовали отца, затем мать. Ребенка разрешили взять родителям матери. Но потом пришел работник НКВД и сообщил о том, что меня должны забрать в детский дом, сказав при этом: «Ребенок воспитывался в семье «врагов народа», и мы обязаны его перевоспитать». Детский дом для детей «врагов народа» находился в двадцати километрах от Владивостока. Это был переоборудованный пионерский лагерь, теперь обнесенный высоким забором с колючей проволокой, имелся пропускной пункт с вооруженной охраной, на окнах – решетки. Лозунги «Спасибо любимому Сталину за наше счастливое детство». Однажды прибыла комиссия. Завшивленных, грязных, покрытых коростой детей обязали искупать. Из письма А. И. Атанасова (там же): «Мне было одиннадцать лет, когда в сентябре 1937 года нас с мамой увезли в Днепропетровскую тюрьму. Мать оставили там, а меня – в детдом для детей «врагов народа». Там мы не занимались, кормили плохо, спали в больших комнатах».
В подтверждение моих этих слов приведу выдержки из газеты «Возрождение надежды», №7 (112) за 2002 год, из статьи «Последний допрос» Владимира Тиминского из города Калуги: «… для допроса поднялся на третий этаж, кабинет выходил на улицу. «Садись к столу, – сказал следователь, не вставая. – Сегодня я разговариваю с тобой в последний раз. Или ты сознаешься, или мы будем принимать другие меры. Прежде всего арестуем твою мать. Она не могла не знать о твоих вражеских действиях. Этого достаточно, чтобы ей дали десять лет. Сестру, как несовершеннолетнюю, отправим под другой фамилией в детский дом». Он подозвал меня к окну. Внизу из черной машины вышла мама. Маму арестовали. Я не мог представить многочасовые допросы под горячей яркой лампой. Я готов был сделать все, что они прикажут, чтобы не допустить этого. Следователь заговорил: «Или сейчас ты признаешься во всем, и мы отпустим твою мать, или сделаем то, о чем я тебе говорил». Выхода не видел. Капкан захлопнулся. Сопротивляться, бороться бесполезно. Я выдавил из себя: «Все подпишу».