Сличи Горац. Эпод. 14, 15.
Катулл посвящает свои безделки своему благоприятелю и земляку, историку Корнелию Непоту.
Слово уменьшительное «книжка» (libellum) преимущественно относилось к собраниям стихотворений, меньшим по объему против других сочинений, носящим название «книга» (liber). Если не допускать, что все сочинения поднесены были в 54 году, то книжка безделок должна была составлять лишь часть личных стихотворений поэта; книжка обзывается новой по случаю красивой отделки и сглаживания концов свертка пмезою у книгопродавца.
Еще в то время, когда, в подражание греческим хроникам, сам Непот решился впервые на латинском языке в трех книгах написать историю, начиная с мифических времен.
В интересах русского читателя мы (patrona virgo), под которой одни подразумевают Минерву, а другие Музу, перевели в последнем смысле.
Томимый любовно, Катулл под прозрачной дымкой поэзии выражает свое стремление к Лезбии, которая, быть может, в свою очередь нуждалась в выражении ее любви к Катуллу. Не помним, кто чрезвычайно метко сказал, что градус кипения взаимной любви совпадает с моментом признания. До этого момента склонность только представляет благоприятную почву, но названная, она уже настоящая любовь. Наше стихотворение мастерски переносит нас на самую ближайшую к кипению точку. В качестве птицы Афродиты был любимец римских дам и слово воробей (passer), воробушек, было ласкательным, как у нас голубчик.
Мы вполне согласны с тми, которые три этих стиха считают отрывком погибшего стихотворения, до такой степени они различны от предшествующего и по тону и по содержанию. Там непосредственная страсть и величайшее мастерство высказать то, чего по обстоятельствам еще назвать нельзя, а здесь холодное щегольство изящным мифологическим образом. Девушка, приводимая здесь в пример, дочь скиросского царя Схенея. 2. Песнь Илиады Гнедича 497. Схен населявших, единственное место, указывающее на это имя, хотя без связи со Схенеем. Аталанта, отличавшаяся красотой и силой и догонявшая оленей на бегу, вероятно была предубеждена оракулом против брака и потому ставила женихам условием своей руки победить ее в беге, а побежденных убивала копьем. Когда влюбленный Гиппомен шел на состязание, то просил помощи у Венеры, которая дала ему три золотых яблока. Чувствуя, что Аталанта его нагоняет, он каждый раз бросал яблоко и остался победителем, но влюбленные забыли принести Венере благодарственную жертву, и она принудила их в страстном порыве осквернить рощу Цибелы; за что гневная богиня превратила обоих во львов и запрягла в свою колесницу.
Это выдержанное прелестное стихотворение Марциал прямо называет воробьем. Оно уже в древности породило много подражаний и поныне этот воробей представляет как бы эмблему Катулла.
Еще у древних (Эврипида) мы встречаем Эротов и Купидонов во множественном числе: их было три. Равным образом и Венера употреблена во множественном числе, тем более, что по-латыни venus значит просто грация, изящество; так 86, 6 omnes surriput veneres мы прямо переводим: «Грацию тоже она разом у всех забрала».
Орк то является царем подземного Мира, то самым этим миром. Здесь он царь.
Слово у меня показывает уже на окончательную близость счастливого поэта к своей возлюбленной.
Благополучно вернувшись в 56 или 55 году из Вифинии, Катулл посвящает у Гардского озера диоскурам ст. 27, не галеру, на которой совершил путешествие, так как она не могла по узости рек и каналов пройти туда с моря, а только ее снимок. Катулл, как видно, сел на свой корабль еще в Амастре, следовательно, дальше Вифинии.
Катулл все здесь повествуемое представляет рассказом самой галеры.
Речистый волос loquente coma – выражение слишком изысканное, вместо говорливые вершины.
Амастр на Пафлагонском берегу, в области которого находилась и гора Цитор, славился буксовыми лесами.
Надеясь на свою устойчивость, не боялась бурь.
Созвездие Кастора и Поллукса, братьев Елены, особенно чтилось мореходами.
Песня вместе с 3 и особенно 7 принадлежит ко времени торжества любви. В такие минуты полного счастья нельзя ожидать от поэта ничего, кроме эпикуризма. Вот почему: 5, словами brevis lux, краткий свет он хочет сказать: по окончании краткой жизни успеем належаться в земле, а теперь целуй меня.
