Во дворе я торчал с самого утра. Сегодня жара невыносимая. Солнце как в пустыне, ни один листочек не шелохнется. Да что там листочек – асфальт под ногами плавился.
Знал, что Эльвира обязательно выйдет, но когда? Стоял и ждал как часовой на посту.
Шпули всё нет.
Услышал, как принесли во двор чёрную икру. Продавец громко вещал:
– Икра, икра, берите икру.
Как сказала Гаяна:
– Берите.
Как будто её отдавали даром.
Сама икра продавалась из эмалированного ведра бежевого цвета. Несколько человек подбежали к торговцу.
Через полчаса заставил обернуться протяжный зов:
– Мацони, молоко-о-о, цельны-цельны молоко!
Женщина в белом халате привезла на коляске с подшипниками тяжеленный молочный бидон. Многие соседи ждали молочницу с раннего утра.
Белый тут как тут. И ему обычно что-то перепадало.
Бродячие торговцы приезжали из пригорода на самых ранних автобусах, электричках, поездах.
Я медленно прошёл к воротам на горку, в надежде, что Эльвиру точно здесь увижу. Подошел Серёжка, затем Аркадик. Успели наговориться, поделились новостями. Стали обсуждать, что делать завтра. Потом Серёжка убежал домой.
Шёл второй час мучительных ожиданий. Наконец увидел её, девушку моей мечты – Эльвиру.
Вся загорелая, энергичная, от нее шел сногсшибательный заряд позитива. С двумя длинными косичками, в легком коротком платьице салатового цвета. Эльвира спортивная и невероятно ловкая. С раннего детства она занималась фехтованием.
– Привет! Как доехала?
– Отлично! Как у тебя дела, Никитос? – подмигнула Эльвира.
– У меня тоже всё хорошо. Почти год как в радиокружок записался.
– Радио – это очень просто. У моего папы книга есть такая. Давно приехал?
– Да. И у меня она есть. Нет, неделя всего. Могло сильно затянуться, и я бы прилетел после тебя.
– А что случилось? – с неподдельным интересом спросила Эльвира.
С удивительно гармоничными чертами лица, очаровательной улыбкой и искорками в глазах. Я сразу настроился на ее жизнерадостную волну.
– Объявили посадку, мы уже с бабушкой отправились к трапу. Посадка заканчивалась, представляешь нас не пустили в самолёт, сказали, что полетим другим рейсом. Вмешалась мама, она нас провожала. Выяснилось, что вместо нас хотели посадить иностранцев. Мама тогда дала жару и нас – бабушку, меня и Олега пригласили в самолёт. А пока мама разбиралась, шло время и рейс задержали.
– Вот это да! Что-то новое придумали на это лето? – поинтересовалась Эльвира, прищурив левый глаз.
– Да пока нет, ничего путного в голову не приходит, лето ещё только началось, – с унылым выражением лица протянул я.
– Чем займемся? Не будем же играть в прятки-ловитки-ручейки-отгадай слова, – возразила Эльвира.
– Ну в числа поиграем, ещё что-то вспомним, казаки-разбойники, волейбол, резиночки, круговую лапту, вышибалы, – не сдавался я.
– Наскучило всё это. Ещё скажи классики или альчики4, – недовольно сказала Эльвира.
– Что такое альчики? – услышали мы сзади мягкий голос Нателлы.
– Кости из говяжьих ног, оставшихся после хаша, – пояснил я, обернувшись.
– А зачем? Что с ними делать?
– В альчики играют даже взрослые. В укромном месте собираются в кружок, сидят на корточках и бросают по очереди «кости». Надо, чтобы альчик встал на ребро. Взрослые играют на деньги. Дети играют на альчики. Их натирают об асфальт, чтобы сделать их ровными и плоскими. Так они лучше становятся на ребро. Это тёски, то есть стесанные. Некоторые сверлили сбоку отверстие и заливали туда свинец. Чтобы легче было кинуть альчик на ребро. Честно говоря, мне это совсем неинтересно.
– Понятно, – уныло проговорила Нателла, поправив длинные русые волосы.
– Сколько можно? Каждый год одно и то же. Хочется сделать что-то такое, чтобы запомнилось на всю жизнь! – Эльвира потрясла кулаком в воздухе.
К нам присоединилась Алиса, плотненькая девочка с прямыми темно-каштановыми волосами и хитрым взглядом, но невероятно общительная, эмоциональная и отзывчивая.
– Вспомни ещё, как играли в семь стёкол, а на Первой Завокзальной на площадке играли с самодельными клюшками в хоккей с мячом. Раньше это было интересно, а сейчас мы на год повзрослели, – эмоционально высказала Алиса.
Белый улегся рядом, слушал нас, думал о своем и глубокомысленно смотрел вдаль.
– Давайте завтра всех позовем, вместе и обсудим, – предложил я и посмотрел вопросительно на Эльвиру.
