Я просыпаюсь от того, что в комнату входит мама.
Кажется, всего полчаса назад я сомкнула глаза, но, открыв их, вижу нежно-розовые, словно сахарная вата, облака за окном и понимаю: уже наступило утро.
– Котенок, пора вставать! Завтрак на столе, – говорит мама и, наклонившись, целует меня в щеку.
Ощущая тепло на своей коже, я сладко зеваю, потягиваюсь, с неохотой отбрасываю одеяло в сторону и спускаю ноги с кровати в объятия пушистых тапочек.
Неожиданно мою голову, будто я манекен для шляп, принимаются колоть многочисленные невидимые иголки.
– Только мигрени мне не хватало, – с трудом произношу я.
– Наверное, магнитная буря, – отзывается мама. – Меня тоже мучает головная боль, – добавляет она, потирая виски. – После еды обязательно прими таблетку.
– Прости меня, пожалуйста, за вчерашнюю выходку. Мне очень стыдно, – виновато бормочу я.
– Пустяки, милая, – отмахивается мама. – Давай не будем тратить время на извинения. Лучше повтори вопросы к зачету. А сейчас пойдем завтракать.
Тепло улыбаясь, она берет меня за руку и помогает встать с кровати. Оказавшись на ногах, я внезапно испытываю легкое головокружение, как при полете на «тарзанке», впрочем, оно быстро проходит. Мама набрасывает мне на плечи халат и, приобняв, ведет за собой, как мощный буксир ржавую баржу.
На кухне пульсирующая боль в висках становится настольно сильной, что даже от запаха моей любимой яичницы с беконом к горлу подступает тошнота. Но я не хочу невольно обидеть маму, проснувшуюся спозаранку ради приготовления завтрака, поэтому заставляю себя съесть пару кусочков.
Мама, так и не притронувшись к еде, уходит на работу, а у меня остается почти час свободного времени, чтобы попытаться выучить одиннадцать вопросов к зачету по уголовному процессу.
Мне кажется, я не смогу прочитать ни одной темы с такой головной болью, но с удивлением отмечаю ясность и легкость мыслей. Не знала, что лекарство может так быстро подействовать.
Однако радость уступает место недоумению, когда на обеденном столе я замечаю непринятую таблетку.
Приехав в институт, с напускной смелостью я иду сдавать зачет в первой пятерке студентов. Зачем изводить себя ожиданием? И минут через двадцать выбегаю из аудитории по уголовному процессу, излучая счастливую улыбку. На ходу принимаю поздравления однокурсников и отвечаю на их вопросы о вытянутом билете и настроении преподавателя.
Я уже собираюсь выйти на улицу, но вдруг меня останавливает голос за спиной:
– Силаева, как успехи на зачете?
Быстро оборачиваюсь и вижу перед собой своего однокурсника Егора. Рядом с ним стоит его лучший друг Андрей.
– Сдала, – с гордостью отвечаю я.
– Поздравляю, – улыбаясь, говорит Егор, а потом просит меня: – Одолжи конспект.
– А что мне за это будет? – игриво спрашиваю я.
– С тобой Роговцев в кино сходит, – предлагает Егор и обращается к другу: – Андрюха, пригласи девушку.
Я перевожу свой взгляд на Андрея и несколько секунд рассматриваю его черты лица. Он определенно красив, словно сошел с рекламы дорогого мужского парфюма.
И вдруг я понимаю, что Андрей немного похож на Пашу: его обрамленные длинными ресницами глаза тоже цвета свежего льда на реке, только не серо-зеленого, а изумрудно-голубого, на лоб спадает непослушная прядь волос, а слегка вздернутый нос украшает россыпь едва заметных веснушек. Но тут же гоню прочь от себя эти мысли. Глупо цепляться за воспоминания о былой любви, будто придорожный репей за одежду случайного путника.
– Договорились, – подмигиваю я Егору и достаю из сумки тетрадь.
Он радостно выхватывает из моих рук конспект лекций и добавляет:
– Ладно, ребята, оставлю вас. Надо идти на зачет, хочется мне того или нет.
Некоторое время Андрей молча смотрит вслед уходящему другу. Мы стоим неподалеку от входной двери института. Мимо то и дело снуют студенты, группами и по одиночке. Одни не обращают на нас никакого внимания, другие бросают заинтересованные взгляды.
– А ты действительно согласишься пойти со мной в кино? – наконец спрашивает Андрей, после чего осторожно берет меня под руку и отводит к окну подальше от любопытных глаз.
– Что за странный вопрос? Ты словно боишься меня, – говорю я, пытаясь облечь в форму предложения тончайшие оттенки страха – неуверенность, опасение, тревогу, неожиданно охватившие меня. Каждое слово – шаг по тонкому льду. Однако, судя по выражению лица Андрея, моя догадка верна.
Он держит паузу, а потом все-таки пытается возразить:
– Не говори ерунды.