Стихотворение это обращается к незнакомому нам приятелю Катулла, Флавию, живущему с ним в одном доме, и по содержанию сходно с Горациевой 1 од. 27.
Сирия нередко у поэтов смешивалась с Ассирией.
Стихотворение это в период блаженства любви, по мнению Вестфаля, отвечает на вопрос Лезбии, с которым она обратилась к поэту при прочтении стих. 5. Замечательно, что и в такие задушевные минуты поэт не забывает ученой приправы Каллимаховской поэзии, хотя относится к ней с известной иронией.
Кирены – столица Киринейской области.
В пустыне между Киренами и оракулом Юпитера Аммона на оазисе Сива. Древний батт, основатель Кирена, около 650 г. до Р. Х., предок Каллимаха. Могила его близ городской агоры пользовалась большим почетом.
Многие до сих пор полагают, что весьма вредно считать цветы или плоды, так как они от этого пропадают.
Настоящее стихотворение, подобно 46, 51, 52, 76, 79, представляет по форме монолог Катулла к самому себе, тогда как в других местах он говорит о себе в третьем лице. Поводом к нему, очевидно, была размолвка в период самой горячей привязанности, и выражаемое чувство отчуждения тем живей, что вызвано не изменой, о которой тут и речи нет, а той горькой обидой влюбленного, полагающего, что преданность его не оценена.
Это прощай настолько же преувеличено, насколько 15 преувеличено слово преступная. Все дальнейшее застращивание Лезбии исполнено тайной уверенности в ее непоколебимой преданности Катуллу, причем ему и в голову не приходит, чтобы она могла утешиться с другим.
Приветствие по случаю известия о возвращении из Испании одного из самых близких друзей нашего поэта. О близости Катулла к Веранию и Фабуллу мы уже говорили в предисловии и можем указать на 12 и 14. Не вдаваясь в мало для нас существенный и спорный вопрос о проконсуле, при котором оба друга поэта состояли в Испании на службе, заметим мимоходом, что имя Вераний в надписях постоянно, а в веронском списке большею частью встречается с одним – н-.
Испания со времени Луцилия получила в поэзии название Гиберии.
Простодушный, но весьма характерный пересказ случайного разговора, происшедшего у Катулла в скорости по возвращении из Вифинии (55–56 гг.) со знакомым Варом и его возлюбленной, причем все дело сводится на досаду, что молодому Катуллу не удалось похвастаться своим достатком.
Вар, к которому обращается и (22) весьма может быть Квинтий Вар из Кремоны и, следовательно, земляк Катулла, который, умерши в 24 г. до Р. Х., был в свое время другом Горация и Вергилия. Смерть этого поэта и критика Гораций воспевает в 1 од. 24 и о котором, как о замечательном критике упоминает в II к призонам 438.
Вифиния с 74 г. до Р. Х. по смерти Никомеда III превратилась в римскую провинцию, а наивное, как ей теперь живется, в устах тогдашнего римлянина значило: легко ли там наживать деньги.
Natum как бы указывает на то, что носилки – вифинское изобретение, но это должно понимать в том смысле, как говорит Цицерон, что в вифинских нравах было держать носилки с восемью носильщиками.
Святилище египетского Сераписа стояло неизвестно где за городскими стенами Рима и, подобно храму Изиды, охотно посещалось римским полусветом.
Гай Гелвий Цинна, творец Смирны (95), был вифинский приятель и спутник Катулла. Перестановка имени после фамилии встречается и у Горация в Пос. к пизон. 371 с Касцеллием Авлом.
Катулл очень любит слово insulsus – несоленый, глупый, тупой; в настоящем месте мы решили его перевести русским словом непропека.
Это стихотворение, как мы заметили в примечании, написано в 55 или 54 г. до Р. Х. уже после примирения Катулла с Цезарем, по поводу бестактной попытки Лезбии к новому сближению. Нельзя достаточно надивиться художественной постройке этого стихотворения. В этом отношении с древними спорить невозможно; чего тут нет? Начинается оно с примесью александрийской учености в торжественном тоне, которому подражает и Гораций 2 од. 6 и Проперций I. 6. Этот тон дает возможность поэту указать на необъятную ширь римского военного поприща, так как в конце 55 года Красс отправился в свой неудачный поход против парфов, А. Габиний в том же году посадил на Ниле Птолемея Авлета на престол, Цезарь в том же году перешел через Рейн и осенью в первый раз вступил в Британию (полубаснословные инды часто красуются у римских поэтов, как поэтическое преувеличение).
