«…Зверь, подобен есть коню, страшен и непобедим, промеж ушию имать рог велик, тело его медяно, в роге имать всю силу. И внегда гоним, возбегнет на высоту и ввержет себя долу, без накости пребывает. Подружия себе не имать, живет 532 лета. И егда скидает свой рог вскрай моря и от него возрастает червь; а от того бывает зверь единорог. А старый зверь без рога бывает не силен, сиротеет и умирает».
Казалось, что в этой части джунглей никогда не ступала нога человека. Но охотник Бходжи был чересчур опытен, чтобы поддаться самообману. Держа оружие наготове, он скользил, как тень, среди огромных деревьев, перевитых лианами. Бходжи знал, что в любой момент может столкнуться с охотниками племени кирата, которые страшнее тигра-людоеда и для которых его голова будет не менее ценным трофеем, нежели большая четырехрогая антилопа.
Вообще-то охотника звали не просто Бходжи, а Бходжи-Рожденный-Красной-Луной-Который-Всегда-Приносит-Добычу. Он был молод, и его полное имя считалось совсем коротким, в отличие, например, от имен старейшин племени или жрецов. Но имя каждого соплеменника содержало слово «бходжи», потому что так называлось племя, к которому принадлежал охотник.
Наконец звериная тропа, по которой пробирался Бходжи, начала подниматься вверх и джунгли как бы расступились. Здесь и деревья были пониже, и росли они не так густо, а лианы стали совсем тонкими и свисали с деревьев не прочными канатами, а нечастой бахромой. Когда появились заросли кимшука[1] обсыпанные большими красными цветами, охотник облегченно вздохнул – это было то место, куда он стремился. Бходжи знал, что зверь, за которым он охотится, обожает цветы этого дерева. Чтобы не уходить далеко от «пастбища», обычно очень осторожный зверь даже устраивает на время цветения кимшука свои лежки в его зарослях.
Теперь Бходжи стал похож на охотничьего пса. Он не только прислушивался к каждому подозрительному шороху, не только замечал своими острыми, глубоко посаженными глазами малейшие изменения в окружающей обстановке, но еще и начал принюхиваться, глубоко втягивая в легкие напоенный весенними ароматами воздух джунглей.
Обоняние Бходжи и впрямь мало отличалось от звериного. Все его предки из джати[2], к которой он относился, были нишада – охотниками, добытчиками. За долгие века жизни среди девственной природы все их органы чувств обострились до предела. Поэтому нос Бходжи был первоклассным газоанализатором, способным не только улавливать огромное количество даже самых слабых запахов, но и классифицировать их.
Терпковато-мускусный запах гаура[3] Джхаши он почуял сразу же. Но порадоваться не успел, потому что следующая волна запахов заставила охотника как можно быстрее искать спасения на ближайшем дереве. Гибкий и цепкий как сам предводитель обезьян Ришабха, он в мгновение ока вскарабкался повыше, уселся в удобной развилке и стал наблюдать за развитием захватывающих событий, которые происходили в зарослях тика.
Джхаши пасся в настоящем цветнике. На фоне красного цветочного ковра с зелеными лиственными узорами он казался огромным шмелем. Только гаур не пил нектар, а аккуратно обрывал соцветия и, прикрыв веки с длинными пушистыми ресницами, с видимым удовольствием жевал свое любимое лакомство.
С высоты своего насеста Бходжи восхищенно наблюдал за этим древним легендарным зверем. На горизонте синели крутые отроги Виндхья, или Виндийских гор; где-то там, в глубоких лесистых ущельях, практически недоступных человеку, скрывались реликтовые и малочисленные гауры Джхаши. Только весной, когда зацветал кимшука, они выходили из горных теснин в джунгли; и только в этот период у охотников была возможность добыть очень ценный трофей – завитый спиралью огромный прямой рог, торчавший посреди лба гаура Джхаши.
