Петровна шла по улице, мрачно глядя под ноги. Тихонько поскрипывала тележка с овощами. «Надо бы смазать», – подумала Петровна и принялась вспоминать, куда положила пузырек с машинным маслом, но вскоре плюнула на это дело, решив, что проще зайти к соседке Валентине, у той точно есть.
Шустрая соседка, даром что зрение было уже не очень, зарабатывала продажей сумок. Авоськи в последнее время стали популярны, и Валентина на жизнь не жаловалась. Когда-то она работала швеей и теперь строчила их почти не глядя, это ее и спасало. Петровна шить не умела, зато у нее имелась дача недалеко от дома. И ее прибавку к пенсии обеспечивал урожай – с лета и до конца осени она вместе с такими же дачниками-пенсионерами торговала на импровизированном рынке у супермаркета зеленью, овощами и ягодами. Валентина со своим добром стояла там же, справедливо рассудив, что где урожай, там и сумки.
Петровна любила свой маленький бизнес – можно и поболтать, и отдохнуть, и денег заработать. Компания у них на рынке подобралась интересная. Не каждый был хорош, но большинство терпимы.
Конечно, порой они несли потери – возраст не шутка, здоровье не железное. К примеру, в прошлом году их покинул Степаныч, шустрый мужичок, продававший мед. Хороший был медок, почти не разбавленный. Да и сам Степаныч тоже был ничего. Этим летом недосчитались Серафимы. Никто о ней сильно не убивался, но ее уход лишний раз напомнил, что все там будут, а это радости не прибавило. Без Серафимы и ее вечной ругани всем стало только лучше. Петровне уж точно, потому что склочница торговала по соседству.
Теперь рядом обосновались Макарыч и Валентина. С Валентиной приятно поговорить, а Макарыч, хоть и конкурент, но цены ставил выше, и покупатели сметали с прилавка Петровны всё подчистую. После чего наступал его звездный час: в дело шли профессорская внешность и уверенный вид. Огурцы у Макарыча были не просто огурцы, а экологически чистый продукт без ГМО, а помидоры становились элитным сортом с повышенным содержанием витаминов. Макарыч не был профессором, он был библиотекарем и очень любил читать, что играло ему на руку – редкие, но серьезные покупатели забирали его товар, не мелочась. Петровна с Валентиной, всякий раз, наблюдая за спектаклем, не переставали удивляться артистическому таланту соседа. Словом, было весело.
Вот и сегодня, двигаясь к супермаркету, Петровна ожидала чего-то подобного. Настроение с самого утра было паршивым, на сердце словно камень лежал, хотелось развеяться. У магазина ее ожидал неприятный сюрприз: Валентины на месте не оказалось. Макарыч на вопрос «где?» только развел руками, сообщив, что сам в недоумении. Другие тоже ничего не знали. И только спустя час, когда к рабочему месту, потирая поясницу, подтянулась главная сплетница Егоровна, выяснилась причина лежащего на сердце камня.
– Так уехала она, – уверенно произнесла Егоровна. – К сыну.
– К какому сыну, что ты несешь? – возмутилась Петровна, точно зная, что сына у Валентины нет.
– А к такому! Сынок у нее вчера объявился, он и забрал. «Нечего, – говорит, – мамуля, в нищете прозябать. Теперь я буду о тебе заботиться!» И забрал. Да-да! Я сама видела! Видный такой, высокий, глазастый, – при этих словах Егоровна почему-то сморщилась и потерла висок, словно у нее голова разболелась.
– Да откуда у нее сын-то! – рассердилась от такой наглой лжи Петровна.
Валентина всю жизнь прожила старой девой. Детей у нее не было, они с Петровной часто сетовали друг дружке на свою одинокую долю. Как правило, это кончалось рюмочкой вишневой настойки, а затем чаем с булочками, которые Валентина любила печь по выходным. Страдания были только для вида, поскольку каждая из них считала, что жизнь удалась. А дети… что дети? Сегодня есть, завтра нет. Вот у Натальи со второго этажа пятеро, и где они сейчас? Кто где, ни один не пишет и не звонит. Об этом весь двор знает. И никто их не осуждает, от такой горе-мамаши грех не сбежать. «Вот так оно и бывает, – подводили Петровна с Валентиной итог, – пьянчугам и забулдыгам детей девать некуда, а нам, порядочным женщинам, бог не дал». Впрочем, самой Петровне не очень-то и хотелось – с первым мужем не пожилось, второго сама выгнала, какие тут дети. Да и Валентина вроде бы не страдала.
– Откуда-откуда, – передразнила Егоровна. – Дети – дело нехитрое. Родила, да и в детдом сдала. А он вот вырос и объявился.
– Ты по себе-то не суди! – возмутилась Петровна. – Валентина на такое не способна.
– Ой, ну надо же! – Егоровна встала в боевую стойку и, уперев руки в боки, впилась в Петровну горящим взглядом. – Да много ты знаешь…
– Да уж побольше твоего!
– Тихо, тихо, девочки, – вклинился между ними Макарыч. – Остыньте. Чего раскипятились? Может, она еще придет.
– Не придет, – мстительно произнесла Егоровна. – Не ждите, – и, задрав подбородок, принялась выкладывать на прилавок кабачки.
С трудом поборов желание вцепиться в ее седые лохмы, Петровна шумно выдохнула и нехотя принялась выкладывать свой товар. Настроение стало совсем паршивым.
Видимо, покупатели это чувствовали, обходя ее прилавок стороной. А те, что осмеливались подойти, уходили ни с чем.
Спустя пару часов, поняв, что сидеть здесь больше не в силах, Петровна ссыпала овощи обратно в сумку и отправилась домой, решив первым делом зайти к подруге-прогульщице и узнать, куда ее черти засунули.
До дому она так и не дошла. Двигаясь привычным путем, под ноги Петровна не глядела, топала и топала под звук скрипящего колеса… И вдруг обо что-то запнулась. Мир перевернулся, Петровна ударилась обо что-то твердое, и темнота накрыла сознание вместе с ускользающей мыслью – «Неужели это конец?»
1
Петровна открыла глаза, пытаясь сфокусировать взгляд… Вскоре ей это удалось. Понять, где она находится, оказалось сложнее.
Помещение было маленьким, темным и запущенным. На исчерченном мелом полу горели свечи, по углам залегли глубокие тени. Кроме свечей и какой-то книжки, лежащей неподалеку, больше ничего и не было. Поодаль, вжавшись в стену, сидел тощий замызганный мальчишка лет двенадцати с выпученными от страха глазами. Сама Петровна лежала на полу посередине комнаты, тележка громоздилась поблизости. Паршивое колесо все-таки отлетело и нагло валялось перед самым носом. «А чтоб вас всех…», – мысленно ругнулась Петровна и хрипло произнесла: «Где я? – мальчишка не ответил, вид у него стал еще более перепуганный. – Эй, мальчик, ты так и будешь там сидеть? – Петровна попыталась подняться. – Может, поможешь бабушке? – Тот вздрогнул, но с места не сдвинулся. – А ну иди сюда, паршивец! – рявкнула она, вспомнив годы работы в детском саду нянечкой. И добавила: – Живо!»
Прием подействовал безотказно, мальчишку словно подбросило. Он бросился к ней… но в нескольких шагах остановился, переминаясь с ноги на ногу. Петровна уже и руку протянула, но тщетно – мальчишка мялся, жался, а ближе не подходил. Поняв, что помощи не дождаться, она, кряхтя, принялась подниматься самостоятельно. Радуясь тому, что вместо юбки надела бриджи – сверкать трусами было бы не к лицу.