Согласен на всё, лишь бы чаще быть рядом с ней. Было в ней невероятное обаяние и особый магнетизм. Девушка мне нравилась, но я боялся в этом себе признаться. Многие замечали мою симпатию, однако, когда кто-то намекал на это, я всегда отнекивался: «Что вы такое говорите? Вы всё это придумали».
– Класс! Давай! Считаю, что это правильное решение, думаю, все ребята нас поддержат, – в глазах Эльвиры вспыхнули искорки.
Эльвира умела заряжать, спокойно сидеть она не могла: ей всегда надо было что-то делать, куда-то бежать. Мощный заряд передавался окружающим.
На следующий день собрались в три часа, как и договаривались. Эльвира вкратце обрисовала ситуацию, в конце добавила:
– Ребята, может, что-то невероятное придумаем, что запомнится нам на всю жизнь?
– Здорово, мы обязательно подумаем, – хором ответили друзья, воодушевившись.
– Слушайте, давайте сделаем так – всю ночь думаем, утром соберёмся пораньше, а то мы с папой завтра днём в гости пойдём, – с вдохновением добавила Эльвира.
– Нельзя часа в два хотя бы, я боюсь, не успею ничего придумать, – почесала голову Алиса, нахмурившись.
Затем она сняла заколку в форме бабочки, распустив волосы.
– Не, не получится, папа скоро уезжает, обещал со мной в гости к родственникам зайти.
– Все понятно. Давайте отложим до завтра. Сейчас расходимся, не будем терять время, – по-военному чётко ответил Серёжка и посмотрел на часы, никелированный хронометр недавно получил в подарок на день рождения.
Как только Серёжка обзавелся наручными часами, постоянно на них посматривал, каждый шаг сверял по ним и никогда не опаздывал.
Кличку ему дали – Серый, и все давно к ней привыкли. Любимое дело Серёжки футбол, он обожал его в любом виде. Серёжку можно было часто видеть не только на школьной футбольной площадке, но и под окнами кухни. Здесь, на небольшой скамейке-сундуке, часто собирались дворовые фанаты настольного футбола.
Футбольное поле кто-то из соседей вырезал из листа фанеры и покрасил в тёмно-зелёный цвет. Ворота сделали из металлического прута, сзади натянули сетку. Можете не верить, но это было именно так – играли пуговичками. Каких только пуговиц не нашлось в коллекции Серёжки и его старшего брата Саши! За этим настольным футболом ребята собирались через день-два.
Меня часто приглашали, но я не решался. Честно говоря, так ничего и не понял – каким образом они играют этими пуговицами. Единственное, что выяснил, в качестве мяча у них самая маленькая белая пуговица, обычно такие пришивают на рубашки. В руках же у них были огромные черные или коричневые пуговицы. Такие обычно есть на пальто. Когда играли, об этом знал весь двор: шум стоял непередаваемый. Азарт – как будто проходит чемпионат мира.
Был еще настольный футбол с миниатюрными фигурками футболистов на пружинках. В него играли, но меньше. В качестве мы использовали горох, отбирали самую большую горошину.
Раз уж речь зашла о футболе нельзя не вспомнить Артура. Это друг Серёжки, наверное, самый близкий и лучший. Неразлучные друзья играли в футбол и за столом, и на футбольной площадке. Из Артура получился бы самый лучший футболист, которого не стыдно выставить в сборной СССР. Достаточно беглого взгляда: спортивный, энергичный, движения отточенные. Играл в футбол талантливо, вдумчиво, двигался красиво и молниеносно. Когда играл – забывал обо всем и старался из последних сил.
Однажды ребята играли в футбол. Бегали много, выкладывались. Погода стояла жаркая, мяч гоняли нещадно. Когда закончили все мокрые как после ливня. Но кто в наши детские годы думал о том, что надо пойти домой, переодеться и остыть. Артур прилег на лавочку и незаметно уснул. Проспал несколько часов. Его так продуло, что проснулся с дикими болями, не в силах разогнуться. Пришлось вызывать скорую.
Про Артура можно смело сказать – мировой парень. Добрый, отзывчивый. Посмотришь на Артура и подумаешь: именно таким и должна быть достойная советская молодежь. Разумеется, многим до Артура далеко. Столько хороших качеств в одном человеке – это невероятно, но факт. Ни одного плохого слова в его адрес за все время я ни от кого не услышал. Да что я, никто не слышал. Любой житель нашего двора это подтвердит. Попробуйте найти второго такого в мире. Не одну пару сапог стопчешь пока найдешь. И найдешь ли? В те годы я уже слышал такое выражение – строитель коммунизма. Почему-то глядя на Артура, всегда думал – именно таким и должен быть настоящий строитель коммунизма. Гармоничный и внутренне, и внешне. Правильные черты лица, идеальная фигура и ни капельки лени.
Если мой дорогой читатель подумает, что слишком нахваливаю, это далеко не так. Наоборот, еще о многом не поведал. Артур настоящий боец. Смелый, решительный. Сильный духом человек. Скажете так не бывает? Вот он – герой перед вами. Как говорят – на таких мир держится.
