В угаре стонет комната
Жаром вечерних симфоний.
Близостью переполнены
Площади потных ладоней.
Нагло, уверенно кривятся
Губы дразнящей малины,
Дерзкие, выпрыгнуть силятся
Зрачков дельфиньи спины.
И обнажив стволы рассержено,
В окне, как внезапный спазм,
Лес осенний растерзанный,
Редкий, как женский оргазм.
Ладьями стучат кровати,
Мы тянем тяжелое бремя
И будильника глаз кошачий
Льёт горячее терпкое семя.
Но на атласно бархатной пашне
Пахать уже не в силах,
Тот, у кого борщом вчерашним
Стынет кровь в холодеющих жилах.
Тот, кто опухшее личико
Прячет за бруствер кровати,
Когда правят бретельку от лифчика
Как лямку у автомата.
И опять, пока красуется
Жёлтый месяц за стеной,
Падший ангелок целуется
С совестливым сатаной.
***
Но вот дойдя до точки,
Как по башке кирпич,
Без фиговых листочков
Проржавленный Ильич.
Как снимок на комоде,
Мочалкой борода
И в караульном взводе
Застыли два бедра.
Немыслим мир, немыслимы подобья,
Немыслимы объятья естества,
Когда горячие тугие гроздья
Вдруг тронет трепетно рука.
Когда шелка, протяжные как стоны,
Вдруг зазвенят серебряной струной
И тела жар, как взорванный плутоний
Раздавит нас ударною волной.
Немыслим аромат душицы,
Смертельна мятная трава,
И шепот фибриол ложится
Росой на влажные тела.
Твоя любовь прохладных два крыла
Два ангела – добра и зла,
Не разобрать, не различить,
Что будет ранить, что лечить.
Рука тяжёлая усталая
Ласкает прядь дождём намоченную,
А ты красивая и шалая
С глазами порочными, губами порочными.
А ты, как вишня скороспелая
Невестою в цветах заснежена
Порой до безрассудства смелая,
Порою тихая и нежная.
Душа восторгом околдована,
Когда мне самому не верится
До исступленья зацелована
Плеч смуглая владелица.
Когда движеньями ленивыми
Зеленоглазая красавица
С ногами стройными и длинными
Пантерой за добычей тянется
Она живёт пока целуется,
Её движения отточены,
Когда передо мной красуется
С глазами порочными, губами порочными.
тебе досталась радость одна
настоящая, без утайки,
животика моего желтизна,
да спадающая вечно майка…
достались также сплетения кос,
губ ещё вот привкус горький,
и конечно отблески звёзд
с недорезанной лунной долькой…
Вот мой герой. «Хэллоу, допрый фэчер…»,
Он пьян однако, нынче много пьют,
Но всё же он припёр на эту встречу
Корзинку снеди и бутылку «Брют».
Уселся в кресло, просто страшный случай,
Хотя не наглый вроде бы совсем…
Спортивный мачо в упаковке «Гуччо»
На тарантасе «аудяха семь».
Совсем не смелый и хороший даже,
Зовёт уехать в тёплую страну,
У них там видишь ли… давно мечтает каждый
Иметь покладистую русскую жену.
Плейбой с обложки, все подруги сохнут,
Наперебой они его кадрят,
Но только нету никакого толку,
Не замечает он других девчат.
И снова «Энни, ты уже готофа?…»
Ведёт в театр, а потом в кафе,
По русски будет пить до полвторого,
А после ехать сильно «под шофе».
Гаишники лишь провожают взглядом,
Как обгоняет всех авторитет,
Он – мой герой, сижу я молча рядом
И думаю: уехать или нет?
Ты так чиста, наивна и внимательна…
Так непрактична шеи белизна,
Губить тебя совсем необязательно
Ты крылья обожёшь себе сама.
А я пытаюсь пошутить, подначиваю,
Короче: настоящий onyx,
Я на тебе невольно оборачиваюсь,
Как к солнцу обращается подсолнух.
А я, как чемодан оставленный,
Всё жду хозяйской ласковой руки,
Так шут придворный, Борджией отравленный,
Обязан даже при смерти шутить.
Я чувствую и даже где-то знаю,
Что повторится этот день опять
Жаль только: я почти что умираю,
Когда один укладываюсь спать.
Жаль только: ты сюда послушай,
Кошмаром давним позабытых снов
Красивой недоступной шлюхой
Проходит мимо первая любовь.