Гирканы – по соседству с парфянами на южном берегу Каспийского моря; нежными – обзывает поэт жителей счастливой Аравии, вследствие богатства их страны, славившейся благовониями. Габиний покорил их на походе из Сирии. В торжественном перечислении различных направлений просвечивает надежда поэта получить важное назначение в том или другом, и является удобный случай загладить прежние нападки лестным для Цезаря стихом.
Как бы готовясь к походу, поэт поручает двум своим клиентам ответить Лезбии на ее вопрос. Но, иронически относясь к недостойной женщине, он поверенными избирает именно таких клиентов, которых сам же постоянно преследует своими насмешками, именно Аврелия и Фурия, зная, что если они и не отстанут от него, то первый как обжора, а второй как попрошайка (23, 24, 26).
Цветок на крайней меже, подрезанный плугом соседа. Этому прелестному сравнению подражает Вергилий, Энеид. IX, 433.
Поэт просит Азиния возвратить ему украденный ручник или платок, который дорог ему по воспоминанию.
Азинии были родом из сабелльского округа марруцинов, но, быть может, Катулл преднамеренно обзывает его Марруцином, чтобы указать на его мужицкие замашки в противоположность к образованному и воспитанному брату Азиния Поллиону.
Греческое наименование суммы выбрано по неимению в Риме общего названия такой большой суммы.
Сэтабские ручники были из Сэтаба в теперешней Валенции.
Смотри (9).
Шуточное приглашение друга Фабулла (смот. 9 и 12) на ужин. Стихотворение это (по мнению Швабе) написано уже по возвращении Фабулла из Испании. Оно, вероятно, шуточный ответ на вопрос Фабулла, когда ему прийти ужинать. Поэт требует, чтобы его приятель принес все необходимое для хорошего пира.
Не забывая и соли остроумия.
Паутина признак пустоты и заброшенности (Одиссея 13, 34):
Одиссеево ж ложе пустое
В спальной стоит одиноко, покрытое злой паутиной.
Поэт обещает отдарить друга благоуханным елеем, полученным из уборной прелестной женщины. Самый елей он называет Амуром.
Стихотворение это, вероятно, написано в 56 или 54 году до Р. Х. в день праздника Сатурналий (XIV. Кал. Ян.), по случаю шуточного подарка со стороны друга нашего поэта, даровитого оратора и поэта К. Лициния Мацера Кальва (к которому написаны 50 и 96 и упоминается 53). Подарок состоял в собрании стихов плохих стихотворцев, на каковой подарок Катулл угрожает отвечать тем же.
Лициний в качестве оратора обвинял претора П. Ватиния в насилиях и злоупотреблениях. Трудно определить, про чью злобу тут говорится, про ненависть ли Лициния и Катулла к преступному Ватинию, или же про злобу последнего к своему обвинителю, хотя последнее вероятнее.
«Есть люди (говорит Светоний), которые различают поэта от писателя (a litteratore), как греки – грамматика от грамотея». Такой незлобивый и неизвестный литератор как Сулла, мог придумать угодить Лицинию собранием новых стихотворений, пошлости которых он и не разобрал.
Стихоплетов, подобных Цэзию и Аквину.
Про Суффена говорится в 22.
Отрывок этот очевидно от стихотворного предисловия к новому собранию стихотворений, быть может, начинавшемуся с 16-го.
Фурий и Аврелий (смот. 11, 14) называли стихотворения Катулла изнеженными, а его самого бесстыдным. Когда это дошло до ушей поэта, он беззастенчиво накинулся на них, стараясь доказать разницу между характером поэта как человека и как художника.
Принимая слово Колония за имя собственное, можно предположить, что это нынешний городок Колонья недалеко от Вероны. Капризная и забавная шутка по поводу хорошенькой жены провинциального горожанина.