Ночью мне не спалось, в голове сверкал настоящий калейдоскоп. Идеи вспыхивали как фейерверк. Внезапно загорался, мысль крутилась подобно яркому огоньку в ночи. Затем все яркие представления стремительно падали как осенний листопад и казались нереальными.
Первую идею, сварганить из веревок канатную дорогу, я решительно отмел, сам в неё не поверил. Сделать не так уж и трудно, если постараться, но вряд ли она будет вообще работать, только насмешу всех. Ещё не дай Бог, если с кем-то что-то случится – простить себе этого не смогу.
Вторая мысль поначалу казалась мне единственно ценной – возвести из камней гору или башню. Долго выбирал, склоняясь к небольшой горе. Горка на горке, а что? В этом что-то есть. Почему бы нет. Три часа смаковал новоиспеченную идею, даже наброски сделал в тетрадке. Но и здесь засомневался в целесообразности последней задумки, да и в наших возможностях не совсем был уверен. Где взять столько камней? Вдобавок они невозможно тяжёлые. Ну сложим мы кое-как два-три ряда, а как дальше? Нужно скрепить цементом. Где его взять и как размешивать? Вопросов возникло столько, что больше об этом думать не хотелось.
Третья идея пришла в голову в середине ночи. Проснулся, представил всё в мельчайших подробностях, и дальше не спалось. Что, если в самом низу горки, там, где над дорогой тянется возвышение и простирается ровный участок длиной около ста метров и шириной двадцать, организовать водоём? Сначала мысль показалась интересной, обдумывал проект долго и основательно. Даже представил, как там будут плавать утки, к утру воображение дорисовало лебедей. Можно даже камни бросать в пруд, нет, лучше кораблики пускать, устроить соревнования среди судомоделистов.
Не, ну в самом деле, натаскаем много воды, ведра выпросим у взрослых, в каждой семье хотя бы одно точно найдется. Во дворе два крана – внизу и наверху. Нас много, человек восемь, попросим других ребят помочь или вообще взрослых. Вряд ли откажут. Самый настоящий пруд – это просто здорово. Что можно придумать лучше?
Эх, как же много придется таскать воды, сил не хватит. Через минуту возникла мысль: что, если попросить соседа, дядю Имрана? Он же работает начальником в жилуправлении, подъедет машина и выльет бочку воды. Следом подумалось: цистерны не хватит, надо сделать рейсов десять-двадцать, нет тридцать и получится озеро, а мы каждый день будем доливать ведрами, чтобы вода не уходила. С этими мыслями незаметно уснул. Во сне видел, как Эльвира кормит хлебом уток и лебедей.
Утром спустился по лестнице в нижний двор. В проходе всегда таинственное и темное царство темноты и прохлады. Высота прохода метров пять, не меньше. Освещения здесь никогда не было, и ночью свет шёл только с противоположной стороны от входа. Стены сложены из больших грубых массивных камней. Они всегда казались чуточку мокрыми, и вся обстановка здесь напоминала средневековье. Осталось только факелы на стены приделать.
Я вышел через высокие деревянные ворота, покосившиеся под собственным весом. Нижние ворота никогда полностью не открывались. Подумал, вдруг увижу кого-то из ребят. Иногда собирались в этом полутёмном проходе или на выходе на улице, но здесь никогда надолго не задерживались. На горке привычнее и уютнее.
Кроме Адика никого не встретил. Адика считали взрослым, на вид ему лет двадцать с небольшим, и, понятное дело, с нами – мелюзгой – он не водился. Но всегда здоровался и ко всем относился с большим уважением.
Со стороны Адик напоминал цаплю: закинет тощую длинную ногу на метр и грызет семечки без остановки. Так почти двухметровый Адик мог простоять хоть час, перерабатывая внушительный объём семечек. Всегда удивлялись, как у него нога не затекает и как в такого тощего человека вмещается столько семечек. После него без дворника с огромной метлой не обойтись. Длинный остроносый туфель стремительно обрастал шелухой. Казалось, ещё немного и брючина утонет в тёмно-серой массе. Никто из нас даже не знал, как зовут молодого человека на самом деле, все называли долговязого Адиком, может, это и есть полное имя.
Говоря про семечки, нельзя не вспомнить тётю Маню. Семечки у нас продавала только она, полная и крикливая женщина с кудрявыми волосами и всегда в ярких цветастых платьях. Восседала королева семечек на небольшой табуретке, прямо на улице, напротив покосившихся ворот соседнего двести тринадцатого дома. Рядом на второй табуретке стоял внушительных размеров эмалированный таз с жареными семечками. Пахли семки так вкусно, что, когда проходишь мимо, удержаться от соблазна купить кулёк за десять копеек невозможно. До позднего вечера бойкая женщина, зазывая прохожих, реализовывала самый востребованный товар.
Покупала тётя Маня оптом на базаре сырые семечки, жарила, подсаливала. Люди в нашем и соседних дворах знали, что всегда можно купить кулёчек семок для придания жизни дополнительного уюта.
