Если смотреть на станцию со стороны астероида, можно было увидеть в центральном иллюминаторе застывшую фигуру Виктора Альбера, советника по безопасности. Он выглядел сосредоточенным и сжатым, руки собраны за спиной. На вид ему было около сорока, он был среднего роста, как обычно одет в бледный свитер под горло. От природы он был очень худощавым, а с годами становился все более иссохшим и неживым, как мумия в стеклянной витрине.
Он помнил разные вещи. Стоило ему прикрыть веки, и перед глазами возникал давний образ: сизый горизонт атмосферы на рассвете, вспышки ракет и огненный дождь из горящих кораблей. Воспоминания обжигали. В такие моменты ногти впились ему в ладони, но он даже не чувствовал. Ему самому уже казалось, что жив он только по документам.
Альбер на секунду приостанавливает свое движение от одного угла к другому. Его пальцы беззвучно отсчитывают ритм. Комната очень тесная, не больше нескольких метров: только осветительный элемент, стол и пара стульев. Перед ним за столом сидят двое, оба уставшие и раздраженные. На Делавере комбинезон насквозь мокрый от пота.
– Я еще раз спрашиваю, как вы оказались в этом квадрате?
– Заблудились, – хмуро бурчит Торрини, разглядывая свои несуразные огромные руки. Ростом он где-то метр девяносто, огромный, мощный. Гора медленно заплывающих жиром мышц.
– Я нахожу ваше остроумие совершенно излишним, лейтенант Торрини, – замечает Альбер со сдержанным раздражением. – Вы отнимаете мое время. Напомню, что нарушение приказа в военное время имеет очень серьезные последствия. Вы не выполнили задание, самовольно отклонившись с курса. Это так забавно? – скользит он по его лицу холодным взглядом.
– Мы получили сигнал бедствия, – подает голос Кейси. Ему хочется есть и хочется принять душ, комбинезон после вылета липнет к телу. Но его глаза, ясные глаза хитрого, бесстыжего создания, смотрят вызывающе. – Но как я уже докладывал, когда мы добрались до нужного квадрата, корабль был уничтожен. Мы сами едва остались в живых и были вынуждены просить помощи.
Он врет, и врет нагло. Альбер это чувствует. Последние слова он слышит как в тумане. Незнакомый холод заполняет его внутренности. Легкие сжимаются, сердце бьется как маленький барабан, с невероятным усилием проталкивая по венам ледяную крупу.
Он видит пустоту. Видит покрытые мраком окраины солнечной системы. Видит два их истребителя, видит безмозглого Торрини, который сует свои лапищи в плеер на приборной панели. Потом резко видит коридор станции, видит, как они идут к ангару, видит темные волосы Кейси, видит его ненавистное лицо: «Возникают проблемы, выбрасываем все в ближайшем астероидном поле». Торрини кивает.
Картины смазанные, края размываются при каждом движении.
Альбер тяжело опирается на стол руками. Видения проносятся перед ним за долю секунды.
– Что с вами? – участливо интересуется Делавера.
Альбер натыкается на его взгляд. Желтые искры на дне колодца.
Советник отводит глаза и отходит в сторону.
– Как вы прекрасно знаете, лейтенант Делавера, – продолжает он как можно более спокойно, – через этот квадрат проходит трасса движения контрабандистов, перевозящих запрещенные препараты. Вы оказались там, чтобы забрать очередной груз.
– Можете обыскать наши корабли. И нас, если будет угодно, – одаривает его Кейси улыбкой.
«У тебя ничего нет», – написано на его лице. Глаза светятся спокойствием.
Там звезды, темнота, тусклое холодное солнце. Ящики мирно покоятся среди астероидов.
– Вы все продумали. Разумеется, при вас ничего нет, – Альбер отворачивается. Он чувствует, что хватает руками воздух.
– Это домыслы, – морщится Кейси. – Будь у вас доказательства, вы бы уже давно рапорт катали, а не с нами беседовали.
– Сколько нам еще здесь сидеть? Мне в туалет надо, – это добавляет Торрини.
Кейси фыркает.
Надолго воцаряется молчание. Альбер стоит вполоборота, скрестив руки на груди. Его лицо ничего не выражает. Потом он резко срывается с места и выходит из комнаты. Дверь заедает, поэтому остается открытой. Слышно, как он спорит в соседнем отсеке. Второй голос вежливый, с мягкой интонацией: не вижу тут преступления… желании помочь товарищам, – долетают до них слова. Делавера и Торрини переглядываются, это кажется им забавным.
Через некоторое время в верхнем углу неожиданно щелкает динамик громкой связи.
– Вы свободны, – сообщает им голос Альбера. – Вы оба опустились донельзя, – добавляет он и отключается.
Альбер смотрит по экрану видео с камеры наблюдения. Проходя под объективом, Делавера посылает ему воздушный поцелуй. Лицо советника не меняется, он останавливает запись, и на долгое время взгляд его застывает на невидимой точке.
В этом отсеке станции комнаты спроектированы со стеклянными стенами. Возможно, раньше, когда здесь трудились множество человек, в этом был некий функциональный смысл. В другой комнате Альбер видит полковника Мицлава, командира станции, и женщину со светлыми волосами, ее руки скрещены на груди. Чуть раньше Альбер слышал звук ее каблуков по коридору. Диалог их для него беззвучен, но Альбер может без труда представить, о чем они говорят. Он рассматривает женщину: на ней юбка до колен и белая рубашка с расстегнутым воротником, одежда ей идет. Женщина замечает его взгляд, с сомнением изучает его долю секунды и снова поворачивается к Мицлаву, ей явно не до этого.
