Марина
Я уже почти привыкла просыпаться в новых местах и не чувствовала там тревоги, но в этой комнате мне было не по себе. Чувствовала себя самозванкой, что без спроса хозяйки заняла чужое место. Всё здесь носило отпечаток личности девушки, жившей в ней до меня: выбор цвета балдахина на кровати – ярко-розовый, как фуксия, такие же розовые шторы и скатерть. Корзинка с незаконченным рукоделием, молитвенник на прикроватной тумбочке. Всё это было для меня чужим.
Поэтому я подтвердила Хлое, что пока мои немногочисленные пожитки разбирать не стоит. Вначале спрошу у баронессы разрешения занять другую комнату. Хочу чувствовать себя хозяйкой – переставлять мебель, менять разные мелочи, – а матери Марьяс это могло не понравиться. Может быть ей хотелось сохранить здесь всё как память о дочери. И я сама не хотела превращаться в дубликат Марьяс. Я – не она! У меня своё место и своя роль в новой семье. Какое – пока неизвестно. И примет ли меня новая семья?
Узнать об этом мне предстояло на завтраке, где собрались все члены семьи Гартис и другие важные обитатели поместья. Было не по себе, когда вслед за служанкой входила в столовую. Сейчас я была одна и даже тихой поддержки Хлои у меня не имелось. Та отправилась на кухню, где завтракали слуги.
Неловкость и робость усиливались тем, что одета я была скромнее, чем провожавшая меня служанка. У Хлои имелся запас нарядов от прошлой, замужней жизни, а у меня – лишь две хламиды послушницы и несколько вязаных кофт, шалей и безрукавок, поэтому пришлось знакомиться с баронессой и остальными в облике бедной родственницы.
– Госпожа, может быть вы наденете одно из моих платьев? – предложила , видя бедственное положение хозяйки. – Они вам, конечно, будут великоваты, но я постараюсь быстро подогнать то, что больше всех вам подойдёт.
Я чуть не поддалась соблазну воспользоваться этим щедрым предложением. В сердце до сих пор жила память о том, как оценивающе рассматривала меня родня Павла при первой встрече, как критиковали мой “деревенский” вид, и как я сама чувствовала себя униженной глупой дурочкой. Неужели сейчас всё повторится? Одно воспоминание потянуло за собой другие о многочисленных последующих унижениях, от которых не спасали все мои усилия соответствовать требованиям матери Павла. Что только я ни делала, чтобы заслужить одобрение свекрови, пока не поняла, что всё бесполезно: как бы ни старалась, для свекрови всё будет плохо.
– Хлоя, спасибо, но нет. Если они захотят принять меня, то примут и в робе послушницы. А если нет – то и королевский наряд не поможет.
Я приняла решение: больше не стану ломать себя, подстраиваясь под чужие требования. Ни к чему хорошему это не приведёт. Пусть сразу видят какая я, и строят отношения с ней, Мариной, а не воображаемой ими девицей.
Несмотря на принятое решение, мне всё равно стало не по себе, когда войдя в столовую, увидела, как на меня все уставились.
– Почему ты в таком виде? – первым заговорил барон, сидящий во главе стола.
– Потому что платья послушницы – это всё, что у меня есть.
Барон замолчал, осознавая глубину проблемы.
– Ты можешь носить платья Марьяс, – сказал русоволосый мальчик, внимательно глядя на меня тёмными, как у барона, глазами.
– Она – не Марьяс, – нахмурившись, возразила хорошенькая девочка, лет семи. – Ты – не Марьяс!
– Да, я не Марьяс. Меня зовут Мари-Валери-на. Мои близкие зовут меня Марина. А как зовут тебя?
– Я Лула, твоя сестра. А ты можешь петь, как Марьяс?
– Не уверена. Зато я могу рассказывать тебе сказки.
– А почему только Луле? – вмешался мальчик.
– Не только Луле, и тебе тоже.
– Мы все с удовольствием послушаем ваши истории, – мягким мелодичным голосом произнесла привлекательная женщина средних лет, сидевшая на противоположном от барона крае стола и выглядевшая примерно его ровесницей. – Я, как вы, наверное, догадались, баронесса Олерия Гартис, мать Марьяс.
На имени пропавшей дочери голос баронессы дрогнул, но она справилась и не дала любезной улыбке соскользнуть с лица, а ровно продолжила:
– Позвольте представить вам нашу родственницу госпожу Карин Гартис, которая учила Марьяс, а теперь нашу Анастис, – баронесса кивнула на девочку-подростка, начинающую расцветать девичьей красотой, – всему, что должна знать дочь благородного рода.
