После доклада Нормального по мю-фону миновало примерно полчаса – самое время прибыть сюда какому-нибудь эвакуационному транспорту. Однако что именно за нами было выслано – вертолет или бронетранспортер, – мы так и не узнали.
Механический шум, который вдруг донесся до нас на рассвете, не походил ни на стрекот «вертушки», ни на гул бронетехники. И вообще, то, что двигалось сейчас на северном краю площади, ныне уже не считалось творением человеческих рук. Тяжелая, сбивчивая поступь, вкупе с железным скрипом и завыванием сервомоторов, давали понять, что к Рижскому вокзалу пожаловал сам Дикий Сварщик – крупный биомех-ремонтник, перемещающийся на шести конечностях и считающийся в среде техноса полевым лекарем.
Я лежал на полу у стены и не видел монстра. Но был готов поспорить, что правильно угадал, кто он такой, по громыханию его шагов. Впрочем, заключить по этому поводу пари было не с кем. Встревоженным шумом охотникам вмиг стало не до нас. Все они, пригнувшись, тут же рассредоточивались у окон, из которых северная часть площади просматривалась лучше всего.
Дальнейшее поведение Нормального, Медленного и Хромого было легко предсказуемо. Если Дикий Сварщик их заметит, он не ринется в бой сам, а оглушительно заревет, сзывая себе на подмогу всех окрестных биомехов. И те, сбившись в стаю, не позволят людям обидеть своего любимого «Айболита». Все, что требовалось охотникам, это стать тише воды, ниже травы до тех пор, пока Сварщик отсюда не уйдет. Элементарная, зато самая эффективная тактика при столкновении с этой вредной и крикливой тварью.
Однако, вопреки моему прогнозу, произошло совершенно обратное. Вместо того чтобы сидеть и помалкивать, спецназовцы внезапно все как один разразились бранью. Негромкой и сдержанной, но, заслышав ее, я не поверил своим ушам. Крутые, как склоны Эвереста, парни, которые даже мою картечь сносили, стоически стиснув зубы, взялись материться при виде монстра, который топтался вдалеке и не обращал на них внимания!..
Заинтригованный, я приподнял голову и посмотрел на ругающихся головорезов. И увидел странную и отчасти даже комичную картину: некогда рослые спецназовцы неожиданно превратились в карликов и теперь едва достали бы макушками мне до пупка! А как забавно они при этом дергались и скребли у себя под ногами бетон! Вот потеха-то! И пусть радоваться в моем положении было глупо, я все равно не сдержал ухмылку, став свидетелем очередного чудачества гораздой до таких забав Зоны.
Впрочем, ухмылка моя была мимолетной. Когда я смекнул, во что вляпались враги – причем вляпались самым натуральным образом, – меня охватил испуг. Я тут же глянул на участок пола, на котором мы лежали… И – хвала фортуне! – продолжали лежать, не утонув в бетоне ни на миллиметр. А вот охотники погрузились в него почти по пояс. Не укоротились в росте, как мне сперва почудилось (хотя в наших краях и подобное не исключено), а всего лишь приутонули в размягчившемся, а затем вновь затвердевшем полу.
«Чертова топь» – так называлась ловушка, в какую они угодили. Но откуда она там взялась? Ведь и вчера, и сегодня я не однажды проходил рядом с теми окнами… Действительно, неисповедимы пути здешней природы, раз от разу играющей с человеком подобные злые шутки. Теперь этих несчастных спасет только ампутация, поскольку лазерным резаком и отбойным молотком из такого плена не высвободишься. «Чертова топь» соединяет бетон и клетки человеческого организма на структурном уровне, превращая их в единое и, к несчастью, уже нежизнеспособное целое…
Я хотел было шикнуть на спецназовцев, дабы они заткнулись и не накликали на свои головы вторую беду, которая вкупе с первой лишит их всякой возможности выжить. Но тут вдруг обнаружилось, что никакого шума с площади больше не доносится. Внезапно утихла не только поступь Дикого Сварщика, но и прочие издаваемые им звуки.
«Застыл на месте!» – наверняка подумаете вы и будете лишь наполовину правы. Остановиться Сварщик может, это да. Но вот застыть – никогда. Подвижных сочленений, сервомоторов и постоянно функционирующих механизмов у этого биомеха так много, что, даже не шевеля конечностями, он будет выдавать себя скрипами, лязгами и скрежетами. И уж коли этот монстр притопал на площадь, нам предстоит слушать его возню до тех пор, пока он отсюда не уберется.
И тем не менее грохот полностью стих и не возобновлялся. Чудеса, да и только! Все утро на нас, как из мешка, сыплются сюрпризы, приятные вперемешку с неприятными. Вот только какой сюрприз окажется на самом дне этого мешка и выпадет последним? Вопрос для нас принципиальный, но, увы, ответ на него совершенно непредсказуем…
Утратив подвижность, теперь я мог лишь наблюдать за событиями, разыгравшимися в этот час на Рижском вокзале. И события эти даже не думали останавливать свой ход, то и дело срывающийся на галоп. Едва я озадачился исчезновением Сварщика, как вырывающиеся из западни охотники вновь вскинули автоматы. Правда, нацелили их не туда, где прежде топал шестиногий монстр, а в противоположную сторону. Нацелили и тут же уронили их на пол с таким грохотом, как будто те вдруг потяжелели раз в двадцать.
Хотя почему «как будто»? Именно это и случилось с оружием незадачливых головорезов. И не только с ним. Защитные пластины и прочие металлические атрибуты их комбинезонов поразила та же гравитационная аномалия. Все ее жертвы сгорбились, их лица перекосились от натуги, и они, наклонившись вперед, были вынуждены опереться руками о пол. Удерживать вертикально собственное тело, когда доспехи на нем начинают весить полцентнера, – тяжкое испытание. Особенно если при этом нельзя ни присесть, ни вообще сойти с места даже на миллиметр.