– Что происходит? – спрашивает Нина по другую сторону стекла.
– Небольшой инцидент, ребята оказались на чужой территории. Но никто не пострадал, – спешит заверить ее Мицлав. Он как всегда дружелюбен и вежлив.
– А где все остальные? – тон ее голоса дежурный, но в манере держаться проскальзывает беспокойство.
– Им пришлось задержаться на ближайшей ремонтной базе. Машины майора Диаса и еще нескольких пилотов получили незначительные повреждения. Они скоро будут здесь, – полковник Мицлав слегка улыбается. – Пойдемте, Нина, я вам обо всем расскажу, – добавляет он и приглашает ее к выходу.
Мицлав среднего роста, приятный внешне. Трудно определить, сколько ему лет, единственное, по чему можно строить догадки, это седые, совершенно белые волосы.
– Что здесь забыл наш советник? – интересуется Нина сдержанно, когда они уже идут по коридору.
– Считает, что действия пилотов представляли угрозу для безопасности станции. Хотя не похоже, чтобы его действительно это интересовало, – пожимает плечами полковник.
Альбер провожает их ледяным взглядом.
Он входит в свою каюту, садится за стол и включает терминал. Здесь все очень строго – на полках аккуратные ряды книг в тисненых переплетах, массивное кожаное кресло перед столом, все в идеальном порядке: кровать заправлена, даже оставлен уголок, бумаги на столе разложены по рубрикам. Рядом с терминалом мерцает элегантный коньячный бокал – Альбер заказывает коньяк с Земли, по невероятной цене. На шахматной доске выстроились фигуры прекрасной работы – короли со свитами, башни и конницы из дымчатого стекла. Черная и белая армии застыли в ожидании изящных дебютов и блестящих партий.
За терминалом он просматривает видеозапись, полученную с камеры наблюдения, расшифровывает с нее протокол допроса и вместе с электронным носителем вкладывает его в объемистую папку. «ДЕЛАВЕРА, Касарес А.» – написано на первой странице рядом с фотографией.
Потом он открывает ключом маленький ящичек в столе. На его белом дне шприцы и несколько ампул, наполненных прозрачной подцвеченной жидкостью; они оранжевые и голубоватые, маркировки нет. Советник осторожно набирает шприц, со скрупулезной тщательностью выпускает лишний воздух.
Круглые часы на стене медленно отсчитывают время, каждое движение стрелки – как эхо шагов по пустому коридору.
По местному времени на станции уже глубокая ночь. Нина сидит в зале для собраний, ее окружают пустые кресла и неторопливо вспыхивающие навигационные экраны. На соседнем кресле лежит книга, которую она собиралась читать, но ей никак не удается сосредоточиться. Она смотрит в иллюминатор, погруженная в свои мысли.
Автоматическая дверь открывается. На пороге появляется высокий человек в летном комбинезоне. Он очень смуглый, выразительной латиноамериканской внешности. Диас. Нина поднимается и подходит к нему, некоторое время они смотрят друг на друга, не двигаясь. Диас выглядит очень уставшим, но не может удержаться от улыбки. Их пальцы переплетаются.
На другом конце станции, среди вентилей и труб технического отсека тоже идет своя жизнь. Здесь знакомая компания – Делавера и Торрини, к ним присоединяется Марко, юркий человек незаметной внешности, у него всегда хитрый вид. Он втаскивает в отсек один за другим два ящика, чем вызывает большое оживление.
– Моя доля за полцены, – усмехается Марко. – Я их вытащил прямо перед носом Диаса. Это было непросто.
– Непременно, – многообещающе кривится Кейси. – Вот пусть Диас тебе и делает скидку.
Некоторое время уходит на то, чтобы распаковать ящики и поделить груз. Там пакеты, связанные вместе кластеры таблеток, тщательно упакованные бутылки. Одна из них сразу идет в ход – жидкость темно-янтарного цвета, пластичная и густая, дающая необычный отблеск.
– Это что? – спрашивает Торрини.
– «Слезы дьявола», – награждает его Кейси улыбкой искусителя, подавая стакан. – От этого твои мысли превратятся в кисель, а мышцы будет сводить в самой сладкой истоме.
Его глаза дают такой же пламенный оттенок, как и золотистое содержимое стакана.
– За нас! – жизнерадостно поднимает Торрини тост, но натыкается на выразительный взгляд.
– За меня, – поправляет его Кейси.
Соединенный Флот Содружества.
Видеодневники личного состава.
Торрини, Майкл П., старший лейтенант.
Запись: станция LC-2234, система Лима.
Время \ дата: текущие.
Комната и стол. Освещение тусклое. Торрини сидит за столом, подпирает голову руками. Выглядит очень мрачно.
Торрини:
– Когда мы были в том месте, там в самом деле был корабль. Он был темный и странный, никогда таких не видел, даже в учебниках. Он вращался на месте, по поверхности шли молнии, и все это было так странно, будто я умер или вижу сон. Мне не хотелось там быть, я знал, что я что-то не то вижу, не для моих глаз. Но Кейси стал мне говорить, что я тупой, что это просто вспышки, или зарницы, как-то так. Он же все знает, – злится, трет лицо руками.
