Яркое солнышко заглянуло в окошко и разбудило Сережу.
Сережа протер сонные глаза и уже снова было прикорнул на подушку, как вдруг, что-то вспомнив, быстро приподнялся и громко произнес:
– Надо вставать! Ведь сегодня я поступаю в пансион.
Сережа проворно натянул чулки и башмаки и крикнул няню, чтобы она дала ему умыться. Вошла няня, полная, добродушная женщина, Домна Исаевна, бывшая кормилица Сережи, которую и он, и его шестилетняя сестричка Людочка любили, точно родную.
– Что в такую рань поднялся? – шутливо заворчала Домна Исаевна.
– Няня! – сказал Сережа, – разве ты забыла, что я еду сегодня в пансион?
Мама решила отдать Сережу в учебное заведение г-жи Власьевой полным пансионером.
Сережа целую неделю должен был проводить в пансионе и только по праздникам мог приходить в отпуск домой. Поступление в пансион составляло большое событие не только для самого Сережи, но и для всех домашних.
И няня Домна Исаевна, перестав ворчать на своего любимца, начала поливать из большого кувшина на руки Сережи холодную свежую воду.
Едва Сережа успел умыться, как вбежала его сестра Людочка и повисла у него на шее. Малютка рассказала брату о том, каких потешных маленьких человечков видела она во сне, потом – что Арапка, их большая комнатная собака, пришла ее будить рано утром и как няня рассердилась и прогнала Арапку. И Людочка, вспомнив, как потешно няня сердилась и гнала Арапку, рассмеялась.
Но Сереже было не до смеха. Он был очень озабочен предстоящим сегодня поступлением в пансион.
Он только улыбнулся в ответ и, помолившись Богу, пошел в столовую.
Мама была уже там.
– Здравствуй, пансионер! – ласково улыбнулась она мальчику и подала ему большую чашку с дымящимся кофе.
Сережа пил кофе, ел сдобные булочки и все время думал, как бы ему не опоздать в пансион.
Когда на больших столовых часах пробило девять, мама сказала:
– Ну, Сергунчик, собирайся, пора!
Он быстро оделся, поцеловал Домну Исаевну, погладил Арапку и вышел на лестницу в сопровождении мамы.
В ту минуту, когда няня Домна Исаевна собиралась закрыть входную дверь, послышался звонкий голосок Людочки:
– Подожди, Сергунчик, я хочу тебе что-то подарить.
Мама и Сережа молча переглянулись, а она уже стояла на площадке лестницы, примыкавшей к их квартире, и протягивала брату что-то тщательно завернутое в бумажку.
Сережа развернул бумажку и увидел однорукую маленькую куколку Людочки, ее любимицу Стешу.
– Зачем же ты мне ее даешь, Людочка? – удивился Сережа и хотел возвратить сестре куколку, но та возразила:
– Нет, нет, оставь, я тебе ее дарю. С ней тебе не будет так скучно в пансионе. Когда тебе станет скучно, ты с ней поиграешь.
– Да ты сама по ней соскучишься, Людочка, – пробовал Сережа уговорить сестренку.
– Нет, нет, – говорила Людочка и даже слезки навернулись на ее длинные ресницы, – я не соскучусь, ведь я останусь дома с мамой, Домной Исаевной и Арапкой, а ты один, среди чужих мальчиков, проведешь всю эту неделю. Так пускай с тобой будет хоть Стеша! Пожалуйста, Сергушек!
Сергушек взглянул на ее полные слез голубые глаза и вдруг крепко обнял сестрицу.
Кукла Стеша осталась у него.
Сережа старался быть спокойным, чтобы не огорчать маму, но во время пути от их дома, вплоть до самых дверей пансиона, сердце его щемило от страха.
Когда, в прихожей пансиона, седой сторож Вавилыч снял с Сережи пальто и пригласил последовать за ним, он совсем оробел и сконфузился.
Они прошли целый ряд больших и красиво убранных комнат, пока в одной из них не увидели невысокую полную даму, приветливо ответившую на поклон Сережиной мамы.
Это и была г-жа Власьева, начальница пансиона, в который поступил Сережа.
– Привезли сынка? – обратилась Власьева к маме. – Вот и отлично. Мальчик большой, пора учиться. Не хотите ли проводить его в класс?
