Со Стасом она познакомилась на скучном заседании, вынужденная присутствовать там по работе. После мероприятия шеф планомерно представлял помощницу разным людям, одним из которых и оказался Стас – Станислав Алакшеев. На первый взгляд, ничего особенного и уж тем более рокового в нем не наблюдалось: стройный парень славянской внешности, светловолосый, сероглазый в обычном мышино-сером деловом костюме, сидевшим на нем, кстати, довольно средне, сдержанный синий галстук, незапоминающийся чуть слышный парфюм – одним словом, чиновник в привычном для себя антураже… Кажется, встретишь такого и пройдешь мимо, скользнув взглядом…
Задержав руку Ули в своей значительно дольше положенного, он внимательно посмотрел ей в глаза, отчего у нее по всему телу прошла странная пунктирная дрожь – внезапно Ульяне показалось, что эта встреча предопределена свыше, кем-то, выстроившим звезды в определенном порядке специально ради этого случая. Глупость, конечно. Высокопарная сентиментальная глупость, свойственная дешевым историям глянцевых журнальчиков для скучающих домохозяек и неудачниц, мечтающих о модельной внешности и муже-миллионере, но с грустью каждое утро заглядывающих в зеркало. Она зажала его визитку в руке, а вечером выбросила происшествие из головы, сунув клочок картона в общую визитницу – для коллекции. По своей взбалмошной натуре она не удержалась и сделала некий шаг навстречу: послала приглашение на одно из мероприятий, но он даже не ответил, не говоря уже о появлении. Страдать иллюзиями Уле несвойственно, выводы напрашивались сами, она пожала плечами и заставила себя забыть.
Через год они пересеклись снова. Прошлое повторилось почти с точностью: ее рука в его теплых ладонях, тихий голос, вкрадчиво произносящий: «Я до сих пор храню твою смс-ку» и дрожь по Улиному телу среди гомона очередной конференции.
Он нашел ее сообщение и украдкой показал его Уле. Необъяснимый факт внутренней растерянности настиг ее врасплох, она только и смогла, что глупо спросить: «А зачем ты ее хранил?». Стас не ответил, исчезнув посреди конференции.
Ответ пришел вечером, завибрировавший телефон доставил сообщение: «Хранил, потому что нравишься, не отвечал, потому что стеснялся». Такого с ней еще не случалось. Нереально, но она почувствовала себя школьницей, получившей первое неловкое признание в симпатии, и оторопела. Это она, привыкшая к вниманию мужского пола, умеющая флиртовать, манипулировать, добиваться поставленных целей и задач, знающая, что ее темная сторона – лучшее оружие в мире мужчин, ударная сила, сокрушающая препятствия!.. Ульяна всегда знала, как одеться, какой длины должна быть юбка и насколько глубок вырез декольте, какие духи оставят неизгладимый шлейф, знала, как улыбнуться, посмотреть и что сказать… Мужчины… Примитивное отношение, желания и потребности…
Он казался неправдоподобно чистым, незамутненным в мире циничных постельно-денежных/прагматично-свойских взаимоотношений (звучит так, что от оскомины сводит зубы, но факт есть факт), но это не делало его в глазах Ульяны слабым, а добавляло еще больше привлекательности и гармоничности его образу. Они написали друг другу еще несколько сообщений. Уле пришлось признаться, что завтра она уезжает в командировку и вернется только через две недели.
На следующий день в поезде она посмеялась над своей вчерашней впечатлительностью, сделав вывод, что молодой человек так необычно флиртует, привлекая внимание дам столь нетрадиционным способом и постаралась снова, как и год назад, выбросить этот эпизод из сознания. Тем не менее, вернувшись, отправила ему смс, скорее из любопытства, чем по каким-то иным причинам. В ответ та же холодная тишина, что и в первый раз. Этого следовало ожидать. Она разозлилась и послала все к черту.