Семеро детей тёти Мани росли сами по себе. У всех такая же пышная шапка волос. Говорят, муж у неё тоже был кудрявым, где он сейчас – одному Богу известно. Росли детишки в спартанских условиях и не думали обижаться на судьбу. Купала тётя Маня свою ребятню прямо во дворе, с довольной улыбкой поливая холодной водой из шланга. Кулинарными изысками семью не баловала, объёмная кастрюля борща решала вопрос с питанием надолго. Самое интересное – все семеро ни разу не болели. Несмотря на столь суровые условия, все её молодые спартанцы были внимательными и заботливыми. Всегда соседям помогали, носили сумки и добродушные улыбки не исчезали с их чумазых мордашек.
Поздоровавшись с Адиком, я завернул за угол, прошел мимо дома Нателлы и поднялся до середины высокой каменной лестницы. Остановился у нашего места – площадки с лавкой под живописной сосной.
Немного постоял и через пять минут увидел, как в мою сторону идет Аркадик. Иногда у меня возникало чувство, что друг жил на горке и домой изредка заглядывал, чтобы быстренько поесть и убежать на вокзал.
В этот момент вспомнил один занимательный случай. Я невольно улыбнулся. Жил по соседству – за стенкой Серёжка. Да, тот самый, с которым мы дружили. Папа Серёжки – дядя Жора работал шеф-поваром в одном из центральных ресторанов. Готовил – пальчики оближешь. Мастер от Бога, это без малейшего преувеличения.
Углядели мы с Аркадиком у Серёжки на кухне под потолком связку разноцветных перцев. Висели головокружительные, аппетитные перчики – желтые, красные, длинные и заостренные. Их много, яркие, как ёлочные игрушки. Не перчики, а сувениры самые настоящие.
Сколько ни выпрашивали, Серёжка нам их не давал. Даже предлагали поменяться. Аркадик на вагон из его сокровищницы, я на старый бабушкин театральный бинокль. Однажды всё же допекли Серёжку, и он как-то хитро на нас посмотрел, засопел и скрепя сердцем выдал каждому по перчику. Мы с Аркадиком разве что в ладоши не захлопали от радости. От души поблагодарили Серёжку за столь щедрый подарок. Тот покивал и усмехнулся:
– Ну посмотрю я на вас.
Чуть позже едва слышно добавил:
– Как будто из железа сделаны.
– Да не переживай ты, всё в полном порядке, – уверенно ответили мы Серёжке.
– Сейчас съедим и даже глазом не моргнём. Нашел, чем испугать, – с усмешкой добавил Аркадик.
Серёжка хмыкнул и пожал плечами:
– Я вас предупредил, чтобы родителям потом не жаловались. Поняли?
– Даже и не подумаем, мы что тебе, маленькие дети, что ли? – обиженно протянул Аркадик.
– За кого ты нас принимаешь? – нахмурился я и посмотрел на Серёжку исподлобья.
Держим мы с Аркадиком в руках по перчику, ему достался красный, мне желтый. Надкусили, посмотрели друг на друга, пожали плечами, посмеялись. Вроде всё в порядке, ничего не поняли.
Почувствовали силу перцев дяди Жоры мы, когда добрались до середины загадочного овоща. Чтобы не выглядеть перед Серёжкой маменькиными сыночками и слабаками, мы со слезами на глазах дожевали огненные перцы.
Молча.
Стоим оба как истуканы, краснеем, глаза округлились, предательски закапали слезы. Казалось, мы даже дышать перестали.
Серёжка нахмурился, всмотрелся и спросил:
– Горит?
– Нет, всё в порядке, так, ерунда, – едва шевеля губами, процедил Аркадик.
Еле сдержали себя, чтобы не побежать. Рванули, когда закрыли за собой дверь. Бегом к крану в нижнем дворе, тот был ближе. Выпили, наверное, литров сто. Никак не мог дождаться, когда Аркадик отойдет от крана, казалось, прошла вечность. Здесь мы совершили большую глупость – сразу полезли руками в глаза. А я еще и в нос. Что творилось у нас с глазами, ртом и носом – не передать словами. Огонь на лице и внутри загасили не сразу. Натерпелись мы с Аркадиком, но дома никому и слова не сказали о случившемся. Никогда не сомневался в том, что Аркадик не сдаст. Ещё ни разу он меня не подводил, обо всём, что я просил, никогда не забывал, всегда выполнял мои просьбы. Именно таким и должен быть настоящий друг. Если вы своей жизни встретите такого человека: берегите его, дорожите им.
Серёжку мы поблагодарили, но теперь на перцы смотрели как на экзотические сувениры.
– Аркадик, ну а ты чего придумал?
– Да не знаю. В голову ничего не приходит, – отмахнулся Аркадик.
– Ну покумекай, время ещё есть, пока ведь никто не пришел. Может, сообразишь что-то? – покосилась Эльвира, хитро прищурившись.
– Не знаю, как нарочно, ни одной ценной идеи, – пробубнил Аркадик.
