5
Порой на Владу накатывало чувство страха. Не какой-то дешевый страх вроде того, что бывает при просмотре фильма ужасов или когда приснился дурной сон (примерно, как тот, про мавку). Страх был житейский, простой, и оттого более пугающий. Влада боялась за маму, – вдруг с ней что-нибудь случится? Вон, давление уже пошаливает и преддиабет врач давно определил.
Боялась за себя. Как ей, Владе, жить в этом жестоком мире? Вот окончит она институт, получит диплом историка, куда с ним податься? В школу? Бррр. Владе даже подумать было страшно о том, как она заходит в класс, полный современных детей. Нет уж, куда угодно, но только не в школу, не в учителя!
Тогда что ей остается? Касса в Пятерочке или в Магните? Или, как постоянно твердит Лара, в Москву надо ехать?
А что делать в Москве? Как и на что жить в этом огромном, злом городе? У Лары вроде как родня есть в столице, а у Влады – ни-ко-го.
Нет, уж лучше в родной Полпинке. Устроиться вместо мамы в магазин…
На этом месте ледяная рука ужаса обыкновенно сжимала сердце Влады до такой степени, что она начинала потихоньку подвывать, зарывшись лицом в подушку. Хорошо, мама не видела и не слышала.
Выйти замуж? Во-первых, Владе даже думать было противно о замужестве. Она считала себя асексуалом и была подписана ВКонтакте на соответствующие паблики. Во-вторых, за кого ей выходить? За этих грубых, нечистоплотных, матюкающихся существ, которых именуют парнями?
И все же порой Владе до дрожи хотелось, чтобы сильные – нет, лучше добрые – руки обняли ее, погладили по голове, успокоили, защитили от ранящих стрел жизни, летящих отовсюду. Она понимала, что никогда этого не будет, тем более, пример мамы был перед глазами. Влада понимала, но ничего с собой не могла поделать, и, глядя в свое окошко, грезила о добрых руках.
Во вторник она ехала в универ с еще меньшим желанием, чем в прошлый раз. Ей просто не хотелось оставаться со странным преподом наедине. Мало ли, что еще он может учудить – с головой у Долгова явно не всё в порядке.
Другая бы не поехала вовсе, но Влада с ее комплексом отличницы… Удивительно: отличницей она никогда не была, но комплекс отличницы имела. Если уж за что-то бралась, то выполняла до конца кровь из носу.
Долгов уже был на месте, что удивило Владу: до начала факультатива было еще пять минут. Еще удивительнее был наряд препода, который больше подошел бы студенту-первокурснику: черная толстовка без каких бы то ни было надписей и рисунков, синие джинсы.
– Давайте начнем, – сказал Долгов, кашлянув. Сегодня он выглядел особенно болезненным.
Влада пожала плечами: начинайте.
– Прежде всего, я должен извиниться перед вами, Речкина, – Александр Степанович провел рукой по волосам, – Полагаю, вы были удивлены моими вопросами про Бога и сатану?
Влада ничего не ответила, но по ее лицу было понятно: конечно, удивлена.
– Откровенно говоря, я думал, что вы сегодня уже не придете, – внезапно признался Долгов. – Я бы на вашем месте не пришел. Отправился бы в деканат и написал отказ от факультатива. И так поступило бы 99 процентов студентов.
Владе, как ни странно, польстило, что она оказалась столь уникальной личностью. Избранной. Как Нео из «Матрицы».
Долгов задумчиво смотрел на Владу, подперев голову костистым кулаком.
– Александр Степанович, но почему вы спросили меня о Боге? – спросила Влада, которой было очень неуютно под прицелом этих пронзительных голубых глаз.
Препод улыбнулся. Впервые Влада видела улыбку этого человека, и улыбка была приятной, мягкой и доброй.
– Я хотел узнать, насколько вы рациональный человек. И понял, что весьма рациональный. Вы не верите в сказки. Именно поэтому вводить вас в курс дела мне придется осторожно и постепенно. Иначе вы можете сойти с ума, или, что гораздо вероятнее, сочтете меня сумасшедшим.
Владе надоело ходить вокруг да около, и она выпалила:
– Александр Степанович, вы хотите сказать, что славянская мифология, все эти сказки про Кощея, Бабу Ягу, «Велесова книга» с ее Явью, Навью и Правью – это не сказки?
