Ну, здравствуй, здравствуй! Давненько мы с тобой не виделись. Точнее, с тобой-то мы вообще впервые видимся, поэтому, надеюсь, что тебе повезет больше, чем предшественнику.
Как это принято начинать? «Дорогой дневник…». Почему-то сразу же всплывают картины из фильмов, где укутанные в плед, мороженое и мечты героини, выливая литрами соленую воду на волшебные, непромокаемые листы, жалуются на жизнь и (обязательно!) какого-то мужчину. Хочу договориться с тобой сразу же:
1. я не терплю жалоб, поэтому ни я тебе, ни ты мне. Окей?
2. жизнь свою, все же, я нахожу крайне интересной, чтобы в ней не происходило, поэтому делиться буду с тобой размышлениями (терпи, не могу ручаться за их качество и количество, но, я посмотрела, у тебя толстенький корешок, поэтому, если Остапа понесет, мы, с твоего согласия безусловно, сделаем безболезненную операцию и добавим тебе пару сантиметров).
3. мужчин с тобой обсуждать не намерена, не обессудь.
А теперь давай познакомимся, и я расскажу тебе, для чего я принялась марать твои репутацию и страницы. Если с первым более-менее понятно: я – Аня, мне чуть больше 30 (оставим подробности, они не повлияют на степень искренности и адекватности суждений); то вот со вторым мне определиться сложно. Когда люди начинают вести дневник? Наверное, когда хотят в первую очередь разобраться в себе или в ситуациях, которые окружают их. В чем конкретно копаюсь я и копаюсь ли, думаю, мы с тобой поймем позже. А пока, пока просто неплохо бы подружиться.
Подчерк у меня, как ты уже успел заметить, меняется чуть ли не на каждой строчке. Это не связано с ветреностью, напротив, просто ручка, или карандаш, как повезет, очень безответственные особы и за ними приходиться постоянно следить. Делать это, признаться, не всегда удобно. Да и вообще, все эти мелкие предметы, словно дети, ну никак без внимания не могут. Помню, как-то на работе, сижу я, перечитываю Анну Каренину, а у меня тогда был личный кабинет, который, правда, приходилось делить с большим и грузным руководителем другого подразделения. Странно, кстати, менялись руководители и подразделения, но не стабильность в большом и грузном представителе. Что первый, что, пришедший на его место второй, в кабинете бывали достаточно редко, поэтому никак не смущали меня. Точнее, как не смущали… Второй ни сколько. А вот первый… Ну не люблю я пошловатых шуток, что ж тут поделаешь. А ничего не поделаешь… Либо, ежели кроме пошлых шуточек предложить нечего (а в таких случаях всегда есть что предложить, например – тишина), то можно поговорить о работе, например, либо пакуешь коробочку и переезжаешь в другое подразделение, что подальше, чтоб прям наверняка. Так и случилось: коробочка упакована, машина подана. Нет, нет, не подумай, я ничего не делала, абсолютно. И ты первый, кто вообще узнает о странных попытках к диалогу. Просто дело в том, что если мне искренне что-то не нравится, то это искренне пакуется в коробочку само и искренне садится в машинку. Ах, о чем я вообще говорила-то? Про то, как читая Анну Каренину, я не обращала внимания на ложку, размешавшую горячий кофе, а та решила привлечь внимание вошедшего коллеги и не подумала остановиться. Точно, как ручка сейчас, которая пишет все, что я несу и совершенно не исключает лишнего (ах, ну не пиши эт…). Казалось бы, должно быть удобно: ложка сама мешает, ручка сама пишет, веник сам метет, кошка сама раскапывает цветок. Кошка. Даже не могу сказать, сколько ей: мне кажется, эта черная тень, которую я периодически отбрасываю от цветов, со мной вечность. В общем, ты понял, что следить за всеми ними приходится все равно. Понял, думаю, и причину, по которой мне посчастливилось окружить себя этими помощниками.
Мне было лет одиннадцать, когда впервые мое ярое желание, или же нежелание, было реализовано действием извне. Не подумай, ничего страшного не произошло, никаких закатанных глаз, лягушачьих лапок и прочих сухофруктов. Просто вслух сказала, что не хочу ехать к бабушке, и мы вряд ли сможем осуществить мамины планы. Тихо, спокойно, но глубоко и искренне. К бабушке мы в тот день не поехали: переполненная машина попросту не завелась. Она вообще больше не завелась, никогда. Затем я начала вызывать дождь, ветер, солнце и прочие, связанные с апокалипсисом, вещи. Шучу, конечно. Так это называла мама, которая ходила за мной попятам и фиксировала пожелания гидрометцентра. Опять же шучу. Просто, в какой-то момент, поняла, что говорить нужно меньше и тщательно обдумывать все свои «хочу», благо, хватило ума не дойти до критичных моментов. И дело не в изменении погоды, с этим, правда, у меня всегда получалось справляться очень легко, от чего сама же и страдала частенько. Я о более глобальных вещах. С предметами, все же, проще всего, за них меня совесть не мучает: ну страшно ли, что суп размешивается, пока ты посуду моешь? Не думаю, что тем самым я задеваю чужие чувства. А вот лишний раз прервать чей-то монолог мне жутковато. Кстати, не понимаю, почему везде обозначают дам с подобными способностями рыжеволосыми с зелеными глазами, либо со смольно-черной косой. У меня светло-русые, слегка волнистые волосы и голубые глаза. Не знаю, быть может в глубоком детстве я и имела другие оттенки, но в сознательном возрасте окрас не меняла.
Думаю, для первого дня достаточно. В планы мои входило знакомство с использованием меньшего количества знаков. Из интересного за сегодняшний день, чем можно было бы поделиться с тобой, я не набрала, поэтому будем считать первый день вводным. А пока, до завтра! Вот оно интригующе.
Что-то я устала… Ах, ну не пиши же эт…