Задолго до…
Ноябрь 1930
"Вставай, Мэт, я знаю, что ты сильнее, чем кажешься. "
Голос Тары заставил меня сцепить зубы и оторвать чугунную голову от земли. Их трое, точнее один, всего один задавака, герой. Вот он, стоит надо мной, победитель. А его дружки ослы ржут поодаль. Хочешь быть самым крутым парнем в школе? Найди и побей самого крутого, займи его место. по одиночке никто не стоит и ломаного гроша.
– Ну что, Броуди? Мало тебе? Хочешь еще?
Слышу над головой уничижительный, процеженный сквозь зубы, точно фарш через мясорубку, голос. Чарли, кажется, так зовут этого парня. Большой Чарли, для друзей Старик, для тех, кто помладше – Костолом. На прошлой неделе Костолом расквасил нос моему другу Томасу Говарду.
Сегодня участь боксёрской груши должна была достаться Нику Роджерсу. Ботаник, что с него взять. Однако я не стал стоять в стороне.
«бей первым», «пока ты боишься – ты слаб», и ещё «не окучивай заморышей, Мэтью.» – так говаривал мой отец, до того как спился.
Заморышу Роджерсу доставалось, пожалуй, даже чаще чем остальным. Мы вместе учились, иногда я ходил на рыбалку с ним и его отцом. Я никогда не стеснялся этой дружбы. Ник был удивительным малым. Он мог с легкостью решить любую задачку, а учитель физики, мистер Лоусон порой закатывал глаза, глядя на исписанные формулами и всевозможными постулатами тетради Ника. Он искренне считал, что у него большое будущее.
Ник никогда не отказывал в помощи. Саманта Кук сносно училась только благодаря усердиям Ника Роджерса. А тот без зазрений совести делал за нее домашнюю работу, и решал математические задачи, и таскался за не, как приклеенный.
Сэмми, как он сам ее называл, была абсолютной дурой, что не мешало ей пользоваться его благосклонностью до тех пор пока Бобби Браун не обратил на неё внимание.
– Эй, Мэт, хочешь, кое-что покажу?
Я вдруг вспомнил как Бобби, научил меня одному фокусу, по его собственным словам, почерпнутым из неудавшейся боксерской карьеры старшего брата.
– Согнись, напряги бедра, и резко выпрямись, твое тело черпает энергию из земли, оно все сделает за тебя. – Бобби отшвырнул недокуренную сигарету, резко присел и тут же выпрямился струной, сделав едва заметный шажок в мою сторону, его кулак пролетел в каких-то сантиметрах от моего носа.
– Это называется апперкот, приятель! Теперь попробуй сам! Когда-нибудь благодаря этой фишке ты свалишь быка, который до тебя докопается. И запомни, чем меньше расстояние между тобой и плохишом – тем лучше.
Я запомнил, и не редко тренировался на заброшенной ткацкой фабрике, один или с другими мальчишками. Я отрабатывал разящий удар, раз за разом сшибая с ног вымышленных врагов…
– Эй, Броуди, ты чего нюни развел? – он склонился надо мной дёрнул меня за шиворот. – хочешь к мамочке?
Он нависал надо мною коршуном, и при моей попытке подняться отвесил ещё одну оплеуху.
Я хватил его по носу, вскочил на ноги и прежде чем он моргнул от удивления мой кулак подобно кузнечному молоту врезался ему в подбородок. Голова, набитый пухом мешок, дернулась назад, и Костолом грохнулся на землю.
Я не знал должен ли был подставить вторую щеку, но мой противник, мучитель всех заморышей школы, лежал передо мной поверженным. Мешок с костями, глухой до мира, как будто и вовсе умер.
Хоть про таких как Старик Чарли и говорят – одной пули мало, я вдруг ясно осознал, за моим сокрушительным ударом не последует еще более ужасающий удар Костолома. На этом все и закончилось. Под улюлюканье воспрявшего духом Ника я видел, как дружки подхватывают Чарли под руки и тащат прочь, горланя что-то вроде «Ничего еще не кончено Броуди!». Но все мы знали – Костолом Чарли пройденный этап, никто из его шайки больше не сунется, ни ко мне, ни к Нику Роджерсу, ни к кому бы то ни было из нашей компании.