Конечно, жители Колонии были бы не прочь повеселиться и в праздники при жертвоприношениях, даже поплясать на длинном и прочном мосту, тогда как у них только дрянной мостишка, могущий при подобных веселостях свалиться в глубину болота.
Жрецы Марса, салийцы, первого марта исполняли характерную пляску в честь своего божества. Катулл только желает гражданам моста такого прочного, что на нем могли бы плясать и салийцы, о которых вне Рима не может быть и речи.
За такое благожелание со своей стороны Катулл выражает Колонии свое, именно: столкнуть с моста в болото беспечного мужа молодой красавицы.
Помня, как в былое время на охоте раздавался в лесу голос нашего товарища, обращавшийся к охотнику Литвину: «Макаренко, дурак несоленый!» Мы решили insulsissimus est homo перевести словом несоленейший, которое, по нашему мнению, здесь вполне равносильно латинскому.
Гроздь самый черный – самый сладкий, а потому соблазнительный.
От 18–20 пропущены в тексте Ризе, которого мы держались, как вставки псевдовиргилиевых стихотворений, а 21 мы обошли, подобно некоторым другим, на объясненных в предисловии основаниях.
О Варе смот. 10, 1.
Неизвестный нам Суффен в качестве плохого стихотворца упоминается в 14, 19.
Подчистками мы перевели in palimpsestos, во избежание иностранного слова, так как палимпсест есть пергамент, с которого счищены прежние письма и начертаны новые.
Половины перекидного мешка, находящегося у нас за спиной.
О Фурии смот. 11, 14. Этот попрошайка уже давно (смот. 26) приставал к Катуллу, прося дать взаймы, а, быть может, и подарить сто тысяч сестерций, и, ссылаясь на свою бедность, описывал ее в самых резких чертах.
Когда Фурий не остановился перед игривым отказом Катулла (26), ссылавшегося на собственное безденежье, поэт бесцеремонно отделал его в настоящем стихотворении, изобразив бедность Фурия в преувеличенном и смешном виде.
У Фурия, зиму и лето проводящего на улице под открытым небом, не может быть ни клопов, ни пауков, ни очага.
Под сотней сестерций у римлян подразумевалось сто тысяч сестерций, по-нашему около шести тысяч рублей.
Знатный род Ювенциев вышел около 380 года до P. X. из Тускулума, и упоминаемый здесь Ювенций был без сомнения, в свою очередь богатый и утонченный молодой человек.
Фригийский царь Мидас своим прикосновением все превращал в золото.
Все тому же нищему, но, по-видимому, изящно-вкрадчивому Фурию.
Поэт очевидно играет стихом, которым очерчивается характернейшая сторона Фурия.
Изнеженного и распущенного Фалла Катулл, обозвав распутным, сравнивает со всем нежным и мягким: кроликовым и гусиным пухом, мякотью уха и даже плесенью, что не мешает Фаллу.
Подобно буре, устремляться на чужое добро. Но в какое время – это должно было разъясниться в следующем стихе, совершенно испорченном.
Сэтабский ручник (смотри 12, 13), тинские или вифинские узоры: разрисованные, расписанные или расшитые предметы неизвестно какие: платки, ковры, записные книжки или даже ножи.
Шутом Катулл обзывает Фалла, не скрывающего даже своего воровства.
Попрошайка Фурий (11, 23, 24), на отказ Катулла дать ему денег, потому что их не было у самого поэта, вероятно указывал ему не только на его виллу, но и на самое ее положение, охраняющее ее от ветров и потому еще более возвышающее ее ценность. На это замечание Катулл отвечает, играя словом opposita, означающим: выставленная с одной стороны на ветер, а с другой как залог.
Австер – южный, а Фавон или Зефир – западные ветры.
Афелиот – восточный ветер, а Борей – северный.
Ничтожный залог около тысячи наших рублей ничего не говорит о стоимости виллы.
Старые римские вина, отзывавшиеся приятной горечью, были до того крепки, что разбавлялись водой.
Вопреки общему обычаю, неизвестная нам Постумия, председательница пиров современной молодежи, постановила закон пить цельное вино. Конечно, под именем Постумии нельзя искать женщину высшего круга, какую-нибудь знакомую Клодии.