Белая полоса в жизни наших врагов закончилась, и теперь им не везло, как пресловутым утопленникам. А вы говорите, снаряд дважды в одну воронку не попадает! Полноте! Еще как попадает! В Пятизонье всякое возможно. Здесь два снаряда могут не только упасть в одну воронку, но и, развернувшись в полете, возвратиться обратно, чтобы поквитаться с артиллеристом. Про аномальные ловушки и говорить нечего. Не удивлюсь, если на наших горе-охотников свалится еще какое-нибудь суровое испытание, а то и не одно.
Вскорости выяснилось, в кого целились Нормальный, Медленный и Хромой (хотя, говоря по правде, ни нормальных, ни хромых среди них уже не было), прежде чем их пушки и экипировка стали неподъемными. Нет, это был не Дикий Сварщик, который, умолкнув, больше не давал о себе знать. Вмурованные по пояс в пол спецназовцы собирались стрелять в сталкера, что приближался к нам с юга. Приближался и в итоге достиг вокзала, поскольку ни одна пуля в него так и не была выпущена.
В оконном просвете, под которым я лежал, нарисовался человек; я мог видеть лишь его тень, падающую на пол с первыми лучами восходящего солнца. Человек осмотрел снаружи зал, увидел все, что ему хотелось, после чего, не сказав ни слова, направился дальше, к главному входу. Бродяга не спешил и не особо таился, а стало быть, он знал себе цену. Немногие сталкеры могут похвастаться подобным спокойствием перед лицом здешних врагов. Очень немногие…
Охотники, которым, в отличие от меня, гость был хорошо виден, смотрели на него исподлобья. Но я не назвал бы их взгляды откровенно враждебными. Точно так же Упырь, барыга из Соснового Бора, глядит на заявившихся к нему в неурочное время мелких клиентов: радости от них почти никакой, а выгнать их взашей не позволяют рыночные принципы.
Сталкер, что в ореоле рассветных лучей переступил порог вокзала, оказался тем самым человеком, которого мы ждали со вчерашнего вечера. Ждали и не сомневались, что он придет. Но тем не менее его появление стало для меня полнейшей неожиданностью. Как такое возможно, спросите вы. Возможно, отвечу я. Вопреки всем ожиданиям на подмогу нам прибыл не посланец Мерлина, а он сам – легенда Пятизонья, его лучший первооткрыватель и исследователь, сталкер и журналист Семен Пожарский!
«Шел он гордой походочкой на обеих ногах», – так поется в старой солдатской песенке, которую я, учась в летном училище, гнусавил под гитару в казарме вместе с другими курсантами. То же самое, слово в слово, я мог бы пропеть и сейчас. Однако неподходящее для шуток время и отвисшая от удивления челюсть не позволили мне встретить нашего спасителя этой меткой цитатой. И потому его явление народу состоялось в полной тишине. Даже охотники, и те прикусили языки, хотя до сего момента бранились сквозь зубы почти без умолку.
Первое, что сделал Мерлин, войдя в дверь, это снял свои архаичные круглые очки в тонкой стальной оправе и протер их платком, вытащенным из-за отворота перчатки. После чего, вернув платок обратно, а очки – на нос, взъерошил ладонью ежик своих белобрысых волос – инстинктивный жест, проявляющийся у Семена в минуты раздумий. Затем пристально поглядел на притихших спецназовцев, огорченно покачал головой и, отвернувшись от них, направился ко мне.
Походка Пожарского заметно отличалась от прежней, но что тут поделаешь. Какими бы высокотехнологичными ни были его протезы, настоящими ногами им никогда не стать. А тем более ногами такой легендарной личности, чьи прежние ноги истоптали все Пятизонье вдоль и поперек не по одному разу.
– Какая, право слово, гримаса фортуны! – ухмыльнувшись, проговорил Мерлин вместо приветствия. – А ведь когда мы с тобой и твоими друзьями виделись в последний раз, это мы лежали перед вами совершенно беспомощные, а вы самоотверженно спасали наши жизни. Кто бы мог тогда подумать, что спустя всего полгода это повторится с точностью до наоборот!
– Я тоже безумно рад тебя видеть, старик. Однако не думал, что ты станешь настолько безрассудным и вернешься в Зону после всего того, что она с тобой сделала, – ответил я. И, повернувшись на живот, подставил благодетелю скованные наручниками запястья.
– Зона здесь совершенно ни при чем, – возразил Пожарский, разминая кисти рук перед процедурой моего освобождения. – Не она отняла у меня ноги, а человек, настоящее имя которого ты сообщил мне вместе с вашей просьбой о помощи. Неужто ты решил, что, узнав о том, кто такой Умник и что у вас тоже есть к нему счеты, я не составлю вам компанию и лично не взыщу с этого паскудника все, что он мне задолжал? Как бы не так! К тому же цель вашего похода – превосходный сюжет для нового репортажа. Которыми, сам понимаешь, я в последнее время мир практически не балую…
Чтобы открыть наручники, «жженому» сталкеру-универсалу типа Мерлина ключ нужен не больше, чем мне – пассатижи при лузгании семечек. Задействовав свои способности метаморфа – преобразователя материи, – Семен одним касанием пальца превратил закаленную сталь кандалов в податливую будто воск субстанцию. Мне оставалось лишь разорвать цепочку, а потом содрать с запястий оба размякших «браслета».