В глазах Долгова на мгновение вспыхнули синие искры:
– Я хочу сказать, Речкина, что мир гораздо сложнее, чем нам представляется. И, вполне может оказаться, что «Велесова книга», которую большинство высоколобых исследователей обозвали мистификацией, правдивее иных учебников. Неужели в вашей жизни не случалось чего-то странного, непонятного, того, что вы могли бы назвать чудом?
Влада вспомнила глаза, таращащиеся на нее со дна колодца.
– Нет, со мной такого не случалось, – может быть, слишком поспешно, ответила Влада.
– Со мной тоже, – усмехнулся Долгов. – Но это не значит, что этого не может быть. Если мы не знакомы с трансцендентным, то это лишь наш личный опыт, не дающий нам право обесценивать опыт других людей. Нельзя исключать, что однажды и мы с вами побываем по ту сторону человеческого бытия.
– Не хотелось бы, – буркнула Влада.
– Еще как не хотелось бы, – согласился Долгов. – Но порой жизнь не оставляет нам выбора, Речкина.
Влада открыла было рот, чтобы попросить препода называть ее по имени, но тут же закрыла, не решилась. Речкина, так Речкина.
Зато она отважилась на кое-что другое. На такое, что сама от себя не ожидала.
– Александр Степанович, а что случилось с вашими студентами в МГУ?
Спросила – и тут же испугалась. Уж очень нагло, почти нахально это прозвучало. А Влада нахалкой не была.
– Извините, – выдавила она, краснея до корней волос.
– Почитали Википедию? – усмехнулся Долгов. – Ну-ну.
Он смотрел на нее, словно размышляя: стоит ли делиться с этой девушкой чем-то личным, подноготным, или она не заслуживает.
– Речкина, полагаю, вы еще не готовы это услышать. Но как-нибудь я вам обязательно расскажу.
Александр Степанович поднял руку ко лбу, чтобы поправить сбившуюся прядь волос. Рукав его толстовки съехал вниз, и Влада, похолодев от внезапно охватившего ее ужаса, увидела багровый след на тонком запястье Долгова. Это было похоже на ожог, оставленный раскаленным добела широким браслетом.
Препод тут же одернул рукав, нахмурился.
– На сегодня давайте закруглимся, Речкина. Жду вас на лекции и, как обычно, во вторник на факультатив.
Влада была уверена, что Долгов уйдет из аудитории как в тот раз: по-английски, не прощаясь. Однако препод остановился у дверей и, повернув голову, сказал:
– Подумайте над тем, о чем мы сегодня говорили. Порой наша вера в незыблемую реальность может разбиться о дно колодца.
Кивнув, он ушел, оставив Владу в замешательстве: препод прочел ее мысли или же его слова о колодце – простое совпадение?
– Живая? Не убил Долгов?
В голосе Лоры сквозило удивление. Влада засмеялась:
– Как видишь, нет. Но кое-что странное было.
Влада решила не рассказывать подруге про колодец, но об ожоге на запястье препода рассказала.
– Ничего себе, – удивленно протянула Лора. – Даже не знаю, что предположить. Может, у него экзема или что-то в этом роде?
Об этом Влада даже и не подумала. Вот дуреха!
– Да, кстати, это возможно, – сказала Влада, стараясь скрыть свое разочарование. Ничего таинственного и загадочного в мире не существуют, есть только кожные болезни.
Последняя пара тянулась, как сыр, разогретый в микроволновке. Влада слушала преподавательницу вполуха. Лора рисовала в тетради персонажей из Genshin.
Кажется, из всей группы студентов старательно записывал лекцию только Мельников. Склонился над партой, рыжий чуб чуть ли не до тетрадки достает. Теперь Влада знает, у кого можно будет попросить конспект. Ну, это шутка, конечно. Она никогда не попросит.
Вдруг вскинул голову и посмотрел на Владу. Влада вздрогнула и отвела глаза. Какая интересная ветка в окошке!
«Не красней!», – приказывала она себе, но от этого краска лишь сильнее заливала щеки. Хорошо, Лора этого не видела.
– Не хочешь зайти в бар, выпить крафтового пива? – спросила Лора, когда подруги шли к автобусной остановке после последней пары. – А то чувствую себя как в Дне Сурка, институт-дом, дом-институт.