Воспоминания всплывали в памяти, пока я брел по глухой аллее в сторону заброшенной фабрики, где раньше хранили соль. Теперь местное управление отстроило доки на другой стороне залива. Склад пустовал недолго, его выкупил какой-то богач, и сдавал в аренду Нику Роджерсу. После школы Ник пошел по стопам матери, стал заниматься наукой, да так усердно, что к двадцати с небольшим уже имел значительные успехи в области прикладной физики и электромеханики. Чем он занимался в том сарае, я не знал, однако вчера от одного из завсегдатаев бара «У Мо» я услышал о взрыве в старых доках, а после во всем районе вырубило электричество.
– И над заливом вознеслось голубое пламя, и грянул гром! – Именно так сказал старик Луис, отчаянно размахивая руками, словно ветряная мельница, пытающаяся пожать всех, кто находился рядом. Покачиваясь от выпитого, под общий гогот публики, он набрал в рот воздуха и издал громкое «БУХ!».
В утренней статье Нью Йорксого Вестника я прочёл о возгорание, которое Нику удалось погасить самостоятельно, ученый жив– здоров, но всем наработкам горе-испытателя пришел конец. Ник сообщил, что это не тревожит его, он все восстановит по памяти.
Но я решил проведать его по другой причине. Я не мог больше оставаться в доме. Тара умерла, отца больше нет, никто теперь не крикнет из холла, чтобы Мэт обязательно вымыл руки прежде чем хватать свежую выпечку с корзинки на столе. Никто больше не будет любовно дуть на мои израненные кулаки. В доме остался я и пауки, плетущие кружева по углам.
Еще на подходе к фабрике я почувствовал едкий запах жженой проводки, перебить который не мог даже ветер с привкусом соли. Над ржавой крышей промышленного здания поднимался густой белый дым, по всей видимости Ник здорово поэкспериментировал. От общих друзей я был наслышан о рвении Роджерса постичь знания, лежащие за гранью человеческого понимания. Ник стал затворником, и компанию ему составляли лишь труды таких же повернутых. То, что Ник спит по два часа в сутки и пьет кофе литрами ни для кого не секрет. А истории о загадочных вспышках в небе и постоянных перебоях в электроснабжении и огнях Святого Эльма, появляющихся внезапно посреди ночи на шпиле церкви в полуквартале от резиденции Ника Роджерса, вскоре обросли небылицами и превратились в страшилки о сумасшедшем ученом.
**
Судя по грохоту за стенами коробки, оставшейся от старой фабрики, и громкой ругани я понял – мой друг здесь. Прошмыгнув под обугленной балкой, дамокловым мечом нависшей над входом, я легонько толкнул дверь в святая святых инженера-испытателя. Я сразу увидел Ника, корпящего над стопкой бумаг. Он гордо восседал на груде кирпичей и что-то бормотал, вчитываясь в мятые обгоревшие дочерна листы. Масштаб трагедии поражал воображение. В крыше склада зияла огромная дыра, словно прожженая великанской сигарой, а большая часть западной стены, той, что выходила на залив, отсутствовала вовсе. Ник поправил это по своему – залатал дыру кирпичами. Повсюду валялись кучи мусора, обгоревшие доски, пластик, резиновыми кишками по земле змеились шланги и толстые кабели проводов.
– Мэтью! – закричал Ник с другого конца разрушенной лаборатории.
Он живо спрыгнул на землю, запнулся обо что-то и едва не расшиб голову о торчащий из кирпича кусок железной рельсы. Чертыхнулся, отбросил в сторону свой талмуд и засеменил ко мне.
– Будь так любезен, закрой дверь с другой стороны!
Не успел я ничего сообразить, как Ник прошмыгнул мимо меня к выходу, на бегу бросив:
– Ах, дружище, ты же не в курсе…
Он выломал доску рядом с чудом уцелевшей дверью, просунула руку наружу, долго шарил там, в поисках.
– Подожди, сейчас! – прокричал Ник, дернул за какой-то трос, снаружи что-то грохнуло, и я понял, хитроумный механизм установил на дверь здоровенную щеколду.
– Это для общей безопасности, мой друг, меньше лишних глаз.