Пока я это делал, успел заметить прицепленный у Пожарского к поясу компактный шумоимитатор. Дорогостоящая игрушка, но для искателей артефактов – вещь незаменимая. Этим прибором они заманивали биомехов в засаду, после чего расстреливали их шквальным огнем и выдирали у них из утроб «Сердце зверя». Шумоимитатор выпускал узконаправленный акустический луч по объекту, который мог быть использован в качестве резонатора – например, по остову какой-нибудь техники. После чего тот начинал вибрировать в унисон лучу, передающему запрограммированные в шумоимитаторе звуки. Привлеченный ими механоид приближался к «поющему» объекту, где и находил свой бесславный конец.
Что ж, теперь понятно, откуда на привокзальной площади взялся Дикий Сварщик и куда он потом исчез.
Заслышав на пути к «святилищу» доносящиеся оттуда выстрелы, Мерлин был слегка озадачен. Слишком уж странно звучала идущая там перестрелка: пороховое оружие против армейских шокеров; их «чихание» Семену было хорошо знакомо – такими устройствами оснащались патрули, стерегущие карантинный периметр близ Барьера. В Зоне, помимо военных, шокерами также пользовались наемные охотники за головами. Вот почему Пожарский предпочел не рисковать, кидаясь в драку очертя голову.
Прежде всего следовало выяснить, что за враги вознамерились взять нас живьем. С Законом Мерлин и его команда всегда старались поддерживать хорошие отношения, ведь благодаря своей всемирной славе они являлись единственными свободными сталкерами, которых пропускали под купол Барьера легально. В качестве благодарности Семен снабжал военных стратегической информацией о техносе и иных аномальных превратностях Зоны. И потому было бы крайне нежелательно взять и в одночасье разрушить это их взаимовыгодное перемирие.
Пока Пожарский присматривался, перестрелка утихла. Последний услышанный им выстрел – тот «чих», что уложил Свистунова, – красноречиво свидетельствовал о том, кто одержал победу. Насчитав в вокзале трех сталкеров и поняв, что их можно обезвредить, не прибегая к насилию, наш «жженый» друг приступил к действию.
Дальнейшее было для него делом техники. Сгенерировав с помощью шумоимитатора незримый призрак Дикого Сварщика и дождавшись, пока враги подбегут к окнам, Мерлин размягчил у них под ногами пол. Рукотворная «Чертова топь» была, разумеется, безвреднее одноименной ловушки, и ее жертву можно было выдолбить из бетона уже без ампутации ног. Обезоружить противников оказалось еще легче. Фокусы с утяжелением предметов проделывают даже начинающие метаморфы. Для Пожарского подобное и вовсе не считалось сколько-нибудь значимым достижением.
Без Семена я также вряд ли сразу догадался бы, как привести в чувство товарищей. Дело это было несложное, но напрашивающийся сам собой способ – оторвать от них цилиндрики – здесь не работал. Или, вернее, работал, но не так быстро, как того требовалось. Для мгновенного пробуждения «спящих красавцев» их следовало… нет, не целовать в уста сахарные, а еще разок хорошенько шарахнуть той энергией, какая их усыпила. Да-да, именно так: клин клином…
Отвернув ножом на цилиндрике маленькую пробочку, Пожарский острием того же ножа давил на сокрытую под ней кнопочку. Цилиндрик вспыхивал еще раз, после чего угасал окончательно. Зато его жертва, напротив, тут же пробуждалась. Причем полная сил и горящая справедливым желанием засунуть этот цилиндрик в задницу тому, кто им выстрелил. По крайней мере Динара, очнувшись, порывалась перво-наперво сделать именно это.
Как назло, задницы у наших врагов были вмурованы в бетон, что Арабеску сильно раздосадовало. Впрочем, сокрушалась она недолго. Нежданно-негаданная встреча с Мерлином заставила ее вмиг забыть об отмщении. Тем более что никто не погиб, а наши враги и так уже получили по заслугам.
Жорика, разумеется, больше обрадовала не встреча с Пожарским, а то, что с Динарой все оказалось в порядке. За это Черный Джордж также не стал затаивать на спецназовцев зла. Лишь поклялся им, что за разбитое Динарино лицо он с ними потолкует отдельно. Как-нибудь потом, когда у него появится свободное время и он будет в лучшей спортивной форме.
Дюймовый не знал, кого на самом деле надо винить в том, что смазливая мордашка его пассии чуток подрастеряла презентабельный вид. Никто из нас, кроме меня, этого не знал. И потому я вполне мог сохранить свою маленькую оплошность в секрете, согласны?..
– Нам нельзя здесь задерживаться. Когда за этими парнями прилетит вертолет, мы должны быть как можно дальше отсюда, – заметил Мерлин, приведя в чувство Свистунова. Будучи человеком интеллигентным, доктор не стал рваться в драку со своими обидчиками. Но взгляд, каким он их одарил, давал понять, что представься Зеленому Шприцу случай, он с радостью пустил бы троицу охотников на сырье для своих биохимических опытов.
– Они оперативники из военной разведки. Это совершено точно. Могу поспорить на что угодно – я такую публику насквозь вижу, – блеснул я перед Пожарским своей недюжинной проницательностью.
– Я знаю, откуда они. И даже подозреваю, что им могло от вас понадобиться. – Семена озвученная мной новость, однако, ничуть не впечатлила. – Но об этом я расскажу вам по дороге. Не мешкайте: идите собирайте манатки, через минуту выдвигаемся. А я как раз успею передать кое-кому большой и пламенный привет.
И направился к спецназовцам, все еще изнывающим под своими отяжелевшими доспехами…
Моя алмазная зараза не только укрепляла мое тело, но также обостряла зрение и слух. Поэтому я, собирая по залу гранаты, дробовик и ранец, прекрасно слышал все, о чем Пожарский толковал с оперативниками.
Сказал он им совсем немного. Но достаточно для того, чтобы я понял: бывший гражданский программист Мерлин ныне знает об армейских спецслужбах гораздо больше, чем я – бывший военный вертолетчик, успевший поработать бок о бок с этими самыми спецслужбами.
