Пролог
Карета тряслась и грохотала по булыжникам, которыми была выложена дорога к новому дому Марины. Барон Гартис сказал, что они уже подъезжают, и усталость, что накопилась за долгий путь отступила, сменившись волнением. Казалось, сама душа девушки трепетала и дребезжала, как этот старый экипаж.
Марина уставилась в окно, но в наступивших сумерках мало что могла разглядеть. Обступившие подъездную дорогу деревья казались тёмной единой массой, где сквозь ещё негустую листву лишь кое-где просвечивало небо с начавшими проступать на нём первыми звёздами.
Но вот дорога сделала поворот и на невысоком холме открылся большой и немного нелепый дом. Он казался склеенным из нескольких разнородных частей: сложенный из серых камней донжон низкой пристройкой с узкими маленькими окнами соединялся с квадратом трёхэтажного здания с колоннами и лепниной. Рядом с этим парадным сооружением теснились хозяйственные пристройки и два двухэтажных флигеля, похожие на старые стенные башни, сложенные из того же серого камня, что и донжон.
Светилось во всём большом здании лишь несколько окон, от того оно выглядело немного мрачно и заброшенно.
– Такое ощущение, что нас здесь не ждут, – вырвалось у Марины.
– Да, они ждут нас завтра. На последних перегонах нам повезло с лошадьми и мы ехали быстрее, чем обычно, – согласился барон. – Я не стал их предупреждать, мало ли. Начнись дождь, и мы застряли бы в Рурхе. Но нам повезло.
Похоже, барон тоже был немного взволнован возвращением домой, так как разговорился. Обычно он не считал нужным что-то пояснять Марине. Вообще, он почти с ней не разговаривал, предпочитая передавать свои распоряжения для неё через Хлою.
Иногда Марине казалось, что барон просто не знает как себя с ней вести. Точнее, в начале пути, когда они только выехали из обители Ока Рора, всё его общение с Мариной сводилось к отдаче команд, и все попытки девушки узнать хоть что-то о своём будущем, о бароне и семье, куда ей предстояло войти, им игнорировались. Он всегда с таким удивлением смотрел на неё, когда она пыталась задавать ему вопросы, не относящиеся напрямую к текущему моменту.
На такие вопросы, как “будет ли он пить чай” или “когда привал”, он отвечал вежливо, хотя и холодно. Но стоило Марине попытаться заговорить о чём-то личном, как барон Гартис или резко обрывал её, или делал вид, что не слышит, глядя с таким выражением, словно с ним заговорила табуретка. Так что Марина отступилась, решив ограничиться наблюдениями. Она решила, что если заметит проявления жестокости, то в Обители-на-Карати попросит совета у аббатисы.
Но за несколько дней путешествия в горах ничего такого Марина в нём не заметила. Не стегал свою ламью, когда та заупрямилась и отказывалась ступать на крутой спуск. Ни на кого из слуг не кричал зря, а о Марине и Хлое даже проявлял какое-то подобие заботы: следил, чтобы они ели, не мёрзли в пути. Правда, эта забота была того же уровня, как забота о ламиях, что везли его, девушек и груз. Похоже, они были для него существами одного порядка.
Всё переменилось после остановки путешественников в Обители-на-Карати, где барон оставлял нанятый им экипаж. Аббатиса попросила их задержаться на день:
– Дорогая Мари-Валери-на, я так рада за вас, что вы обрели столь благородный и древний род, и рада за вас, барон, что ваш род обрёл столь достойную дочь. Надеюсь, милая, вы порадуете нас своими историями за сегодняшним ужином. Мы тут часто вас вспоминали.
Марина заметила, как внимательно барон наблюдал за тем, как аббатиса общается с нею, за любезными приветствиями её гостями принцессы-аббатисы. Похоже, он никак не ожидал того, что пришедшая из другого мира девушка уже приобрела столь влиятельных знакомых. И прекрасно понял, что слова , сказанные аббатисой на прощание, обращены не только к Марине, но и являются предупреждением для него.
– Надеюсь, милая Мари-Валери-на, наше приятное общение не прервут разделяющие Обитель и баронство расстояния. Буду ждать письмо от вас, дочь моя. Считайте меня вашей духовной наставницей.
После Обители-на-Карати барон не стал разговорчивей, но явно переменился. Он словно впервые увидел Марину, и теперь уже сам внимательно наблюдал за нею, внезапно поняв, что она не его дочь Марьяс, на замену которой появилась в его семье, и пытался разобрать что же представляет из себя его новообретённая подопечная.
В результате они до появления на горизонте усадьбы друг с другом почти не разговаривали. Им даже обратиться друг к другу было сложно. Обращаться к барону со всеми полагающимися по этикету титулами было как-то глупо, к тому же и непривычно для Марины. Звать его отцом и вовсе язык не поворачивался. Возможно, и барон озадачился тем же вопросом, вот и общались они через Хлою.
– Передай госпоже, что завтра мы приедем домой, – говорил он служанке так, чтобы это могла слышать и Марина.
– Интересно, когда остановка, а то меня укачало, – куда-то в пространство вопрошала Марина.
Но вот они уже на пороге нового дома для Пришедшей, и там им не избежать выстраивания каких-то приемлемых правил общения. За время пути Марина ясно поняла, что никаких сердечных отношений у неё с бароном не сложатся. Он забрал её из Обители не из человеколюбия или сентиментальных чувств в память пропавшей дочери, а ради какой-то цели. Марина догадывалась, для чего она понадобилась барону, но лишь догадывалась, а хотелось знать точно. Но всё откроется в свой срок. Она не торопится. Подождёт.
