Душной ночью, в купе вагона, мой сосед, маленький нервный человек, рассказал мне странную историю.
Покашливая и задыхаясь, он закинул тонкие руки за голову, вытянулся на нижней койке, полуголый, точно ограбленный; а я смотрел сверху на его худенькое лицо, в тёмные, тревожно открытые глаза и слушал тусклый голос, минорные слова:
– Это было в мае, цвела черемуха, гудели пчёлы, качаясь на цветах.
Я подошёл к берегу реки, – со скамьи, под липой, быстро встала женщина в белом платье и пошла прочь от меня по запущенной дорожке парка, по золотым пятнам солнца; идёт и отирает на ходу глаза концом газового шарфа.
Маленькая, стройная, она была похожа на девочку, и я знал, что она плачет, – я уже видел её однажды на этой скамье, она сидела и плакала, читая измятое письмо. Знал я и причину её слёз: она – вдова, увлеклась журналистом, он изменил ей; вот и всё. Мимолётный роман зимнего сезона, – стоит ли об этом плакать?
Тогда, в первый раз, смущённый, я незаметно для неё и тихо спустился под гору, к реке, но мне было досадно за неё, – нелепо плакать в мае. И теперь – вторично; я снова почувствовал острый прилив досады: день был великолепен, парк пронизан золотом солнечных лучей, насыщен сладкими запахами весны, воздух – как вино. В пышной зелени берегов полосою синего бархата лежит река; в траве у берега блестят ленивые струйки, всё так ласково, тихо, а женщина – в слезах. В этой певучей тишине нужно думать о радостях, в такие праздничные дни рождаются надежды на счастье.