Была весна, нам было по пятнадцать лет. Зимний лед простоял дольше обычного, и мы радовались, что можно снова выбраться наружу, к солнцу. Мы сбросили хитоны, легкий ветерок покалывал кожу. За всю зиму я ни разу не разделся, было так холодно, что мы снимали с себя шкуры и накидки, только чтобы быстро ополоснуться в углублении в скале, служившем нам купальней. Ахилл потягивался, разминая одеревеневшие от долгого сидения в пещере руки и ноги. Все утро мы плавали и гоняли по лесу дичь. Я ощущал приятную усталость в мышцах, радуясь, что снова могу пользоваться ими в полную силу.
Я глядел на него. Зеркал на горе Пелион не было – одна зыбкая речная гладь, так что себя я мерил по переменам в Ахилле. Руки и ноги у него были по-прежнему худыми, но теперь стало видно, как с каждым его движением перекатываются под кожей мускулы. Черты лица сделались тверже, плечи – шире.
– Ты повзрослел, – сказал я.
Он замер, обернулся ко мне:
– Да?
– Да, – кивнул я. – А я?
– Подойди-ка, – сказал он.
Я встал, подошел к нему. Он оглядел меня.
– Да, – сказал он.
– Как? – хотелось мне знать. – Сильно?
– У тебя лицо изменилось, – сказал он.
– Где?
Он коснулся правой рукой моей челюсти, провел по ней пальцами.
– Вот здесь. У тебя лицо стало шире.
Я вскинул руку, чтобы самому нащупать разницу, но что кость, что кожа – мне все казалось прежним. Он взял мою руку, прижал к ключице.
– И здесь ты тоже стал шире, – сказал он. – И здесь.
Он легонько дотронулся пальцем до нежной выпуклости, которая проступала теперь у меня из горла. Я сглотнул, и от этого движения его палец скользнул вниз.