Внезапно мимо нас в сторону раздевалки пробегает Инга, задевает меня плечом и даже не оборачивается, чтобы извиниться. Проводив однокурсницу укоризненным взглядом, я собираюсь было крикнуть ей вслед замечание, но решаю не делать этого, поскольку наш разговор с Андреем сейчас куда важнее.
– Неужели я кажусь тебе заносчивой или неприступной? – не без раздражения спрашиваю я. – Если ты так считаешь, то ты… То ты…
Мысли несутся, как скоростной поезд, подсказывая слова «неуверенный», «закомплексованный», «трус», и я с трудом останавливаю себя, чтобы одно из этих выражений не слетело с моих уст и не привело к катастрофе.
– То ты даже не представляешь, насколько мне обидно.
Андрей как-то странно смотрит на меня, потом начинает копаться в своем рюкзаке и через несколько секунд достает пакетик бумажных носовых платков.
– Зачем мне это? – бросаю я.
– Ты же плачешь, – с легким замешательством отвечает Андрей.
Недоверчиво провожу рукой по щеке и понимаю, что он прав.
– Конечно, я немного растерян, – продолжает Андрей. – Ты – красавица и умница, а я – типичный представитель вида «обычный парень». И все-таки тебе не кажется, что ты преувеличиваешь масштабы своей обиды?
– Нет, не кажется… – начинаю я, но осекаюсь, заметив Ингу, стоящую недалеко от нас. Она заливается слезами и кричит в мобильный телефон:
– Мама, повторяю тебе, я три дня готовилась к этому зачету, а не ходила по ночным клубам. Мне попался самый сложный билет. Я отвечала практически на всех семинарских занятиях и получала хорошие оценки. И все ради чего? Чтобы Сан Саныч отправил меня на пересдачу? Мне очень, очень обидно!
После всего услышанного в моей голове мелькает догадка, настолько пугающая и нереальная, что поверить в нее почти невозможно. Ощущение такое, словно я играю в судоку и пока смогла заполнить лишь отдельные пустые ячейки цифрами, но уже не сомневаюсь: мне под силу решить этот «магический квадрат».
– Не сердись, я сегодня сама не своя. – Мой голос звучит не так ровно, как мне бы хотелось. – Переволновалась на зачете, а еще слышала: бушует магнитная буря. Увидимся.
Резко поворачиваюсь спиной к Андрею и ухожу прочь.
– А что насчет кино? – кричит он мне вслед, но я, будучи погружена в свои мысли, не удостаиваю его ответа.
По дороге домой я, словно одичавшая кошка, избегаю людей: в автобусе занимаю отдельное место в заднем ряду, держусь подальше от оживленных улиц, и, к счастью, добираюсь до родного подъезда без приключений.
Войдя в квартиру и скинув верхнюю одежду в прихожей, бегу в свою комнату и, дрожа от волнения, открываю ноутбук.
Не знаю точно, что именно хочу найти в Интернете, поэтому набираю наугад в любимом поисковике первые пришедшие в голову слова: «чувствовать чужие эмоции».
Мое внимание привлекает фрагмент одной телепередачи, и я спешу включить это видео.
– Здравствуйте, – широко улыбаясь, произносит очаровательная молодая брюнетка, – в эфире программа «Объясни, если сможешь». Сегодня мы поговорим о сверхъестественных способностях. У нас в гостях доктор медицинских и психологических наук, профессор философии Лионозов Михаил Евгеньевич.
Камера показывает лысоватого старичка лет семидесяти, не лишенного привлекательности. Он невнятно бурчит приветствие, а затем бодрым голосом начинает рассказывать:
– Специалисты в области паранормальных явлений утверждают, что человеку доступны телепатия9, ясновидение10, телекинез11, пирокинез12, левитация13, эмпатия…
– Подождите, как Вы сказали? – перебивает его ведущая. – Эмпатия? Первый раз слышу.
– Я бы охарактеризовал ее как возможность видеть мир глазами другого человека, буквально стать им, – отвечает старичок. – Причем это касается не только восприятия физических ощущений, например, головной, суставной, зубной боли, но и эмоциональных: страха, неловкости, возмущения, печали, обиды и других. – Он делает паузу, берет стакан с водой, отпивает глоток и потом продолжает рассказ: – В экспертном сообществе преобладает мнение, согласно которому среди биологических видов эмпатия наиболее развита у кошек. Наверняка многие телезрители замечали, что животное ложится на больной орган человека. Приходит к кому-либо из домочадцев, когда тот подавлен, грустит или плачет. Начинает шипеть, если в его присутствии обидят хозяина. Представители семейства кошачьих спокойно уживаются с данной способностью, однако для Homo sapience эмпатия – дар и проклятие одновременно.
– Что Вы имеете в виду? – интересуется брюнетка.