Когда она поднялась, темно синие в цветочек бриджи оказались измазаны мелом. Зато пестрая майка отлично скрывала грязь, хоть какая-то радость. Отряхнувшись насколько возможно, Петровна подобрала отвалившееся колесо и сунула его в карман. Завязки у сумки не подвели – все овощи остались на месте. Подхватив колченогую таратайку, она двинулась к мальчишке.
Тот побледнел, попятился, но быстро уперся в стену и, взвизгнув, сполз вниз, сжавшись в комок.
– Да что с тобой? – Петровна растерялась. А затем, оставив тележку, подошла ближе и присела на корточки, легонько тронув его за плечо. – Ты чего это, а? Не бойся, не съем, – в ответ на ее слова мальчишка вздрогнул и тут же обмяк, потеряв сознание. – Приехали, – произнесла она, глядя на бездыханное тело. – И что теперь делать? – Незнакомое место, подозрительная комната и полуживой ребенок – в такую ситуацию она еще не попадала. Петровна встала и огляделась повнимательней. В углу обнаружилась дверь, к сожалению, запертая. Окон не было. Свечи догорали…
Петровна снова опустилась на корточки и стала приводить мальчишку в чувство. После четвертой пощечины тот наконец открыл глаза, мутным взором уставился на Петровну и прошептал: «бабуля». После чего попытался отползти, но ему не дали – встряхнули, посадили, привалив к стене и учинили допрос.
* * *
Поняв, что сжирать его заживо никто не собирается, Алмус немного успокоился – возможно, ему все-таки повезло, и существо, которое он извлек из чужого мира, это не беталисса. Несмотря на двойку по морфологии, он точно помнил, что беталиссы к разговорам не склонны, разве что после обеда и с сородичами. Он помнил, что захватил арканом только одно существо, и при нем оно ничего не ело. «А вдруг штуковина, которую она притащила с собой – это метаморф, сейчас он разинет пасть, и они с «бабулей» меня сожрут?»
«Бабуля» и впрямь потянулась к своему мешку, дернула за веревочку и запустила руку в раскрытую пасть.
Алмус издал вопль ужаса, снова попытался отключиться, но ему не позволили, крепко тряхнув за плечо.
* * *
«Совсем плох, – подумала Петровна, запуская руку в сумку. – Может, его голодом морили? Вон какой тощий». И принялась выискивать под овощами пакет с бутербродами. Что в овощах толку, одна вода. Достав заветный сверток, развязала пакет и, отлепив кусок хлеба с маслом и сыром, протянула мальчишке. «На-ка, пожуй».
Взгляд у мальчишки сделался дикий. Переводя его с бутерброда на Петровну и обратно, он слабо пискнул и робко протянул руку к подношению. Взял, понюхал, а затем осторожно откусил.
«Ешь, не бойся. Не отравлено».
Мальчишка поперхнулся.
«Бедняга, – с жалостью подумала Петровна, хлопая его по спине, – беспризорник, наверное. Сирота. Ни кола ни двора, спит под забором, питается на помойках». Сама Петровна с подобным не сталкивалась, зато одна из детсадовских нянечек, которая прежде работала в детском приемнике, много успела порассказать. Тогда Петровну ее рассказы не трогали, мало ли у кого какая жизнь, но сейчас, когда один из бедняг сидел перед нею, стало не по себе. Захотелось отдать ему и второй бутерброд, но включился здравый смысл, и весь стратегический запас Петровна решила не разбазаривать.
Мальчишке и одного бутерброда хватило – откусывая осторожно, по чуть-чуть, он съел его и немного успокоился.
– Ну что, – произнесла Петровна, – давай, рассказывай, кто ты такой, что это за место, и как я здесь оказалась, – парень смотрел настороженно, не горя желанием отвечать. – Ладно, – решилась Петровна, – расскажешь – и я угощу тебя помидоркой. Она извлекла из сумки сочный мясистый плод, нарочно выбрав самый крупный. Мальчишка отпрянул, на лице отразился ужас.
– Расскажу! Я все расскажу! – воскликнул он, не сводя взгляда с помидора.
* * *
Это был конец! Уж лучше бы это оказалась беталисса, они сжирают своих жертв сразу. А вот гортеры любят поедать по частям, оставляя в живых на долгие месяцы. Для этого у них есть помощники-симбионты, которых они таскают с собой и скармливают тем, кого хотят съесть. Картинка из учебника с красным шарообразным симбионтом и раздутым телом жертвы тут же возникла перед глазами Алмуса. У «бабули» симбионтов был целый мешок. О, небеса, притащить в свой мир гортера – большее несчастье трудно вообразить! Алмус не знал, кого жалеть больше – себя или других людей, которые даже не догадываются, что скоро им всем придет конец.
– Ну? – произнесла «бабуля»-гортер. – Я жду.
Красный шарик по-прежнему находился в ее руке, и Алмус прилип к нему взглядом, не в силах вымолвить ни слова.
Бабуля вздохнула и… впилась в симбионта зубами, откусила, брызнув алым соком себе на подбородок, и принялась жевать. Сочно, с удовольствием.
Этого разум Алмуса вынести не смог и снова отключился.
* * *
«Да что же такое с этим мальчишкой? – в сердцах подумала Петровна. Она доела помидор и, вытерев руки о бриджи (все-равно грязные), принялась приводить беднягу в чувство. – Это ж надо, так уморить ребенка, что он все время в обморок падает!»
Когда мальчишка открыл глаза, она, решив больше его не мучить, протянула ему помидорку. Тот взвыл и отдернулся, впечатав затылок в стену. Раздался глухой удар, и парень снова обмяк.
Нет, это ни в какие ворота не лезло! Петровна решила оставить мальца в покое. Она встала, еще раз обошла комнату, подергала дверь… И тут ей в голову пришла интересная догадка. Подойдя к лежащему без чувств парнишке, она проверила его карманы. В кармане куртки удалось найти только огрызок бумаги с какими-то каракулями. Зато в кармане штанов обнаружился ключ от входной двери.
Приоткрыв ее, Петровна выглянула наружу.
За дверью оказалась лестница с вытертыми от времени ступенями, которая вела наверх. И оттуда, сверху, шел свет.
Стараясь не шуметь, Петровна ступила на лестницу. Ступени скрипели, подниматься тихо оказалось непросто, но она старалась. Наверх она вылезла, дыша так, словно с полными сумками до автобуса пробежалась. Подождав, пока перестанет шуметь в ушах, она на цыпочках подошла к приоткрытой двери и прислушалась – снаружи не доносилось ни звука, словно дом был необитаем.
Петровна приоткрыла дверь пошире. Взору предстал обшарпанный коридор с тумбочкой, на которой стоял засохший цветок в уродливом глиняном горшке. Дальше по коридору находилась комната, разглядеть которую было сложно, как и понять, есть ли в ней кто-нибудь. Чутье, которое Петровну обычно не подводило, утверждало, что комната пуста, как и остальная часть дома. Выглядел дом заброшенным, словно хозяева давно его покинули. На цыпочках выйдя в коридор, Петровна отправилась на разведку.
Предусмотрительность оказалась излишней – дом действительно оказался пуст. Но обитаем – в раковине на кухне обнаружилась грязная кружка с остатками какой-то жидкости, а на подоконнике – пучок травы в щербатой, наполненной водой кружке. Судя по бардаку и пылище, мальчишка жил здесь один. «Странно, – подумала Петровна, – куда смотрит опека?» Стоило выглянуть в окно, как этот вопрос вытеснился другим, более актуальным – «где я?!»
Петровна считала себя женщиной бывалой, с крепкими нервами, но от увиденного ей стало не по себе. Срочно захотелось присесть, и она грузно плюхнулась на табуретку, переводя дух. Отдышалась, а затем вновь уставилась на странный мир по ту сторону стекла.