Я хотел было сказать ,что из-за этого механизма в критический момент можно оказаться в ловушке, но не стал, наверняка Ник предусмотрел и это.
– Привет дружище!
Разведя руки словно Иисус перед своими учениками, Ник сгреб меня в охапку, если это слово можно применить по отношению к щуплому очкарику, ростом едва ли выше двенадцатилетнего ребенка.
– Как я рад тебя видеть, Мэтью!
Я похлопал друга по плечу и лишь впервые за долгое время почувствовал, как отлегло от сердца.
Ник задумчиво поскреб щетину на подбородке, постоял секунду, прикидывая что-то в уме, а после рывком снял запыленные очки и принялся тереть окуляры грязным рукавом, не прекращая бормотать какие-то формулы. Я же молча стоял рядом, разглядывая разруху, учиненную светилом прошлой ночью.
– Ник, что здесь произошло?
– Ах да! – снова просветлел он, хлопнул мня по плечу, и ринулся штурмовать баррикаду битого кирпича. – Ты кофе будешь? Прости, я совсем позабыл о гостеприимстве!
Я не смог сдержать улыбку. Когда Ник Роджерс чем-то увлечен он становится почти что ребенком, хоть ему недавно исполнилось тридцать четыре.
Из-за преграды показалась вихрастая голова друга с двумя длинными колбами.
– Прости, друг, мой столовый набор улетел к черту, вот так, прямиком в ад!
Он рассмеялся так беззаботно, словно ничего и не случилось. И, кажется, я уже догадывался, в чем тут дело. Если Ник ведет себя так, значит вчера ночью великий и ужасный громовержец достиг таких успехов, что даже лежащая в руинах лаборатория его нисколько не огорчает. Свершилось нечто воистину гениальное!
Роджерс вернулся, протянул мне дымящуюся колбу с кофе и отсалютовал.
– За встречу!
Я отхлебнул и только сейчас заметил, как дергается левое веко моего друга.
Разом осушив свою пробирку, Ник отбросил ее в груду ненужного хлама и принялся копаться в мусоре.
– Мэтью, мне нужно столько тебе рассказать! Я так рад, что ты пришел!
– Помочь? – Усмехнулся я, поднимая одной рукой ржавую рельсу, из под которой Ник выдернул какой-то металлический ящик грязно-серого цвета.
– Да, спасибо! Где же он? – бормотал друг, пытаясь выколотить из ящика остатки железной души.
Не обнаружив ничего стоящего, отшвырнул жестянку, и хлопнув в ладоши, расплылся в самой довольной своей улыбке.
– Получилось! У меня получилось!
– Удачный эксперимент? Не боишься, что владелец выставит счёт? Вчера ты половину города обесточил. –Рассмеялся я, аккуратно устанавливая кофейную колбу в трещину бетонного блока, неподьемной плитой лежащего на всех достижениях Ника.
– Удачный? Ну, не то чтобы завершенный, но да, Мэт! Можно сказать удачный!
– Как же лаборатория?
Друг полетел ко мне, схватил за плечи.
– Мэтью! Это не главное! Я на пороге величайшего открытия!
– Поделишься?
Он отошел, шмыгнул носом и выудил из рухляди грязный лист Вестника за прошлую среду.
– Ага, пойдет!
Я с интересом наблюдал за ним.
– Мэт, смотри, внимательно. Видишь эту газету?
– Вижу, – пробормотал я, чувствуя себя совершенным идиотом.
– Представь что это воздух, весь что есть! Этот лист – материя!
– Это Вестник, умник, – попытался пошутить я, но Ник лишь махнул рукой.
– Скажи мне, Мэт, каким будет кратчайшее расстояние между В и К?
– Прямая линия, – не задумываясь ответил я, понимая, что скорее всего ошибусь.
– Неверно! – Ник сжал листок двумя пальцами и проткнул его карандашом, таким образом соединив первую и последнюю буквы заголовка газеты.
– Кратчайший путь равен нулю!
– То есть?
– Простейшая арифметика.
– Объясни языком домохозяек, я не совсем тебя понимаю, – пробормотал я, глядя на карандаш в руках друга.
