Едва первые солнечные лучи коснулись лица Макарова, как он тут же проснулся, мгновенно сел, открыл дверцу своего автомобиля, на заднем сидении которого спал большинство ночей, и вышел на свежий воздух. Дикая трава легонько щекотнула босые ноги. Ни потягиваний, ни ворочаний, ни «ещё пять минуточек». Только свёл лопатки, да щёлкнул костями. Как будто вовсе не спал, а просто лежал, пока вдруг не сорвался с места.
В степи всегда дует ветер, не переставая. Меняется только его сила. Сейчас ветер никому ничего не пытается доказать, а лишь приятно обдувает кожу. Он пробуждается куда медленнее Димы.
А вот Дима Макаров всегда просыпается в один миг, точно по щелчку переключателя. И не важно, как он провёл ночь: в мягкой гостиничной койке после душа, или прямиком в одежде на жёстком сидении своего железного коня. Тело молодого парня никогда не деревенеет, шею не клинит, а сам он всегда поднимается по утрам бодрым. С «простыми смертными» его роднит лишь потребность бегло протереть глаза спросонок, а в остальном он точно от батареек питается.
Ветер слегка разыгрался, словно завидуя бодрости Макарова, на секунду заложил уши, но тут же отпрянул. Будто дружески хлопнул по плечу, не желая в действительности толкнуть слишком сильно.
Диме хотелось постоять недолго в его потоках. Понаблюдать встающее солнце.
Есть что-то магическое в утренней прохладе, в раннем степном ветре. Вдохнёшь полной грудью и жить хочется.
Но дурные привычки скоро напомнили о себе: парень вынул из кармана смятую пачку «Финиста», достал сигарету, повернулся спиной к ветру, и закурил.
Вдали заливался звонкий, голосистый жаворонок. Солнечный диск более чем наполовину выбрался из-за горизонта. Его неспешное спокойствие, вкупе с тихим ветром и утренней порцией никотина, натолкнуло Диму заглянуть в себя. Зачем он здесь?
«Чтобы очистить эту землю», – всплыли в памяти заученные строки.
И тут, как издёвка, большой кусок горящего пепла сорвался с сигареты в траву.
Дима засуетился. Открыл автомобиль, поднял подлокотник у водительского сиденья, отсек под которым и служил ему пепельницей, и прикончил там недокуренный «бычок».
Обулся. Остального не требовалось: он спал в одежде, и давно перестал замечать за собой неприятный запах – плату за кочевую жизнь.
Дима бросил скучный взгляд на капот автомобиля. Отжаться от него? Он не тренировался, наверное, уже целую вечность.
Охотник силён.
Так говорит его отец: «Охотник силён, Дима». Это правило.
Диме с детства сложно давалось общение с отцом. Везде, куда он попадал мальчишкой – в школе, в спортивной секции или где угодно ещё – правила формулировались, как требования. «Охотник должен быть силён», – сказали бы другие люди. «Должен быть» – ключевые слова. Они делают формулировку логичной, создают условия. Если есть условие, значит его можно нарушить. Нарушать условия – не сама цель, но без возможности нарушать что-нибудь, невозможно и блюсти.
Это не философия, это здравый смысл. Может быть, конечно, и излишнее буквоедство.
Ни то, ни другое не знакомо отцу Димы. «Охотник силён».
Его правила не звучат, как требования: они звучат, как констатация. Они и есть констатация. Дима обязан соответствовать. Дима обязан быть сильным. «Обязан» – ключевое слово.
Оно создаёт лазейки. Создаёт условия.
Дима не тренировался уже целую вечность…
Он забросил мысли об обязательной зарядке далеко в степь. Сел за руль, повернул ключ, аккуратно выехал на пустую трассу, переключил передачу и помчался.
Куда – он и сам теперь не знал. Вперёд.
Иногда, на перекрёстках, Дима безотчётно сворачивал куда чёрт дёрнет. Периодически делал стоянки в жилых местах – деревушках или городах, без разницы где. Главное, чтобы калым какой нашёлся на бензин заработать – дрова порубить, вагон разгрузить…
Правда, не всегда причины его стоянок бывали такими мирными. Порой Диме приходилось охотиться…
Но, кажется, не в этот раз. День обещал быть самым обыкновенным и спокойным: никаких трупов, никакой крови, никакой охоты! Только голубое небо и почти полностью опустевший кошелёк. Хватит, разве что, на последнюю заправку.