– Расслабьтесь, парни. С вами все будет в порядке, конечно, если помощь подоспеет к вам раньше, чем вас кто-нибудь растерзает, – утешил Семен насторожившихся при его приближении головорезов. – Так что советую сидеть смирно и почем зря не привлекать внимание биомехов. Гравитационная аномалия под вами рассосется через четверть часа, но из бетона вам придется самим выколупываться, уж извините… Ну ладно, а теперь о деле. Не буду вас допрашивать, кто вы такие и откуда, поскольку знаю: без пыток вы все равно не расколетесь. Но пытки к потенциальным союзникам я не применяю, поэтому просто слушайте и запоминайте. Мне известно о том, что в прошлом году Ведомство прислало в Зону нового комбинатора взамен того, что погиб во время Технореволюции. И о том, что этот дерзкий новичок уже успел провернуть здесь парочку удачных операций. Настолько удачных, что теперь Ведомственный отдел «Гермес» обратил на Пятизонье самое пристальное внимание. Впрочем, все это вы без меня знаете, ведь ваш босс и есть тот самый комбинатор. Так что если доживете до очередной встречи с ним, передайте ему следующее: раз он имеет на моих друзей какие-то виды, пусть приходит и договаривается с ними как положено, а не берет их в плен и не пытается склонить их к сотрудничеству шантажом! Сегодняшний инцидент был для вашего босса ошибкой. Больше у него такое не прокатит, это я гарантирую. Где нас можно разыскать, я ему не скажу. Если этот комбинатор и впрямь настолько хорош, он отыщет меня безо всяких подсказок. Если же нет, значит, слухи о его талантах сильно преувеличены, и у нас нет резона вести с ним какие-либо дела. А теперь счастливо оставаться! Желаю вам не обмочиться до того, как вас откопают!..
Перед тем как покинуть вместе с нами вокзал, Мерлин задержался ненадолго возле Плиты Надежды и пробежал глазами скопившиеся на ней надписи. Затем раздосадованно вздохнул, взъерошил волосы и виноватым тоном проговорил:
– Ради бога, извините, ребята, но сегодня мне не до вас. В следующий раз разберемся с вашими проблемами, ладно? Не обижайтесь. Вы всегда меня понимали, надеюсь, поймете и теперь. Спасибо…
– …Что за, мать его, комбинатор и отдел «Гермес»? – полюбопытствовал я у Семена, когда мы, перейдя через изрезанные оврагами и разорванные тут и там рельсовые магистрали, углубились в Марьину Рощу. Более подходящего места, где мы могли бы затеряться от всевидящего ока чистильщиков, поблизости не сыскать. Лабиринты руин, в которые сегодня превратился этот некогда густонаселенный район Москвы, кишели биомехами. Не слишком крупными – такими, какие не застревали в здешних бетонных нагромождениях. Но в компании с Пожарским эта угроза отошла для нас на второй план. Мнемотехникой он владел не хуже ныне покойного узловика Ипата и мог отпугнуть за раз даже стаю мелкого техноса. Вдобавок Мерлин то и дело оборачивался и заметал за нами следы, используя свои таланты метаморфа и перемешивая телекинезом размешанную нашими ботинками грязь.
На заданный мною вопрос Семен ответил спустя четверть часа, когда мы, заслышав шум приближающегося вертолета, были вынуждены остановиться и затаиться. Чистильщики учинили воздушное преследование по нашим горячим следам, поэтому пришлось эти следы, скажем так, немного охладить. Мы спрятались на нижнем этаже полуразрушенного трехэтажного супермаркета и, дабы ввести в заблуждение инфракрасные сканеры противника, прикрепили над собой к потолку два артефакта «Фрича». Ими Динара и Жорик разжились позавчера, когда мы выбирались из кратера Курчатника – района, где располагался Московский тамбур. Оставлять столь ценные находки другим счастливчикам резона не было, и мы прихватили «Фричи» с собой: благо они легкие, места занимают немного, авось да пригодятся…
Вот и пригодились. Растекшись по потолку, эта субстанция создала над нами холодный маскировочный экран. Который вкупе с тремя слоями бетонных плит и заметенными Мерлином следами стал нашей дополнительной защитой от вражеских глаз.
– Ты правильно раскусил тех ребят – они и впрямь из разведки. А конкретно из того ее подразделения, которое в их системе кличут Ведомством, – сказал Пожарский, устраиваясь у окон так, чтобы, отдыхая, заодно посматривать, не движется ли за нами погоня, посланная уже по земле. Судя по не слишком бодрому виду нашего благодетеля, ходьба на протезах по грязи и обломкам давалась ему нелегко. Но он не жаловался. Он вообще ни разу на моей памяти не пенял на тяготы жизни, поскольку продолжал любить ее даже сегодня, когда она перестала отвечать ему взаимностью. – Ведомство – сравнительно небольшая «контора». Оно занимается проведением спецопераций, чей характер выходит за рамки общепринятых понятий о деятельности внешней разведки и контрразведки. Смотрели когда-нибудь фильмы про шпионов? Так вот, о том, чем занимаются агенты Ведомства, в тех фильмах не показывают и не рассказывают. Ну разве что эпизодически и исключительно с негативной точки зрения.
– Почему? – не врубился Жорик, наверняка досадующий в мыслях, что Мерлин не умеет изъясняться более простыми и понятными ему словами. Впрочем, за возможность побеседовать с живым сталкерским богом Дюймовый был готов стерпеть и не такие неудобства.