Влада не пробовала пива и в баре никогда не была, но вдруг ей захотелось сделать что-то такое, чего она никогда не делала. В конце концов, ей идет восемнадцатый год.
– А что, давай.
Бар назывался пугающе – «Заводской», но внутри было вполне уютно и никаких работяг с завода с воблами в карманах там и в помине не было. Симпатичные парень и девушка за стойкой разливали пиво, продавали снеки, орешки и какую-то мелкую сушеную рыбку.
Лора заказала две кружки «Крафтового» и орешки. Когда Влада вытащила карточку, чтобы оплатить, Лора удержала ее.
– Гуляем на мои, подруга. Я сегодня при деньгах.
Они присели за столик. Влада отхлебнула почти черную жидкость из высокого стакана, поморщилась. Вкус у пива оказался отвратительно-горьким. Лора заметила гримасу подруги, сказала сочувственно:
– Хочешь, возьмем лимонад?
– Нет. Я допью это.
Еще бы! Ведь это Влада, которая так любит все доводить до конца!
После третьего глотка вкус пива перестал казаться столь мерзким. Нет, он не стал приятным или даже терпимым, но, по крайней мере, горечь не так сильно пробирала горло.
Говорили в основном об учебе, но и о жизни тоже. Оказывается, Лора живет с матерью. Отец нашел молодую и уехал с ней в Сочи, где купил квартиру. Теперь соперница постоянно постит в сети фотографии в обнимку отцом Лоры. Мать каждый день по несколько раз заходит в аккаунт «этой». Злится, но заходит.
– Говорю ей, перестань себя мучить, но какое там, – вздохнула Лора, отпивая пиво. – Ну, а ты как?
Влада ни с кем не говорила о своей семье, об отце, но откровенность Лоры подкупила ее, и она все рассказала.
– Да, у тебя тоже та еще история, – сказала Лора. – И ты даже в интернете фотки отца не искала?
– Нет, – ответила Влада.
– Больно или не интересно?
– Не интересно.
Соврала, конечно. Больно. Но вопрос Лоры был слишком личным, слишком колючим. Влада напряглась, и подруга это почувствовала.
– Прикинь, а я вчера ночью хомяка хоронила, – мрачно процедила Лора.
– Правда? У тебя хомяк умер? Сочувствую!
– Да, умер. Он старый был совсем, больной. Я его в коробочку положила, скотчем хорошо обмотала и пошла в парк хоронить. С ложкой.
– С ложкой?
– Ага. И вот представь. Ночь. Фонарь тускло светит. Я копаю ложкой ямку для своего хомяка и вдруг слышу. «Гражданка, что у вас в коробке?». Поднимаю голову – мент. Молодой совсем. Смотрит на меня, как на психбольную или на наркоманку. Я вдруг понимаю, что он принял меня за закладчицу. Ну, одну из тех, что закладки наркоты делают. Говорю: «Это не закладка, это хомяк». Он не поверил. Мне пришлось скотч разматывать. Разматываю, и реву. Мент увидел хомяка, сам чуть не заревел. «Прости, говорит, работа такая». Помог мне обратно скотчем коробку обмотать и похоронить хомяка.
Влада засмеялась, но тут же спохватилась:
– Прости.
– Да ничего, – отозвалась Лора. – Ситуация, и правда, смешная. А хомяк был старый.
Пиво кончилось. Подруги вышли из бара. На улице уже было темно.
– Слушай, ты можешь переночевать у меня, – неожиданно предложила Лора.
Влада удивленно взглянула на подругу.
– Если хочешь, – слегка смутилась Лора.
– Нет, спасибо, еще последний автобус будет.
– Ок. Тогда потопали на остановку.
Автобус Лоры, как обычно, пришел первым. Влада осталась на остановке одна. Накрапывал холодный дождь, и запоздалая студентка накинула капюшон. На душе было по-прежнему весело: и от окончательного осознания, что у нее появилась настоящая подруга, и от первых в жизни посиделок в баре, и от впервые же выпитого пива.
Но эйфория быстро проходила, сменяясь тревогой. Будет ли вообще, автобус? И что скажет мама?