Окно выходило в заросший травою дворик. За забором лошадь тянула повозку, доверху груженую горшками. Двухэтажные каменные дома по ту сторону дороги выглядели какими-то средневековыми. «И помои из окон выливали» – всплыло в голове Петровны. Вот показались две женщины в чепцах и с кошелками. Темные юбки, кофты с длинными рукавами и жилетки, из-под которых торчали фартуки, сразили Петровну наповал. Мужик, который прошел следом, тоже выглядел допотопно. Только кошка оставалась кошкой – мелкая серая «дворянка», вскочив на забор, бросила равнодушный взгляд на Петровну и потопала по штакетнику дальше, задрав хвост. «Может фильм исторический снимают?» – мелькнула спасительная мысль. Ответа у Петровны не было, а единственный, кто мог его дать, валялся без чувств в подвале.
Она почти решилась за ним спуститься, когда мальчишка, сопя и морщась от света, сам появился в дверях кухни. При виде гостьи застыл, но опомниться ему не дали.
– А ну-ка иди сюда, паршивец! – рявкнула Петровна. – Садись и рассказывай, что за чертовщина тут творится! – она указала на окно.
Мальчишка разрывался между желанием бежать и приказом остаться, но образ суровой нянечки сделал свое дело: перешагнув порог, мальчишка присел на край табурета. Вместо ответа осторожно спросил:
– Вы кто?
– Конь в пальто, – ответила Петровна и пожалела – на лице мальчишки обозначился испуг пополам с озабоченностью. – Зинаида Петровна я, – утешила она страдальца и неожиданно для себя добавила: – Можешь звать меня баба Зина, – никому из детей она не позволяла такой вольности, а тут само вырвалось.
* * *
Алмус вконец растерялся – он читал про баббароков, буккалонов, иттазинов, и баббов, но вот бабазины ему никогда не встречались. Первые три были духами-паразитами и питались мозгами, четвертый – мифическое существо из мира туманов – пил кровь лягушек и змей. Чем питались бабазины он и предположить не мог, но всеми силами надеялся, что не человечиной. Все-таки странный мир ему попался. Если бы не обстоятельства, можно было бы его изучить.
Тем временем гостья (язык не поворачивался назвать ее пленницей) спросила, как его зовут. Называть свое имя Алмусу не хотелось. Мало ли… Но долг вежливости пересилил. Алмус представился, после чего все-таки спросил:
– Я правильно расслышал, вы бабазина, а не баббарока? И получив утвердительный ответ, сопровождающийся почему-то сочувственным взглядом, поинтересовался: – А чем вы питаетесь?
* * *
Мальчишка явно был не в себе. Хотя чему удивляться?
– Кстати, о питании, – произнесла Петровна, – ты бы сумку-то мою принес. Ту, что в подвале осталась, – отправлять в подвал ударенного головой ребенка не хотелось, но спускаться туда самой не хотелось еще больше. Вид у мальчишки сделался совсем жалкий. – Ладно, – вздохнула Петровна, – можешь просто напоить меня чаем. От бутерброда или какой-нибудь еды я бы тоже не отказалась, – она еще раз окинула взглядом бомжеватую кухню и добавила: – Если у тебя есть.
По реакции мальчишки она поняла, что догадка верная – в доме шаром покати.
– Ладно, я схожу, – обреченно произнес он, поднимаясь. – А те красные штуки в сумке, это что?
– Странный вопрос, – уставилась на него Петровна, – ты что, помидоров никогда не видел? Овощи такие, в огороде растут, – пояснила она, изображая руками куст со свисающими плодами. И тут же спохватилась, что тот сейчас сбежит, ничего не объяснив: – А ну-ка стой. Расскажи-ка мне, Алмус, что это за ерунда там, за окном, творится.
Мальчишка с опаской глянул на улицу. Облегченно выдохнул и снова опустился на табурет.
– А, это… Тут такое дело… – произнес он смущенно, – как бы вам объяснить…
Этот бегающий взгляд Петровна отлично знала. И всегда он сулил одно – крупные неприятности.
– Ну ты уж постарайся как-нибудь, – велела она.
* * *
«Легко сказать "постарайся”», – подумал Алмус. Он только успел немного успокоиться, решив, что бабазины – это какой-то человеческий подвид, раз питаются овощами, а значит эта пожилая женщина вряд ли станет убивать его сейчас. А потом это будет не его проблема. И даже решил, что красные штуковины из ее сумки, наверное, стоит попробовать, раз уж сама бабазина до сих пор жива. Но этот вопрос… Как объяснить ей то, чего он и сам толком не понимал (из-за чего и лишился места в магической школе, завалив экзамен). Объяснять ей про искривления пространства и разрывы материи, создающие перекрестье миров? Про переходы? Про охотников? Или, может, рассказать про запрещенный аркан, узнав о котором, стражи мигом потащат его на суд, а оттуда – в подземелья Урга, из которых не возвращаются?
И все из-за глупости и жадности, не надо было соглашаться на предложение Схона. Лучше и дальше находиться в трактире на побегушках, чем вот так сидеть и не знать, что ответить старушке, которая, между прочим, ничего плохого не сделала. И теперь справедливо ждет ответа на вопрос, во что ее втравили. Алмус сжал кулаки. «Что ж, виноват – придется расхлебывать». И решил рассказать правду. Точнее, часть правды, оставив кое-что на потом. Так, на всякий случай.
2
Петровна слушала рассказ мальчишки и молчала, чувствуя, как тает с каждым словом надежда вернуться домой. «Кажется, где-то в сумке был валидол», – подумала Петровна. Но тут Алмус огорошил ее новой порцией информации, и мысль о лекарстве была отринута. «Нет, не дождетесь!». Умирать в незнакомом мире Петровна не собиралась. Не для того она прожила свою нелегкую жизнь, чтобы бесславно сдохнуть не пойми где. «Нет уж! – думала она, пока мальчишка вываливал на нее новые шокирующие подробности. – Зинаида Петровна Макарова этому миру не по зубам, и не такое побеждала!». Собрав волю в кулак, она молча переварила рассказанное, а затем заявила притихшему Алмусу:
– Ясно. А теперь марш за сумкою! Живо!
* * *
«Что же такого ценного в ее сумке, раз она так о ней беспокоится?» – думал Алмус, спускаясь в подвал. И по дороге обратно, пыхтя под тяжелой ношей, тоже думал, но только безрезультатно. В сумку он, конечно же, заглянул, да только без толку. Обнаружил помимо так называемых помидоров еще какие-то длинные зеленые штуки, трогать их не рискнул, вдруг ядовитые. И лишь на последних ступеньках его оглушила мысль, ужасная в своей простоте. Задыхаясь от страха, он рванул на кухню… однако, самоубитого съеденной помидориной тела там не оказалось, Бабазина, живая и здоровая, деловито расставляла посуду на столе.
– А вы это чего? – растерялся Алмус.
– Чего-чего, обедать будем, – заявила она. – Принес? Молодец. Сейчас салатика сделаю. У тебя соль есть?
– Да, вон там, – он указал на покосившийся настенный шкафчик. Бабазина с брезгливостью потянула за ручку и, обозрев содержимое, произнесла:
– М-да, подзапустил ты хозяйство, дружок. Ну ничего, после обеда разберемся. Нож у тебя где?
– В ящике стола, – ответил Алмус и на всякий случай отошел.
Опасения оказались напрасными, вскоре на столе воздвиглись две тарелки с нарезанными овощами (зеленые длинные штуки тоже оказались съедобными). Бабазина затребовала масла, его в доме не оказалось, но и так обошлись.
Не без опаски приступал Алмус к обеду. Однако вид жующей старушки его успокоил, и он рискнул попробовать. Незнакомая пища оказалась вкусной.