Проходит мимо…
Я её окликну
Сожму пустеющий прострелянный карман,
В который раз проникнусь я и влипну
В безперспективный розовый роман.
А силы эти…
Брать-то их откуда?
И выхода опять похоже нет
И бьётся пульс, как разбивается посуда
О самый в мире безнадёжный парапет.
Так чувствуя и даже где-то зная,
Какой бывает жесткою кровать
Я всё же безнадёжно умираю,
Когда один укладываюсь спать.
Когда все звёзды поутру растают
Взгляни, красавица, в окно
И ты увидишь: мимо пролетают
Загадочные НЛО.
И ты узнаешь: рейс Анадырь-Сочи
Отложен, на дворе зима
И холодом январским наплывает
Свинцовая тяжелая тоска.
Но ты принцессой шествуй в зазеркалье,
Далёкая и близкая для всех,
Как вечная волнующая тайна,
Как этот тающий пушистый смех.
И наши встречи – всё же избавленье
От скуки что-ли, мелкого снежка…
Они, красавица, как украшенье
На атласе студёном января.
Грифон кассет брошенных оземь
Пружин спряженья гнут одно:
Ты не пришла ни в семь, ни в восемь
И время жутко напряжено.
Ты не пришла, дней остроглазьем
Съедены дочиста страхи, а там
Призраки серые наглые лазают
По тёмным аллеям, по тёмным кустам.
Призраки робких надежд и страданий
Пулей навылет слуга ваш убит,
Пулей горячей нескромных желаний
Ну и конечно горячей любви.
С кем ты? И где ты? Эти спряженья
Плавят упрямо тугие мозги…
С кем ты и где ты? Нить напряженья
Рвётся в холодной бездонной ночи.
Над пепелищем кружат грифоны
Кружат и кружат смертельным огнём
И сложив крылья падают оземь
В кровь разрывая сердце моё.
Стол обглоданный обеденный,
Нуждою жизненной объеденный,
На стакане солнца лучик
И горячий сладкий супчик.
Такая вот обрыдлая картина,
Да ещё в твоих лёгких
Кораблик лёгкий,
Плывущий в облаке никотина.
Да ещё твои глаза,
Огоньками болотными Эльма
Зовут и манят меня
В колдовское логово ведьмы.
Лягу, лягу тебе назло
Баластом атомной лодки
На самое гиблое дно
В океане вина и водки.
Станет тело в глубинной толще
Доступней для ласк и проще.
Наконец-то станет неприлично
Лапать бёдра чужие привычно.
И стол обглоданный обеденный,
Нуждою жизненной обедненный,
Плотиком лилового тумана
Нас вынесет на берег океана.
Вчера, из глубины веков,
Вдруг налетела стая облаков,
Средневековый шум базаров,
Дыханье динозавров.
Я вдруг увидел, как в окне
И наяву, а не во сне,
По водной глади наискось
Шагает по делам Христос.
С небес, с далёкой стороны
Грозятся слуги сатаны,
Среди страданий, плача, гула
Я видел пляски Вельзевула,
В огне, в дыму, в который раз
Его восторг, его экстаз.
И выше непонятный бог
Не очень стар, но очень плох
И ангелы скромны, стыдливы
Короче, что там?! Херувимы!
И в этом мире, в груде дней
Я проживаю меж людей,
Как мессия с небес сошедший,
То ли ребёнок, то ли сумасшедший.
Для урожайного лета
Я зол черезвычайно
Недостроенностью неба
И холодом чая.
Облаков вербовщик дырявый
Уткнув нос в холмы
В лес сырой и корявый
Тащит забытые сны.
Город – торт недоеденный,
Так противен и сладок так,
Отрыжкой послеобеденной
Тычет в ноздри прогорклый смрад.
Тоскливая женская очередь
Мажет взглядом-повидлом,
А рядом прыщавые дочери,
Пока не замужем, как видно.
И эти плети женских рук,
В сплетенье вен оттянутых,
Расскажут правду, не соврут
О днях, как век растянутых.
В разгар урожайного лета
И пепла любви вчерашней
Я зол, и злости приметы
Подобны всем дням пропавшим.
Осень, снова эта осень,
Надоевший охровый наряд
В обнажённых силуэтах сосен
Меланхолий вертикальный ряд.