Один из замечательнейших стихов по смелости, сжатости и образности сравнения. Жаль, что Пушкин совершенно его выпустил в своем переводе, который и приводим здесь целиком:
Пьяной горечью Фалерна
Чашу мне наполни, мальчик!
Та к Постумия велела,
Председательница оргий.
Ты же прочь, речная влага,
И струей, вину враждебной,
Строгих постников довольствуй:
Чистый нам любезен Бахус.
Вакх, сын Семелы, по прозванию Тионейский, или от греческого слова ϑυενι (неистовствовать), или от Тионы, прозвания Семелы.
Подобно тому, как сам Катулл отправлялся в Вифинию с пропретором Меммием, которого он так бранит (10), почти единовременно с ним два лучших его друга Вераний (9) и Фабулл (13, 12, 45) возвращались из свиты проконсула Пизона, вероятно, из Испании. По собственному опыту Катулл в настоящем стихотворении предчувствует, что и его приятели разжились на службе у консула не более, чем он у своего Меммия, и за то облегчает душу бранью против высоких друзей.
Сумки путешественников ловки и подручны по своей маловесности.
Vappa собственно прокислое вино, а в переносном значении негодный человек в роде нашей кислятины.
На записных таблицах для отметок прихода пришлось выставлять одни расходы.
Слово «были» показывает, что Вераний и Фабулл во время написания стихотворения уже не были на службе у Пизона.
Хотя это стихотворение и желает преимущественно насолить Цезарю, но формально направлено против его начальника военных построек, всадника Мамурры, родом из Формии (Molo di Gaeta), которые поэтому Гораций (1 сат. 5, 37) иронически называет городом Мамурр. Мамурра сперва растратил отцовское наследство (ст. 17), почему он и называется (41, 4. 43, 5) гулякой Формианцем, но после в Понте и Испании и под конец в Галлии скопил огромные богатства, которые употреблял на роскошные постройки в Риме. В жизнеописании Катулла мы говорили о шаткости догадок насчет причин исключительной ненависти Катулла к Мамурре и через него к самому Цезарю, в том числе и об Амеане, послужившей будто бы яблоком раздора (Вестфаль). Настоящее стихотворение, в форме Архилоховских ямбов, написано в 55 году тотчас за первым походом Цезаря в Британию (стих. 4, 20), но раньше смерти Юлии, дочери Цезаря и супруги Помпея, которая умерла в сентябре 54 года. Не может быть сомнения, что Мамурра, подобно самому Цезарю, не отличался особенной чистотою нравов, но трудно определить, в какой мере он заслуживал такую исключительную ненависть. Нет сомнения, что своим любострастием он в Риме заслужил уличную кличку Mentula, которую мы переводим словом хлыщ, которым так часто играет Катулл в своих нападках на Мамурру.
Тонкий намек на Цезаря.
Comata Gallia, в противоположность Togata, вследствие длинных волос ее жителей.
Беспутный Ромул – в смысле главы государства – Цезарь.
Мамурра.
Цезаря вообще упрекали в щедрости к дурным людям, и мы не нашли лучшего выражения для sinistra – с левой руки.
В войне Помпея против Митридата Понтийского (66–64 гг. до Р. Х.).
При Цезаре, который (61–60 гг. до Р. Х.) вел в Лузитании войну, обогатившую его и его приближенных. Здесь в первый раз река Та г приводится в качестве золотоносной; эпитет, оставшийся за нею у поэтов.
Тесть и зять – Цезарь и Помпей.
Неизвестный нам друг Катулла Алфен подвел поэта (быть может, при помощи других) под любовь (к Лезбии), а затем ввиду возникших усложнений, уклонился от этого дела. В этом стихотворении слышится не озлобление, а скорый грустный упрек другу, который еще
может раскаяться в своем поступке.
Это прелестное стихотворение написано вскорости по возвращении Катулла из Вифинии (56–55 гг. до Р. Х.), приблизительно единовременно (4). Из отцовского дома в Вероне поэт навестил свою сирмионскую виллу, которой он (стих. 12) состоял владельцем. Прелести Гардского озера и тишина домашнего приюта сказались в этой песне. Сирмион, ныне Sermione, узкая утесистая коса на южном берегу Гардского озера. Древние развалины императорских времен на северной ее оконечности до сих пор слывут виллой Катулла.
Бога озер и морей.