Стрелка датчика уровня топлива опасно дрожала возле нулевой отметки. Но Дима не особо переживал: успеет ли добраться до АЗС или автомобиль заглохнет раньше. Успеет – хорошо. Не успеет – в каком-то смысле даже лучше: от такой тренировки отмахнуться не выйдет. Предоставленный самому себе, он совсем обленился. При отце ему приходилось каждый день изнурять себя упражнениями.
Охотник силён.
На пути появился знак, указывающий на очередную деревеньку: «Тихозёрка». Вряд ли там могла найтись бензоколонка, но особого выбора у Димы не было. Авось, кто сольёт с бака? Парень повернул с ровной асфальтированной трассы, на посыпанную щебнем дорогу. Шины зашуршали.
Макаров старший – жёсткий мужик. Наверное, любой бы от него сбежал. Но Диму всё равно мучила совесть. Он всё думал – всё это время – что вот-вот, прямо сейчас, вывернет руль и поедет назад, искать его. Но почему-то откладывал, боялся. Слишком неприятным стал их последний разговор. Слишком нагло Дима отвечал. Прежде он всегда был послушным сыном… исполнительным солдатом. Он никогда не перечил отцу, и уж точно никогда так не грубил, как в конце их последней, неудачной охоты.
Путешествуя по стране, Дима с отцом частенько охотились вместе. Иногда, не в том смысле, а в самом обыкновенном: убивали диких животных и птиц для пропитания и торговли. Разумеется, только там, где это не запрещалось законом. Но такие вылазки на зверьё Макаровы охотой называть не привыкли. Охота для них – нечто иное: стиль жизни, образ мысли. Призвание.
В последний, рассоривший их раз, они занимались той самой, настоящей охотой. Не в лесу – в городе. На самую опасную тварь, какую они только встречали. Хаштáру.
Дорога круто свернула, Дима сильно сбавил ход. Показались первые дома. Вдруг – бряк!!! – в окно автомобиля врезалось что-то чёрное и мягкое и тут же скрылось.
Теряя перья, незадачливая ворона улетела прочь к деревьям.
Удивлённый Макаров поглядел ей вслед. На какой-то миг ему показалось будто кто-то, может быть эта самая ворона, издал протяжный шёпот: «Бо-огаты-ырь». Словно шелест листвы. Или просто деревья шумят?
Дима не любит, когда ему что-нибудь кажется.
Люди говорят: «Когда кажется, креститься надо». Однажды Диме «показалось», и он перекрестился – не помогло. С тех пор, если ему что-то начинает казаться, он вынимает нож.
Но сегодня и вправду вокруг как будто спокойно.
«Нужно меньше запариваться насчёт этого хаштару», – посоветовал себе охотник и продолжил крутить баранку. Только внутри всё равно сделалось нехорошо, и даже на миг давление слегка приподнялось.
Подобное случалось всякий раз при упоминании хаштару. Стоило Диме вспомнить омерзительную, лишённую кожи морду с зубами забором, выставленными на обозрение безо всяких губ, и провалом на месте носа… Стоило вспомнить взгляд глубоких, будто колодец глаз, как в ушах тут же поднимался гул, а дыхание схватывало.
Ну вот опять!
Дима крепче сжал руль до боли в пальцах.
Картинки всплывших воспоминаний, казались такими далёкими, что их можно было спутать с прошлой жизнью. Петербург. Дима с отцом остановились в дешёвом хостеле на маленькой улочке под названием Свирская. Отец был недоволен отсутствием поблизости охраняемых стоянок, но хостела дешевле они не нашли.