Карета остановилась у парадного крыльца, слуга открыл дверцу, барон выпрыгнул и широко зашагал по ступеням лестницы к закрытым дверям дома. Слуга помог Марине выйти. Вслед за нею из кареты выбралась .
– Большой дом, – сказала служанка, рассматривая их новое жилище. – Если они нас не ждали, то найдут ли для вас готовую спальню? Если что, вы позволите первую ночь провести в ваших покоях?
– Думаешь, тебе место точно не готово?
– Боюсь, что пока я приготовлю всё для вас, а потом для себя, то уже и вставать пора будет. А я что-то совсем расклеилась в дороге.
– Конечно. Если что, то я потеснюсь.
– Что за речи? – обернулся от двери услышавший их разговор барон Гартис. – Ты слишком много ей позволяешь, девочка!
– Господин Гартис, Хлоя – моя служанка, и я сама буду решать, как мне с ней разговаривать, и что позволять.
Спокойный, но твёрдый ответ Марины стал для барона полной неожиданностью. Он нахмурился и уже открыл рот, чтобы что-то ответить, но внезапно передумал, повернулся к ним спиной и заколотил в дверь медным молотком.
Дверь распахнул встрёпанный мужчина, похоже, так торопившийся ко входу, что не успел привести себя в презентабельный вид.
– Чем ты тут занят, Гирос? Почему в таком виде? – загремел барон, найдя возможность выплеснуть раздражение, приготовленное для Марины.
– Простите, хозяин, не ждали. Думали, вы прибудете завтра, – кланяясь, лепетал слуга.
– Что же мне теперь, назад возвращаться? – говоря это, барон прошёл мимо дворецкого в дом. Потом повернулся и посмотрел на Марину. – Да, со мною госпожа Пришедшая. Она теперь тоже Гартис, вместо Марьяс.
И больше не оглядываясь, прошёл в дом. Слуга, стоя у открытой двери, смотрел на гостий, а Марина внезапно оробела. Сомнения и страхи накинулись на неё голодными псами, и она никак не могла сделать шаг вверх по лестнице.
решительно обогнала её и обратилась к слуге:
– Господин Гирос, я – , личная служанка госпожи. Распорядитесь проводить нас в отведённые ей покои и доставить туда её вещи. Потом пусть принесут туда чай и что-нибудь поужинать.
– Конечно, конечно. Сейчас,всё сделаем.
Марина вслед за Хлоей поднялась по крыльцу и, хотя и с некоторым трепетом, переступила порог нового дома.
Комната, в которую их привела вызванная Гиросом служанка, явно имела когда-то хозяйку, но последнее время ею никто не пользовался. Об этом говорил затхлый стылый воздух, тонкий слой пыли на светильниках и отсутствие дров для камина.
– Ничего, госпожа, пока вы купаетесь, мы вдвоём живо порядок наведём. Первым делом, подготовлю вам ванну.
Марина только радовалась, что матушка Брунди позаботилась о том, чтобы отправить с ней Хлою в качестве служанки и соглядатая. Сейчас даже то, что будет сообщать в Обитель Око Рора обо всём, что Пришедшая делает и говорит, не казалось ей чем-то ужасным. Если бы не Хлоя, Марина до сих пор топталась бы на крыльце. Или сидела бы в холодной спальне и не знала, что делать.
Хлоя же с помощью местной девушки быстро разобралась, где здесь ванная комната и как там всё устроено, набрала и подогрела с помощью артефактов воду и позвала хозяйку “смыть дорожную грязь”. Марина с радостью послушалась.
В дороге барон явно экономил, останавливаясь в скромных гостиницах, где возможность принять горячую ванну требовало отдельной платы, и тратиться на такую роскошь он не собирался. Приходилось обходиться кувшином с кипятком, так что теперь возвращение к благам цивилизации казалось маленьким счастьем.
Марина позволила себе немного понежиться в ванной. Тёплая вода смывала тревогу, помогала успокоиться, и когда она вернулась в спальню, то комната уже не выглядела столь заброшенной. Магия или проветривание убрали запах затхлости, от горевшего камина шло тепло и приятный аромат смолы.
– Наши вещи уже принесли, но если позволите, госпожа, я разберу их завтра. Самое необходимое я достала.
– Конечно, . Зачем сейчас разбирать, если завтра, может быть, я переберусь в другую. Это ведь, наверно, комната Марьяс. Может быть её мать не захочет, чтобы я её занимала.
– Вы правы, это комната Марьяс. Служанка так и сказала.
– А где она? Ты её отпустила?
– Отправилась на кухню. Принесёт вам ужин.
– А тебе?
– Я потом пойду относить посуду и что-нибудь себе раздобуду.
– Нет, , так не пойдёт. Перекусим вместе.
И Пола в Обители, и объясняли не раз Марине про то, что она должна себя вести в соответствии со своим статусом, и она старалась соответствовать, но оставлять голодной единственного здесь близкого человека – это точно неправильно!
Тем более, что расставаться с Хлоей и оставаться одной совершенно не хотелось. Наверно, чувствовала себя также, потому не стала спорить. Они вместе попили чай, разделив по-братски принесённый служанкой кусок пирога, хлеб и сыр. Потом Марина поспешила спрятаться от всё ещё сохраняющейся прохлады под одеяло, слушая успокаивающие звуки хлопочущей Хлои.
Та выставила в коридор грязную посуду, приготовила постель и себе, застелив свежим бельём узкий топчан, стоявший в изножье Марининой кровати. Потом отправилась в ванную и Марина не заметила, как уснула.