– С одной стороны, она позволяет узнать истинные чувства окружающих, причины происходящих с ними событий, а следовательно, понять, как себя вести с друзьями, врагами, любимыми, коллегами. Но, с другой стороны, эмпатия освобождает от созданных иллюзий, которые помогали жить. Согласитесь, не каждому под силу принять презрение или ненависть к себе. К тому же не стоит забывать еще один аспект – у эмпата его собственные ощущения смешиваются с эмоциями других людей до такой степени, что он зачастую не в состоянии отличить их…
– Это просто невероятно! Никогда бы не подумала, что такое вообще реально, – снова перебивает профессора неугомонная ведущая. – А каким образом происходит «считывание» чьих-то чувств?
– Для начинающего эмпата нужен физический контакт: поцелуй, объятия, похлопывание по спине, рукопожатие, – со знающим видом говорит он. – Это можно сравнить с кремнем, который дает искру лишь при ударе огнива. Однако по мере развития эмпатии ее обладателю становится неважным расстояние, на котором находится от него другой человек.
– Расскажите, пожалуйста, это врожденная или приобретенная способность?
– Раньше я считал ее врожденной, – признается старичок, – полагая, что люди появляются на свет с различным уровнем эмпатии. Кому-то приходится сосуществовать с ней чуть ли не с младенчества. Кто-то обнаруживает у себя эмпатию в подростковом возрасте или юности, испытав сильное душевное потрясение, например, смерть близкого родственника или разочарование в любви. А кто-то вообще не подозревает о ее наличии, списывая понимание эмоционального состояния окружающих на интуицию. Однако пару месяцев назад мне удалось получить доступ к одному документу, гриф секретности с которого был недавно снят. Оказывается, в восьмидесятые годы прошлого века в нашей стране активно велись эксперименты по изменению генов. А значит, вероятно, среди нас есть индивидуумы с приобретенной эмпатией, так сказать, генно-модифицированные. Но, к сожалению, этот документ содержал в себе минимум информации, поэтому я ничего не смог узнать ни об участниках этих исследований, ни об их результатах.
– И последний вопрос об эмпатии: Вам самому не хотелось бы обладать ею?
Профессор несколько секунд раздумывает над ответом, а потом уверенно говорит:
– Нет. Полагаю, что человек, не умеющий контролировать меру погружения в эмоции других людей, рано или поздно потеряет себя как личность. В таком случае он предпримет попытку самоубийства либо окончит жизнь в уединении в глухой тайге или психиатрической клинике.
Затем ведущая переходит к обсуждению вопроса о сущности телепатии, и я ставлю видео на паузу. Еще какое-то время пытаюсь найти в Интернете данные об экспериментах, целью которых было развитие эмпатии у мужчин и женщин, генетически не предрасположенных к ней, но, потерпев неудачу, выключаю компьютер.
Надо успокоиться и собраться с мыслями. Итак, что мне теперь известно?
Во-первых, я – эмпат. Сегодня мне удалось почувствовать головную боль мамы, неуверенность и страх Андрея, а затем раздражение, печаль и обиду Инги. Причем это случилось после того, как мама поцеловала меня в щеку, Андрей взял под руку, а Инга случайно задела плечом.
Во-вторых, очень похоже, что мои необычные способности появились после пережитого расставания с Пашей.
В-третьих, если ключ к разгадке феномена эмпатии кроется в генах, то восприимчивость к чужим эмоциям я унаследовала от кого-то из ближайших родственников. Вопрос – от кого?
В ожидании мамы я не нахожу себе места, брожу по квартире, как тигрица по вольеру перед цирковым выступлением. Хватаюсь то за конспект лекций по криминалистике, то за бульварный роман, то за глянцевый журнал, но от волнения не различаю смысла слов и снова возвращаюсь к окну, высматривая маму.
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем она возвращается домой с работы. Только спустя час, за ужином, я, как бы между делом, рассказываю, что смотрела телепередачу про паранормальные способности, и интересуюсь, кто из моей родни может похвастаться умением читать мысли или чувствовать чужие эмоции.
– Твой покойный дедушка обладал уникальным даром, – говорит мама и делает многозначительную паузу, от которой мое сердце начинает бить чечетку, а затем сквозь смех продолжает: – Он буквально притягивал к себе неприятности. В один год дважды ломал правую ногу, за неделю до банкротства турфирмы купил в ней путевку в Грецию, а еще умудрился открыть сроком на три года вклад в банке, у которого потом отозвали лицензию.
– Ну зачем ты так? Я же серьезно.
– И я серьезно. Не будь ребенком, – с нескрываемым раздражением отвечает мама. – Вместо того чтобы готовиться к новому экзамену, ты смотришь какую-то ерунду по телевизору.
Разговор принимает неприятный поворот, и я спешу удалиться, а вернее сказать, трусливо сбежать в свою комнату.
Вопреки моим ожиданиям, ясности в вопросе причины появления у меня способностей эмпата не прибавилось ни на грамм. Или мама действительно ничего не знает, или же знает слишком много, но молчит.