Макаровы не собирались задерживаться в городе надолго. Два убийства, привлекшие их внимание, легко могли совершить люди, но это ещё нужно было проверить. Нападения произошли на Сенной площади и на пересечении Думской и Ломоносова с дистанцией в одну неделю. Само по себе не удивительно: город большой, а у Думской и вовсе дурная слава – в народе её называют «барным гетто». По ночам вокруг скопища ночных клубов и баров не редко дерутся и даже стреляют. Но на этот раз, по слухам, жертву не просто избили, прирезали или подстрелили, а весьма жутко искромсали. Социальные сети быстро разбухли от теорий, будто обе смерти на совести Питерской мафии, которая так казнит своих врагов: отдаёт их на растерзание бешенным собакам, а затем выставляет тела на показ в людных местах. Впрочем, теории эти ничем не подтверждались, особенно если учесть, что обе жертвы были непримечательными: обычный офисный работник и библиотекарша, которых ничто не связывало, кроме характера увечий.
Посёрфиф Интернет, Дима быстро вычислил, что слух о мафиозных разборках пустил местный новостной сайт, обильно промышляющий желтухой, а народ уж как-то сам подхватил.
К сожалению, осмотреть тела несчастных самостоятельно Макаровы не могли: те находились в судебно-медицинском морге; фотографий в сети тоже не засветилось, так что пришлось ориентироваться на слухи. Если раны жертв и вправду были такими страшными, что ответственность за них приписывалась стае голодных мафиозных псов, значит нападавшим действительно мог оказаться…
Хаштару.
Отец давно охотился за этим выродком и, казалось, наконец-то взял след. И Сенная и Думская – места достаточно людные, а посему вполне могли привлечь внимание хаштару, если б только не были так хорошо освещены – со светом хаштару никак не дружил.
Макаровы разделились. Дима остался на Свирской, а отец думал отыскать зацепки прямо на местах убийств. Он собирался по очереди подъехать к обоим местам на автомобиле, чтобы пешком исходить округу и внимательно всё осмотреть.
– Какой смысл таскать оружие на себе? – спросил Дима, извлекая из потайного дна багажника «Тундру» – двуствольный карабин, одну из лучших пушек в их арсенале – и передавая её отцу. – Ты и так всегда на колёсах: всё под боком.
Макаров старший нахмурил густые брови, укладывая ружьё в небольшую спортивную сумку.
– И что, если я встречу «нашего парня» на улице, ты мне предлагаешь попросить его подождать, пока я открою багажник и разберусь во всём этом хламе?
Кроме «Тундры», «Пустынного орла», самопальных бомб, начинённых осколками из золотых украшений, и заговорённого пластунского ножа «Витязь», которые Макаров старший, естественно, взял с собой, в их багажнике хранилось и менее современное вооружение. Панабас, клевец, касуригама, клеймор, наговоры с которых сошли, наверное, ещё в прошлом столетии: всё это, и прочий мусор, половиной из которого Диму даже никогда не учили пользоваться, перешло к ним по наследству от дедушки, а тому от его дедушки, а тому от его…
Пока отец ходил по ночной Думской, Дима дожидался его в их небольшой хостельской комнатушке на другом конце города. Окна её выходили прямиком на Дунайский проспект, рядом высилась многоэтажка причудливой формы. Дима где-то слышал, что у всех подобных необычных зданий в Питере должно быть собственное имя, но не знал имелось ли оно и у этого здания тоже.
Отец поручил ему отлить впрок несколько золотых пуль для «Тундры» и, конечно, привести в порядок свой кевларовый жилет. С последним как раз накануне приключилась беда: вдали от цивилизации, в дремучем еловом лесу Диму застал врасплох дрекавац. Одним ударом длинных тонких когтистых пальцев он подбросил парня на полтора метра в воздух. В результате углы некоторых искривлённых пластин жилета вогнулись внутрь и ранили острыми краями даже сквозь волокно, отчего жилет стало невозможно носить. Диме было жаль ценную броню, и всё-таки он был рад, что большая часть страшной силы дрекаваца пришлась на неё, а не на его собственный бок. Оглушённый атакой, Дима некоторое время просто лежал на спине и обязательно погиб бы, если б не подоспел отец и одним выстрелом из «Тундры» не снёс дрекавацу его непропорционально большую голову.
Жилет обязательно нужно было поправить, но Дима отложил плоскогубцы и с дешёвым смартфоном в руках «прыгал» по тематическим хэш-тегам в «Твиттере» и «Инстаграмме». В тот вечер он провёл в сети массу времени, выяснил, как подписывают свои фотографии гости баров и ночных клубов на Ломоносова и Думской, а затем просматривал их посты, сделанные в день убийств.