В третий раз жизнь столкнула их еще через три месяца на более пафосном по своему размаху мероприятии, где оба находились довольно долго, бродя с бокалами вина по залу и общаясь с нужными и не очень людьми. Увидев Ульяну, он целенаправленно пошел в ее сторону, фиксируя глазами ее взгляд и сковывая движения, чтобы та не смогла удрать. Впрочем, она и не собиралась, охваченная теплым томлением, растекавшимся по телу. Он шептал ей на ухо, что соскучился, постоянно о ней думал, и засыпая, видел ее глаза… Перекинув ее руку через свою, крепко прижимал к себе, то ли демонстрируя окружающим, что она с ним, то ли не желая отпускать и потерять из виду. Уля не могла на него сердиться. Когда он находился рядом, все негативные чувства растворялись, она чувствовала себя безвольным пластилином, покорно принимающим ту форму, которую хотели ему придать руки скульптора.
Раскланявшись со всеми и отдав дань служебным обязанностям, Стас утащил Ульяну гулять по городу, заявив, что крадет, и возражения не принимаются. Она не сопротивлялась, в его присутствии ее воля угасала, таяла, исчезала… Она показывала ему любимые с детства места: школу, в которой некогда училась, переулки, по которым бегала с подружками, дворики, ставшие для нее родными, знаковыми, и тем самым пускала Стаса глубже в душу, что не позволяла себе уже давно…
Они сбегали гулять и целовались как подростки, застигнутые первым чувством и бурлящими гормонами врасплох: в арках, ведущих к астматичным эхом кашляющим дворам-колодцам, меж толпы центральных улиц под нотной линейкой проводов и сидящей на ней перелетной стаей-гаммой, в затененных деревьями беседках, вдали от пламенеющих желтоглазых фонарей и неврастенично-гламурных витрин…
Он отправлял ей письма о том, как ее чувством, посылал сочиненные им мелодии, она писала ему по ночам стихи, радуясь симптомам сладостной девичьей влюбленности, давно забытой и утерянной годы назад. Ее темная сторона скукоживалась, уступая место тому светлому, детскому, которое она безжалостно давила в себе ранее, боясь новых ударов исподтишка и очередной боли от потери или предательства.
Он писал:
Уленька, привет…
Мне очень приятно, что тебе нравятся мои сочинения, а ещё приятнее читать такие твои строки, обращённые ко мне.
Знаешь, в эти выходные, особенно вчера, находился в состоянии какой-то безысходности, а сегодня твои стихи словно вдохнули в меня жизнь… Спасибо тебе.
Стас.
Она отвечала:
Почему безысходности, Стас? Я абсолютно уверена в том, что мысль материальна. Мы притягиваем к себе то, что хотим или чего боимся, но думаем постоянно. Мне кажется, достичь можно всего, если знаешь свою цель или мечту, а вот если не знаешь, тогда никак. Только учиться радоваться жизни и наслаждаться ею, и принимать то, что она нам дает. Моя интуиция говорит, что у тебя все как-то непросто, я умею видеть какие-то вещи и складывать простые числа:).
Не переживай, мне ничего не нужно, мы можем быть просто хорошими знакомыми, если тебе так лучше и спокойнее.