– Потому что, Георгий, в шпионском мире есть такие профессии, где героев нет и не может быть в принципе, – пояснил Семен. – К примеру, один из отделов Ведомства занимается исключительно проведением карательных акций. Причем речь идет не о тихих убийствах с помощью яда и не об имитации у жертвы естественной смерти. Напротив, имеются в виду как можно более кровавые казни, единственная цель которых – максимальное устрашение врагов. Устрашение и возмездие. Либо красноречивое предостережение на случай, если они еще только планируют какое-либо злодейство. Само собой, что никаких визитных карточек и манифестов каратели Ведомства после себя не оставляют. Но кому нужно, тот сразу понимает, кто и за что покарал того или иного ублюдка-террориста. Или его друзей. Или членов его семьи. Или всех их, вместе взятых. Смотря насколько убедительным станет этот намек. Всякий раз, когда террорист надумает убить наших женщин, стариков и детей, он должен твердо знать: наш ответ будет либо адекватен, либо еще более жесток, что бы там ни твердили политики о неприемлемости такого рода контрмер.
– Так вот на чем, оказывается, специализируется это Ведомство: на организации политических убийств! – понимающе кивнул я. – Ну что ж, дело полезное, кто бы спорил… Одного не пойму: какого черта эти парни забыли в Пятизонье и что конкретно им от меня понадобилось?
– Я ведь сказал, что карательными акциями занимается лишь один из отделов Ведомства, – напомнил Пожарский. – Прочие, включая интересующий нас «Гермес», ведут иную, но тоже неприглядную с точки зрения морали деятельность. Хотя что вообще такое, эта самая мораль? Всего лишь навязчивая попытка одной группы людей заявить другой, думающей и живущей иначе группе, что образ жизни первых гораздо лучше и правильнее, нежели у вторых. Но что поделать, если жизнь этих групп протекает в совершенно разных условиях? Как защитнику природы, живущему в мегаполисе и покупающему продукты в супермаркете, объяснить полудикому эскимосу, что убивать китов – аморально? Как эскимос, в свою очередь, объяснит такому горожанину, что в тундре нет ни денег, ни супермаркетов и что без китового жира и мяса его племя попросту вымрет? Никак. Мы имеем две непримиримые морали, каждая из которых обладает силой лишь там, где ее исповедует большинство. Легко блюсти нравственность, если ты мирный человек, работающий школьным учителем, водителем такси или офисным клерком. Даже отъявленный бандит может, если захочет, стать праведником, завязав с преступлениями и став законопослушным. Но когда ты взялся отвечать ни много ни мало за государственную безопасность, когда тебе приходится всю жизнь работать в условиях перманентной войны без правил, идущей сразу на дюжине фронтов, и думать о том, как постоянно опережать на шаг своих врагов, тогда следовать морали праведников для тебя – непростительное преступление. И не только перед собой, но и перед той страной, которой ты служишь и которую поклялся защищать… Вот скажите, морально ли стравливать два соседних государства, развязывая между ними войну, лишь с той целью, чтобы они не объединили свои силы и не напали разом на твою страну?
– А что? Очень даже разумная политика, – недолго думая, прагматично рассудил я. – Раз нельзя договориться с ними по-мирному, пускай лучше режут своих граждан, чем соберутся в банду и начнут сообща резать наших. В конце концов, чьи старики, женщины и дети нам дороже: собственные или те, что живут за границей?
– И все равно, война – это нехорошо, – с осуждением покачал головой Черный Джордж, еще не растерявший в Зоне свое человеколюбие. – Тут я с вами, Геннадий Валерьич, не согласен, уж извините. Поссорить соседей и глядеть, как приканчивают они друг друга – это как-то… не по-соседски. И не по-людски. Я, конечно, не политик и не знаю, как тут быть. Но раз у всех политиков такие большие головы, значит, они наверняка найдут мирный выход из этого тупика. Не могут не найти – мы же с вами не в Средние века живем, так ведь?
– Если бы, Георгий, политики знали мирный способ разрешения любого конфликта, зачем тогда существовало бы Ведомство? – задал Мерлин нашему «миротворцу» каверзный встречный вопрос.
Жорик пробубнил под нос что-то неразборчивое, пожал плечами, но дать конкретный ответ так и не сумел.
– Между тем, – продолжал Семен, – Ведомство не брезгует и подобной тактикой, стравливая пар в кипящих котлах, чей взрыв мог бы нас ошпарить. Конечно, до разжигания полномасштабных войн между странами дело доходит крайне редко – слишком накладное это удовольствие для Ведомственного бюджета. Но вот перессорить между собой какие-нибудь террористические шайки или же скомпрометировать их в глазах правительства той страны, которая их укрывает – это наши парни всегда за милую душу. И если ради того, чтобы такое правительство прозрело и увидело, какую змею оно пригрело у себя на груди, надо принести в жертву две-три тысячи мирных граждан, что ж, значит, так оно и случится.
– Но ведь с нашей стороны это будет тот же самый терроризм, только санкционированный государством! – возмутилась Динара. Гуманисткой она никогда не была, но столь вопиющий в своей жестокости пример не оставил равнодушной даже ее.
– Нельзя уничтожить раковую опухоль, не повредив при этом в организме здоровые клетки, – резонно заметил на это Мерлин. – Террористы – это ведь не особая, живущая отдельно от общества каста людей. Зачастую они являют собой обычных граждан, берущих в руки оружие от банальной безнадеги и неудовлетворенности собственной жизнью. И кто станет потенциальным врагом такого человека? Конечно же, люди, которые живут гораздо лучше и счастливее, чем он. Это вполне естественно, ведь зависть и без бомбы в руках – страшная разрушительная сила, а с бомбой и подавно. Никаким борцам с терроризмом не под силу отделить от гражданской массы отдельно взятой «горячей» страны всех террористов и их приспешников, чтобы истребить их. Однако, пожертвовав некоторым количеством не зараженных этой чумой людей, можно вылечить огромное количество больных, дав им на их собственной шкуре прочувствовать, что такое террор. Логика Ведомства тут простая. Вы покрывали террористов? Вы приютили и наплодили их у себя столько, что их число превысило критическую взрывоопасную массу? Что ж, пришла пора вам самим отведать, каково на вкус отравленное блюдо, которым вы собирались накормить других. Угощайтесь!.. Вам кажется это циничным и безнравственным? Большинству из вас – наверняка. Однако приготовьтесь: это еще не предел Ведомственной аморальности, о которой я собираюсь вам рассказать. То, чем занимается отдел «Гермес», представляет собой еще больший цинизм. Цинизм, который в цивилизованном обществе иначе как кощунством не назовешь…
– Погоди, старик, – перебил я Пожарского. – Откуда вообще тебе известно об этом Ведомстве, если оно настолько засекречено, что даже я о нем слышу впервые?
