Я остановилась на секунду перед контрольно-пропускной аркой – дала себе целую секунду, чтобы передумать. Но после сделала шаг вперед.
Вопреки моим ожиданиям, здесь не было многолюдно. Точнее, я шла в полном одиночестве от арки до пункта приема заявок и сжималась под взглядами солдат с обеих сторон от дорожки. Они ко мне особенного интереса не проявляли, просто стояли на своих постах. А может, и вовсе не были людьми – я не осмелилась посмотреть ни одному в лицо, чтобы в этом удостовериться.
Стеклянная дверь бесшумно отъехала влево, пропуская меня внутрь. Мужчина лет пятидесяти подавал заявление. Его присутствие вызвало облегчение, а то я уже начала придумывать себе, что пришла не вовремя, перепутала приемные часы. И тем не менее безлюдье пугало и заставляло вновь усомниться в своем решении. И как раз когда я оглянулась к дверям, регистратор окликнула:
– Девушка, вы следующая?
Подошла к стойке и положила перед ней карту идентификационного кода, притом сопровождая взглядом мужчину, которого солдат провожал в другие, внутренние, двери.
– Ината Нист, двадцать один год, – читала женщина с устройства после того, как вставила туда мою карту. – Социальный ранг – восемь. Хронических заболеваний нет. Склонности к антиобщественному поведению нет. Сто шестьдесят семь сантиметров, пятьдесят килограммов, естественный цвет волос – блонд песочного оттенка, естественный цвет глаз – серые, – она глянула на меня, сопоставляя. – Химических изменений не проводилось. Предыдущее место работы – кафе «У дороги», должность – официантка. Пожалуйста, Ината, приложите сюда ладонь для снятия отпечатков, – она сделала паузу, чтобы я выполнила распоряжение, затем продолжила так же размеренно: – Пожалуйста, Ината, посмотрите сюда – компьютер просканирует сетчатку глаза.
До сих пор ничего страшного не произошло, но я дрожала от волнения. Женщина эта говорила монотонно, явно принимает не первое и не сотое заявление. Но она определенно человек, а не робот: видно, как дрожат ее ресницы и как углубляются морщинки возле рта, пока она ждет исполнения своих просьб.
Только после полной уверенности в моей личности, регистратор произнесла:
– Добро пожаловать в Центр Научных Исследований, Ината. Прошу заполнить форму. Я расскажу вам основные правила…
– Я знаю правила, – впервые подала голос я, от волнения ее перебив.
На этот раз показалось, что женщина улыбнулась – бегло, едва заметно.
– А я знаю, что вы знаете. И все равно их вам расскажу. Потому что когда вы поставите подпись на заявлении, будет уже поздно что-то менять. Так разве плохо, если я вам расскажу правила, которые вы уже знаете?
Я усмехнулась:
– Вы будто меня отговариваете.
– Безусловно, нет. ЦНИ работает во благо всего человечества, и нам нужны добровольцы. Но добровольцы потому так и называются, что приходят в систему по доброй воле. Ваше оформление – это расходы. Зачем системе нести расходы, если вы быстро передумаете, и придется оформлять нового сотрудника? Вот поэтому желательно принять решение взвешенно.
Я все-таки оглянулась. Да, с добровольцами, мягко говоря, не густо – хоть я и сама скептически относилась к этому варианту, пока не прижало, все равно казалось, что желающих будет много. Ведь можно выполнять почти ту же самую работу, что в мегаполисе, а получать за это в два раза больше! Я могла бы устроиться сюда той же официанткой, как работала в последние три года, и зарабатывать уже не гроши. Но люди опасаются неизвестности. Впрочем, как и я.
Регистратор, не дождавшись моего ответа, начала инструктаж – будто читала с листа:
– Вот тут бланки заявлений для первого и второго уровня доступа. Вы сможете уйти из системы первого числа каждого месяца по предварительному заявлению. Стандартный контракт составляется на пятнадцать лет и продлевается ежемесячно при отсутствии вашего заявления об уходе или переводе на другие уровни. Работа в обслуживающем персонале, вам подберут такие задания, которые соответствуют вашим навыкам, и…
– Простите, – снова перебила я. – Меня интересуют другие уровни.