Гул машин, он поутру так зычен,
Серость неба страшно тяжела
И по детски чужд и непривычен
Холод запотевшего стекла.
Ничего не происходит, вроде,
Лишь газоны в иней серебря
Осень вдовушкой печальной ходит
В жёлтом сарафане сентября.
Ну, а люди? Всё подай им сухость
Нежность лета, тёплые края…
Вообщем обывательская глупость
Вечная житейская стезя.
Что же дальше? Будьте милосердней
Надоела? Это не беда.
Скоро к нам хозяйкой привередной
Снизойдёт суровая зима.
Увы, иллюзий не питаю
Я, в отношении встречающих,
Всё чаще с грустью замечаю
Ассимметрию лиц окружающих.
Всё чаще трудней удержаться
Не двинуть кому-нибудь в морду,
Всё чаще быть и казаться
Становятся антиподами.
К тому же, давно замечаю,
(Вот ведь какая оказия!)
Все реже меня посещают
Эротические фантазии.
Всё реже хочу улыбнуться
И мне – не улыбаются,
Всё реже хочу обернуться,
Хочу, да не получается.
И вот через эти мгновения,
Как шлейф дирижабля горящего,
Всё чаще живу сновиденьями,
Всё реже по настоящему.
В холодных чистых росах
Течёт река из рукава
Осенний жолтый посох
Преодолев едва.
Лёгкие летние вина
Выпиты тёплым дождём
Тронуты руки рябины
Ярким пунцовым огнём.
Ломит томится и стонет
Всласть заливая края
Тёплая сладкая дыня
Вяло текущего дня.
Мягкою, мягкою лапой
Душу дымами пьяня
Жухлой осеннею мятой
Стелет багрянец земля.
Тихо покойно и странно
Бродит земная печаль
Двигая осенью плавной
Хрупкий прозрачный хрусталь.
Дощатый потолок,
увядшая сирень
И лёгкая тоска
дождём навеяна,
Мы так легки и даже выпить
лень
Бутылку липкую
дешёвого портвейна.
Мы – одуванчики и ветром
снесены
К вершинам гор
в заброшенное плато,
Мы в этот мир, как фрески
внесены
И сразу видно: гениален
автор.
И кто-то смотрит
смотрит свысока,
Сощурив глаз из поднебесной
сини,
Как плавают уставшие
тела
В сладчайшей заводи
медовой дыни.
Солнце выкатив прямо
Утром из распахнутого окна
Этот день багряный и пряный
Наехал нагло на меня.
Наехал стриженным газоном
И вечной спутницей косьбы
Наехал смешанной с бензолом
Арбузной свежестью травы.
Так нереально невозможно
В окне синеет простыня,
Невнятна и неосторожна
Чудовищная глубина.
И бронхиоль вздымая чаще
Слежу, как плавно за окном
Пластает этот день на части
Голубка розовым крылом.
Так славно мною озадачен
В своей житейской череде
Обычный день так много значит
В безумной звёздной чехарде.
Роняет мир брильянтовые слёзы,
Под шорох шин летящего авто,
Мы мчимся километров сто
Пронзая ночь и звёзды.
Мы мчимся вдаль. Лишь одиноко,
Как заплутавший журавель,
Луны сияющей качель
Заглядывает сбоку.
Мы мчимся. Ты молчишь устало,
Всё сказано сплетеньем рук
И тени будущих разлук
На нас нечаянно упали.
Мы отдаляемся. И скорость
Обратно скорости любви,
Мы уступаем без борьбы,
Так обречённо и так скоро…
Роняет мир брильянтовые слёзы,
Гудит мотор, стучат сердца,
И нету видимо конца
Разлукам и погасшим звёздам.
Сомненья вечные нас только портят.
Мы смотримся в свою судьбу,
Как женщины ревниво смотрят
На молодость и красоту.
Где оступился? Всё переиначил,
Сказал не то, затеял канитель?
Не ту поцеловал, не ту подначал
И, наконец, не с тою лёг в постель.
Оставьте право. Дохлая верига.
Случайная помарка дневника,
Хотя учтите: эта книга
Читается взахлёб или никак.
Матрицей всех кругов ада
В жарком полумраке сладких снов
На губах твоих размазана помада
Географией запретных островов.
На плечах твоих нежнейшая малина
Манит так забыться и уснуть
Тянет, тянет васильково-синий
Омут с наслажденьем утонуть.