– И я, – добавил Свистунов, беглый сотрудник другой секретной военной организации – центра «Светоч». – Признаться, Семен, меня тоже поражает ваша осведомленность в таких специфических вопросах. Особенно принимая во внимание факт, что вы никогда не служили в армии. Не хочу сказать, что я вам не верю – нет-нет, что вы! Разумеется, верю! И все же хотелось хотя бы вкратце услышать, из какого источника вы почерпнули эти прелюбопытные сведения?
– Прекрасно вас обоих понимаю. – Пожарский ухмыльнулся и вновь взялся протирать свои очки. – Само собой, я не стал бы говорить вам о вещах, существование которых вызывало бы у меня сомнения. Однако в существовании Ведомства и в его нынешнем внимании к Пятизонью я уверен гораздо больше, чем в реальности Узла и мифического создателя Зоны – профессора Сливко. Именно Ведомство стало причиной моей самой досадной журналистской неудачи. Не люблю вспоминать ту историю, но раз уж вы затребовали от меня доказательства, извольте ее выслушать…
Первая встреча Мерлина с Ведомством состоялась около года назад. Когда он еще не был калекой и вовсю путешествовал по Зоне со своей исследовательской группой. В очередном таком походе они и наткнулись на странного сталкера, угодившего в здешнюю ловушку – «Голубой огонек».
Случилось это на Казантипе, неподалеку от входа в Щелкинский гиперпространственный тоннель. Тот бродяга вырвался из тамбурного вихря и тут же с ходу налетел на «огонек», аномальный мерцающий свет которого ударил бедняге в глаза и превратил его в сомнамбулу, лишив рассудка, воли и, как следствие этого, шансов на выживание.
Однако сталкеру несказанно повезло. Спустя пару часов его случайно обнаружил вышедший из того же тамбура Пожарский. Он и «жженые» члены его команды умели выводить жертв «огонька» из зомбированного состояния с минимальными для них потерями. После мнемотехнической промывки мозга к ним возвращался разум. Правда, не полностью, и поэтому психика такого пациента требовала последующего долговременного восстановления.
Пройти мимо незнакомого горемыки, бросив его на произвол судьбы, позволительно жестокосердному Мангусту, но не легендарному Мерлину. Скрутив ходячего зомби по рукам и ногам – и для своей, и для его безопасности, – добрые «жженые» самаритяне забрали его с собой. И, достигнув лагеря, приступили к лечению больного.
Никаких документов и опознавательных имплантов при нем не нашлось. Но, судя по завидному качеству прочих имплантов, их вживили не в Цитадели Ордена и не в лабораториях Ковчега, а за Барьером, в каком-то авторитетном медицинском учреждении. Да и защитный комбинезон сталкера был не только ладно скроен и крепко сшит, но вдобавок легок и практичен. Из чего следовало, что его носитель явился в Зону с твердым намерением избегать перестрелок и вести, подобно мне, скрытное существование. Если верить его потертой, но нигде не поврежденной одежде, это ему до сей поры успешно удавалось. А вот от ловушек сталкер, опять-таки как и я, оказался не застрахован, на чем в итоге и погорел.
Процедура приведения пострадавшего в чувство длилась несколько часов подряд. Все это время он безостановочно бредил, твердя раз за разом непонятные термины, числа и фразы. Весь этот словесный сумбур прорывался через импланты – блокираторы памяти, которые Пожарский обнаружил в голове у пациента и которые также были повреждены «Голубым огоньком». Эти специфические импланты и стали главной уликой, по какой «жженые» определили, что за субъекта они подобрали у тамбура.
Обычному сталкеру незачем перекрывать доступ к своему мозгу столь дорогостоящим «брандмауэром». Что за ним можно спрятать такого уж сверхценного? Но если вы принадлежите к верхушке Ордена или входите в число егерей, приближенных к фюреру Ковчега Хистеру, это в корне меняет дело. Носителю стратегической информации в Зоне без подобной защиты не обойтись. Без нее любой более-менее толковый мнемотехник выудит из вашей головы любые секретные сведения. Но спасенный Семеном сталкер не принадлежал ни к рыцарям, ни к егерям – слишком высокопрофессионально он был в свое время начинен имплантами. Биоинженерам этих сталкерских группировок так ни в жизнь не суметь – не их уровень. Виртуозную работу по вживлению в мозг именно таких устройств способны провернуть лишь спецы из военных институтов. И только небольшая категория топчущих Зону солдат могла заполучить столь мощные блокираторы памяти, а именно оперативники из элитных подразделений разведки.
Прежде Мерлину не доводилось сталкиваться с этими загадочными типами. И потому он был немало заинтригован неожиданной встречей с одним из них. Заинтригован настолько, что решил посвятить истории о работе в Зоне спецслужб целый цикл сенсационных репортажей. Частично разблокированная память спасенного оперативника позволяла Пожарскому исследовать ее, не опасаясь, что хозяин памяти этому категорически воспротивится. Даже придя в сознание, он все равно не сможет адекватно воспринимать реальность. И потому никто не посмеет обвинить психически больного человека в разглашении военной тайны. Да и Мерлина – тоже. Ведь сколько он уже раскрыл человечеству секретов Пятизонья, изначально не предназначенных для широкой огласки? Сотни. Так что парочкой больше, парочкой меньше – велика ли разница?..