– Правильно, у тебя все мысли только про вокзал, – поиздевался я.
Друг только пожал тощими плечами и пригладил волосы. Мы с Олегом всегда шутили, как Аркадика так стригут, что сверху получается ровная площадка. «Или у него голова такой формы», – удивлялся Олег.
У меня были длинные, как говорила тётя Сиран – «Под Битлз». Начиная с четвертой четверти, иногда и с третьей я не стригся и отращивал волосы.
Все знали, что Аркадий будет работать железнодорожником. С детства его как магнитом тянуло ко всему, что связано с железной дорогой. В день по два-три раза мчался на вокзал, сверял расписание со своими записями в блокноте. Подшучивали: «Ты, наверное, даже уроки так старательно не делаешь». Аркадик никогда не обижался.
Что касается железной дороги – Аркадик знал от и до, будто закончил железнодорожный институт. Какие тепловозы и электровозы для чего предназначены, какие вагоны в каких составах, много чего еще мог рассказать, если спрашивали.
Однажды имел неосторожность поинтересоваться маневровыми тепловозами. Аркадик мне прочитал исчерпывающую лекцию. Хоть иди теперь сдавай экзамен. Да какой экзамен – можно смело писать дипломную работу.
Полчаса слушал про то, какие они – маневровые тепловозы, как работают, какие функции выполняют, где ночуют и как их обслуживают. Аркадик даже кличку им дал – маленький да удаленький. С тех пор перед тем, как поинтересоваться у Аркадика железнодорожными вопросами, десять раз думал.
Наконец все вышли, я посмотрел вокруг и громко вздохнул:
– Шпули нет.
– Она любит поспать, – хихикнула Нателла, грызя ногти.
– Не грызи, глисты заведутся, – сделал замечание Гаяна.
– Может, позовём? – махнул рукой Аркадик, приглашая пойти за Шпулей.
– Давайте, только быстрее, – хором просили ребята.
Мы с Аркадиком поднялись к верхнему двору, Белый увязался за нами.
На втором этаже дома, где жила Эльвира, на балконе, увитом виноградником, вальяжно расположился плотный мужчина лет семидесяти. Одет в бело-зеленую клетчатую рубашку, с подтяжками и седым ёжиком волос. Человек, напоминающий старого шерифа из ковбойских фильмов, не торопясь завтракал.
– Здравствуйте, дядя Ованес!
– Чего припёрлись? – хриплым, скрипучим голосом ответил сосед.
– Эльвира дома?
– Эльвира, выходи, женихи твои припёрлись, – повернулся к окну дядя Ованес.
– Слушай, а что это у него на столе десять яиц? – прошептал я на ухо Аркадику.
– А ты что, не знал? Он каждый день съедает на завтрак по десять яиц, – едва слышно просветил меня Аркадик и хихикнул.
– Вы что там шепчетесь? Сейчас Эльвира выйдет, а вы мотайте отсюда. Ещё и собаку с собой привели. Будете плохо себя вести – внучку на улицу вообще не выпущу.
Первым поделился наработанными идеями Серёжка:
– Мечтаю выкопать потайной ход в пещере, закрыть его снаружи и там спрятаться. Представляете, никто нас не найдет. Сделаем лазейку. Как раз за месяц-два выкопаем большую и глубокую яму, там мы будем тайно собираться и никому не помешаем. Оборудуем всё, старые вещи натаскаем. Нужны только лопаты да вёдра.
Сережка стоял довольный и улыбался, бросил взгляд на часы. От него исходил яркий внутренний свет. На лице всегда искренняя и добродушная улыбка. Ни разу никто не слышал от Сережки ничего плохого и казалось, что он из какого-то параллельного измерения, где живут святые. Настоящий эталон – именно таким должен быть герой, положительный персонаж. Из доброй сказки, где нет места злости, унынию, негативу. Сережка необыкновенный светлячок, не устающий излучать радость. Это большое счастье, что у меня такой замечательный сосед. Гармоничная внешность, правильные и красивые черты лица – мировой кинематограф многое упустил, в свое время что не пригласил его на съемки детских и юношеских фильмов.
Посмотрел на бледного, худощавого Серёжку и добавил про романтический водоём с птицами: предложил сделать островок с постройкой для пернатых.
– Так, классно, уже две идеи есть, давайте остальные колитесь, – Эльвира серьезно оглядела всех.
– Вот замечательно. Мне кажется, что всё нам подходит, давайте выберем что-то одно. С озером вообще отлично, – Аркадик заулыбался и потёр ладони.
– А мне яма понравилась, это же здорово, сделаем тайный ход, представляете, настоящая глубокая пещера, натаскаем туда всякой всячины, коврик можно постелить, скамейку принесем, приёмник из дома притащим, еду будем носить. Никто и знать не будет, где мы, – добавила Нателла, покусывая ногти.
– Всё? Выдохлись? Мысли закончились? – командирским голосом спросила Эльвира.