– Ну а теперь, дружок, время уборки, – сообщила гостья, когда тарелки опустели. Доставай ведро, тряпку – и вперед. Если уж ты притащил меня в этот мир, изволь создать человеческие условия, иначе в этой грязище я задохнусь.
Алмус почувствовал, что съеденная пища вот-вот попросится обратно. Его затошнило от подлости и малодушия, ведь главное доброй старушке он так и не сказал. Она и не знает, что пребывать ей в этом доме придется недолго.
«А может не отдавать? – подумал Алмус. – Совру Схону, что аркан не сработал, верну задаток и пусть отвяжется. А Бабазина останется здесь, со мной… Хотя кого я обманываю? Соврать Схону? Да этот тип ложь насквозь видит, а если поймет, что ему наврали, то не жить нам с Бабазиной обоим. Нет, это не вариант».
Алмус нахмурился, пытаясь найти решение, однако Бабазина расценила ситуацию по-своему.
– И нечего так недовольно сопеть. Насвинячил – убирай.
«Она права, – подумал Алмус, – я должен исправить свою ошибку и привести всё в порядок. Чего бы мне это ни стоило».
– Что ты там бормочешь? – подозрительно спросила старушка.
* * *
Глядя как мальчишка неумело прибирает дом, Петровна пыталась осмыслить произошедшее. Да, угораздило же влипнуть в историю! Магия, другие миры, перекрестки, арканы какие-то… чистый бред. Вот только вид за окном утверждал, что это реальность. Петровна даже вышла на крыльцо, потрогала траву у ступенек и быстренько вернулась обратно, когда увидела показавшегося невдалеке прохожего.
– Вы лучше не выходите пока, – произнес мальчишка, выглянув из гостиной на скрип двери.
– Почему это? – насторожилась Петровна.
– Ну, мало ли… В глаза бросаетесь.
Подумав, Петровна решила, что мальчишка прав, однако что-то ее все-равно смущало.
Она зашла в гостиную посмотреть, что он там наубирал. Понаблюдала как он развозит грязь по подоконнику, вздохнула и тоже взялась за тряпку, понимая, что иначе уборка затянется на века. Алмуса отправила мыть пол.
Работа пошла быстрее – мальчишка зашевелился, пол оказался вымыт почти хорошо. «Может, если захочет», – подумала Петровна, наблюдая, как он домывает последний кусочек.
Мебель в комнате была старой, но вполне добротной. Чувствовалось, что ее делали основательно и обращались бережно, пока единственным хозяином не остался ребенок. А тот уж пользовался как мог. Точнее, как получалось.
Петровна вспомнила своего племянника, которого несколько лет назад пустила пожить на время. И ремонт, который потом пришлось делать в его комнате. Сейчас это вроде бы недавнее прошлое показалось ей таким далеким. А ведь еще сегодня утром она пила чай у себя на кухне, с булочками, которыми накануне угостила ее Валентина. А несколько часов назад ругалась у магазина с Егоровной – сейчас эта ссора показалась ей такой мелкой и глупой. А ведь если бы она по дороге домой лучше смотрела под ноги, может ничего бы и не случилось. Петровна тяжело вздохнула. Вот если бы можно было закрыть глаза, а потом открыть – и ты снова дома… Но нет.
Первым делом она спросила мальчишку, может ли он вернуть ее домой – тот скуксился и признался, что нет. Вранье от правды Петровна отличать умела, особенно детское вранье, поэтому надежды увидеть дом у нее не было. «Так, не раскисать! – приказала она себе. – Что-нибудь придумаю. На худой конец, придется обживаться здесь».
Насчет «здесь» все тоже было смутно. Кроме того, что в мире есть магия и возможность как-то залезать в другие миры (сложно, не всем и с большими проблемами), Петровна больше ничего не знала. Как и про самого мальчишку, который зачем-то выкрал ее из дома и притащил сюда. Для каких целей? Может, ему стало одиноко? Вряд ли. Не походил он на того, кто жаждет заботы взрослых. Вполне самостоятельный ребенок, хоть и запущенный. Она взглянула на Алмуса: если его отмыть, переодеть, накормить булками с вареньем (или что там любят внуки), то будет нормальный домашний мальчик, а не замызганное чучело.
Впрочем, большого желания вживаться в роль бабушки Петровна не чувствовала. Хотя мальчишка ей даже нравился, чуть-чуть, самую малость. Было в нем что-то такое, что вызывало расположение. Но эта его молчанка сводила на нет все положительные качества. В детсадовскую бытность Петровне такие встречались – сложные были дети, но даже их при желании можно было раскусить. Чем она и решила заняться, когда, закончив с гостиной, они переместились в прихожую.
* * *
Алмус терпеть не мог уборку, но сейчас ему даже нравилось – хоть какой-то способ отвлечься от терзающих мыслей. Что делать с Бабазиной он не знал. Стоило рассказать ей правду, но как это сделать, чтобы не влетело, он не знал.
Бросив тряпку в ведро, он отер со лба пот и посмотрел на результаты своей работы. Результаты впечатляли – прибранное помещение стало совсем другим. Засохший цветок перекочевал в чулан, и без него атмосфера стала намного живее. А пол, светло-ореховый на вымытой половине, кольнул воспоминаниями о детстве, и на мгновенье даже пирогом запахло, какой бабуля пекла по праздникам. По этому полу было так здорово бегать босиком, прыгая по пятнам солнечного света, падающим из маленького окошка над дверью. Окно давно заколочено, да и пирогов больше никто не напечет. А жаль, хорошее было время. Видимо поэтому рука и не поднималась выбросить засохший бабушкин цветок.
Алмус вздохнул и снова взялся за тряпку.
– Когда я была маленькая, – произнесла Бабазина, протирая шкаф, – мы с родителями жили в деревне. Свой дом, огород, корова… рядом был лес, мы там ягоды собирали, грибы… Хорошее было время. У меня был брат младший, забавный такой. И сестра старшая, такая важная, вечно нами командовала. Но так-то она была ничего, хорошая. А у тебя есть кто-нибудь?
Алмус замер.
– Нет, никого, – наконец ответил он.
И продолжил орудовать тряпкой, поймав себя на том, что трет слишком сильно.
– Сочувствую, – произнесла Бабазина. – Плохо, когда братьев-сестер нету. Что случись – и всё. Давно ты один живешь?
Отвечать Алмусу не хотелось, но чувствуя себя виноватым, он все-таки сказал:
– Третий год.
– Боже мой, – Бабазина остановилась и посмотрела на него полным сочувствия взглядом. – Да что же за мир у вас такой? Тебе лет-то всего ничего, как такой ребенок один жить может? Кто-то же должен за тобой присматривать?!
– Не надо за мной присматривать! – возмутился Алмус. – Я сам справлюсь! И вообще, мне пятнадцать, взрослый уже!
– В пятнадцать лет взрослыми не бывают.
– А я взрослый! И никакие присмотрщики мне не нужны! – от возмущения Алмус даже тряпку бросил.
– Тогда зачем ты меня сюда притащил? – вкрадчиво произнесла бабуля. Алмус открыл рот… но вовремя остановил рвущиеся наружу слова. Заинтересованность на лице Бабазины сменилась сожалением. Или ему это показалось? – Ну вот скажи, что я буду здесь делать? Не верю я этим твоим рассказам про любопытство. Не такой ты мальчик, чтобы подобные глупости творить. Признайся, тебе просто стало одиноко, и ты хотел, чтобы у тебя появился рядом кто-то из взрослых, способный о тебе позаботиться?
Голос Бабазины был таким добрым, а слова, словно разбойничий кинжал, метким ударом вонзились в сердце. Алмус всхлипнул и бросился прочь… И оказался пойман сильными уверенными руками, заключен в объятия, где и разрыдался, словно глупый ребенок, рассказав всё как есть.