Семен не был наивным и примерно представлял, какие грязные подробности он нароет в голове своего нового знакомого. Но действительность превзошла все прогнозы. Память оперативника, работавшего на некое безымянное Ведомство, содержала достаточно информации, чтобы Пожарский составил представление об этой организации. А также о сфере ее интересов, куда с некоторых пор входила и Зона.
Добытые факты, разумеется, нуждались в проверке. Необязательно кропотливой – для их подтверждения вполне сгодились бы и косвенные доказательства. Такие, какие Мерлин мог добыть по многочисленным журналистским каналам, не насторожив при этом объект своего грядущего репортажа.
Готовить его непосредственно в Зоне Семен не намеревался. Переправив свой главный источник информации инкогнито за Барьер, в один из пяти принадлежащих Мерлину сталкерских госпиталей, он приступил к работе со всей присущей ему творческой самоотдачей. Оперативник понемногу шел на поправку. Но все равно он был еще слишком слаб даже для простого разговора, не понимая, кто он, где находится и что с ним происходит.
Продолжая исследовать темные глубины его памяти, Пожарский не переставал удивляться, какие истины он извлекает оттуда на свет. Удивлялся и пугался, поскольку с каждым днем все сильнее осознавал: обнародование этих истин сделает его еще знаменитее, но Ведомство ему такого не простит. И сделает все возможное, чтобы разрушить устоявшийся мир между легендарным сталкером и военными. Или того хуже: безо всяких экивоков отправит его к праотцам, ибо подобные методы наказания были там в порядке вещей.
Нехорошие предчувствия нашего друга подтвердились. Ведомство прознало о его проекте до того, как работа над ним была завершена. Но самые дурные опасения все-таки не оправдались. Автор провокационного репортажа остался жив, отделавшись лишь легким – читай привычным для бывалого сталкера – испугом. А также понес кое-какие материальные убытки. Не слишком значительные, но с учетом потраченного времени, вложенного труда и связанных с ним надежд утрата была невосполнимой.
Собранные и подкрепленные доказательствами видеоматериалы уже лежали на монтажном столе, когда Семена известили, что его безымянный, но стоящий на особом попечении пациент скоропостижно скончался. Внезапная остановка сердца – таково было заключение присматривающих за ним днем и ночью врачей. Конечно, их это безмерно удивило, поскольку выздоровление больного протекало стабильно и ничто не предвещало столь плачевного исхода. Не удивился ему лишь Мерлин. Более прозрачного намека на то, что Ведомство разнюхало о его тайных делишках, оно подать не могло.
Оторванный от работы Пожарский еще не разобрался с одной проблемой, как ему поступило новое, не менее шокирующее сообщение. Оказалось, что едва он уехал в госпиталь, в монтажной студии разразился пожар, уничтоживший все оставленные там Семеном видеоматериалы. К счастью, никто не пострадал, но буйство пламени было таковым, что студийное оборудование также полностью сгорело.
Само собой, у Мерлина сохранились копии всех утраченных записей. Вот только арендовать новую студию он уже не рискнул, потому что совершенно правильно расшифровал и этот намек Ведомства. И понял, что следующий подобный пожар без жертв явно не обойдется.
Вконец деморализованный Семен забросил работу и заперся у себя в резиденции, с тревогой ожидая, каким будет третий намек взявшей его в оборот серьезной и официально не существующей конторы. Однако она вполне обошлась и двумя напоминаниями. А в качестве проверки, дошли эти напоминания до адресата или нет, отрядила к Пожарскому с визитом своего представителя.
Сей неприметный, щуплый человечек больше походил на пожилого офисного клерка – этакого современного Акакия Акакиевича, – нежели на сотрудника влиятельной спецслужбы. И говорил он под стать тому, как выглядел: размеренно и негромко. Но, несмотря на это, каждое его слово обладало прямо-таки магической силой и отпечатывалось в мозгу Мерлина, будто отчеканенное пудовым молотом.
«Вы – достойный человек и исключительный профессионал своего дела, многоуважаемый Семен, – молвил посланник Ведомства, скромно примостившись на краешке кресла в служебном кабинете Пожарского. – И мы – люди, которые также являются профессионалами в своем специфическом ремесле, – очень ценим ваш репортерский талант. Хотите верьте, хотите нет, но каждый из нас, включая меня, является вашим давним и преданным поклонником. Ваш вклад в изучение Пятизонья огромен, это неоспоримо. И нас безмерно радует то, что вы все время двигаетесь вперед, не останавливаясь на достигнутом. Не буду скрывать: добытая вами в Зоне информация здорово нам помогла, помогает и, как хотелось бы верить, будет помогать дальше. Можете считать, что все эти годы мы с вами занимались плодотворным взаимовыгодным сотрудничеством. Вы, сами того не подозревая, консультировали нас. А мы, в свою очередь, закрывали глаза на, скажем так, не всегда законные методы ваших творческих изысканий. И такое положение дел нас более чем устраивает. Да и вас, полагаю, тоже, разве нет? Однако иногда, как, например, сейчас, вы слегка увлекаетесь работой и переступаете границы дозволенного. В связи с чем у нас не остается иного выхода, как одернуть вас и напомнить о недопустимости подобного впредь. Мне крайне неловко, что мы причинили вам ряд неудобств и непредвиденных хлопот, но, надеюсь, это не слишком расстроило ваши планы на будущее. Также надеюсь, что выведанная вами у нашего сотрудника конфиденциальная информация не попадет в третьи руки и останется нашим общим маленьким секретом. Итак, могу ли я считать, что мы с вами пришли к единому мнению по данному деликатному вопросу?»