Мама охотно согласилась на предложение начальницы, и они втроем пошли на ту половину, где помещались классы.
Длинный коридор очень понравился Сереже. «Здесь отлично можно бегать и играть в лошадки», – подумал он и пожалел, что Людочка не может бегать с ним вместе.
– Вот твои новые товарищи! – сказала начальница, обращаясь к Сереже, когда они вошли в класс, где сидели на скамейках за длинными столиками мальчики.
Отдельно, посреди класса, за маленьким столиком, сидел учитель, очень строгий на вид, с синими очками на носу.
Сережа с любопытством оглядывал класс, а мальчики, вставшие со своих мест при входе начальницы, в свою очередь разглядывали его.
Сереже стало неловко и грустно – ему нужно было прощаться с мамой, которую он уже не увидит целую неделю, до субботы, когда их на двухдневный отпуск распустят по домам.
Мама точно поняла, что происходило в душе мальчика. Она крепко обняла Сережу, перекрестила его несколько раз и нежно шепнула ему на ушко:
– Не скучай, мой мальчик. В субботу увидимся. Мне пора домой.
Сережа считал себя «молодцом» и всеми силами старался удержать набегавшие на глаза непрошеные слезы.
Он крепко поцеловал маму и обещал ей не скучать, быть умным мальчиком и прилежно учиться.
Когда мама в сопровождении начальницы вышла из класса, Сережа почувствовал себя ужасно одиноким.
Чтобы как-нибудь успокоить себя, Сережа стал разглядывать своих соседей. Некоторые из мальчиков были старше его, другие моложе.
Особенно привлек внимание Сережи рыжий мальчик, сидевший с ним на одной скамейке. Это был большой шалун и проказник. Как только отворачивался учитель, рыжий мальчик делал такие смешные рожицы, что, как ни грустно было на душе у Сережи, он едва мог удержаться от улыбки.
– Как тебя зовут? – спросил Рыжий.
– Сережа!
– Ну вот и соврал, – тихо, чтобы не слышал учитель, рассмеялся мальчик.
– Нет, не соврал, – даже немножко обиделся Сережа, – меня зовут так.
– А фамилия твоя как? – не унимался рыжий.
– Фамилия Горин.
– Ну, значит, тебя зовут Сергей Горин, а вовсе не Сережа! – захихикал Рыжий и добавил так, чтобы слышали сидящие кругом них мальчишки: – Ах ты, мартышка!
Сережа обиделся на данное ему прозвище; дома его называли Сереженькой, Сергунчиком, Сергушком, и слово «мартышка» ему очень не понравилось.
– Я вовсе не мартышка, – обидчиво возразил он рыжему. – Мартышки сидят в клетках в Зоологическом саду, а я просто Сережа.
– Нет, мартышка, – не унимался рыжий. – Скажите, пожалуйста, обижаться еще вздумал… Ах ты, гоголь-моголь ты эдакий!
– Грушин! – вдруг сказал учитель, – ты сам не слушаешь и другим мешаешь. Ступай в угол и стой, пока не окончится урок.
– Виноват, Алексей Иванович, – взмолился Грушин, – я больше не буду!
– Ступай в угол! – еще строже повторил учитель и так сердито поверх очков посмотрел на рыжего, что тот не посмел ослушаться и покорно встал у стены, рядом с большой черной доской.
Но он никак не мог уняться и стал показывать Сереже язык.
Учитель взял книгу со стола, подозвал к себе Сережу и велел ему прочесть первую страницу. Мальчик учился читать с мамой и старательно относился к этому. Для своих восьми лет Сережа читал прекрасно и заслужил похвалу учителя.
– Очень хорошо, Горин, – сказал тот, – молодец! Вот Грушин, – неожиданно повернулся он к стоявшему у доски Рыжему, который никак не ждал обращения Алексея Ивановича и от неожиданности прикусил язык, которым он дразнил Сережу, – вот с кого тебе пример надо брать! Такой маленький, а как читает, а ты меня перерос, а еще «Ч» от «Щ» отличить не можешь!
Сереже было и стыдно, и приятно от похвалы учителя.
«Вот бы мамочка услышала, как бы она порадовалась!» – невольно подумал мальчик.