– Так вот, когда мы подлетели, на моем мониторе заработала связь. Там были люди, страшные, без лиц, смотрели на меня, вместо лиц одна чернота… – долгая пауза, теребит волосы. – Потом корабль разорвался на части, и оттуда как посыпала вся эта нечисть. Кейси стал орать, чтобы я вызывал подкрепление, а они все сыпали и сыпали, откуда взялись только… Но это были уже такие, обычные. Вражеские истребители, – долгая пауза. – Кейси меня не слушает, говорит, что я идиот. Он подлый, врет, чтобы я выглядел дураком, ему смешно от этого, – усмехается. Пауза, потом еще больше мрачнеет. – Но там, в темноте, они есть, и я их видел. И они там не всегда будут, в темноте-то сидеть, А Кейси… – вздыхает, качает головой. – Из-за него мы все еще нахлебаемся.
Запись останавливается; затемнение.
Наутро их разбудил вой сирены и ряды мигающих ламп над спальными полками.
– Делавера, ублюдок, подъем!
Кейси силится приоткрыть веки, но свет невыносимо режет по глазам. Он натягивает одеяло на голову.
– Меня тошнит, – стонет он.
– Да тебя каждый раз тошнит, когда у нас боевая тревога! – продолжает орать Торрини. – Лучше вытряхивай себя из кровати, Диас с тебя три шкуры спустит!
– Здесь последний раз была боевая тревога, когда ты в сортире не смыл, – цедит Кейси сквозь зубы, но все же выглядывает с полки вниз.
Торрини вдруг заходится от хохота.
– Ну, ты и красавец! – восхищается он. – Краше в гроб кладут! – кричит он уже из коридора.
– Да я в гробу буду краше, чем все вы вместе взятые, – раздраженно огрызается Кейси. Он спускает ноги с верхней полки и спрыгивает вниз.
После теплой постели прикосновение к ледяному полу кажется невыносимым. Бледные ноги Кейси сразу же покрываются синими пятнами от холода. Он доплетается до мутного зеркала, в котором с утра при таком освещении все похожи на мертвецов, плескает на лицо воды и останавливается.
Он понимает, что так развеселило Торрини. Он и в самом деле выглядит жутко. Он видит свое осунувшееся лицо, видит круги под глазами, но это не так его заботит. Всю его левую щеку покрывает сыпь, частично захватывая шею и подбородок. Кейси застывает от неприятного ощущения.
– Этого не может быть… – закрывает он глаза, и прислоняется лбом к стеклу.
Он чувствует, как начинает колотиться сердце и подкатывать тошнота. Он несколько раз пытается вздохнуть, но воздух не доходит до легких. Он уже почти сползает на пол, когда его подхватывают чьи-то руки.
– Эй, ты чего? – он видит перед собой обеспокоенное лицо Лайсачека.
Кейси понимает, что сейчас сидит на нижней спальной полке, его понемногу начинает отпускать. Глаза у него мрачные и почти черные.
– Что с тобой? – еще раз спрашивает Лайсачек. – Позвать врача?
– Столько лет прошло, а мне все еще снится, как эта тварь прикасается ко мне, – шепчет Кейси.
– Ты бы лучше вспомнил, что ты вчера пил, – находит ему Лайсачек логичное объяснение. На станции все его зовут Малыш. – Господи, Кейси, соберись, – тормошит он его. – Уже почти все стартовали. Тебе нужно еще одно взыскание?
Пока Кейси, как сомнамбула, влезает в комбинезон, Малыш шнурует ему ботинки.
– Ты жалкий, – замечает Кейси, смотря на него сверху вниз.
Лайсачек замолкает на несколько секунд, потом подхватывает привычно:
– Да, я жалкий, Кейси. А знаешь, кто не жалкий? – делает он паузу. – Диас. У тебя мало проблем?
Кейси садится, сжавшись, на край кровати. Ему холодно. Слова доходят до него как в колодец. Лайсачек окидывает его обеспокоенным взглядом.
– Боже, как же плохо ты выглядишь, – вздыхает он и поднимается, чтобы идти. – Увидимся на старте, – добавляет он, прежде чем исчезнуть в коридоре.
Кейси чувствует, что ему надо взбодриться. Он залезает в тумбочку, находит нужный пузырек – на нем стоит медицинское название, внизу мелким шрифтом пометка: «От лобковых вшей». Все препараты у него хранятся в емкостях из-под лекарств, причем от таких болезней, что их лишний раз никто не захочет брать в руки. При внезапных рейдах такая система оказывалась полезной. Он распыляет немного на вены у запястья, потом растирает и ждет, пока подействует.
Ему становится лучше. Он застегивает молнию комбинезона и быстрым шагом проходит коридор. В ангаре он забирается в машину, надевает шлем, пристегивается. Идет отсчет на старт, затем лоно станции исторгает его корабль в первозданную пустоту. Уже там, в темноте, Кейси чувствует, как в желудке просыпается знакомая боль, и с тоской думает о том, что что-нибудь горячее он поест в лучшем случае через несколько часов. С этими мыслями он начинает набирать скорость.