Люди, рассчитывающие на анонимность в Интернете, люди, бурно реагирующие каждый раз, когда очередная корпорация попадается на манипуляциях с их персональными данными, люди, ратующие за тайну переписки: все они с радостью выкладывают в общий доступ всю информацию о себе, и обо всех своих передвижениях. Таким только мёртвый не воспользуется.
Дима не питал оптимизма отца насчёт поимки хаштару. Петербург огромен! Ужасающе огромен! Найти здесь кого-нибудь, кто даже не пытается спрятаться – задачка не из лёгких. Чего уж было и говорить об охоте? Парень надеялся отыскать в соцсетях какое-нибудь подтверждение тому, что за убийствами в очередной раз стоят обычные люди. Но вместо этого нашёл короткое видео…
Немолодая уже девушка засорила свою ленту видеороликами длиной по три-четыре секунды. Блондинка в красном платье и с излишне толстым слоем помады на губах. Вряд ли она могла быть той самой библиотекаршей. В своих роликах эта девушка запечатлела себя, дрыгающуюся на танцполе, глядя во фронтальную камеру, свой коктейль у барной стойки, а также себя и подруг, со счастливыми лицами кричащих что-то в телефон, чего было не разобрать из-за шумной музыки. Последнее видео в веренице длилось три секунды. На нём эта же блондинка стояла теперь на улице и звонко орала в камеру: «Питер форева!», а потом в аркаде за её спиной резко погас свет. На чёрном квадратике ролика силуэт девушки был едва различим. Она оглянулась, и видео закончилось.
После этого видео в ленте размещались и другие посты, значит с самой девушкой ничего страшного не случилось, к тому же, судя по информации в её профиле, она никогда не работала в библиотеках. Зато теперь Дима знал: другая, менее удачливая девушка, вполне могла наткнуться на хаштару, ведь яркий уличный свет – единственное, что могло бы защитить её – кто-то вырубил.
Дима перезапускал видео несколько раз: поставить паузу на нужном месте в трёхсекундном ролике бывает не просто, особенно если у телефона сенсор глючит. Но в итоге он убедился: это именно та аркада на пересечении улиц Думской и Ломоносова, сомнений быть не могло. Как не могло быть и никаких совпадений – людное место, темнота, изодранная жертва – почерк хаштару. Вместо опровержений он, сам того не желая, выудил доказательства: чутьё Макарова старшего не подвело. Снова.
Едва Дима успел переварить увиденное, как в окне их съёмного номера на Свирской стало на одно светлое пятно меньше. Парень поднял глаза: за парковочными площадками, на противоположной стороне Дунайского проспекта, одно за другим погасли все окна высокого студенческого общежития. Сначала на первом этаже, затем, почти одновременно на втором, за ним на следующем, и так до самой верхушки. Как будто некто зажёг новогоднюю гирлянду, только наоборот.
Чудовища не гасят свет, им не хватит мозгов. То есть не должно хватить. По крайней мере, об этом говорил тот сравнительно небольшой опыт, который Дима успел перенять у отца…
Задолго до появления Димы его отец уже был охотником. Он не стал охотником, а именно был им, потому что им и родился. Как и его собственный отец. И отец его отца. Давным-давно, кто-то из предков Макаровых по мужской линии, возник, как естественный ответ природы на Скверну – тёмную сущность, концентрацию злобы и всех пороков мира. Возник дабы Скверну искоренить.
Диме не особенно нравилось такое излишне патетичное объяснение Скверны и появления охотников. Но за неимением альтернатив он был вынужден с этим объяснением смириться. На словах оно, конечно, звучит красиво, но на деле означает лишь, что в мире время от времени случается всякое дерьмо. Вроде утечки газа, паводка, или крушения авиалайнера из-за не затянутой, но очень важной гайки… И иногда оказывается, что за очередное дерьмо повинен не кто-нибудь, а Скверна. Такое случается редко, и всё же случается.