Пожилая дама, одетая в тёмное скромное платье, смотрела на меня с доброжелательным интересом, и я, не откладывая надолго, сразу обратилась к ней:
– Госпожа Карин, надеюсь на вашу помощь и мне. Я в ней нуждаюсь даже больше Лулы, а тем более Анастис.
– С радостью помогу. Вам знание этикета особенно понадобится.
.Прозвучало это многозначительно, вызвав вопрос: на что намекает дама? То ли на то, что я уже сумела нарушить какие-то местные правила, то ли на будущее, в котором знание этикета станет особенно важным.
– Госпожа Ниса Дарголис, наша экономка. Если у вас возникнут вопросы и пожелания по жизни в доме, обращайтесь к ней.
Сухопарая женщина молча кивнула. Я кивнула ей в ответ.
– Учитель нашего сына и наследника магус Пэт Петрис, – баронесса продолжила представление обитателей нового для меня дома.
Седой круглолицый старичок кивнул, не скрывая любопытства.
– А можно и мне у вас учиться?
– Зачем девчонке учиться? – не дал магусу ответить барон.
– Матушка Брунди считала иначе.
– У тебя разве такой сильный дар?
– Нет, дар у меня слабый, но она говорила, что я знаю о магии не больше младенца, и это представляет опасность для меня.
Говорить об уроках, что давала сестра Летиция, решила не рассказывать. Кто знает, как отнесётся к этому барон, раз он так резко против обучения магии девушек.
– Чем же это? Какая ещё опасность от незнания? Вон, мои дочери не учатся магии, и ничего. Это никак им не вредит.
– Видите ли, даже в монастыре мне дважды угрожала опасность только, потому, что люди не могли представить, как мало я знаю, и хотели подшутить надо мной или проверить.
Барон задумчиво нахмурился.
– Она права, – поддержала пожилая дама. – Ты только представь, сколько желающих воспользоваться её незнанием появится, когда вы представите девочку ко двору. И к чему могут привести даже относительно безобидные шутки.
– Меня представят ко двору?
– Конечно. Гартисы – древний род, и всех дочерей барона обязательно представляют монархам. Марьяс не успели. Её должны были вывезти в свет как раз этой весною, – пояснила мне старая дама.
– Каким-то простым вещам могла бы научить Марину я и госпожа Карин, – предложила баронесса, – но вначале господину магусу стоит оценить её способности и степень незнания.
Барон неохотно кивнул:
– Господин Петрис, займётесь оценкой, а потом поговорим с вами о том сколько времени для обучения потребуется, и насколько увеличится ваше жалование. А теперь давайте уже завтракать!
По сигналу барона все приступили к еде. Мне показалась, что стол в баронстве не сильно отличается от монастырского – никаких деликатесов, всё очень просто. Интересно, здесь так принято, или это из-за финансовых проблем, на которые намекала Пруденс? Она хвасталась, что её мать дружит с баронессой и потому охотно поделилась тем, что знала о семье Гартис.
Какое-то время все молча ели. Барон задумчиво хмурился, а все остальные, похоже, не рисковали нарушить его размышления. У меня тоже не было желания вести пустые разговоры, тем более, что из опыта ужинов у аббатисы я усвоила, что здесь действуют довольно жёсткие правила выбора тем для застольных разговоров. Допускать ошибки не хотелось. Проще было следовать знакомым с детства словам: когда я ем, я глух и нем.
Здесь полное молчание, похоже, считалось не совсем вежливым, поэтому когда женщины и дети перешли к чаю, а мужчины – к элю, баронесса с любезной улыбкой вновь обратилась ко мне:
– Как вы устроились? Мы вас ждали позже, поэтому комната была не совсем готова. Сегодня экономка позаботится всё сделать как надо, если там что-то не так.
– Спасибо, как раз хотела спросить, – я поспешила воспользоваться моментом. – Это комната Марьяс?
– Да.
– Нельзя ли выделить мне другую?
– Тебе не понравились покои моей старшей дочери? Считаешь их слишком скромными для себя?
Интонации барона предупреждали, что он считает подобное заявление от девицы, одетой как нищенка, наглостью, но я решила не отступать.
– Дело не в этом. Мне хотелось бы чувствовать себя свободной в отведённых мне комнатах, пусть даже они будут скромнее, чем покои Марьяс. Чтобы я могла что-то переставить, разложить свои вещи и убрать лишнее, сделать удобное для меня место, где смогу заниматься. Мне бы не хотелось трогать вещи Марьяс.
Барон открыл рот, но жена заговорила первой:
– Конечно! Госпожа Дарголис покажет вам дом и гостевые комнаты, а вы выберете то, что вам больше понравится.
– Мама, можно я помогу сестре? – спросила молчавшая до этого Анастис.
– Конечно, милая.
– Я тоже! Я тоже! – загалдели младшие дети.