Истребитель Кейси вклинивается в строй в последний момент, когда вся эскадрилья уже формирует боевой порядок и ложится на курс. Они приближаются к границе солнечной системы. Позади остается окутанное сияющим газовым покровом тройное солнце, это невероятное взаимодействие энергии, так же далеко остается неприметный астероид, вокруг которого вращается станция LC-2234. Теперь они на чужой территории, маленькая эскадрилья легких истребителей с серебряными звездами Содружества на крыльях.
Кейси обходит Марко и занимает свое место в звене.
– Его Высочество с нами, – без восторга комментирует тот его появление.
– Выговор с занесением в летную книжку, Делавера, – слышит Кейси в наушниках спокойный голос Диаса. – Я предупреждал.
– Есть, сэр, – рапортует Кейси мрачно.
– База, мы ждем указаний, – запрашивает станцию Диас.
Некоторое время слышны помехи, потом на экране связи появляется лицо полковника Мицлава, он серьезен и сосредоточен.
– Произошел прорыв в секторе Бета 14–2–4. Сейчас ситуацию держат под контролем два боевых корабля-носителя класса «Эпсилон-1» и три эскадрильи истребителей. Ваша задача – занять позицию на удалении от места боя и перекрывать вражеским истребителям путь к отходу. В бой не ввязываться, ни при каких обстоятельствах. Никто не должен уйти, иначе командование противника может получить данные о передвижении нашего флота в пограничных районах. Если хоть один ускользнет, операция провалена.
– Всем все ясно? – уточняет Диас, когда Мицлав отключается. – Тогда отсюда начиная, и до зоны исхода полета включительно действует режим радиомолчания. Нам не нужно лишнее внимание.
Полет продолжается в тишине.
Ожидание тянется мучительно долго. С их позиции видны лазерные вспышки и изредка взрывы. Насколько хорошо там идут дела, определить трудно. Эскадрилья в молчании рассредоточилась по заданному квадрату. Кейси смотрит прямо перед собой через стекло кабины. Тишина в эфире настолько угнетает, что он был бы рад услышать даже Торрини.
Действие наркотика начинает ослабевать, и к нему возвращается этот непереносимый внутренний зуд. Он вспоминает свое отражение в зеркале утром – он видит свое лицо, на котором ему чудятся едва уловимые первые признаки старения. От этой мысли его бросает в жар.
В этой беззвучной темноте воспоминания цепляются одно за другое и всплывают из глубины памяти. Он видит руку, которая гладит его по щеке, руку, плотно окутанную венами, в жестких хитиновых пластинах. Ощущения такие же ясные, как много лет назад. Потом неожиданно видит, как открывается дверь в ванную комнату. На краю ванной сидит женщина с рыжими волосами до плеч. Она в белой облегающей футболке и простых брюках. В зеркале перед ней нет отражения, это скорее окно – звезды и галактики, поразительная панорама сияющего света. Женщина поворачивается к нему. На ее губах улыбка, едва заметная, с легкой тенью сожаления. Взгляд спокойный и серьезный. У нее голубые глаза.
– Мое сердце перестало биться, – говорит она так буднично, как если бы речь шла об остывшем обеде.
Она некоторое время смотрит на Кейси, потом снова отворачивается к зеркалу. Волосы взлетают от движения. Кейси заворожено следит за ними, но их контуры все больше начинают размываться, это выглядит очень красиво, но потом все исчезает.
И снова становится темно.
Кейси кажется, что ему бритвой срезали кожу. Тяжесть оставшегося ощущения невыносима. Некоторое время он остается в оцепенении, как после сильного удара.
Потом в нем просыпается ненависть, настолько сильная, что ему хочется разорвать кого-нибудь на куски. Ярость душит его, становится трудно дышать. Он видит впереди бойню. Видит ракеты, видит на радаре контуры вражеских кораблей. Он больше не может переносить бездействие. Мозг начинает работать как часы, мгновенно просчитывая варианты действий. Кейси приводит корабль в боевую готовность, отключает связь и до упора выжимает рычаг ускорения.
Его истребитель проносится мимо и теряется вдали в лазерном фейерверке.
– Псих! – орет Торрини, и тоже начинает закладывать вираж, но его останавливает ледяной голос Диаса.
– Вернитесь на место, Торрини, пока я не открыл огонь.
Диас мысленно считает до десяти. Все остаются на своих позициях, попыток прорваться больше никто не делает.
– Больше предупреждений не будет, – добавляет он уже совершенно спокойно. – У нас приказ.
Всем им остается только наблюдать.
– Вот черт, – выдыхает Марко, все еще не в силах отойти от изумления.
Альбер останавливается у иллюминатора, наблюдая, как корабли заходят на посадку. Руки скрещены на груди, пальцы привычно отсчитывают на предплечье неслышный ритм. У него очень горделивая осанка, подбородок всегда высоко поднят, даже когда он просто стоит, задумавшись. Безупречная выправка осталась как память с прежних времен.
Они с полковником Мицлавом первыми встречают команду пилотов в коридоре, ведущем из ангара. Впереди Делавера в окружении своей свиты, волосы откинуты назад, комбинезон расстегнут. Он прямо сияет – ни следа хандры, в глазах блеск, даже мокрые от пота волосы и воротник футболки не портят впечатления.
