Отобедав, дед Лука завалился на кровать и сразу же захрапел. Алёна поворочалась с боку на бок на печи, сна было ни в одном глазу. Тогда она тихонько сползла с полати, выскользнула на улицу и присела на порог.
Снаружи была благодать: стоявшее в зените солнце не обжигало, а лишь ласково касалось кожи, перешептывались деревья, роняя на землю покрывшиеся патиной листья, галдела птичья братия, вдруг Алёна среди трескотни уловила кукование кукушки.
– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? – спросила она и затаилась, ожидая «вердикт». – Один, два, три, – на шестидесяти Алёна сбилась.
На душе впервые с того момента, как поставили диагноз, было хорошо и спокойно. Алёнка задрала голову, подставляя солнцу бледную кожу и блаженно жмурясь, улыбнулась. Она верила, что всё будет хорошо. Кукушка не даст соврать.
Вскоре не порог вышел выспавшийся дед, широко зевнул, потянулся.
– А ты чего не прикорнула? – спросил он Алёнку.
– Да чего-то не спится.
– Эх, молодёжь, все им не спится, – проворчал дед. – Ладно, собирайся.
Снова углубились в лес, только в противоположную от города сторону. Среди деревьев было прохладно, лучи солнца застревали в паутине высоких крон, не доставая до земли. Тропинка виляла среди высоких папоротников, то взбираясь на холм, то сбегая в лощину.
– Дедушка, давай отдохнём, совсем я выбилась из сил, – попросила Алёна.
– Ну, давай, идти нам ещё долго. – Они привалились спинами к стволу, Алёна пыталась восстановить дыхание. – И часто приходится столько ходить? – Поинтересовалась она.
– Постоянно, – ответил дед. – Ты крещеная? – Вдруг спросил он.
– Нет, – Алёна напряглась.
– Что ж так?
– А кто бы меня крестил? Мать рано умерла, тётка забрала к себе, а ей не до меня, своих дел хватает, – ответила Алёна.
– Значит завтра пойдём в церковь… – Начал дед Лука, но Алёна его перебила.
– Не пойду, – твёрдо ответила она. – Нечего мне там делать.
– Вот потому и болеешь, – поцокал языком дед, – что веры нет, а когда сосуд пустой, туда любая скверна проникнуть может.
– Ну и пусть, все равно не пойду, – упорствовала Алёна.