– Нет. У тебя, Дикки, сейчас занятия с господином магусом, а ты, Лула, после завтрака отправляешься в детскую. Тебе и так сделали исключение в честь нового члена рода Гартис – разрешили завтракать вместе со взрослыми.
Детей явно не обрадовали слова баронессы, но никаких попыток спорить с матерью они не сделали и, когда завтрак подошёл к концу, послушно встали и, вежливо поблагодарив, ушли.
– Я тоже займусь делами, а ты, Олерия, реши вопрос с её платьями, найди хоть что-то на первое время. Она не может ходить в таком виде. А об остальном потом поговорим.
Когда барон покинул столовую, баронесса спросила:
– У вас действительно нет ничего, кроме одежды послушницы?
Похоже, ей был трудно представить подобное.
– Да. Это не одно платье, а три, ещё тёплая верхняя одежда, и так немного по мелочи, но всё такое же. У меня ведь здесь не было ничего, и всё что есть – это полученное в Обители.
– Ничего из этого старшая дочь барона Гартис носить не может. Значит, сделаем так: я и Анастис покажем Марине дом, а ты, Ниса, посмотри в наших запасах, что можно быстро переделать. Лучше старомодные платья, чем эти убогие рубища. Потом уже мы закажем несколько новых платьев, но это будет не так скоро.
Экономка кивнула и решительно отправилась выполнять приказ. Баронесса же обратилась ко мне:
– Пожалуй, раз вы хотите сменить комнату, то начнём с осмотра хозяйской половины дома и гостевых комнат, а хозяйственные помещения оставим на потом.
Ни я, ни Анастис возражать не стали и гуськом вышли следом за хозяйкой из столовой. Я заметила, что Анастис пропустила меня вперёд, хотя я сначала замешкалась. И потом, если мы входили куда-то, всегда делала так. Похоже, очерёдность прохода имела какое-то значение. Надо будет обязательно выяснить у Хлои, чтобы не попасть впросак потом.
На первом этаже, кроме ещё одной столовой, большей по размеру и заметно нарядней, чем та, где они завтракали, находился бальный зал, кабинет барона, музыкальная комната. Может, что-то ещё, но туда нас в этот раз не повели, а по винтовой лестнице все поднялись на второй этаж. Именно там располагались покои барона и баронессы, но туда мы тоже не пошли.
На этом же этаже была спальня Марьяс, но в противоположном от хозяйской половины замка, конце. Проходя череду комнаты, играющих роль гостиных, баронесса спросила:
– А почему всё же вы не хотите жить в комнатах Марьяс? Думаете, она может вернуться?
– Нет. В Обители мне объяснили, что если человек не вернулся в первый же день, то назад он уже не придёт. Во-всяком случае, за века такого ни разу не случилось, – не хотелось огорчать баронессу, но и позволять ей питать ложную надежду было бы нечестно. – Просто мне как-то неловко занимать её место. Это как-то неправильно.
– Но ведь ты и так занимаешь теперь её место, – вмешалась Анастис. – Ты ведь вместо неё. Так ведь, мама?
Я не совсем поняла, почему девочка так взволновано настаивает на этом.
– Анастис, успокойся, – одёрнула её мать. – Да, Мари-на по статусу теперь старшая из дочерей рода Гартис, но это не значит, что она должна жить в комнатах Марьяс и носить её одежду.
– Да платья Марьяс ей и не подойдут. У них фигуры разные.
– Вот видишь. А может быть вы не хотите занимать её спальню из-за каких-то примет вашего народа? – обратилась к Марине баронесса.
– Каких примет, мама?
– О чём вы? – я почувствовала, что в этом вопросе кроется какой-то намёк.
Олерия Гартис выглядела невозмутимой, но я заметила, как она стиснула руки, прежде чем ответить:
– Например, вера или дар не позволяют вам жить в комнате умершей.
– А, вы об этом? Да, у нас считается, что не стоит жить там, где убили кого-то, но это ведь не тот случай. Там ведь никого не убивали.
– Нет, никого, – засмеялась Анастис.
Баронесса побледнела:
– Значит, у вас тоже не любят занимать место умершего…
– Наверно, это нигде не любят. Но с чего вы взяли, что Марьяс умерла?
– А вы думаете нет? Она ведь совсем одна в чужом мире. Что с ней там может случиться?
– Не знаю, конечно, но не думаю, что её жизни что-то угрожает. Тем более, она беременная. У нас никто не даст умереть от голода или холода беременной женщине. Скорее всего, она попала в больницу или полицию… Но потом всё равно в больницу, к целителям.
Баронесса облегчённо вздохнула и предложила:
– Пойдёмте дальше. Вы потом нам обязательно расскажете, как живут в вашем мире.