3
Валидол Петровне все-таки пригодился. Сунув таблетку под язык, она попыталась осмыслить сказанное… и не прибить паршивца. Доверие терять было нельзя, поэтому сдержалась. Чувства ее были противоречивыми – она не только злилась, но и жалела глупого запутавшегося ребенка, вообразившего себя взрослым. Как бы она сама поступила на его месте? Возможно, нашла бы еще более худший вариант. В свои пятнадцать она была ого-го. Если бы не родители и старшая сестра, может и не дожила бы она до нынешних лет.
По рассказу Алмуса, ее «извлечение» заказал местный работорговец. Официально работорговля в королевстве запрещена, поэтому действовал он этот тип по-тихому и чужими руками, привлекая к своим делишкам тех, кто владел магией. По его заказу такие «мастера» выдергивали людей из других миров, а уж работорговец потом превращал добычу в доходный товар. Очень удобно – несчастных никто не ищет, делай с ними, что хочешь. А если поймают на горячем, так сам он рук не марал, всю грязную работу сделали за него такие вот маги-недоучки типа Алмуса или взрослые, сидящие на мели колдуны. Чего не сделаешь ради денег, когда их нет.
Если верить мальчишке, он еще долго держался, отказывался до последнего, но, когда погнали с работы, где и так платили гроши, ничего другого не осталось.
Петровну должен забрать заказчик, когда узнает, что работа сделана. Алмус заявил Петровне, что никакого сообщения отправлять не будет, на вопрос о неустойке снова заюлил, но потом сказал, что конкретного срока исполнения не было, так что еще можно что-нибудь придумать. И это давало им небольшой, но все-таки шанс выкрутиться. И теперь, глядя на то, как старательно виновник отмывает кухню, Петровна раздумывала о том, что бы такое предпринять, чтобы вывести мальчишку из-под удара и самой остаться в живых.
– У тебя, даже дальних родственников нет? Дяди, тети? Бабушек? Дедушек?
Ответом ей послужил еще один тяжелый вздох.
– Нету. В соседнем королевстве жила вторая бабушка, мамина мама. Но она тоже умерла.
Схватив за хвост мелькнувшую в голове идею, Петровна спросила:
– А кто-нибудь кроме тебя об этом знает?
– Эээ… нет.
Мальчишка оказался понятливым, озадаченность на его лице сменилась робкой надеждой.
– Да, может получиться, – кивнув, ответил он. – Только вам придется очень хорошо притворяться.
– Об этом можешь не беспокоиться, – усмехнулась Петровна. – Лучше расскажи о вашем мире. И одежду для меня раздобудь.
– Одежда – это запросто, – обрадовался мальчишка, – у меня бабушкиной одежды целый сундук остался!
И он потащил Петровну на второй этаж.
Комнат наверху оказалось три. Одна – родительская – стояла закрытая, во второй обитал сам Алмус. Третья, тоже закрытая, когда-то принадлежала бабушке.
Бархатистый налет пыли густо покрывал пол, застеленную кровать, низенький столик с гнутыми ножками, уставленный какими-то бутылками, полку с коробками и массивный кованый сундук. Оставляя за собой следы, Алмус направился к сундуку, отпер замок и распахнул крышку.
– Вот, – произнес он, сделав приглашающий жест, словно банкир, предлагающий взглянуть на сейф, полный золота.
Приблизившись, Петровна заглянула внутрь. Взгляду предстали темные свернутые деяния, поверх которых лежали растоптанные сапоги немалого размера. Полная дурных предчувствий, Петровна двумя пальцами извлекла их, оставив в сторону, после чего развернула лежащую под ними вещь… и застонала. В темно-бордовый жилет мог с легкостью поместиться средних размеров бегемот – размерчик у почившей бабули оказался немаленький. Впервые за много лет Петровна ощутила себя дюймовочкой. Затем вспомнила про подругу Валентину – не зря, ох не зря та пыталась привить ей навыки шитья.
– Иголка с ниткой у тебя есть? – содрогнувшись от объемов работы, спросила она у Алмуса. О том, что Валентина всякий раз поражалась ее криворукости, она предпочла не думать.
– Зачем ножницы? – удивился Алмус. – Можно же и так, – он сделал неопределенный взмах рукой.
– Ну знаешь ли! – возмутилась Петровна, представив себя в чудовищном балахоне, надетом как есть, да еще с сапогами в придачу. – Я этот парашют на себя не надену!
– Да зачем?.. – растерялся мальчишка. – А что такое «парашют»?
И тут мальчишка ее удивил – взмахнул руками, пробурчал что-то невнятное, и бегемотские тряпки тут же уменьшились в размере. Цвет и фасон лучше не стали, но Петровна, облачаясь в обноски, утешила себя тем, что сейчас не до жиру.
– Неплохо, – с некоторой заминкой произнес мальчишка и протянул ей уменьшенные сапоги. Выглядели они по-прежнему гадко, но других не было.
– Ладно, – смирившись с чудовищным новым видом, произнесла Петровна, – с одеждой разобрались. Теперь мне нужна комната, бабушки в гостиной не живут.
Алмус захлопал глазами и, обведя взглядом комнату, произнес:
– Тогда вам придется жить здесь, – и торопливо добавил – Я все уберу! И пол вымою, и пыль сотру!
Петровну передернуло, комната была настолько пропитана усопшей старушкой, что, казалось, и сама она до сих пор находится здесь. От такого никакая уборка не спасет.
– А другой комнаты у тебя нет? – без особой надежды спросила Петровна.
– Только родительская. Но там вам точно не понравится.
Спрашивать «почему» у Петровны желания не возникло. Она чуяла, что это как раз тот случай, когда «меньше знаешь – крепче спишь».
– Ладно, – произнесла она, – уборка так уборка. Но советую поторопиться, я устала и хочу отдохнуть. Мне все-таки не пятнадцать.
И Алмус побежал за ведром.
В четыре руки они быстро привели комнату в божеский вид. Устала Петровна чудовищно, поясница ныла, руки и ноги отваливались. «А поликлиники с врачами в этом мире нет”, – подкралась подлая мыслишка, но тут же была отброшена по причине неподходящего момента.
В отмытом виде комнатка оказалась уютной (если выбросить из головы мысль о витающем духе покойницы). Заминка вышла только с постельным бельем – чистого комплекта в доме не нашлось, а Петровна, чей запас терпимости подошел к концу, напрочь отказалась спать на белье, на котором умерла бабуля. К счастью, Алмус вспомнил, что его после смерти меняли, и вопрос решился. О том, правду ли говорит мальчишка, Петровна постаралась не думать.
4
Был еще один вопрос, прояснить который Петровне хотелось как можно скорее. А именно – на что они будут жить. Вряд ли полторы тысячи российских рублей хоть что-нибудь значат в этом мире, а у мальчишки наверняка денег не было.
Петровна прилегла на кровать, дав отдых усталому телу.
– Если нет денег, надо их заработать, – заявила она. – Или что-то продать, – «например, себя», – мелькнула ехидная мысль.
Сидящий на сундуке Алмус вздохнул.
– Я уже продал, что можно. Остальное не берут.
– А что у тебя есть? – поинтересовалась Петровна, приподняв голову с подушки. – Что не берут-то?
Мальчишка задумался.
– Да так, ерунда всякая. Я бы тоже не взял. Книжек немного, какие-то старые настойки бабушкины…
– Не старые, а выдержанные, – оживилась Петровна. – А старые книги – это вообще клад. Бешеных денег стоить могут.
– Да какое там… – махнул рукою Алмус.