Будь на месте Бходжи ученый-натуралист, он признал бы в Джхаши животное, отдаленно похожее на ископаемого зубра Bos Primogentius, воспоминания о котором восходят к «Септуагинте», переводу Библии на греческий язык, сделанному в III веке до новой эры по указанию египетского царя Птолемея II. Но охотнику такие мудрствования были ни к чему. Он знал лишь то, что зверя, сильнее гаура Джхаши, в джунглях нет. Своим огромным и очень острым рогом длиной больше двух хаста[4], он мог убить даже слона.
Впрочем, гаур Джхаши и слон Хатхи были взаимовежливы и всегда уступали друг другу дорогу. Наверное, они понимали, что их схватка будет сродни самоубийству.
Предполагаемая добыча, за которой наблюдал охотник, оказалась молодым, но уже набравшим силу самцом. Его единственный, растущий посреди лба угольно-черный рог, острый конец которого был темно-красного цвета, казался тщательно отполированным. Бходжи на глаз определил, что длина гаура Джхаши была около четырнадцати хаста, а рост равнялся примерно шести хаста. Джхаши одновременно был похож на лошадь и быка – длинная, совсем не бычья шея, густая темная грива, аккуратные уши торчком и чересчур массивное, как для лошади, мускулистое туловище, а также короткий голый хвост с пышной кисточкой на конце. Его светло-серая, в едва заметных пятнышках, шерсть была короткой и лоснилась, словно гаура каждый день чистили скребком и щеткой.
Гаур казался неповоротливым, но охотник знал, что, когда нужно, зверь может бегать быстрее молодого жеребца. При этом Джхаши сметал все со своего пути. Однако длинные и мощные ноги гаура не имели копыт и были немного похожи на слоновьи.
Джхаши пасся и не подозревал, что к нему подкрадывается его злейший и, пожалуй, единственный враг (естественно, за исключением человека). Гаур настолько увлекся процессом поедания редкого цветочного лакомства, что совершенно забыл об осторожности, всегда присущей этому редкому зверю.
На Джхаши охотилась огромная кошка. Подбираясь к гауру, она передвигалась настолько медленно, что казалось стояла на одном месте. Кошка совершенно бесшумно скользила среди густых зарослей, просачиваясь между близко стоящими стволами словно большая водяная капля и неотвратимо приближаясь к ничего не подозревающему гауру Джхаши.
Это была странная помесь тигра и льва, каким-то чудом сохранившаяся с незапамятных времен в диких Виндийских горах, где никогда не ступала нога человека. Его почти черная грива была короче, чем у царя зверей, а на гибком теле, покрытом короткой шерстью песочного цвета, достаточно отчетливо просматривались светло-коричневые полосы (особенно на спине). Огромные клыки, выглядывающие из пасти тигрольва, могли в мгновение ока перегрызть ногу буйвола – как сухую ветку.
Зверь, который охотился на гаура Джхаши, скорее всего был дальним родственником пещерного льва. Это понятие не было известно Бходже, но он точно знал, что почуяв запах Пишача[5] – так называли тигрольва соплеменники охотника, – все звери джунглей (в том числе тигры и даже слоны) в ужасе бежали куда глаза глядят.
Наверное, имя зверя не совсем соответствовало действительности. Возможно, в голодные дни Пишача и питался падалью, но Бходжи точно знал, что тигролев предпочитает живых антилоп и буйволов-гайялов. Однако самой желанной добычей Пишача считал гаура Джхашу. Возможно, в древние времена он был обычной пищей тигрольвов, и большая приверженность к мясу гаура была у Пишача на подсознательном уровне.
Гаур Джхаши опоздал с защитой на долю секунды. Полосатая молния тигрольва ударила в его самое уязвимое место – горло. И все же гаур успел дернуться, и клыки Пишача вонзились не в глотку, а немного ниже. Джхаши издал пронзительный крик, в котором смешались ярость и боль, и началась захватывающая борьба не на жизнь, а на смерть.