– Вот это ты показал класс! – восхищается Торрини. – Сколько ты их сбил, десять?
Кейси улыбается.
– Это же я, – отвечает он небрежно.
«Делавера, такой же наглый, такой же элегантный», – думает Альбер, но его мысли лишены эмоций, скорее просто констатируют факт.
Пилотов на станции не больше двадцати. После вылета настроение у всех разное: Торрини и Марко оживлены, в то время как остальные обмениваются неодобрительными взглядами. Диас держится позади, он выглядит совершенно спокойным, но его взгляд не предвещает ничего хорошего.
– Мне нужны ваши показания, лейтенант, – обращается советник к Делавере, когда процессия приближается на достаточное расстояние. Его голос звучит непривычно резко.
Кейси останавливается. Марко, Торрини, Диас и другие пилоты окружают место их противостояния полукольцом.
– Советник, – улыбается Кейси беспечно, – прошлая ночь была прекрасна. Но у нас ничего не получится, – вздыхает он с сожалением, и добавляет, окидывая Альбера оценивающим взглядом: – Хотя если мы окажемся вдвоем в темной комнате, будете вы, вы и только вы.
Альбер застывает на несколько секунд. Он не ожидал такого неприкрытого пренебрежения. Его лицо бледнеет. Тот факт, что окружающие с трудом удерживаются от улыбок, глубоко оскорбляет его. Не смешно только Диасу и Мицлаву.
– Надеюсь, перед трибуналом ваше остроумие окажется полезным, – отвечает ему Альбер.
Кейси только презрительно усмехается.
Полковник Мицлав понимает, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля. Он выискивает взглядом Диаса.
– Майор Диас, – кивает он, – мне нужны ваши отчеты по двум предыдущим военным операциям.
Он обводит собравшихся взглядом, останавливается на Кейси, и сухо добавляет. – Все остальные пока свободны.
Мицлав и Диас вдвоем скрываются в коридоре, остальные тоже начинают понемногу разбредаться. Альбер отходит в стене, пропуская всех вперед. Кейси, проходя мимо, демонстративно не смотрит в его сторону.
В столовой на завтрак собираются не все, так как после вылета в середине ночи некоторые решают лечь и попытаться еще поспать. Столовая небольшая, довольно тесная, с серыми металлическим столиками, барной стойкой, окошком, отделяющим кухонный отсек, и подвешенным сверху большим видеоэкраном, который обычно включают вечером. За столиком с краю сидит Альбер, он ничего не ест, на его столе только чашка с кофе. Его внимание занято персональным коммутатором; он читает последние известия с фронта, иногда переключая рубрики световым пером.
Торрини и Марко специально садятся в другой стороне зала.
Через несколько минут появляется Кейси, он принял душ, теперь он чистый и свежий, только воспаленная щека портит его холеную внешность.
– Что у нас на завтрак? Яичница с беконом? – интересуется он у повара. Это здоровый рослый африканец с длинными волосами, спутанными в дреды. Мгола Ниери. У него совершенно черная кожа, ровная белоснежная улыбка, украшенная золотой фиксой, и спокойный ленивый взгляд. Из-под воротника форменного комбинезона выглядывают замысловатые переплетения бус.
– Ешь, что дают, – привычно отвечает он.
Самое большее, что здесь бывает – омлет из восстановленного белка.
Кейси берет поднос – там каша, половинка яблока и чай. Он обреченно вздыхает. Потом поднимает глаза и замечает в глубине столовой Альбера. Это зрелище его воодушевляет. Кейси, держа в руках поднос, начинает прокладывать себе сложный и малопонятный маршрут среди столиков, изящно огибая препятствия. Это едва ли требуется – до места, где они сидят, можно дойти совершенно свободно. Торрини и Марко выжидающе наблюдают за этой картиной. Внимание советника занято другим.
Кейси добирается до дальнего края столовой, протискивается в очередное узкое пространство и задевает стол Альбера бедром. Чашка опрокидывается, и кофе разливается по столу.
– Боже мой, извините меня, я такой неловкий, – лепечет Кейси почти правдоподобно.
Альбер поднимает на него глаза. Он в ярости.
– Думаешь, тебе все сойдет с рук? – говорит он тихо.
Кейси ставит поднос на соседний стол.
– Что именно? – интересуется он.
Альбер не двигается. Его взгляд способен прожечь насквозь.
– А ты вспомни Эль Рид, Делавера. Это освежит твою память, – так же тихо выговаривает он сквозь зубы.
– Эль Рид? – удивленно переспрашивает Кейси. – Столько воды с тех пор утекло, советник. Может, хватит уже искать виноватых? – Кейси слегка улыбается. Потом наклоняется к уху Альбера и произносит шепотом: – А может, это из-за ваших стратегий мы оставили там половину флота?
Лицо Альбера искажается. Он вскакивает с места, хватает Кейси за отвороты комбинезона и толкает его на стоящие рядом столы. Однако Кейси гораздо ловчее. Ему быстро удается скинуть с себя невесомое тело советника, он в мгновение ока оказывается над ним, с силой ударяет его об стол, и прижимает горло локтем. Его глаза лихорадочно горят.
В эту минуту их растаскивают.
Мгола отрывает Кейси от его жертвы и уводит за собой.