– Представь, что этот лист и есть пространство и время, и что при должном знании и умении можно создать такой туннель, через который ты в мгновение ока окажешься в Мэне. Точка А здесь, а точка Б может быть где угодно, хоть на Луне, хоть на Марсе! И… – Ник поднял над головой карандаш, выждал паузу и прошептал, – И когда угодно!
– Ты хочешь сказать, что можно путешествовать во времени?
– Да, мой друг! Да! И вчера я это сделал!
Ник светился от счастья, я догадывался, как его разрывает изнутри желание поскорее мне все объяснить .
– Разве такое возможно?
– Скажи, сколько примерно времени займет поход в кафе Мисти Пэйдж?
Я прикинул в уме расстояние:
– Минут двадцать, если идти быстрым шагом.
– А на машине?
– Не знаю, минут семь.
– Именно! – закричал Ник, и чуть ли не пустился в пляс. Я едва успел подхватить его под локоть, прежде чем он распластался бы на полу, запнувшись об толстенный кабель, хищной змеей спящий у ног.
– Именно Мэтью! Ты понимаешь, к чему я?
– Не очень, если честно!
– Ах, ты всегда прогуливал физику с Дейзи Джонсон!
Я покраснел, я не вспоминал Дейзи с выпускного.
– Время, Мэтью! Время и пространство! Все это связано! Понимаешь? Если ты отправишься за булочками к Пэйдж на машине, время для тебя замедлится, чем быстрее ты будешь двигаться…
– Тем меньше времени пройдет, да, да, я понял.
Ник замер, прислушиваясь к уличной трескотне за стенами пакгауза.
– А что, если ты будешь ехать со скоростью, примерно равной скорости света?
– Очевидно, я разобьюсь.
Он засмеялся, точно мы говорили совсем о иных, простецких вещах, никак не связанных с чудовищным взрывом вчерашней ночью.
– Нет, Мэтью, время для тебя пойдёт гораздо быстрее, чем, скажем для меня, стоящего здесь. А если со скоростью света? – он прикинул в уме, цокнул языком и глядя на меня как на совершенного профана, заговорщически прошептал : – А это сто восемьдесят тысяч миль с небольшим. В секунду! В этом случае время по отношению к тебе остановится. И если ты будешь ехать со скоростью света год, за пределами автомобиля пройдет примерно шесть лет! Шесть лет, Мэтью! И если ты зайдешь к Карен в Вестник, то она даст тебе свеженький выпуск тысяча девятьсот тридцать шестого года! Хотя для тебя пройдет всего лишь один единственный год.
Я сел на чудом уцелевший стол, чувствуя, что дальше будет нечто еще более удивительное и едва ли я смогу устоять на ногах.
– Ты понимаешь? – спросил Ник, отряхивая халат. Он стоял передо мной и пытливо смотрел мне в глаза. Обычно так смотрят на полного идиота, который не понимает разницы между Божьим даром и яичницей.
– А если я буду двигаться быстрее скорости света, то попаду в прошлое?
– Ах, оставьте ваш юношеский максимализм, молодой человек! – расхохотался Ник, – Попасть в прошлое невозможно, по крайней мере отсюда, из нашего времени. У нас нет таких технологий, пока нет.
– Только не говори, что ты создаёшь устройство, способное разогнать меня до той скорости, которая позволит завалиться в редакцию к Карен, и обзавестись Вестником за тридцать шестой год?
– Уже создал! Я смог зациклить время внутри контура таким образом, что всего лишь за долю секунды оказался в настолько невообразимо далеком будущем, что тебе и не снилось.
Я кивнул, чувствуя, что еще немного и моя голова треснет, как орех под ударом молотка.
Ник щелкнул пальцами тыча ногтем указательного мне в грудь.
– Именно так! Я создал устройство, способное перенести тебя, скажем, на век вперёд…
– И что же ты видел? Ну, там в будущем?
– О, Мэтью!
Ник разом сделался серьезным и закачал головой как китайский болванчик.
– Ужасные вещи, жуткие, не поддающиеся объяснению вещи! Но я не хочу говорить об этом. Я даже сомневаюсь сейчас, не нарушил ли я чего, заглянув в такую даль.
– Будущее безнадёжно?
Вместо того чтобы ответить, Ник сложил руки на груди, и молчал минуту, или около того.