– …Разумеется, мы с Ведомством пришли к единому мнению, поскольку иначе и быть не могло, – с кислой ухмылкой подытожил Мерлин. – И вот теперь я храню у себя в голове столько сенсационных тайн и горько сожалею о том, что у меня нет права сотворить на их основе, возможно, лучший репортаж в своей жизни… Досадно, но, увы, ничего не попишешь.
– Однако с нами ты своими секретами все же поделился, – заметила Динара.
– Не поделился бы, кабы Ведомство вдруг на вас не насело, – сказал Пожарский. – Вы мои друзья. И поэтому должны знать, с кем имеете дело, даже если ради этого мне придется нарушить кое-какие договоренности. Кто, в конце концов, для меня дороже: вы или кучка Ведомственных головорезов?
– Отдел «Гермес», – вернул я Семена к оставленной им теме разговора. – Что это за ублюдочная компания, если даже разжигатели войн по сравнению с ней почти ангелы?
– Все верно, – подтвердил Мерлин. – Так и есть. Разжигатели, как я о них фигурально выразился, стравливают пар из кипящих вокруг наших границ котлов. «Гермесы» играют куда циничнее, но в то же время изящнее и тоньше. Они заставляют энергию этого пара работать на нас, а не улетучиваться вхолостую. Иными словами, ловят рыбку в мутной воде, извлекая из учиненного их же собратьями хаоса сугубо материальную выгоду. За счет чего даже такая прожорливая в финансовом плане машина, как военная разведка, порой не только окупает вложенные в нее бюджетные средства, но еще и делает на них неплохой навар. Не всегда, разумеется, а лишь тогда, когда этому благоприятствуют обстоятельства. А также смотря какой специалист берется руководить таким рисковым мероприятием.
– Ты сейчас ведешь речь о торговцах оружием? – догадался я.
– Не только о них. Оружие – лишь одна из нескольких статей дохода «Гермеса». Гораздо более крупные барыши он наваривает на изъятии финансов у террористических организаций. Для чего и готовит специальных оперативников-комбинаторов, владеющих, как говаривали классики, множеством сравнительно честных способов отъема денег. Применительно к реалиям войны, разумеется. Поэтому и подготовка у таких оперативников соответствующая. Поначалу Ведомство даже не предполагало, что в Зоне для отдела «Гермес» отыщется работа. Однако когда выяснилось, какие авторитетные спонсоры финансируют из-за Барьера здешние группировки и какими суммами они при этом ворочают, тут-то у Ведомства слюнки и потекли. Ну а на что оно глаз положило, от того, считай, «Гермес» рано или поздно долю отхватит. А не отхватит, так надкусит, но в любом случае просто так не отцепится.
– Очень интересно, – пробормотал я. – Вот только все равно непонятно, при чем здесь я?
– У прошлого здешнего комбинатора, который погиб при Технореволюции, был план привлечь тебя к сотрудничеству в качестве внештатного агента; это я, к слову, прочел в голове того покойного бедолаги. Новый комбинатор, похоже, тоже взял эту идею на вооружение. С точки зрения «Гермеса», мысль весьма разумная. Да и на твоем месте я бы не стал с ходу отметать такое предложение. Во-первых, работая на Ведомство, ты со своими способностями принес бы ему больше выгоды, нежели оно выручило бы от продажи твоих алмазов. Гораздо больше. Им сейчас позарез нужны эксперты по Пятизонью, а эксперты моего и твоего уровня и подавно. Во-вторых, перейдя под «крышу» этой конторы, ты был бы полностью амнистирован. Более того, получил бы карт-бланш Ведомственного сотрудника, и тогда никакие чистильщики не стали бы тебе страшны. Ты перестал бы хорониться по темным норам и сырым подвалам. Тебя снабдили бы официальным пропуском на военные и научные базы, где ты зализывал бы свои раны в безопасности, тепле и комфорте. И в-третьих, твоей семье выдали бы новые документы, после чего она вернулась бы в Россию. А ведь это тоже немало для тебя значит, верно? Жена и дочь виделись бы с тобой в карантинной зоне Барьеров, куда, полагаю, ты мог бы выходить под охраной в краткосрочные отпуска… Только не подумай, что я агитирую тебя встать под знамена Ведомства – вовсе нет! Я всего лишь предполагаю, на какие уступки оно может пойти, чтобы тебя завербовать. И выполнить эти условия для комбинатора не составит труда, можешь быть уверен. Сегодня твои таланты и знания о Пятизонье для военной разведки многократно ценнее, чем все твои алмазы, вместе взятые. А о могуществе «Гермеса» суди сам. Твои друзья пробыли на Обочине всего ничего, но нынешнему комбинатору этого вполне хватило, чтобы напасть на ваш след. Ловкий тип, что ни говори. С такими пронырами всегда выгоднее дружить, нежели враждовать.
– Звучит заманчиво, – мечтательно вздохнул я. – Еще месяц назад такие привилегии мне и в радужных снах не снились. Вот только мою главную проблему – превращение обратно в полноценного человека – Ведомство вряд ли решит. Да и зачем ему это? Без своей аномальной начинки я для «Гермеса» бесполезен. А на одних моих познаниях о Зоне сотрудничества не построишь. Здесь подобных мне «знатоков» выше крыши.
– Что ж, поживем – увидим, – пожал плечами Мерлин. – Найдем мы на «Альтитуде» разгадку твоего феномена или нет, это еще бабушка надвое сказала. Так что на твоем месте я бы присмотрел для себя в тылу надежную позицию. Такую, на которую в случае чего ты мог бы отступить и там закрепиться…