– Пойдем гулять, друг, – приговаривает он, обхватывая его своей огромной рукой за плечи и ведя его с собой по коридору. Кейси не сопротивляется. Таким образом Мгола доводит Кейси до его каюты, перед входом останавливается и наставительно кладет ему на затылок свою тяжелую ручищу.
– Веди себя хорошо, – произносит он, и только затем отпускает.
В столовой Марко помогает Альберу подняться.
– Вас вроде прислали безопасностью заведовать? – уточняет он довольно недружелюбно. – Вот бы и занялись чем-нибудь по специальности.
Альбер не удостаивает его ответом. Ему все еще трудно дышать.
В своей комнате Альбер не находит себе места. Он мечется из угла в угол, не в силах успокоится. Он подходит к секретеру, наливает себе коньяк, выпивает. Его руки дрожат. Он подходит к шкафу, из-под вещей он достает небольшую деревянную шкатулку. В ней личные вещи солдат – фотографии, брелки, маленькие талисманы; здесь вещи только тех, у кого не было родственников, которым можно было бы все это отправить. Чаще всего эти ребята бывшие воспитанники детских домов. На фотографиях они совсем молодые, многим нет и двадцати. Внутри есть еще траурная ленточка в оранжевых и черных полосках, особая монета, посвященная памяти павшим, с гравировкой «Эль Рид» и датой; еще информационный чип со списками всех погибших. Альбер составлял их лично.
На прощальном параде он стоял в первом ряду среди высшего командного состава. Он сам тщательно отгладил мундир, пуговицы блестят, в петлице траурная ленточка. Одежда, выправка, прическа – все идеально. Лицо абсолютно спокойное, как и подобает случаю, но внутри одни обломки. Удар был такой силы, что в его душе все перестало двигаться. Теперь там была замерзшая земля, усыпанная пеплом, как в первое утро ядерной зимы. Ему казалось, что парад марширует по его расстеленным на плацу внутренностям.
Много позже Альбер встретил место, созвучное его чувствам. Его отправили инспектором на Ио-7, маленькую луну, покрытую ледяной корой, там ему нужно было проверить многочисленные случаи нарушения техники безопасности. Война длилась, нужны были новые ресурсы, и тридцать лет назад здесь началась разработка месторождений. Шахты, наземные сооружения для рабочих, серое небо и ледяная пустыня – вот и все, что там было.
Когда он увидел этот скудный ландшафт, у него внутри все сжалось от непередаваемой тоски. Ночью он нашел в дальнем крыле станции двух черных, неопрятного вида рабочих, и заявил, что ему необходимо выйти наружу для осмотра обшивки. Они не стали спорить, дали ему скафандр, запустили в шлюз, и он оказался на поверхности.
Он смотрел на эти тонны льда, серые тучи, подсвеченные постоянно вспыхивающими зарницами, и не мог поверить, что можно жить среди такого хаоса, такого мрака, оказаться выброшенным в этот безысходный мир. В эту ночь Альбера покинули все силы. Он рухнул на колени, его тело вздрагивало от беззвучных рыданий, но слез не было, и легче ему не становилось. Эта тяжесть всегда была с ним, и не оставляла его ни на день. Ему захотелось лечь на лед и лежать так, пока не закончится кислород.
Голос с ужасным акцентом спросил по связи, все ли у него в порядке, он ответил, что да. Рабочие, которые его выпустили, смотрели за него через иллюминатор с презрением. Они не знали причины, по которой этот белый человек стоял на коленях и рыдал среди ледяных наплывов и гор выработанной породы, но его горе их радовало. Таким, как он не приходилось каждый день спускаться в шахту, и, обливаясь потом в аварийно опасном скафандре, отрабатывать несколько смен подряд. Здесь жизнь рабочих была не ценнее мусора. Радиация и несчастные случаи убивали людей десятками, но на их место приходили новые, потому что всем нужны были деньги. Нищета и голод были нормой жизни во Внешних Колониях.
Альбер без труда прочитал эти мысли в их глазах, когда они помогали ему освободиться от скафандра. Позже он подписал разрешение на продолжение работ.
Альбер отрывается от воспоминаний. Он подходит к зеркалу, медленно приспускает воротник свитера. Под кожей на шее уже начинают разливаться синяки, у него хрупкие сосуды. Его аристократичное лицо каменеет.
Гилмак. Если собрать всю эти годы, всю ненависть, всю свою неудачную судьбу в одно слово, и выплюнуть кому-то в лицо, это будет «Гилмак». Когда Кейси тянулся за своими вещами на верхней полке, он второй раз за сегодняшний день поймал свое отражение, на этот раз в обломке зеркала, приклеенного у кровати Торрини, Опять тот же сон. Странная, не человеческая рука Гилмака, гладящая его щеку. Там, где во сне прикасались пальцы, наяву высыпала экзема.
Полковник Мицлав кидает на стол перед Кейси стопку бумаг.
– Опять алименты? – удивляется Кейси, хотя прекрасно знает, что это.
– Нет, – Мицлав совсем не разделяет его игривого настроения. – Это рапорт советника Альбера об утреннем инциденте, а это – отчеты майора Диаса по двум последним операциям. В соответствии с ними, ваши действия являются достаточным поводом для начала расследования. Вы не подчиняетесь прямым приказам, подвергаете неоправданному риску всю боевую группу. Вдобавок нападаете на лицо, старшее по званию. Вы здесь всего месяц, Кейси, а проблем от вас – как от целой вражеской дивизии.