– Да ты просто торговать не умеешь, – заявила Петровна, садясь. Усталость испарилась, уступив место возбуждению. – Пойдем-ка оценим твои… наши владения.
– Ну пойдемте, – пожал плечами мальчишка, поднимаясь. – Хотя чего там оценивать, сами увидите.
Петровна отправилась за ним, но на пороге не выдержала и оглянулась – взгляд в спину был таким ощутимым, что между лопатками зачесалось. Конечно же, позади никого не оказалось. «Нервишки разыгрались, – подумала она, – неудивительно при таких событиях».
Поиски начались. Петровна с Алмусом заглянули во все углы, осмотрели все комнаты и кладовки. В чулане возле кухни обнаружили мешочек с мукой и кувшин с картофельным порошком, которому парень обрадовался, как лучшему другу, и пообещал приготовить чудесный ужин. Больше ничего съедобного не нашли.
Зато несъедобного оказалось немало: целый ящик флакончиков с вонючими жидкостями, горшок с отвратительного вида мазью, куча книжек со схемами, которые не то, чтобы понять, прочитать было невозможно. А еще старый баул со множеством застежек, три ржавые лопаты, огромный ботинок и плед, от которого воняло. Всё, кроме последнего, вызвало у Петровны небывалый энтузиазм. Отослав Алмуса готовить ужин, она занялась предпродажной подготовкой, решив для начала рассортировать добытые сокровища, а потом уж обдумать хорошенько, как их представить в выгодном свете и сбыть с максимальной выгодой.
Отвлек ее знакомый запах, от которого тотчас потекли слюнки. Петровна поняла, что зверски проголодалась. Она отложила ботинок и двинулась кухню.
– Вот, – улыбающийся Алмус указал на стол, где благоухала миска с жареной картошечкой, – прошу к столу!
– Сейчас, – не в силах оторвать взгляда от гастрономического пиршества, произнесла Петровна, – только руки вымою.
Когда она мыла руки, тарелка стояла перед ее внутренним взглядом, дразня поджаренными кусочками и заставляя сглатывать слюну.
Словно во сне, наскоро вытерев руки, она подсела к столу, наколола на вилку золотистый ароматный ломтик, отправила в рот и зажмурилась.
– Вкуснотища, – произнесла она. – Кто тебя научил так жарить картошку?
– Я не жарил, – засмущался мальчишка. – Это магия.
– Значит, ты талантливый мальчик, – подытожила Петровна, смутив его окончательно.
– Да не, я так… не очень, – тихо признался он. – Талантливых из академии не выгоняют.
Петровна хмыкнула.
– Всякое бывает.
– Это как? – удивился мальчишка.
Но ответ получить не успел – дверной колокольчик сердито звякнул, после чего раздался уверенный стук в дверь. Побледнев, Алмус посмотрел на Петровну.
Та поняла его без слов.
– Ну что ж, иди открывай. И предупреди наглеца, что бабушка, которая к тебе приехала, не любит лишнего шума.
Осторожно, словно хрустальную, Алмус положил вилку на стол и вышел из кухни.
5
Аппетит резко пропал. Проводив мальчишку до двери, Петровна ушла в гостиную. Разложенные богатства немного успокоили. Чтобы хоть чем-то себя занять, она взяла в руки ботинок и стала прислушиваться к разговору. Голос гостя, низкий и резкий, давил на слух. Мальчишка что-то отвечал, пытаясь выглядеть дерзко, но неуверенность все-равно сквозила. Понимая, что лучше не высовываться, Петровна принялась вертеть ботинок из стороны в сторону, разглядывая грязные бока, словно хотела отыскать знаки, способные помочь.
Громкость голосов резко усилилась, послышались шаги, и в гостиную, словно к себе домой, ввалился наглый высокий тип с недовольной физиономией. Уставился на Петровну, скривив губы. Этой наглости Петровна простить не смогла. Точнее, не захотела.
– Кто это такой? – игнорируя пришельца, спросила она у Алмуса. – И почему он вламывается в наш дом? – ботинок в ее руке угрожающе качнулся.
– Бабушка, это… это…
– Достаточно, я вижу, кто это, – перебила его Петровна, вложив в свой тон максимум презрения. – Я запрещаю тебе общаться с людьми, которые не умеют себя вести в чужом доме и даже не научились здороваться, когда входят. О почтении к пожилым людям я уже не говорю, – она наконец обратила свой взор на вошедшего и звенящим от негодования голосом, указывая на дверь, воскликнула: – Пошел вон!
Лицо гостя пошло пятнами, он впился в Петровну тяжелым взглядом, словно хотел прожечь в ней дыру, но та, разозлившись еще сильнее, тряхнула сапогом и рявкнула:
– Прокляну!
Наглец дернулся и, развернувшись, пулей вылетел из комнаты. Еще через секунду в прихожей оглушительно хлопнула дверь. И наступила тишина.
Петровна и Алмус молча смотрели друг на друга, не смея ее нарушить. Затем мальчишка хихикнул, и напряжение спало, словно выпущенный из воздушного шара воздух. Еще один робкий смешок, и вскоре они уже хохотали на пару, смакуя особо удачные места.
– Я думал, что он на вас заклятье наложит, – признался Алмус, когда они продолжили ужин.
– А он мог? – насторожилась Петровна.
– Конечно! Он сильный маг. Но, кажется, вы сильнее.
Петровна поперхнулась.
– Я этими штучками не владею, – произнесла она сердито. Осознание того, что могло бы произойти окатило ее запоздалой волной страха.
– Ой, рассказывайте, – рассмеялся Алмус. – Вы так искусно блокируете магию, что не можете ею не владеть.
– Чего? – Петровна замерла, так и не донеся вилку до рта. – Ничем я не владею!
– Да ладно вам, Бабазина! А как вы в подвале через силовые линии пентаграммы прошли? Должны были лежать неподвижно, а встали – и вперед. Я чуть с перепугу не умер!
– Какие силовые линии? Там был только мел, – растерялась Петровна.
– Мел – это проводник силы, – явно повторяя заученную формулировку, произнес Алмус. – Вы что, ничего не почувствовали?
– Нет. А что я должна была почувствовать?
– Непреодолимый барьер.
– Да не было там ничего, что ты мне голову морочишь!
– А в комнате, когда Схон вас проклясть пытался, тоже ничего не почувствовали?
– Ну почему же, – Петровна начала помрачнела, вспомнив высокомерную рожу гостя.
– Ну вот, – обрадовался Алмус.
– Почувствовала, что еще немного – и он получит в морду грязным ботинком!
Мальчишка растерянно захлопал глазами.
– Но как?.. Даже я почувствовал его заклинание. Как вы тогда его отразили?
– Никак, – буркнула Петровна. – Глупости все эти ваши заклинания.
– Вы бы моим родителям это сказали, – как-то уж слишком мрачно усмехнулся Алмус, улыбка его погасла.
– Они были магами?
– Магия их убила.
Пришел черед замолчать Петровне.
– Сочувствую, – только и смогла ответить она.
Картошку они доедали в тишине.
– Как думаешь, он нам поверил? – наконец спросила Петровна.
Алмус вздохнул.
– Не знаю. Посмотрим.
Незваный гость истратил все их силы. Разбор находок Петровна отложила до утра, мальчишка хоть и бодрился, тоже выглядел измученным, поэтому оба отправились на покой. И теперь, ворочаясь с боку на бок, Петровна никак не могла уснуть. А сделать это очень хотелось – в глубине души теплилась надежда, что произошедшее – всего лишь дурной сон. Стоит проснуться утром – и вновь окажешься дома.
Она уже почти задремала, когда на край кровати кто-то сел. «Переволновался ребенок», – подумала Петровна, открывая глаза.
