Зои без стука заходит в комнату и плюхается ко мне на кровать. Она странно на меня смотрит – так, будто не ожидала здесь увидеть.
– Что поделываешь? – спрашивает она.
– А что?
– Ты больше не спускаешься вниз?
– Тебе что, звонил мой папа?
– У тебя что-то болит?
– Нет.
Смерив меня подозрительным взглядом, она встает и снимает пальто. На ней короткое красное платье в тон сумочке, которую Зои бросила на пол.
– Ты куда-то собралась? – интересуюсь я. – У тебя свидание?
Она пожимает плечами, подходит к окну и выглядывает в сад. Водит пальцем по стеклу. Потом говорит:
– Может, тебе стоит поверить в Бога.
– С чего это?
– Как и всем нам. Всему человечеству.
– Едва ли. Похоже, Бог умер.
Она оборачивается и смотрит на меня. Лицо бледное, как зима. За ее плечом, мигая, по небу летит самолет.
– Что ты там написала на стене? – интересуется она.
Не знаю, зачем я дала ей это прочесть. Наверное, мне хочется, чтобы что-то случилось. Надпись сделана черными чернилами. Под взглядом Зои слова корчатся, как пауки. Зои перечитывает их несколько раз подряд. Терпеть не могу, когда она так жалостливо на меня смотрит.
– Да уж, это явно не Диснейленд, – тихонько произносит она.
– А я разве говорила, что хочу в Диснейленд?
– Мне так казалось.
– Ты ошибалась.
– Я думаю, твой папа ждет, что ты попросишь пони, а не парня.
Как здорово слышать наш смех. Смеяться больно, но мне все равно нравится. Обожаю хохотать над чем-то с Зои, потому что знаю: мы представляем себе одни и те же дурацкие картинки. Стоит ей сказать: «Тогда уж скорее подошла бы племенная ферма», как мы обе заходимся в истерике от смеха.
– Ты плачешь? – спрашивает Зои.
Не знаю. Наверное. Я всхлипываю, как женщины в телевизоре, у которых погибла вся семья. Я подвываю, как зверь, отгрызающий себе лапу. Все наваливается как-то сразу: как будто пальцы мои – лишь кости, а кожа почти прозрачна. Я чувствую, как в левом легком размножаются клетки, наваливаются одна на другую, словно пепел, медленно заполняющий сосуд. Скоро я не смогу дышать.
– Бояться естественно, – говорит Зои.
– Нет.
– А вот и да. Что бы ты ни чувствовала – так и должно быть.
– Представь, что ты постоянно живешь в страхе.
– Запросто.
Но куда ей! Откуда ей знать, как это, если у нее впереди целая жизнь? Я снова прячусь под шапкой, всего на секунду, потому что мне будет не хватать дыхания. И болтовни. И рыб. Люблю рыб. Мне нравится, как они открывают и закрывают рот.
Туда, куда мне предстоит отправиться, ничего с собой не возьмешь.
Зои следит, как я вытираю глаза краешком одеяла.
– Помоги мне, – прошу я.
Она озадаченно глядит на меня:
– В чем?
– Они пока не готовы. Я перепишу их набело, и ты меня заставишь это сделать.
– Заставлю сделать что? То, что ты написала на стене?
– И не только, но сначала – парень. Зои, ты тысячу раз занималась сексом, а я даже ни с кем не целовалась.
Зои задумалась над моими словами. Я вижу, что они запали ей глубоко в душу.
– Не то чтобы тысячу, – наконец произносит она.
– Ну пожалуйста, Зои. Даже если я буду тебя просить, даже если я тебя чем-то обижу, ты меня заставляй. У меня целый список желаний.
Наконец она соглашается, и это выходит у нее так непринужденно, словно я попросила почаще меня навещать.
– Правда?
– Ну я же обещала, разве нет?
Интересно, понимает ли она, во что ввязалась?
Я сажусь на кровати и смотрю, как Зои роется в моем шкафу. Наверное, она что-то задумала. И это мне в ней нравится. Но лучше бы ей поторопиться, потому что я начинаю думать о всякой всячине. О морковке. О воздухе. Утках. Грушевых деревьях. Бархате и шелке. Озерах. Мне будет не хватать льда. И дивана. И гостиной. И фокусов Кэла. И всего белого – молока, снега, лебедей.
Зои выудила из шкафа платье с запа́хом, которое папа купил мне месяц назад. Я даже ценник еще не срезала.
– Я надену это платье, – сообщает Зои. – А ты мое. – Она расстегивает пуговицы.
– Мы куда-то пойдем?