Бходжи много чего повидал на своем, пока еще не очень длинном веку. Однажды он даже подсмотрел, как слоны расправляются с тигром, дерзнувшим напасть на слоненка. Когда буйство огромных животных закончилось, от полосатого хищника осталось лишь мокрое место. Но такой схватки диких зверей ему никогда не приходилось видеть.
Пишача держался из последних сил. Он висел на гауре, который метался среди деревьев как ураган, превращая в щепки тонкие стволы кимшука. Древесные сколы больно ранили тигрольва, но он не отпускал Джхашу, потому как знал, что тогда ему придет быстрый конец.
Спустя какое-то время гаур начал слабеть от потери крови. Его движения уже были не такими сильными и резкими; в какой-то момент он упал на колени, чем тут же не преминул воспользоваться Пишача. Он на мгновение разомкнул свои мощные челюсти с намерением добраться до горла гаура, которое находилось так близко, и это было его большой ошибкой.
Джхаши словно выстрелил вверх и встал на прямые ноги. Тигролев как-то неуклюже попытался отскочить в сторону, но уже было поздно – рог гаура проткнул его насквозь, как острога рыбака протыкает большую рыбину. Хриплый рев Пишача потряс джунгли, которые тут же пришли в движение. Звери бросились бежать, словно начался сухой сезон и в джунглях забушевал пожар…
Гаур бросил тигрольва на землю и начал на нем топтаться. Но это продолжалось недолго. Скоро силы совсем покинули лесного гиганта и он, зашатавшись, рухнул рядом с безжизненным телом своего врага. Бходжи не мог поверить своей удаче. Такая знатная добыча и так легко ему досталась! Если он принесет в селение племени не только рог Джхаши, но еще и шкуру, а также клыки Пишачи, его имя станет легендой!
Немного подождав – пока гаур не перестал биться в конвульсиях, – охотник быстро спустился на землю и, держа наготове лук, приблизился к поверженным зверям. Этот лук был особый. Бходжи изготовил его специально для охоты на Джхашу. Он знал, что для гаура отравленные стрелы не представляют никакой опасности. Поэтому зверя нужно было целить в сердце. А чтобы пробить толстую шкуру гаура, требовались очень сильный лук и большие стрелы, похожие на дротики.
Если поставить лук на землю, то он доставал Бходжи до подбородка; а охотник был ростом около четырех с половиной хаста. (В его племени все были высокими.) Бходжи изготовил лук из рогов дикого гайяла, а наконечники стрел, похожие на листья фикуса, ему ковал лучший кузнец джати. Примерно такая же стрела, выпущенная из подобного лука во время штурма индийской крепости, пробила доспех самого Александра Македонского.
Гаур Джхашу был еще жив, но уже на последнем издыхании. Он смотрел своими огромными фиолетовыми глазищами на охотника… и плакал! Наверное, от бессилья. А может от того, что знал – ему уже никогда не вернуться к родным лежкам в Виндийских горах.
Бходжи опустил лук и нахмурился. Его охотничий азарт куда-то пропал, а на душу словно лег тяжелый камень. Ему было очень жалко гаура. Если б не строгий наказ главного жреца племени и старейшин, он никогда не осмелился бы охотиться на Джхашу. Охотника утешало лишь одно – то, что он фактически не виновен в смерти зверя…
Бходжи сидел на помосте, застеленном циновками, и неотрывно наблюдал за высоким керамическим кувшином. На его голой мускулистой груди висело ожерелье из клыков тигрольва. Рядом с ним сидели старейшины племени и жрецы. Их глаза тоже были прикованы к невзрачному глиняному сосуду, словно он был изготовлен из драгоценнейшего китайского фарфора и в нем плескалось то дорогое и восхитительно вкусное вино, что пьет сам раджа.
Все ждали, когда закончится испытание добытого Бходжей рога гаура Джхаши. Рог поместили в кувшин, бросили туда с десяток живых скорпионов и плотно закрыли сосуд крышкой. Жрецы тихо бормотали заклинания, а глава старейшин ерзал от нетерпения, предвкушая, сколько золота отвалит ему за этот бесценный рог туранский купец, прибытие которого в селение ожидалось со дня на день.