Это оказался не Алмус.
Массивную полупрозрачную старуху в чепце и белом саване Петровна узнала сразу, по габаритам и суровому выражению лица. На портрете, найденном в сундуке, бабуля Алмуса выглядела также, разве что одежда была другая.
Сейчас покойница буравила Петровну взглядом, словно хотела проделать в ней дыру.
– Чего тебе? – рассердилась Петровна. Что за мир! Никакого гостеприимства!
– Самозванка! – прошипела старуха, угрожающе протягивая к ней полупрозрачные руки. Кольца на пальцах тускло светились.
– От самозванки слышу! – не осталась в долгу Петровна. – Твой внучек меня сюда притащил, ему и выговаривай! Смотри-ка, деловая нашлась! Да мне ваш мир и даром не сдался! – от возмущения Петровна даже села. Старуха внезапно успокоилась, убрала руки и вздохнула, плечи ее поникли.
– Да знаю я, знаю, – она отвернулась, глядя на сияющую в окне луну. – Глупый он, неразумный, не может один без присмотра. Я и так задержалась больше возможного, а теперь вот… – она развела руками, – застряла тут, в комнате. И все зря, меня он не видит, не слышит, да и не заходит сюда почти, а я по дому не могу двигаться, даром что всё вижу и слышу. Обидно, – по щеке, оставляя серебристую дорожку, скатилась слеза. – Ай, ладно, чего жаловаться, – старуха махнула рукой, – Я же зачем пришла-то, – проведя рукой по щеке, она повернулась к Петровне, – если уж ты тут, присмотри за внучонком. Тебя-то он видит, в отличие от меня. И послушается. А я буду тебе помогать, подсказывать что да как. Да и в мире нашем помогу освоиться. Он-то ребенок, взрослой жизни не знает, да и в наших женских делах не разбирается. Ну, что скажешь?
Петровна задумалась.
Посмотрела на ждущую ответа женщину. И согласилась.
– Вот и славно! – обрадовалась та. Даже светиться начала сильнее. – Тогда отдыхай, силы нам еще пригодятся, – и растаяла, словно сон.
Петровна еще долго смотрела в темноту, а потом и сама не заметила, как уснула.
– Уважающая себя женщина нижние юбки так не носит! – возмущалась бабуля.
Петровна, которая перед выходом в мир решила посоветоваться с ней по поводу наряда, уже тысячу раз пожалела о своей идее.
– Уважающая себя женщина вообще не напялит на себя этот кошмар, – буркнула Петровна, выпуская подвернутую юбку на нужную длину. – Как вы вообще это все носите? А главное, зачем!
– Чтобы теплее было. И удобней. Где у тебя ножны?
– Чего? – уставилась на нее Петровна. – У вас тут что, партизанская война? Какие ножны?!
– В сундуке посмотри, – не отреагировала на ее выпад Галкея (а именно так звали бабушку Алмуса). – Ищи кожаный ремешок с петелькой… Да нет же, это держатель для прически… Вон там, под пелериной посмотри… Да, да, это они! – найденному короткому черному ремешку она обрадовалась, словно старому другу. – Теперь пошарь на самом дне, там должен быть кинжал, – на лице ее появилось предвкушение. – Да нет же, это зажим для волос, сверток ищи! – старушка от нетерпения подскакивала на месте. А когда Петровна наконец откопала завернутую в ткань штуковину и развернула ее, на лице старушки разлилось умиление. – Ах, мой дорогой, как я по тебе соскучилась. Посмотри какая прелесть, Зиночка! Это мне покойный супруг подарил, сладких ему снов за небесными вратами. Ах, – она всплеснула руками, – сколько всего я пережила с этим кинжалом!
– Да зачем он нужен-то? – спросила Петровна. Мир за окном не выглядел настолько агрессивным, чтобы махать оружием.
– Как зачем?! – возмутилась Галкея. – А хлеба нарезать? А коренья нужные откопать? А нос утереть завистницам?
Утирание носа кинжалом сразило Петровну наповал. Собеседница сжалилась и решила прояснить ситуацию.
– Видишь ли, Зинаида, в нашем мире каждая уважающая себя женщина должна быть на высоте. И не только заботиться о семье и хозяйстве, но иметь достойный статус среди себе подобных. Мы не часто пользуемся кинжалами на людях, но если уж приходится, то ударить в грязь лицом не должны. Кинжал – это статус, и поэтому мой супруг позаботился о том, чтобы меня воспринимали как женщину обеспеченную и уважаемую, ценимую своей семьей. И теперь, – лицо ее приобрело торжественное выражение, – я передаю этот кинжал тебе. Пользуйся с умом. И не потеряй, а то изведу!
– А давай я его вообще брать не буду, – произнесла Петровна, с опаской глядя на блестящий металл со сверкающим на рукоятке камнем. Она всегда недолюбливала ножи, поэтому идея таскать острую штуковину, пристегнутую к ноге, ее совершенно не грела.
– Надо, Зина, надо, – вздохнув, произнесла Галкея, бросая прощальный взгляд на кинжал, – Бери, пока я не передумала. Без него у тебя в нашем обществе приличного статуса не будет.
– Да что мне кто-то под юбку будет заглядывать?
– Кинжал не под юбкой, он в сердце и в голове.
Содрогнувшись от представленного, Петровна сдалась и, пристегнув под коленом кожаный ремешок, сунула кинжал в ножны.
– Ну вот, – с довольным видом произнесла Галкея, – совсем другое дело!
Петровна посмотрела в зеркало и не заметила никаких перемен, кроме напряженно-брезгливого выражения лица. «Что ж, – подумала она, – если это нужно здешнему миру, то я в отличной форме».
К остальной части гардероба Галкея придираться не стала, и Петровна решила, что пережитые мучения – не самая большая цена за нужную информацию. И вскоре, перетащив в комнату ящик с безымянными пузырьками, вооружившись бумагой и карандашом, принялась составлять опись под чутким руководством бывшей хозяйки фармацевтических богатств.
Ассортимент оказался небольшим: – снотворное, омолаживающее и эликсир жизни. Бабуля Алмуса оказалась травницей и все варила сама. Многие зелья до сих пор оставались годными. Если немного над ними поработать. Сделать это предстояло самой Петровне, поскольку бабуля в нынешней своей ипостаси к варке зелий была совершенно непригодна, зато обещала помочь советами. Ободренная словом «немного», Петровна согласилась.
Алмусу, по просьбе Галкеи, про ночной разговор и бабулино присутствие в доме она не рассказала. Заверила, что умеет обращаться с травами и могла бы проверить эликсиры лично, если бы в доме имелась комната с котлом и ингредиентами. Мальчишка отвел ее в бабушкину зельеварную мастерскую, и Петровна принялась за работу.
Галкея приврала, «немного» заняло весь день и утомило Петровну до крайности. Зато обновленные зелья, подписанные и в протертых от пыли бутылочках, заняли места в ящике. Вместе с инструкциями.
На ужин была все та же волшебная картошечка, но на этот раз Петровна так устала, что даже не почувствовала ее вкуса. Поела и завалилась спать, собираясь прямо с утра отправится на рынок. И только уже засыпая, вспомнила, что собиралась с Алмусом сходить в город, осмотреться. «Ну ничего, – подумала она, улетая в царство Морфея, – завтра на месте сориентируюсь».
Вчерашний день дал о себе знать – утром Петровна проснулась разбитая и без сил. «Ну а что ты хотел, – ответила она Алмусу, когда тот спросил, как она себя чувствует, – годы – дело такое. Не переживай, сейчас сходим в город – развеюсь».
Поход в город и впрямь подействовал на Петровну освежающе. После того, как она чудом не попала под лошадь. Случилось это сразу после выхода из дома, поэтому дальше она шла собранная и бодрая, разглядывая новый мир во все глаза и с большим вниманием.