– Нет. А что, если мы сделаем плот? Вот! – выпалил неожиданно Аркадик.
На него посмотрели с недоумением.
– Плот – это хорошо, но где? До моря такую тяжесть явно не дотащим, – рассмеялся Сережка.
– Отвезём, – пробурчал Аркадик.
– Да ты что? Это же целый грузовик нужен и подъемный кран. Не представляешь, как это трудно, сложнее, чем есть острый перец, – с усмешкой возразил Сережка.
– Может, попросить кого-то? – поддержала Гаяна.
– Нет. До моря слишком далеко, плот надо сколотить прямо на берегу, – пояснила Нателла.
– Ага! Замучаемся каждый день пешком чапать до моря, туда на автобусе ехать целый час. Куча проблем. Не, не получится, слишком долго и нудно, – решительно выдала Эльвира.
– Какой час? Больше! Правильно, надо придумать что-то другое, – нахмурился Олег.
– Думайте, думайте, время ещё есть…– подбодрила Эльвира, наморщив невысокий лоб.
– Что-то все мысли закончились. Может, громадную яму выкопаем и сделаем глубокий колодец, – подняла голову Нателла.
– Хе! Ты представляешь, сколько придется копать? Руки же отвалятся, экскаватора у нас нет, – захохотала Эльвира.
– Оставим до завтра? – предложил Аркадик.
– У нас так лето закончится, если всё время будем откладывать, – помотала головой Эльвира.
– Не, давайте еще один день подумаем, – настаивал я.
– Хорошо, Никитос, договорились, только взаправду давайте. Думайте все и не отлынивайте. Никакие отговорки не считаются, чтобы завтра каждый что-то обязательно придумал, – скомандовала Эльвира и строго посмотрела на всех как учительница на учеников.
На завтра у нас ничего не получилось, так как весь день лил дождь, и никто носа не высунул из дома.
Как всегда, в дождь крыша у нас протекала, особенно в последней комнате – та, что примыкает к балкону. Сколько бы ни ремонтировали крышу, в дождь она постоянно текла. Приходилось подставлять под часто капающую воду тазики и вёдра.
В девять вечера дождь прекратился на полчаса. Мне не сиделось дома, и я не выдержал и вышел во двор. Никого не встретил, затем увидел Алису. Вместе вышли на горку, постояли немного, поболтали. Снова начался дождь, и мы вынуждены были пойти домой.
Встретились через день. Все как один пришли вовремя: не терпелось поделиться новыми идеями.
– Сделаем самый большой костёр. До небес, – азартно выдал Аркадик с блеском в глазах.
– Умно, просто невероятно умно. Ты что, две ночи об этом думал? И как ты себе это представляешь? – с иронией спросила Эльвира.
– Соберём отовсюду ветки, палки, натаскаем за лето и зажжём вечером, сделаем огонь до неба. Представляете, как будет здорово! – с неподдельным восторгом выдал Аркадик.
– А что? На самом деле хорошая идея! – эмоционально поддержал его Серёжка, у него была привычка не заправлять рубашку, он её часто завязывал снизу узелком.
– И картошку пожарим, – обрадовалась Алиса, вскинув тоненькие брови.
– Опять костёр! Я категорически против! – Гаяна внимательно посмотрела на Аркадика, хлопая длинными красивыми ресницами.
– Объясни, чем ты недовольна, – Аркадик наклонил голову, приготовившись внимательно слушать.
– Ладно, когда пекли картошку. Но когда в костер ради эксперимента вы бросали всякий хлам и смотрели, как он будет гореть.
– Ну сжигали и что? – возразил Аркадик.
– Чего только там не было! Куски резины от автопокрышек, аккумуляторы, смола, асфальт. А какой густой и едкий дым валил от ваших костров! Приходилось убегать во двор, чтобы не задохнуться или не получить по шее за такие дела, – возмущалась Гаяна.
– Да скучно это, все каникулы таскать дрова, чтобы за один час все спалить и на следующий день забыть, – Эльвира наградила всех пронзительным как укол рапирой взглядом.
– Почему бы нет? – встрял я.
– Не, давайте придумаем что-то другое, поинтереснее, – возразила Эльвира.
– Вот. Давайте думайте, от каждого хотя бы по идее, – добавила Нателла.
Она была нарядно одета – белые брючки, белая кофточка и пёсик Тотошка на ручках, тоже белый и, как всегда, с грязными лапками. Как выразилась Алиса, ухоженная и избалованная болонка. Мы всегда удивлялись, как Тотошка ориентируется в пространстве. Ведь глаза у него практически полностью закрыты длинной челкой.
Гаяна пояснила:
– Болонкам стричь шерсть над глазами нельзя, это вредно для них.
– Сколько можно думать, спорить, выбирать, вы всё отметаете, не можем же мы всё лето так и просидеть, – отвернулся Серёжка.
– А что, если мачту или вышку сделать. С лестницей, – внезапно предложил Аркадик.
– И что ты там будешь делать – торчать как флюгер? – усмехнулась Эльвира.