Она внимательно посмотрела на меня, но после паузы продолжила на той же ноте:
– Вот бланк на третий уровень. Находясь в системе, вы сможете написать заявление на повышение уровня доступа вплоть до максимального – пятого. Вы сможете уйти из системы первого числа каждого месяца по предварительному заявлению. Стандартный контракт составляется на пять лет и продлевается ежемесячно при отсутствии вашего заявления об уходе или переводе на другие уровни. После увольнения вы лишаетесь права снова подать заявление в ЦНИ. После увольнения с третьего уровня и выше вам проводят полную очистку памяти за все время трудоустройства во избежание распространения секретной информации. Работа в обслуживающем персонале, в лабораториях, в качестве подопытного – вам подберут такие задания, которые соответствуют вашим навыкам, и…
Всё это я уже знала. Агитационные ролики крутились по всем телеканалам. Мы могли видеть в таких роликах вышедших из ЦНИ – живые, здоровые и сильно поправившие свое финансовое положение мужчины и женщины. И они ничего не помнили о том, что с ними здесь происходило. Я лично не слыхала ни об одном случае, когда из системы не возвращались вовсе или возвращались инвалидами. Нет, это были те же люди, которые знали только, как несколько лет назад вошли в контрольно-пропускную арку, а потом оттуда вышли. И несмотря на то, что я не могла назвать ни одного примера каких-то ужасных последствий, это было страшно. Страшно – когда что-то в тебе начисто стирают, будто и не было. Потому здесь и не наблюдалось ажиотажа, несмотря на отличную зарплату.
Отважилась я на такой шаг от безысходности. Окончив школу, сразу устроилась работать и старалась не мечтать об университетах. Быть может, из меня вышел бы неплохой инженер – я подавала надежды в математике, но возможности осуществить мечту не было. Мой отец никогда не заработал бы столько, чтобы оплатить мне послешкольное образование. Но мы с ним жили неплохо, старались не жаловаться на скудный быт и тяжелую работу. А потом отец заболел. «Условно-излечимое заболевание», как обозначили медики, перевернуло нашу жизнь с ног на голову. В настоящее время неизлечимых заболеваний не осталось, но в восьмом социальном ранге ни у кого нет средств, чтобы оплатить лечение всех болезней. И вот только тогда я решилась на отчаянный шаг. Мамы не стало очень давно – она тоже умерла от условно-излечимого, отец растил меня в одиночку. Ему только сорок пять, если сейчас отыскать деньги, то он сможет прожить до глубокой старости.
Отец высказался резко против моего решения, но мне оно казалось однозначным. Да, меня не будет с ним рядом, возможно, целых пять лет. Да, я из этих пяти лет ничего не вспомню. Зато потом вернусь, и мы с ним все наверстаем. Я выйду замуж, рожу ему внуков – и тогда он сам скажет, что пять лет моей жизни того стоили. Или не скажет. Зато я точно буду так считать, а этого достаточно. Первый и второй уровни доступа не требовали удаления памяти, но и зарплата там была не так велика. Начиная с третьего уровня доходы уже зашкаливали, их на лечение должно хватить. Люди не шли в ЦНИ, предпочитая оставаться в бедности, только из-за обоснованного страха – и теперь, находясь всего в шаге от главного решения, я их страх тоже разделяла.
Когда женщина замолчала, я пододвинула к себе бланк третьего уровня и уточнила:
– Можно вписать счет моего отца для перевода денег?
– Безусловно. Вы не сможете общаться с ним, пока не выйдете из системы, но для волнений оснований нет – деньги будут переводиться ежемесячно строго по графику.
Я задумалась, припоминая важную для себя информацию, которая тоже звучала в агитационных роликах:
– Извините, я могу попросить аванс? Например, оплату за полгода вперед – при условии, что подпишу заявление о том, что не уволюсь в течение этого времени.
– Безусловно. Но заявление об авансе вы сможете написать через неделю после входа в систему.
– Спасибо.
– Заполняйте, Ината, если уверены, – и она отвлеклась на какие-то записи в мониторе.
Безмолвный солдат провел меня через дверь и зашагал впереди по коридору, гулко стуча каблуками. Ноги у меня немного дрожали. Не помогали убеждения, что всего лишь через месяц – если тут будет совсем невыносимо – я смогу уйти. Не помогали – потому что не было ни одного свидетеля того, что в этих лабораториях на самом деле происходит. И не умоляли ли люди в свое время отпустить их? Но ведь все равно они этого не помнят – не буду помнить и я. Так какая разница?