Наконец главный жрец племени, высокий костистый старик с седой бородой до пояса, поднялся, в торжественной тишине снял с кувшина крышку, осторожно вынул из него рог (который младшие жрецы тут же бережно положили на сафьяновую подушечку) и вытряхнул из сосуда скорпионов. Все затаили дыхание и уставились на ядовитых насекомых. Они были неподвижны. Для верности жрец потрогал их палочкой, но скорпионы по-прежнему не подавали никаких признаков жизни.
И тогда раздался общий вздох облегчения. Все вдруг радостно заговорили, задвигались, затем встали и начали благожелательно похлопывать по плечу сияющего Бходжу-Рожденного-Красной-Луной-Который-Всегда-Приносит-Добычу.
Охотник был на седьмом небе от счастья. Испытания показало, что Джхаша уже вошел в пору зрелости и рог гаура обладает своим главным и самым ценным качеством – предохраняет его владельца от ядов. Испарения от рога не только нейтрализовали яд скорпионов, но и убили насекомых…
По Большому шелковому пути шел караван весьма предприимчивого туранского купца Афросиаба. Это был наиболее протяженный участок пути, который проходил через территории Центральной Азии. Караваны, груженные шелком и фарфором из Китая, пряностями и самоцветами из Индии, серебряными изделиями из Ирана, керамикой и многими другими товарами, шли по пустыням Каракумы и Кызылкум, через оазисы Мерва и Хорезма, по безбрежным степям Сары Арки, одолевали перевалы Памира, Тянь-Шаня, Алтая, переправлялись через реки Мургаб, Амударью и Сырдарью. Большой шелковый путь словно на длинную нить нанизывал города Мерв, Бухару, Самарканд, Ургенч, Хиву, Отрар, Джуль, Суяб, Новокент, Баласагун, Борскоон, Таш-Рабат, Ош, Узген…
Это был очень длинный путь, и редко какой купец мог пройти его туда и обратно без смертельного риска для своей жизни. Многим вообще хватало одного раза, за что они потом долго возносили благодарственные молитвы своим богам-покровителям. И только удачливый и смелый Афросиаб регулярно – раз в два года – водил караваны в Индию на протяжении шестнадцати лет.
Купцу уже перевалило за сорок, но в отличие от многих своих товарищей по ремеслу, фигуры которых напоминали курдюк с бараньим жиром, он был худощавый, живой и подвижный. Вместо того чтобы трястись на мягких подушках в паланкине, установленном на самом выносливом верблюде, Афросиаб предпочел доброго быстроногого жеребца, способного унести его от любой погони.
Эта предосторожность была далеко не лишней. Вдруг разбойники узнают, что он держит в тщательно притороченном к седлу пенале из бамбуковых дощечек… Афросиаб нервно вздрогнул и вознес молитвы всем богам, которых знал. А затем мечтательно сощурился: если он довезет рог гаура Джхаши (или аликорн, как его называют европейцы) в целости и сохранности домой, то получит от ганзейских купцов столько денег, что хватит и ему, и его многочисленному потомству до скончания века.
Тогда можно будет поручить водить караваны в Китай старшему сыну Джамшиду, а сам он займется розничной торговлей в лавке на базаре, чтобы в любой момент можно было предаться усладам в обществе прекрасных юных гурий. Представив этот момент, Афросиаб покраснел, словно его обдало жаром, и в очередной раз вздрогнул – но уже от вожделения.
Где-то впереди каравана загудел карнай[6]. Это караван-баши Бахрам подавал сигнал, что пора останавливаться на ночлег. Афросиаб посмотрел на пламенеющий закат и тяжело вздохнул: «О, боги! Вы так не постоянны в своих милостях к нам, смертным… Кто знает, что ждет меня впереди. Если доберусь домой в целости и сохранности, клянусь, что в вашу честь сделаю гекатомбу[7]».
На гористую местность, по которой шел караван, опускались сумерки…