Тиния – имя области ближайшей к Босфору, слившейся в III веке до Р. Х. с Вифинией и сохранившей свое имя лишь у поэтов.
Какой неподдельной радостью звенит этот неожиданный стих, которому равного не скоро отыщешь.
Эта записка к Ипсифилле, несмотря на ласкательные выражения, явно показывает бесцеремонность, с которой поэт обращается к простой либертине. Время ее написания неизвестно.
Этот гимн к Диане, очевидно, написан, как и позднейшая песнь столетию Горация, по поводу торжества Дианы на Авентине 13-го августа или Дианы Nemorensis в Ариции; вероятно, в тот же день и предназначался для хорового пения целомудренных девочек и мальчиков. Отдельные строфы пелись теми и другими или попеременно или сообща.
Латония (Великая Диана), дочь вышнего Юпитера.
Латона, преследуемая ревностью Юноны, родила Диану на плавучем острове Делосе (в награду закрепленном на месте) – Одиссея 6, 162 – под пальмой; Каллимаха гимн. 4, 262 – под оливой.
Жилище диких зверей.
Люцина – римское прозвание Юноны, как помощницы в родах придавалось и Диане, чем объясняется и последующий стих.
Тривия – периодическое исчезновение луны (олицетворенной Дианой) навело древних на мысль, что она в это время спускается в подземное царство, являясь таким образом тройственной владычицей неба, земли и Аида. В этом качестве выставляемая на перекрестках (trivium), она была Тривия. Уже Пармениду было известно, что луна заимствует свой свет от солнца.
Катулл приглашает своего друга, неизвестнаго нам поэта Цэциля, оставить свое Комо и бежать к Катуллу в Верону, чтобы услыхать какие-то неизвестные нам соображения Катулла. Стихотворение это написано не ранее 59 года.
Эпитет нежный (tener) придавался поэтам мелких любовных стихотворений.
Lacus Larius – Комское озеро.
Так шуточно Катулл называет самого себя.
Любезность по отношению к Цэцилию, согласно которой возлюбленная дева воспылала неотразимой страстью с той минуты, когда Цэцилий прочел ей начало своей поэмы Диндемены, матери богов Цибелы, чтимой на горе Диндиме во Фригии.
Лезбия в шутку обещала, если случайно рассердившийся на нее Катулл снова с ней примирится, то она принесет в жертву пламени самые гадкие стихи сквернейшего поэта. Катулл, которому понравилась подобная затея Лезбии, примирившись с возлюбленной, просит богиню любви принять и разрешить этот обет, представляя в очистительную жертву анналы Волюзия. Этот плохой поэт, о котором как о цизальпинце, говорится в 95, 7 и следовательно земляке Катулла, нам более неизвестен, а подражал он, без сомнения, анналам Энния.
Резкое выражение вместо измаранная бумага.
Перестану оскорблять ее ямбами.
Идалий – город на Кипре, как главное святилище Афродиты. Урион – на Апулийском берегу у подножия горы Гаргана.
Книд – дорийский город с тремя храмами Афродиты и со знаменитой статуей богини работы Праксителя, был окружен камышами, которые шли на трости для писания и на бумагу, папирус. Анкона, и поныне в северной части Адриатического моря, была известна и во время Ювенала храмом Венеры.
Аматунт – на южном берегу Кипра, нынешний Лимиссо, преимущественно римскими поэтами связывается с именем Венеры Аматузии. Голгост на том же острове.
Дуррахий – ныне Дураццо против Брундизия на Иллирийском берегу, в качестве пути сообщения между Италией и Востоком, обзывается притоном или трактиром Адрии и, как такой притон торговых и проезжих людей, славился свободою нравов.
Можно допустить, что этот упрек другу Коринфицию, тождественному, быть может, с лирическим поэтом, упоминаемым Ovid. Trist. 2, 436, был написан во время последней болезни Катулла.
Слово слезы перевод заглавия Симонидовских песен печали: θρῆνοτ.
Это, несколько длинное в сравнении со своей сущностью, стихотворение обращено против щеголя Эгнатия, имевшего привычку всюду скалить свои белоснежные зубы и раздражавшего Катулла, как видно из пропущенного нами 37, своим ухаживанием за Лезбией.
К скамье подсудимых.