Тянет, дьявол, так чертовски тянет
Кажется: у этой вот черты
Небеса разверзнутся и грянет
Гимн несостоявшейся любви.
Матрицей всех кругов ада
В жарком полумраке сладких снов
На губах твоих размазана помада
Географией запретных островов.
О, боже, как печальны и неправы
Дороги смерти траурные тратуары!
Как неправы страдания и боли
И немощь старческая всех неправа боле.
Болезнь, уродство, катаклизм
И холод бесконечных зим.
Любовь, за то, что не пришла
Тысячекратно не права.
И гениальность мне не дав
Господь, ты дьявольски не прав.
Сегодня Луна заблудилась впотьмах
И блюдцем разбитым плыла в небесах.
Плыла одиноко, хотела уйти,
Но нет для дурёхи иного пути.
И плакал и капал всю ночь до утра
Цианистый калий каплей дождя,
И пачкала сажа ночного окна
Щекой бархатистой тебя и меня.
И где-то под крышкой златого ларца
Бельчонками бились наши сердца.
Слетали минуты и тихо текли
В потайные реки, покойные дни.
Мы плыли бездумно качаясь едва
Роняя небрежно цветы и слова.
И синяя птица, ты посмотри,
Велась и давалась и ела с руки.
У ауры моей зелёные глаза
И вид довольно растрёпанный,
Она так ветренна и непостоянна.
Она всех заедает,
задавливает,
задевает,
Всё целит локтем в глаз и попадает.
Смеётся нагло так, как негр на Бродвее
И даже наглее.
За всяким столом ноги задирает,
Всегда самонадеянна, всё знает
И хотя частенько ленится,
Но зато ужасно любит выпендриваться.
А как капризна она и изменчива,
Ранима как и нежна,
Что кажется: она не просто женщина,
А трижды пострадавшая вдова.
Спокойно не даёт пожить,
Постоянно брюзжит и ропщет,
А ещё, сволочь, любит тащить
Обнажённое тело на площадь.
Хочется ей, чтоб блестела слеза
И умилялись в ликованье
Вон те персидские глаза
Блондинки на диване.
Вот так живу с ней пока что,
Героиней новеллы Бокаччо,
Проделки все терплю и вижу,
Что я люблю её и ненавижу.
У снов сомов покой тягуч и вязок,
Желтеет илистый песок
И где-то здесь, под сенью грустных вязов
Струится времени поток.
Мы где-то здесь. Мы так неосторожны…
Случилась жизнь, мы не готовы к ней.
Желанья нереальны невозможны,
Как нереальны сны прошедших дней.
Слетая с рельс к подножию Олимпа
И чувствуя его запретный жар
Офелии глаза желты олифой
Бесстыдно плавя сладостный нектар.
И проживая и творя мы где-то,
Здесь так комфортно ввинчиваться в стресс,
Здесь, на планете, где живут поэты
И, слава богу, много поэтесс.
В безумном барельефе безделушек
Мир на мгновенье стал нормальным, а потом
Вновь завертелся и слетел с катушек,
Как вылетает из ядра протон.
А мы детьми элитнейшего клана
Российскою обочиной дорог
Бредём себе шепча упрямо
Пороль бессмертных гениальных строк.
Попав под прицельный огонь этих глаз
Я тут же притих, я тут же погас,
Под этим прицельным огнём наповал
Я, насмерть сражённый, с улыбкой стоял.
Щутя и не целясь, стянув лишь перчатку,
Владелица чар выбивает «десятку».
И раненым вепрем по белым снегам
Я медленно падаю к стройным ногам.
Вот так начинался тот роковый день,
А с ним, чёрт возьми! и пожизненый плен.
Осенним утром сладко вспомнить,
Как ты со мною рядом шла
И облака на колокольне
И золотые купола.
На синем небе брызги солнца
В летящем золоте полос
Насквозь пронзающие бронзу
Твоих незаплетенных кос.
Достойным стань или погибни,
Так завлекая и маня
Глаза – тропические ливни
Хлестали наотмашь меня.
И где-то заскрипев ворота
Пытались тщетно удержать
Желаний мощную когорту
Ласкать тебя и целовать.
А ты беспечно щебетала,
На пальце раскрутив очки,
И с наслаждением вонзала
В асфальт тупые коаблучки.