– Поднимемся, будем стоять, смотреть, – терпеливо пояснил Аркадик.
– И много ты там углядишь? – спросила Эльвира.
– Бинокль возьмем. У меня есть, театральный, – с радостью предложил я.
– Не, театральный ерунда, у старшего брата в ящике стола лежит настоящий, морской. Аркадик залезет и будет смотреть на любимый вокзал, все поезда встретит и ни один не перепутает, все таблички увидит, – улыбаясь добавил Серёжка, затем перевел взгляд на часы.
– Отлично! – потёр руки Аркадик.
– Ещё мысли есть? – Эльвира окинула всех требовательным взглядом.
– Есть, ещё как есть, – подняла руку Нателла, выпустив Тотошку.
– Тогда говори, – потёрла курносый носик Эльвира.
– Шалаш.
– Ну, так себе идея… – протянула Эльвира.
– Из веток, досок. Сварганим огромный шалаш на всех и будем там собираться, от дождя прятаться, и не придется по домам сидеть. Лавки притащим, – оживленно проговорила Нателла.
– Думаю, надо построить крепость. Что там твой шалаш – ерунда, мелочь, а вот целая крепость – это да! – глаза у Эльвиры загорелись.
– Из песка, что ли, будем строить? – звонко рассмеялась Нателла, поправив длинные шелковые волосы.
– Какой из песка! Из досок. Частокол вокруг выставим, в середине будет стоять замок.
– Не получится, – нахмурилась Нателла и отвернулась.
– Это ещё почему? – возразила Эльвира, наклонив голову.
– Где мы найдем столько досок? Ты представляешь, сколько надо – забор, вышка, шалаши, – вздохнула Нателла, прикрыв глаза.
– Если захотим, найдем! А сидеть и во всем сомневаться, лишь бы ничего не делать, проще всего, – недовольно процедила Эльвира.
– Итак, крепость! – поддержал я.
– Да, хватит спорить, пора уже делом заняться, – твердо сказала Эльвира.
– Давайте тогда начнем, я не против, – добавил Аркадик.
– Тебе лишь бы самому ничего не придумывать, – недовольно посмотрела на него Нателла.
– Просто мне понравилась эта идея, – Аркадик потёр лоб.
– Давайте обойдемся без родителей, – встряла Алиса.
– Кто бы спорил, – легко согласился Серёжка, посмотрел на часы и по-военному быстро удалился.
Стройный, высокий, подтянутый.
– Всё. Тогда начали, и больше мы ничего не выбираем, полный вперед и ни шага назад, – заключила Гаяна.
Договорились встать рано утром, в пять часов. Мне поручили обойти всех, я был ответственным за сбор. Первым позвал Аркадика, затем вдвоём направились к дому Алисы.
Поднял голову и увидел, как на открытом балконе в соседней с Алисой квартире восседал дядя Азад и с наслаждением уплетал хаш, рядом с тарелкой возвышался хрустальный графин.
– Эй, а что вы так рано? – крикнул нам дядя Азад, затем опрокинул стопочку.
– А вы, дядя Азад, чего так рано встали? – строго спросил Аркадик.
– Я на работу иду, а вам бы ещё спать да спать, – прохрипел, прокашлявшись, дядя Азад.
– Ну и мы собираемся по делам.
– Смотрите, не хулиганьте! Узнаю, что хулиганите, уши оторву!
Мы с Аркадиком постучали к Алисе, она уже встала и через пять минут вышла. Весёлая, улыбчивая и энергичная. С шутками, прибаутками.
Дядя Азад в серых полосатых штанах, тапочках на босу ногу и белой майке собирался на работу. В одной руке он держал две большие малярные кисти, другой перебирал коричневые четки. Рядом скакала крошечная нервная собака и истерично лаяла на Белого. Тот смотрел равнодушно, и казалось, думал о чём-то возвышенном.
– Чибуш! Ко мне! – строго приказал дядя Азад.
Злобный пёс породы Чихуахуа пытался укусить за нос Белого, но тот держался достойно и проявлял чудеса выдержки.
– Кому сказал, Чибуш, ко мне! Я на работу из-за тебя опаздываю, паршивец.
– Дядя Азад, вам не трудно будить Алису в пять утра каждый день, вы всё равно рано встаете? – хором попросили мы.
– Её мама меня не убьет?
– Нет, все в порядке, мы спрашивали.
– Зачем вы так рано встаете?
– Потом узнаете. Это большой секрет, – ответил я.
Посмотрел на кустистые седеющие брови дядя Азада и его большие остроконечные уши и подумал: «Ему бы в фантастических фильмах играть, а не заборы красить».
– Озорники! Смотрите не шалите! Знаю я вас! – погрозил дядя Азад пальцем, ловко перебирая свободной рукой коричневые четки, с ними он никогда не расставался.
Белый отправился за нами. Обернулся, бросил взгляд на нервную собачонку дяди Азада и сопровождал нас весь день.