Все эти повозки, лошади, каменные дома, булыжные мостовые, люди в странных одеждах… Тут даже запахи были другие – вместо выхлопных газов пахло навозом. А еще жареным мясом, свежим хлебом, немного помойкой и чем-то еще, что Петровна не смогла распознать. Запахи менялись в зависимости от места, мимо которого они с Алмусом проходили.
Когда они завернули в переулок, помои на голову им тоже вылили. К счастью, промахнулись, и основная часть вылилась под ноги. Риск оказался оправдан – переулок вывел их прямо на рыночную площадь.
В маленьком городке и рынок оказался невелик – размером со средний супермаркет. Часть прилавков пустовала, за остальными расположился разношерстный народ со своими товарами. Петровна с Алмусом неторопливо прошлись между рядами. Алмус с любопытством глазел по сторонам, Петровна приглядывала место. Торговали всем вперемешку: тележные колеса соседствовали с пирожками, от запаха которых у Петровны мигом набежала слюна (и снова вспомнилась Валентина). Однако уже на следующем лотке на нее мертвыми глазами уставилась отрубленная свиная башка с лежащими рядом конечностями, и аппетит пропал.
– Рыба! Свежая рыба! – гаркнул торговец с соседнего лотка, взмахнув вонючей тушкой, которая была свежей не меньше недели назад, и Петровна потянула Алмуса дальше.
Беглый осмотр показал, что зельями на рынке почти не торгуют (ряды с бутылками местного алкоголя не в счет). Найдя свободное место в конце одного из рядов, Петровна забрала у Алмуса сундучок, водрузила на прилавок и, открыв крышку принялась ждать своего часа.
Час настал быстро – любопытная кумушка с корзиной, из которой торчала уже знакомая Петровне свиная голова, притормозила рядом с прилавком.
– Невероятный эффект, – слегка подавшись к ней, многозначительно произнесла Петровна. – Берите, не пожалеете.
– Приворотное? – заинтересованно спросила та.
– Лучше, – Петровна понизила голос.
– Эликсир богатства? – глаза женщины сверкнули.
– Лучше, – посмотрев по сторонам, еще более таинственным голосом произнесла Петровна.
На лице женщины вспыхнуло понимание.
– Да вы что! – вскрикнула она, прикрывая ладонью рот. – Неужто тот самый?..
– Именно, – кивнула Петровна.
– Беру два! – не спрашивая о цене воскликнула женщина и, достав кошель, протянула Петровне две золотые монеты. – Этого хватит?
Петровна задумалась, понятия не имея, сколько должно стоить «это».
Женщина расценила заминку по-своему, и Петровне на ладонь легла еще одна золотая монета. После чего, схватив два бутылька, радостная покупательница умчалась прочь.
– Что вы ей продали? – спросил Алмус, наблюдавший за происходящим со стороны.
– Понятия не имею, – честно призналась Петровна.
Пока она размышляла, что лучше сделать – сбежать, пока обманутая покупательница не вернулась, или остаться и продолжить, к ней подошла еще одна кумушка и негромко поинтересовалась, есть ли еще «то самое зелье».
– Какое «то самое»? – на голубом глазу поинтересовалась Петровна. – У меня большой выбор, – она указала на открытый ящик.
– Ну то самое… – замялась потенциальная покупательница, с жадным любопытством обводя взглядом ряды пузырьков.
– А, то самое, – сдалась Петровна, видя, что хитрюгу не расколоть. – Конечно есть. Вот оно.
Кумушка полезла в кошель и положила перед Петровной одну золотую монету. Петровна приподняла бровь и посмотрела на нее вопросительно. К золотой монете прибавились две серебряные. После чего, спрятав в ладони заветный пузырек, счастливая покупательница исчезла, уступив место двум новым, за которыми маячили еще три озабоченные женские фигуры.
Однако насладиться богатством Петровне не дали. Не успел поток страждущих иссякнуть, как возле прилавка возник унылый тип в сером мундире, с коротким жезлом в руках.
– Торгуем незаконными зельями? – произнес он лениво.
– С чего это вдруг «незаконными»? – возмутилась Петровна. – Обычные нормальные зелья.
– А у меня другая информация. Что у вас тут? – сомнительной чистоты палец указал на полупустой ящик с флаконами.
– Снотворное, омолаживающее и эликсир жизни, только и всего.
Проверяльщик скривился. Наклонил жезл вниз и вырвавшимся оттуда лучом, похожим на лазерную указку, провел по стоящим на прилавке бутылкам. После чего скривился еще больше.
– Ну, допустим. А разрешение на торговлю у вас есть?
– Есть, – Петровна достала из бокового отделения сундучка бумажку с подписью бургомистра и протянув ему с видом победительницы. Помня свой опыт торговли, она первым делом поинтересовалась у бабки Алмуса, нужен ли в этом мире какой-нибудь документ, и у Галкеи как раз таковой нашелся.
Тип в сером мундире брезгливо развернул бумагу, пробежался взглядом, и лицо его совсем скисло. Но уже через секунду глаза подозрительно засверкали.
– А лицензия от гильдии зельеделов? – прищурясь, произнес он.
Петровна поняла, что попала – откуда ей было знать про какие-то там гильдии? Однако, непредвиденных обстоятельств в ее прошлой жизни тоже хватало, а решалось большинство из них одинаково.
– Конечно есть, – уверенно произнесла она, достала бумажку с инструкцией (другой не нашлось), сложив ее вчетверо, опустила в получившийся кармашек пару золотых монет и протянула ее проверяющему.
Тот, не особо церемонясь, вытряхнул монеты на ладонь, посмотрел на них, развернул бумажку и произнес:
– Зрение у меня шалит, а почерк неразборчивый. Может это не лицензия, а мусор?
– Зелье для зрения могу предложить, – возмущенная такой наглостью, ответила Петровна.
– А мне зелье ни к чему, – ответил тот, глядя в упор на Петровну. – Я вижу, что это не лицензия. Думаю, мне стоит позвать патруль, – и он сделал вид, что уходит.
– Подождите, да вот же она! – Петровна схватила второй рецепт и ссыпав в него почти все оставшиеся монеты, протянула вымогателю, мысленно желая ему непроходящей диареи.
Тот нехотя принял подношение, взвесил на ладони для верности и нехотя произнес:
– Ну вот, другое дело. И нечего было время тратить. Можете трудиться дальше, я рядом. После чего, сунув добычу в карман, исчез в толпе.
«Вот куда надо идти деньги зарабатывать, – мрачно подумала Петровна, глядя ему вслед. – Ну ничего, авось еще наторгую». Но поток покупательниц иссяк, и Петровна с Алмусом отправились домой с несколькими монетами в кармане.
Впрочем, их хватило на то, чтобы купить хлеба, овощей и немного рыбы. Едой на пару дней они оказались обеспечены.
1
– Точно! – воскликнула Галкея, когда Петровна поведала ей о случившемся, – про лицензию-то я забыла! – Она нахмурилась. – Да, непорядок, она именная, тебе свою получать придется. Тут я уже не помогу. Хотя… – она выдержала драматическую паузу, – могу научить тебя варить зелья, ты сдашь экзамен – и будешь полноценной зельеваркой. Как тебе такое, а? – Она уставилась на Петровну с довольным видом. – Представь, у тебя и доход будет, и статус, и уважение в обществе!
– Ну не знаю. Здесь же поди магия нужна, а я ею не владею.
– Не хочешь, так и скажи, – обиделась Галкея, – ты, мол, бабка, видом не вышла меня учить, что с тебя взять, с покойницы. А то сразу «магии нету», ерунду всякую городишь.