Ульяна
Она стала вспоминать разные смешные, милые, сентиментальные детали своего детства, которые, казалось бы, вроде давно исчезли из ее памяти, но тут, неожиданно стали всплывать. О том, как ей нравилось кататься с прабабушкой на трамвае, как она любила его пронзительный переливчатый звон, как выискивала счастливые билетики, которые можно съесть и торопливо загадать желание с детской верой в то, что оно непременно сбудется, с какой радостью бежала в библиотеку, чтобы брать там потрепанные, прошедшие через сотни рук, книжки о приключениях и, приходя домой, первым делом втягивала носом их неповторимый запах, состоящий из самых разных смесей, от бумаги и типографской краски до запахов чужой жизни тех, кто имел счастье прочитать увлекательные истории до нее… О том, что когда-то она верила: цветы-колокольчики звенят, если их слегка тронуть пальцем, и если долго вдыхать запах ландышей, – можно стать феей… О детской влюбленности в красавца-серба, мужа подруги матери, о том, как она злилась, когда их маленький вечно сопливый сынок заявлял, что когда вырастет, женится на ней – он ничуть не походил на своего отца… О том, что давным-давно она еще была убеждена: человек, если очень сильно захочет, сможет преодолеть земное притяжение, гравитацию и полететь… О том, что там, в прекрасном далеко, ее ждет умопомрачительная сказка…
Когда жизнь столкнула их в третий раз, и они отправились гулять по городу, тогда и началась эта история, роман между Ульяной и Стасом, между ними и городом, городом и архитектурными стилями, архитектурными стилями и ними…
И тогда Ульяна стала понимать, открывать свою истину, философию, принятую и осознанную через дыхание города: человек – тоже смешение стилей и разнообразие форм. Он издавна переживал пожары, войны, революции и перевороты, и все это отразилось в его душе, в генах, передавалось из поколения в поколение, от отца к сыну, от прадеда к правнуку, накладывая неповторимые отпечатки. Он идет от язычества к христианству, от атеизма к духовным практикам, от дикарства и бескультурья к этикету и политесу, от свободы воли к социальным установкам, принятым в обществе. И если «конец 20 века – период современных технологий, когда в архитектуре Москвы отмечается преобладание стекла и металла. Эти постройки олицетворяют дух современного мегаполиса, в котором практичность преобладает над формой», то в самом человеке это – преобладание материи над духом, денег, силы и власти над душой…
Дух современного мегаполиса – преобладание материального, практичного над внутренним содержанием. Даже литература измельчала, перестала быть тем, чем она была в эпоху Толстого, Достоевского, Чехова… Мы сучим лапками подобно лягушке, сбивающей из молока масло, но наше молоко изначально скисшее. Мы очень хотим уйти от типовых форм, стандартных пятиэтажек, панельных домов современного типа, мечтая о неординарности, причудливости, способах подачи себя, но с великой торжественностью представляем лишь очередную посредственность, но никак не произведение искусства.Мы проходим по жизни разные этапы становления личности.Классицизм, впитанный и взращенный с помощью родных и близких, постепенно ставший незыблемыми устоями личности, ее позвоночником, хребтом и основой. Роскошь и блеск семейных традиций, генетическая связь со своим генеалогическим древом и страной, где ты испустил свой первый отчаянный крик.Модерн юности, с ее изяществом и желанием причудливости облачений – лепнина фигур, орнаменты украшений из стекла и металла, вензеля татуировок, смелость причесок… Желание свободы самовыражения, смелости мысли и действия… Юности свойственна и мрачная романтика готики, желание вертикального роста, устремленность ввысь к недоступным простым смертным тайнам, и нарочито агрессивный деконструктивизм, демонстрирующий конфликт с обществом и средой, вызывающий на спор или сражение.Взрослея, мы выбираем другие стили.Одни опираются на пышное и причудливое барокко, призванное поражать своим мнимым, иллюзорным богатством и всеми силами подтверждать достигнутый социальный статус хозяина. Это роскошь сусального золота, безвкусица, видимая многим, но не самому владельцу, не ощущающему дефектности возведенного строения, вычурного, пышного и бессмысленного в своей излишней роскоши. Это нувориши, ставшие богатыми в случае удачи и счастливых обстоятельств, непривычные ранее к большим деньгам, не имеющие соответствующего образования и культуры, но болезненно мечтающие стать равными если не потомственным князьям и графам, то хотя бы известным актерам, художникам, ученым…Другие принимают многостилевую эклектику, смешивая все понравившееся на одном пространстве своей жизни, стаскивая к себе, принимая в себя все блескучее, подобно вороне, уносящей в гнездо очередные «богатства». В основном, это простые труженики, жаждущие незамысловатого комфорта и простых человечьих радостей: квартира, машина, дача, дети, достаток, отдых в Турции/Египте/Тунисе, кино и лыжи по выходным. Или вынужденный реализм, воплотившийся в блочных пятиэтажках и панельных домах, стыдливо серых как снаружи, так и изнутри.