– Тесс, сейчас субботний вечер. Слышала о таком?
Разумеется, слышала.
Я не вставала несколько часов. Теперь я испытываю странную легкость и пустоту. Зои в нижнем белье помогает мне надеть ее красное платье. Оно пахнет ею. Ткань мягкая и липнет к телу.
– Зачем мне надо его надевать?
– Иногда здорово почувствовать себя кем-то другим.
– Кем-то вроде тебя?
Она задумывается над моими словами.
– А что, – отвечает Зои, – пожалуй, кем-то вроде меня.
Взглянув на себя в зеркало, я замечаю, до чего переменилась: большие глаза, дерзкий вид. Я выгляжу просто потрясающе, так, будто для меня нет ничего невозможного. Даже волосы смотрятся здорово: кажется, будто они сбриты нарочно, а не просто так растут. Мы глядим на себя, стоя бок о бок, а потом Зои уводит меня от зеркала, усаживает на кровать, берет с туалетного столика косметичку и садится рядом со мной. Она выдавливает на палец тональный крем и мажет мне на щеки, а я разглядываю ее. Зои очень светлая блондинка с белой кожей; из-за угрей она выглядит немного диковато. А у меня никогда даже прыщика не было. Тут уж кому как повезет.
Она обводит мне губы контуром и закрашивает помадой. Потом достает тушь и велит смотреть прямо на нее. Я пытаюсь представить, каково это – быть Зои. Я часто так делаю, но до конца вжиться в образ никак не получается. Тут Зои снова тащит меня к зеркалу. Я выгляжу великолепно. Почти как она.
– Куда ты хочешь сходить? – спрашивает Зои.
Есть куча мест. Паб. Какой-нибудь клуб или вечеринка. Мне хочется в большую темную комнату, в которой много народу и все танцуют, то и дело задевая друг друга. Я хочу услышать тысячу оглушительно громких песен. Я хочу танцевать так быстро, чтобы мои волосы отросли до пят. Я хочу громко кричать, перекрывая уханье басов. Я хочу, чтобы меня бросило в жар и я грызла бы лед.
– Пойдем куда-нибудь потанцуем, – предлагаю я. – Найдем каких-нибудь парней и займемся с ними сексом.
Из гостиной выходит папа и поднимается по ступенькам. Он делает вид, будто шел в туалет, и притворяется, что не ожидал нас увидеть.
– Ты встала! – восклицает он. – Чудо! – Папа сдержанно, явно завидуя, кивает Зои в знак благодарности. – Как тебе это удалось?
Потупившись, Зои улыбается:
– Просто ее надо было немножко растормошить.
– И чем же ты ее расшевелила?
Выпятив бедро, я поясняю, глядя отцу прямо в глаза:
– Мы с Зои идем танцевать стриптиз.
– Смешно, – отвечает он.
– Нет, правда.
Он качает головой, поглаживает живот. Мне его жалко, потому что он не знает, что делать.
– Ладно, – говорю я. – Мы идем в клуб.
Папа смотрит на часы, как будто это ему что-то даст.
– Я за ней присмотрю, – обещает Зои так мило и невинно, что я почти ей верю.
– Нет, – возражает отец. – Ей нужен отдых. В клубе накурено и шумно.
– Если ей нужен отдых, зачем вы мне тогда звонили?
– Я хотел, чтобы ты с ней поговорила, а не уводила с собой!
– Не беспокойтесь, – смеется Зои, – я ее верну.
Я чувствую, как все мое оживление куда-то испаряется, потому что знаю: папа прав. Сходив в клуб, я буду неделю спать. Если переутомлюсь, потом непременно буду за это расплачиваться.
– Ладно, – говорю я. – Какая разница.
Зои хватает меня за руку и тащит за собой по лестнице.
– Мама дала мне машину, – сообщает она, – к трем часам я привезу Тессу домой.
Папа не соглашается: три часа – это поздно; он просит Зои привезти меня домой к полуночи. Он повторяет это несколько раз, пока Зои достает из шкафа в прихожей мое пальто. Мы выходим из дома; я кричу «Пока!», но папа не отвечает. Зои закрывает за нами дверь.
– Может, и правда к полуночи? – спрашиваю я у Зои.
Она поворачивается ко мне:
– Послушай, подруга, если уж ты собралась как следует оттянуться, учись нарушать правила.
– Почему бы нам не вернуться к полуночи? Папа будет волноваться.
– Ну и пусть, какая нам разница? Уж кому-кому, а тебе точно не придется отвечать.
Никогда об этом не задумывалась.