Влада вытащила из кармана смартфон, открыла приложение «Умный транспорт». Автобус будет! Красная точка с циферкой «2» маячила всего в паре остановок от Влады.
Фух! Отлегло от сердца. Тем более, что на остановке появился новый «персонаж» – высокий, полноватый мужчина с окладистой, клокастой бородой.
– Чё, когда там?
Голос мужчины был неприятным, грубым, как и его вопрос, в котором коротким и резким «чё» были заменены такие конструкции, как «скажите, пожалуйста» или «не подскажете».
В руке у мужика была банка пива, и Владе вдруг стало неприятно, что она какие-то десять минут назад тоже пила этот напиток.
– Через две минуты, – сообщила студентка, стараясь сделать голос приветливым но одновременно таким, чтобы с ней не хотелось продолжить разговор. Влада уткнулась в телефон, с трудом преодолевая желание отойти от мужчины на пару шагов в сторону, чтобы не чувствовать стойкого запаха алкоголя.
Автобус пришел полупустым. Оплатив проезд картой, Влада радостно плюхнулась на свое излюбленное место в задней части салона. Неприятный мужчина с бутылкой пива присаживаться не стал, хотя свободных кресел было немало. Проезд бородач оплатил наличными – долго искал в карманах монетки.
Влада вытащила из сумочки наушники, врубила музыку, стала смотреть на свое отражение в черном зеркале окна. Ощущение, будто кто-то тебя разглядывает, не покидало. Влада скосила глаза. Ну, конечно! Бородач таращился на нее своими пьяненькими глазенками.
Пассажиры выходили на каждой остановке, салон автобуса быстро пустел. Влада взывала к мирозданию: пусть, пусть этот жуткий мужик выйдет! Но бородач стоял себе и стоял, время от времени отхлебывая пиво. Когда пиво, наконец, закончилось, он нагнулся и поставил бутылку под сиденье. Кондукторша – сварливого вида тетка – сделала вид, что ничего не заметила.
До Полпинки оставалось всего две остановки. Первая. «Ну, выходи!». Стоит. Вторая. «Да выйди же ты!». Мироздание осталось глухим к мольбам Влады.
«Конечная», – сообщила кондукторша.
Влада пулей выскочила из автобуса, сжимая в кармане перечный баллончик. Быстрым шагом, почти бегом, помчалась вверх по улице. До дома было недалеко, но предстояло пройти через вечно темный переулок 7 мая.
Картины одна страшнее другой рисовались в голове Влады. Угораздило же ее! Вот тебе и пиво, впервые в жизни выпитое с подругой.
«Чуть что, заору на всю Полпинку», – решила она, и тут же поняла, что этот страшный человек идет рядом. Идет, совершенно не напрягаясь.
– Что вам нужно? – хрипло спросила Влада. – Зачем вы меня преследуете?
– Поляница, не слушай его, – сказал бородач тихим и грустным голосом, в котором не было и намека на алкогольное опьянение.
– Кого? – выдохнула Влада на бегу.
Вот и ее дом. Влада взбежала на крыльцо, забарабанила в дверь.
– Долгова не слушай.
Она услышала и вздрогнула. Долгов? Причем здесь ее препод, и почему она не должна его слушать? И что такое поляница? Ей мучительно захотелось обернуться и расспросить этого человека обо всем. Но дверь открылась, на пороге в световом ореоле стояла мама.
Влада, сразу осмелев, обернулась. За спиной никого не было. Только темнота.
Он неподвижно, точно каменный истукан, стоял рядом с колодцем и смотрел на домик, светящийся двумя окнами. Стоял долго, до тех пор, пока окна не погасли, а на небе не появилась полная луна. Бородач пошевелился и трижды ударил по дубовому мощному срубу. Ударил вроде бы несильно, но вековой сруб затрясся, завибрировал, а где-то в глубине заплескалась вода.
Через несколько мгновений в колодезной глубине вспыхнули два красных фонарика.
– Брат водяной, – негромко сказал бородач. – Поляница растет, если он возьмет ее в оборот, утащи ее на дно.
Из колодца донеслось бульканье, которое с трудом можно было сложить в два слова:
«Будет сделано».
– Я дам знать, – сказал бородач. Он вытащил из-за пазухи буханку хлеба, бросил ее в колодец, и зашагал прочь. Вскоре и след его в Полпинке простыл.