Третьи пытаются остаться в модерне, естественно-природном, не только эстетически красивом внешне, но и нужным, функциональным, полезным по какому-то большому счету (который, впрочем, для каждого свой), но при этом они стремятся выделиться из толпы, обратить на себя внимание, чтобы остаться навечно в людской памяти, как великие Гауди или Хундертвассер, чьи творения до сих пор поражают и заставляют трепетать от восторга. Это свойственно по большей части творческим личностям: художникам, скульпторам, архитекторам, композиторам и писателям.Четвертые окружают себя монументальным классицизмом – сталинским ампиром, стремясь походить на знаменитые высотки, и как шпили и шатры их имитируют башни Кремля, так же их хозяева имитируют, выказывают верноподданичество правящему режиму, тогда как внутренний декор старательно копируют как с европейских, так и с древнерусских элементов, полагая это высшим образцом истинного шика… Это правящая элита и депутаты, мечтающие наворовать столько, чтобы стать пресловутым бизнес-классом.Кто мы сегодняшние, какие мы есть на самом деле? Деловые, стремящиеся вверх и ввысь, покрытые гламурным глянцем так же, как современные башни-небоскребы «Москва-Сити» с отражающими свет стеклами? Наш каркас спаян из металлических конструкций, также порой наспех, с нарушением правил, воткнутых в чрево земли? Мы производим впечатление своим размахом, но удобны ли те помещения, в которые мы предлагаем заглянуть, а то – и поселиться?Что нами правит по дороге от рождения и до смерти? Страхи, лень, отсутствие цели или ее подмена? Что заставляет создавать величественные проекты, строить планы и отказываться от них спустя некоторое время? Оглядываясь на прожитую жизнь, мы вспоминаем неосуществленные проекты вроде Дома Совета, так и не возведенного, как и несколько других таких же масштабных зданий, грандиозных по замыслу, но оставшихся лишь на нескольких пожелтевших от времени чертежах. Оставим мы после себя возведенный храм, груду развалин из битого кирпича, заброшенный котлован с протухшей стоячей водой или может вавилонский зиккурат с нашим прахом будет вечно напоминать потомкам о наших грандиозных утопических идеях, о неисправимых ошибках, жестокости, самонадеянности и глупом бахвальстве, отразившемся на судьбах миллионов?!.Стою на балконе. Ловким щелчком посылаю тлеющий окурок в пустоту. Сигарета кружится, кружится и как опаленный горящей свечой мотылек, медленно падает вниз, в черноту ночи… Перевожу глаза параллельно горизонту и вижу панораму мерцающих желтым светом окон, чудится, что в каждом таком окне, неважно пятиэтажка это или новая высотка, в каждом таком окне – один день из моей жизни, прожитой здесь ли и сейчас, а может, в лихорадочном бреду вспомненный из какой-то другой, потусторонней, прошлой, выдуманной жизни. Я боюсь этих дней-окон, ведь за ними спрятаны свои скелетики и скелеты, обезумевшие чудища, безмолвно разевающие свою пасть и вопрошающие: «Ты помнишь?» Помню. Но не хочу вспоминать, только счистить все до крошки, до белого листа, но получается какая-то манная размазня из полустертой резинки и верхнего слоя бумаги.Одиночество. Люди так боятся этого слова. Странно. Я понимаю, что одиночество среди людей – вещь действительно страшная, тогда как одиночество наедине с природой – гармонично, правильно и естественно. Ты боишься быть чужим и ненужным рядом с родными, друзьями, соседями, тебя повсюду сопровождает страх, что тебя не любят, но стоит оказаться наедине с природой – в горах ли, в хижине, пережидая грозу, на берегу моря во время шторма, ты чувствуешь себя частицей той мощной силы, что и составляет нашу планету. Есть люди, которые совершенно не могут, не умеют и даже – панически боятся оставаться одни… Смешные… Ты приходишь в этот мир один и уходишь один… Всё, что у тебя есть – это ты сам, этакий микрокосмос…Ты разбередил меня, Стас, позволил верить в то, что я чище и лучше, чем кажусь себе сама, чем чувствую, а это самое сильное искушение из возможных. Я рассуждаю о мире, его структуре и своем месте в нем, но вдруг это все лишь попытка показаться значимой, вдруг мои мысли не имеют ценности, на самом деле они смешны, наивны, тщеславны и пафосны?.. Я не знаю, как посмотреть в зеркало, чтобы увидеть там истину…