Рыжий сердился и краснел. Он едва умел читать и слыл самым ленивым учеником в младшем классе.
Раздался громкий звонок: урок кончился.
Лишь только учитель вышел из класса, как все мальчики вскочили со своих мест и окружили Сережу:
– Кто ты?
– Как тебя зовут?
– Кто твой отец?
Сережа едва-едва успевал отвечать на вопросы и робко косился на новых товарищей.
– А ты Москву видел? – неожиданно подскочил к нему рыжий, и прежде чем Сережа успел опомниться, он схватил его обеими руками за голову и высоко поднял в воздух.
Рыжий был много выше и сильнее Сережи.
Он почувствовал боль, его уши горели и ныли в цепких пальцах Грушина, но Сережа, однако, сделал над собой усилие и не заплакал.
– Вот тебе Москва, вот тебе Москва! – приговаривал между тем рыжий мальчик, в то время, как остальные пансионеры громко смеялись.
– А бороться умеешь? – неожиданно подскочил другой мальчуган одного возраста с Сережей, плотный, коренастый, с забавным вихром на лбу.
За этот вихор мальчика Мишу Викторова прозвали Петухом.
Своей драчливостью, громким голосом и задором, он, действительно, походил на эту птицу и как нельзя лучше оправдывал данное ему прозвище.
– Хочешь бороться? – еще раз крикнул Петух и, не дав опомниться Сереже, плотно обхватил его за талию, стараясь повалить на пол.
Завязалась борьба. Мальчики встали полукругом и с живым интересом смотрели на борющихся. Некоторые были уверены, что победит Миша, другие стояли за Сережу.
Если Петух брал силой, то Сережа отличался ловкостью и изворотливостью, и победить его было не так-то легко. Вот-вот, казалось, осилит Петух и Сережа упадет побежденный, но в ту же минуту он делал быстрый прыжок, выскальзывал из рук Миши, и снова возобновлялась борьба к необычайному удовольствию маленьких зрителей.
Пот с обоих мальчиков катился градом.
Оба они, красные от усилий и волнения, кружились на одном месте. Наконец, Сережа начал, видимо, осиливать… Еще немного, и он останется победителем…
Но в ту самую минуту, когда Миша был в руках Сережи, Рыжий, следивший все время за борьбой, незаметно выступил вперед и подставил Сереже ногу.
Сережа не заметил в пылу борьбы поступка Рыжего, споткнулся о подставленную ему ногу и упал, сильно ударившись головой об пол.
В одну минуту Петух был на его груди и торжествующе оглядывал всех товарищей.
– Браво, Петушок! Браво! – кричали они и хлопали в ладоши; громче всех кричал Рыжий.
– Прочь с дороги! – внезапно прозвучал грозный окрик, и хорошенький белокурый мальчик лет девяти вскочил в круг.
– Петух! – гневно кричал мальчик, – ты не воображай, что победил Горина: я отлично видел, как Рыжий подставил ему ногу!
– Принц врет! Не верьте, братцы! – оправдывался Грушин, пойманный и уличенный на месте.
– Нет, Принц не врет никогда, – вступился бледный, худенький мальчик и с восторгом посмотрел на белокурого Принца.
А тот помог подняться Сереже, обчистил на нем запылившуюся во время борьбы курточку и, протягивая ему руку, сказал:
– Здравствуй! Меня зовут Котей Вакулиным, а они прозвали меня Принцем, – и он кивнул в сторону товарищей. – Зови и ты меня Принцем, и будем друзьями!
Сережа, сконфуженный, стоял напротив своего покровителя и смотрел на него восхищенно.
У Коти Вакулина были длинные белые кудри, голубые ясные глаза и умное лицо. Прозвище Принца как нельзя лучше шло к нему.
Мальчики притихли при появлении Коти и теперь, видя, что тот принял новенького под свою защиту, стали понемногу расходиться.
Звонок возвестил начало другого урока. Антонина Васильевна Власьева, или Пушка, как ее называли мальчики за ее полную фигуру и чрезвычайно грубый голос, вошла в класс.
Она сама давала уроки арифметики маленьким пансионерам и была весьма строга.
При ее появлении стало так тихо в классе, что слышно было, пожалуй, как летали мухи.