– При всем уважении, – замечает Кейси осторожно, – но это советник Альбер на меня напал. К тому же, если память мне не изменяет, он давно в запасе.
Глаза Мицлава на секунду вспыхивают, но он сдерживается. Он некоторое время с сомнением изучает Кейси, потом подходит к иллюминатору. «Избалованный мальчишка», – думает Мицлав.
Из его кабинета открывается вид на станцию и ее окрестности. Тройное солнце, бесконечно далекое, озаряет металлические конструкции мерцающим светом, и на его лицо падают голубоватые отблески.
– Вы находитесь в самой отдаленной точке на карте Содружества, лейтенант, – говорит полковник, не отрываясь от панорамы. – Дальше начинаются неисследованные территории. Система Лима. Худшее место для службы трудно представить – линия фронта здесь не проходит, боевые действия не ведутся, самое большее – стычки с противником периодичностью в один-два месяца. Станция существует только потому, что начальство считает необходимым поддерживать в этом районе военное присутствие. Это присутствие чистая фикция, но есть точка на карте, а для годового отчета этого достаточно.
И я привык, что сюда отправляют всякие отбросы, уж простите за невольную грубость. Но когда мне в руки попало ваше личное дело, даже я был удивлен. Вы ведь с отличием закончили Академию, вас так хвалили… Чего ради вы загнали свою жизнь в такой тупик? По вашему поводу только следственную комиссию собирали два раза.
– Ее оба раза собирал Альбер.
– Да, там написано. Жаль, я не прочитал этого раньше, прежде чем подписать его документы на перевод сюда.
Он некоторое время молчит, задумавшись.
– Это, кажется, ваше седьмое место службы? – спрашивает он. Кейси пожимает плечами. – Нигде не приживаетесь?
Пока полковник не смотрит, Кейси выплевывает в руку жвачку и приклеивает ее под стол. Его этот разговор уже начинает утомлять.
У Мицлава появляются смутные подозрения.
– Вы меня вообще слушаете? – оборачивается он.
– Да, конечно, – немедленно соглашается Кейси. Мицлав встречает его чистый, не замутненный ни единой мыслью взгляд. Ему не нравится это ерничанье.
– Сегодня утром вы получили прямой приказ не вступать в бой. Каким образом вы оказались в зоне огня? – задает он вопрос уже гораздо резче.
– У меня вышел из строя передатчик, и я не ориентировался в обстановке, – голос Кейси совершенно спокоен.
– А в прошлый раз вы получили сигнал бедствия? Кто бы сомневался, что у вас на все готов ответ! – горячится Мицлав. – Вы вообще представляете, как плохо идут у нас дела в приграничных районах? Несколько точных ударов противника, и мы полностью потеряем контроль еще над тремя секторами. Нам нельзя допускать утечки информации. Ни одного ушедшего из окружения вражеского корабля, ни одного нашего, попавшего в плен. Вы это понимаете? Что вы из себя строите дурачка?
Кейси предпочитает пока не встревать.
Мицлав некоторое время ходит по комнате, успокаиваясь.
– Однако ваши успехи воодушевляют, – вздыхает он в конце концов. – Вы сбили восемь вражеских истребителей.
– Я сожалею о своих ошибках, – вступает в диалог Кейси, на этот раз он выглядит вполне серьезным. – Многие из них уже не исправишь. Но я всегда был пилотом. Хорошим пилотом, – приподнимает он одну бровь. – А теперь у меня только и осталось, что горькие воспоминания… Вещи, которые никто не захотел бы помнить, – голос его звучит вкрадчиво, успокаивающе. На секунду Мицлаву кажется, что у Кейси желтые глаза, как у змеи. Этот пристальный взгляд гипнотизирует его, начинает затягивать как в воронку. Мицлав отворачивается.
«..да стреляй же!» – вспыхивают в его памяти слова. Он едва заметно встряхивает головой, стараясь избавиться от воспоминаний.
Кейси рассматривает его профиль, оценивая, какой эффект произвели его слова. Его прозрачные глаза смотрят внимательно и выжидающе.
Мицлав некоторое время молчит.
– Если позволите мое мнение, лейтенант, – замечает он наконец, – меньше всего вы походите на жертву обстоятельств. Скорее, вам слишком долго потакали.
– Я готов понести наказание, – добавляет Кейси спокойно.
Мицлав вздыхает. Он принял решение относительно Кейси еще до этого разговора. Однако его не покидает ощущение, что с этого момента неприятности будут раскручиваться, как витки спирали.
– Послушайте, Касарес, – наконец говорит он, смягчаясь. Кейси морщится, ему не нравится, когда его так называют. – Я не стану подписывать рапорт советника Альбера. И я делаю это только по одной причине. С вашим послужным списком еще одно нарушение означает перевод в штрафбат. А мне бы этого не хотелось. Но это ваш последний шанс, учтите. Все дальнейшие меры я оставляю на усмотрение майора Диаса. Он моего мнения не разделяет, – предупреждает он. – Вы свободны.
Кейси поднимается, отдает честь и выходит. В коридоре он презрительно фыркает.