Дядя Азад подрабатывал маляром. Рано утром приходил в известное всем место за молочным магазином, где собирались все желающие подработать и заказчики – кому что-то починить, кому покрасить, кому крышу подлатать.
Днём раздался бодрый голос:
– Манвел, мёд! Манвел, мёд покупай!
Высокий тощий продавец мёда с коричневым саквояжем с золотистыми застежками и длинной сумкой ходил по двору и зазывал дядю Манвела купить у него мёд. Как правило, дядя Манвел даже не реагировал на персональное приглашение. Зато многие соседи охотно покупали и с острыми шутками звали дядю Манвела.
Больше всего ненавидела торговца мёдом супруга дяди Манвела – тётя Кнарик. Мы её звали тётя Фонарик. Нервная особа в очках. Однажды она во всеуслышание призналась:
– Когда я нервничаю, я ем без перерыва.
При взгляде на неё хотелось выдать тётушке Кнарик путёвку в санаторий неврологического профиля.
Супруга дяди Манвела частенько нам делала замечания:
– Не бегайте, не шумите, идите играть в другое место, у меня так голова болит. Вам этого не понять.
В то время мы на самом деле не могли себе представить, как это бывает, когда болит голова.
Кто только не заходил в наш двор, расположенный в самом центре города на пересечении трёх улиц.
Предлагали чинить, паять, точить ножи-ножницы, а также покупать кефир, зелень и многое другое.
Не забывали нас и музыканты. Пели и играли на разных инструментах. Больше всего им радовались дети. Заходил контуженный бывший пленный немец. Он так и не уехал на родину, а стал бродить по дворам. Немец играл на губной гармошке и этим зарабатывал себе на пропитание, в старом обмундировании, без шинели, зимой и летом грязно-серо-зелёного цвета, обветшалом до невозможности. Дети кричали ему:
– Гитлер капут!
Немец с кривой усмешкой соглашался с ними и отвечал:
– Гроссе Сталин!
Дети называли немца нашим фрицем, и все соседи гордились, что немец перешёл на сторону русских.
Днём мы все вместе часто совершали небольшой поход в хлебный и кондитерский, потом заходили попить газировку в небольшом павильоне. В высоких конусообразных емкостях продавался самый вкусный на свете сироп – вишневый, тархун, яблочный, грушевый. Нередко просили двойной, а кто-то даже тройной. Бывало, вечером бабушки и родители посылали с трёхлитровой банкой за газировкой на всю семью – к тёте Соне.
В хлебных магазинах обычно покупали разные булочки за десять копеек. Нателла любила простые «Городские», Алиса с джемом, Эльвира в форме сердечка – посыпанную сахаром. Аркадик обожал бублики, особенно румяные. Стоили бублики пять копеек, с маком – шесть. Иногда хватало терпения донести горячие бублики, обильно посыпанные маком, до дома, чтобы съесть их со сметаной.
Мне больше всего нравились коржики, большие, пышные, свежие, я их просто обожал, особенно со сладким чаем. Непременно с четырьмя ложками сахарного песка. Можно еще и со сгущенкой.
Больше всего нас привлекали кондитерские магазины. Всё, что в них продавали, было ярким, пестрым. Глядя на пирожные, торты и конфеты, мы представляли, как же всё это головокружительно вкусно. Из развесных в основном лежали на прилавках «Ромашка», «Ласточка», «Каракум», «Красный мак», батончики, помадки, сосульки-барбариски, подушечки, продолговатые ириски «Золотой ключик» либо квадратные «Кис-кис», притягивали взгляд как магнитом здоровенные конфеты «Гулливер», их продавали поштучно. Все обожали леденцы «Монпансье» в круглых жестяных коробочках.
Конфеты в коробках считались деликатесом, дети их не покупали. Обычно брали для подарков – врачам, учителям, директорам.
Мама Аркадика покупала две, бывало, три или четыре разные коробки. Конфеты старательно прятала в глубинах высоченного шкафа.
Туда подкрадывалась младшая сестрёнка Аркадика – Гаяна и по чуть-чуть угощалась из каждой коробки. Ведь коробки не заклеены! Мать позже хватится, а в каждой коробке недостача.
– Ну что же ты из разных-то тащишь? – с сожалением спрашивала тётя Лариса дочь.
Вот так конфеты лишались своей подарочной привлекательности. После воспитательного процесса Гаяна с Аркадиком мужественно их доедали.
Мне же нравились конфеты в коробке под названием «Чинар». Ни с чем их не спутать, мог узнать из миллиона. Половина упаковки желтая, а на другой нарисован могучий платан. За них я тогда мог отдать что угодно.
Как и многие другие деликатесы, конфеты продавались по праздникам или по каким-то другим неведомым обычным покупателям случаям. Что входило в рецепт «Чинара», не знаю точно. Внутри шоколадных кубиков орехи и фисташки. Доставшиеся мне на праздник конфеты «Чинар» я тщательно распределял, любил их есть, когда смотрел по телевизору какие-нибудь интересные фильмы – сказки или комедии.