– Мэтью, грядут страшные времена, невообразимо ужасные события произойдут совсем скоро, но потом…. Мир изменится. Мир станет другим…
Я смотрел на друга и не верил свои глазам. Ботаник, которому частенько доставалось в школе, не сдался на полпути и достиг невероятного! Собрал волю в кулак и продолжал идти к своей цели. И пришел.
Если Ник не преувеличивал, и у него действительно получилось нечто невозможное, я даже представить не мог, какие эмоции переполняли, переполняют моего друга.
«Как тебе такое, Сэмми?» – подумал я, пытаясь воссоздать в памяти дурнушку Родд.
Парень, которого ты так жестоко отшила, совершил такое, чего ты и понять-то не в состоянии.
– Мэт, – тишину нарушил взывающий голос Ника.
Он весь сжался, словно кто-то невидимый высыпал ему за шиворот ведро снега. Я напрягся, пытаясь понять перемену в настроении друга.
– Мэтью, я рад, что ты пришел сюда не только потому, что мы давно не виделись.
Замявшись, он вдруг развернулся на пятках и бросился куда-то вглубь ангара, на ходу призывая следовать за ним.
– Мэтью, я должен тебе кое-что рассказать.
Ник посмотрел на меня так серьезно, точно замышлял ограбить банк и диктовал свой план совершенному новичку , которому не доверил бы и свой ночной горшок вынести.
– Мэт, когда я только начинал работать над этой штукой, когда еще и знать не знал, к чему это приведет… – он тяжело вздохнул, – Ко мне пришли люди Джона Марша.
– Джона Марша? – Тупо повторил я.
– Да, Мэт, Джона Марша, зарегистрировавшего патент на модернизацию электорного двигателя закрытого типа.
– Это же прекрасно! – воскликнул я. – Марш гений.
– Да! – Убитым тоном протянул Роджерс. – К сожалению, у нас произошли некоторые разногласия. Теперь он работает на правительство, создаёт новое оружие. О, Мэтью, у него есть деньги, есть связи, есть возможности, коих нет у меня! Но я его обогнал, утер поганцу нос! – Ник хлопнул в ладоши перед моим лицом. – Прибил как муху! Вот так!
– Дай-ка догадаюсь, – я пристально вгляделся в мутные блики на линзах очков Ника. Показалось или в отрезке неба, виднеющегося сквозь дыру в крыше, что-то большое шмыгнуло в тень? – Джон хочет, чтобы ты работал на него?
– Да! – зашептал горе-испытатель, вцепившись руками в стальную решетку в полу. – Помоги!
Я подтянул чудом уцелевшую решетку так, чтобы Ник мог пролезть в узкую щель по пояс и тихо произнес:
– Но он не знает о твоём новом изобретении?
– Нет, – шикнул Ник, выуживая из ямы слива жестяной ящик. – Не знает, и я не хочу, чтобы узнал! Ты хоть понимаешь, что будет, если Марш догадается? Он захочет присвоить все себе!
– Ты должен зарегистрировать патент…
– Какой патент, Мэтью! Едва я попрусь в палату, они получат доступ к чертежам! Нельзя допустить, чтобы разработки попали в руки к этому злодею! Марш продался с потрохами Дядюшке Сэму! Только подумай, что произойдет, попади к ним моё устройство! – Он подал мне тяжеленный ящик.
– Что здесь?
– Только не открывай!
Спохватившись Ник придавил крышку ладонями.
– Не сейчас, Мэтью, не здесь. Всему свое время.
Ник споткнулся об мой взгляд, потупился и тяжело вздохнув, прошептал:
– Мэтью, здесь все мои наработки, абсолютно все чертежи устройства, и заметки о том, что следует знать путешественнику во времени.
– Почему ты решил отдать все мне?
– Я думаю, за мной следят. Боюсь, Марш не оставит меня в покое. – Ник постучал себя пальцем по лбу. – Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться.
Я кивнул и поставил ящик на пол, при этом внутри что-то звякнуло.
– Храни его, пока Марш не потеряет ко мне интерес.
Когда я переступил порог, Ник окликнул меня:
– Эй, Мэт, будь осторожен! Под крышкой растяжка!