Мицлав остается один. Его кабинет прост и аккуратен, но по нему едва ли можно сказать много о карьерных устремлениях владельца – несколько фотографий в рамочках, но ни медалей на стенах, ничего, что напоминало бы о службе – только воспоминания… В сущности, здесь и был его дом. Он тридцать лет прослужил на этой станции. Семью он так и не завел. Когда-то давно у него была невеста на Земле – он познакомился с ней, когда ездил в отпуск. Они встречались четыре года, но потом она вышла замуж за другого. Он не желал ей зла – время, проведенное с ней, было ему дорого. Были и другие женщины, которые ему нравились, но тоже как-то не складывалось. Со временем он стал думать, что, может быть, так и лучше.
Андреас Мицлав совсем не глуп, и совсем не наивен, просто часто ему хочется закрыть глаза и ничего не видеть… Он останавливается над панорамой станции. Всполохи света ложатся на его лицо, озаряя приятные мягкие черты.
Альбер появился на пороге его кабинета через несколько дней. Он был как сжатая пружина – нервный, взвинченный, Мицлаву даже показалось, что его слегка лихорадит. Для своего визита он выбрал раннее утро.
– На каких основаниях вы отклонили мой рапорт? – переходит он к обвинениям прямо с порога, решив опустить условности.
– Сбавьте обороты, советник, – замечает Мицлав сухо, не вставая. – За мной остается право не подписывать документы, в достоверности которых я сомневаюсь.
– Как мне вас следует понимать? – спрашивает Альбер подчеркнуто холодно. Он отворачивается так, что Мицлав может хорошо рассмотреть его точеный профиль.
От природы он альбинос, но в юности ему изменили цвет глаз при помощи инъекций пигмента – они стали голубыми, поначалу достаточно неестественными, но с годами становились все бледнее и теперь напоминали едва подцвеченный лед.
– По показаниям тех, кто находился в то утро в столовой, драку с лейтенантом Делаверой начали именно вы, – отвечает Мицлав, перекладывая для вида бумаги на столе.
– Ну, разумеется, какие еще показания могли дать его восторженные поклонники, – усмехается Альбер едко.
– Я не собираюсь вести с вами пикировку! – обрывает его Мицлав, выходя из себя, что с ним случается. Презрительная усмешка Альбера кажется ему последней каплей. – Все ваши льющиеся бесконечным потоком рапорты и жалобы притянуты за уши! Вы щедро сыпете обвинениями, но еще не удосужились предоставить ни одного факта. Я устал от вас, – выдыхает он и отворачивается. На его лице отражается мука, настолько невыносимы ему и сам советник, и его посещения.
– Вы забываете, что я выполняю специальное распоряжение командования Армады. И не в ваших полномочиях мне мешать, – произносит Альбер с вызовом, скрещивая руки на груди. Мицлав рассеянно думает о руках советника, рассматривая его изящные кисти. Пальцы у него как из дымчатого стекла, тонкие, необыкновенно длинные. – «Он мог бы быть нейрохирургом. Тонкая, изломанная натура, – вздыхает полковник про себя. – Все признаки выраженного неврастеника».
– Что бы вы ни напели начальству, – продолжает он устало, уже вслух, – для меня очевидно одно: единственная причина, по которой вы здесь находитесь, это ваша личная вендетта. Безопасность станции – это последнее, что вас интересует. Вы карьерист и интриган, Альбер. Уходите, – заканчивает Мицлав фразу твердо, но негромко, потому что он уже чувствует, как начинает раскалываться голова.
Альбер застывает. Вся его поза выражает крайнюю степень надменности.
– У вас будет возможность пожалеть о своей грубости, – замечает он. На секунду его бесцветные глаза задерживаются на полковнике, потом он выходит.
Мицлав некоторое время ходит по комнате, пытаясь успокоиться.
– Нина, зайдите ко мне, пожалуйста, – говорит он по селектору.
– Видеть не могу этого человека. Даже странно, что он не носит белых перчаток – мы все для него такие грязные, – Мицлав сидит в кресле, приложив к виску лед из холодильника. Он выглядит очень расстроенным.
Нина что-то спокойно обдумывает.
– Виктор Альбер. Впечатляющая личность, – она неторопливо пересекает комнату и останавливается напротив иллюминатора. Нина Андерсон – по специальности она врач – статная женщина с длинными светлыми волосами, красивой грудью и атлетическим телосложением. У нее крупная кость, прекрасные пропорции тела, и она довольно высокая. Она выглядит очень ухоженно – ровные длинные волосы, гладкая кожа, одежда простая, но всегда безупречно элегантная. Это нетипично – большинство из тех, кто служил на базах в Дальнем Космосе, через месяцев шесть не считали нужным даже расчесываться. Часто этого и не требовалось.
– Что вы о нем знаете? – поворачивается она к Мицлаву.
В каюте полковника спальню от основного отсека отделяет матовая перегородка. Там, где они сейчас находятся, что-то вроде небольшой гостиной. На журнальном столике выстроился весь чайный сервиз полковника, белый и нарядный, из огромного количества предметов – подарок на очередной юбилей. Там есть и молочник, и вазочки с джемом, и маленькие фарфоровые бочонки с леденцами. Все такое смешное и нелепое, но Нине нравится: за последние десять лет она, как и многие, не видела ничего, кроме прямых углов и серых пластиковых покрытий – военные базы Содружества не отличались разнообразными интерьерами.