Еще один пролет, и новый коридор – холодно-серый. Очередная дверь, перед которой мы остановились. Солдат мягко подтолкнул меня в спину, и дальше не пошел. Там оказался уже другой – почти с тем же самым лицом, похожий на предыдущего как родной брат. И он тоже двинулся по коридору молча, ведя меня все дальше и дальше от нормальной жизни.
На третьем уровне, где меня принял уже третий военный, стены оказались металлического оттенка – очень неуютно. Но здесь появились предметы декора, а не только голое полотно с одинаковыми дверьми. Кое-где я даже разглядела картины на стенах и доски с объявлениями – наверное, отчеты ученых или графики работы персонала. По пути нам попались два старичка, не обратившие на меня никакого внимания, поскольку были увлечены душевным спором. Какая-то рыжая девушка примерно моего возраста мыла пол – она выпрямилась и приветливо махнула мне рукой. Я тоже помахала, отчего-то сильно удивившись. А ведь здесь тоже нужно мыть полы и склянки, тоже нужно стирать белье или вытирать пыль – память все равно удалят, но такой работой я определенно готова заниматься. И если здесь полно таких же обычных людей, то мы сможем общаться и просто по-дружески болтать. Но чем выше уровень, тем выше зарплата. Вряд ли заработаешь состояние, натирая полы. Потому я буду писать заявления на повышение уровня доступа, как только разрешат.
Одна из дверей резко распахнулась, и я, задумавшись, едва не врезалась в появившегося в проходе мужчину. Военный рядом со мной вытянулся в струнку, а я же не успела отвести взгляд – и теперь уже не могла его отвести, разглядывая. Мужчина был высок, темноволос, лет тридцати пяти, в определенной степени привлекательный и запоминающийся, если обратишь внимание на немного резкие черты лица. А поразила меня его одежда. Он не был в военной форме или белом халате ученого, не был он и одет в комбинезон – самую популярную одежду мегаполиса, даже никаких молний или магнитных замков я не разглядела. На нем было… я не сразу вспомнила название из уроков истории. Это называется пиджак. А под расстегнутым пиджаком что-то из более тонкой ткани – черной, очень гладкой на вид. И синие штаны из непонятной материи удерживались кожаным ремнем. Он буквально олицетворял собой изображение из какого-то старого учебника. Однако выглядел притом не смехотворно, а как-то… солидно, что ли.
Он рассматривал меня таким же внимательным взглядом карих глаз, как будто это я тут решила пощеголять в немыслимом наряде. Спросил серьезно:
– Новенькая?
Вместо меня ответил солдат:
– Так точно, сэр. Только поступила.
– Я-ясно, – протянул мужчина, чуть склонившись ко мне и рассматривая еще пристальнее. – У нас на пятом нехватка образцов на новый проект. Я уже предлагал начинать похищать людей из мегаполиса. Они и так бесконечно пропадают из-за разгула преступности, а тут хоть с пользой пропадать начнут.
Я вздрогнула и расширила глаза. Он улыбнулся одним уголком губ:
– Да пошутил я, новенькая. Зовут-то как?
– Ината… – выдавила я.
И военный снова отчеканил, перекрывая мой неуверенный ответ:
– Ината Нист, двадцать один год. Социальный ранг – восемь. Хронических заболеваний нет. Склонности к…
– Да хватит, хватит, сержант, – мужчина отмахнулся. – От такого напряжения нервная система скоро треснет, ты бы хоть иногда выдыхал.
И пошел мимо нас. Через секунду я не могла уже сдержать любопытства и шепотом обратилась к военному:
– Это кто?
Он скосил на меня взгляд, помедлил. А потом решился и ответил тоже шепотом:
– Директор пятого уровня, сэр Даррен Кинред.
– А почему он так странно одет?
Показалось, что военный хотел было улыбнуться, но вовремя опомнился и ответил сухо:
– Большой любитель раритетов, я полагаю.
– Серьезный человек? – мне хотелось расспрашивать дальше, раз он не злится и отвечает.
– А ты как думаешь, если он директор пятого уровня? – совсем уж по-человечески ответил сержант. – Иди уже, вон твоя комната. Номер запомни, чтобы потом не заблудиться.
– Спасибо, – мне на прощание захотелось это сказать. – Я бы, наверное, с ума сошла, если бы меня сразу встретил робот. Здесь много роботов?
Сержант не ответил и зашагал обратно, хотя на этот раз я была точно уверена, что улыбку он не сдержал.