Она протекает в недрах Земли, и никому не ясно, откуда она там вообще берётся. Но время от времени Скверна проступает на поверхность планеты. И когда её накапливается слишком много, она оборачивается очередным дерьмом. Родовым проклятьем, к примеру, или, куда чаще – скверником. Так у Макаровых принято называть чудовищ, нашедших себе отражение в страшных сказках и городских легендах.
Охотник храбр.
С самого детства Диму воспитывали в атмосфере страха и дисциплины. Отец натаскивал его подмечать странности, учил обращаться с оружием, чтобы, повзрослев, сын мог самостоятельно выслеживать и убивать существ, чьи возможности намного превосходят человеческие. А с семнадцати лет стал брать Диму с собой на вылазки.
Поздновато – сам Макаров старший начал охотиться в компании собственного старика уже годам к тринадцати.
И тем не менее за три-то года путешествий с отцом Дима уже успел набраться достаточно опыта и запросто мог в одиночку сладить с болотным огоньком, а то и тварью покрупнее, вроде навки или даже умертвия. Вот только хаштару сбил его с толку. Обычно скверники себя так не ведут. Очень странное существо…
В отцовских записях, хранящихся в бардачке, сказано: «Хаштару – смертоносная тварь, выглядящая, как освежёванный человек. В темноте легко спутать с гулем, но в отличии от гуля, его плоть не красная, а чёрная, смоляная.
Опасен. Имеет мистическую власть над волей человека, пока держит пальцы на его черепе.
Избегает света. В тени, сливается с темнотой, и становится почти неуловимым. Чтобы замедлить его, нужно направить на него свет».
Дима так и сделал.
Он вошёл в студенческое общежитие с фонариком и первым делом, поднимаясь на каждый новый этаж, проверял пробки. Когда он повернул пробки на третьем этаже, вместо света последовала лишь короткая яркая вспышка, как от удара молнии, и звук бьющегося стекла. Кто-то разбил лампу в коридоре. Кто-то напал на Диму в темноте. Завязалась драка. Фонарик отлетел в дальний угол.
В луче бледного рассеянного света, Дима видел, как раненное чудище нырнуло в ближайший дверной проём. Бежать за фонариком не было времени, Дима бросился за хаштару и почти моментально отыскал на стене тёмной комнаты выключатель. Но когда свет загорелся, тварь уже пряталась за спиной у жильца – молодого студента, ровесника Димы – положив тому пальцы на голову.
Охотник не знает жалости.
Макаров направил на чудовище пистолет, но так и не смог прицелиться: скверник ловко укрывался за заложником. Заложником! Чёрт, это действительно был заложник! Ни одна бестия, которых приходилось видеть Диме, не догадалась бы взять заложника. Но хаштару – какой-то новый уровень.
Дима растерялся, а выродок, используя волю и руки жертвы, разбил гитарой единственную лампочку, висевшую под потолком. И, как только свет погас, тут же умчался.
Разве Дима не погнался за ним? Разве не выпрыгнул прямо в окно, несмотря на третий этаж? Разве мало сам себя казнил за то, что упустил хаштару? Отцу было плевать: Дима крупно облажался, он пожертвовал возможностью прикончить тварь из жалости к какому-то студентику. Подобное недопустимо.
Макаровы разругались, после чего сконфуженный и разозлённый сам на себя молодой охотник просто сел в отцовский автомобиль и уехал к чертям подальше от собственного стыда. Так и разделили имущество: отцу досталось всё, что он переложил в сумку, а также то немногое, что Дима успел вытащить в хостел: карабин, крупнокалиберный пистолет, отличный нож, пулелейка, оба бронежилета, и кое-какие инструменты. Дима же увёз с собой всё антикварное оружие, припрятанное в потайном дне багажника, отцовские записи, поддельные документы и другие вещи, оставленные в автомобиле.
Конечно, без всего этого отец не пропадёт – это само собой, за него Дима не переживал. Но вот смог ли он снова выследить и, наконец, убить неуловимое чудовище в одиночку и на своих двоих? Едва ли. Дима однозначно всё испортил.
Когда он перебесился, остыл и собрался вернуться к отцу, случайно обнаружил деятельность вампира в селе, где остановился на ночлег. Конечно, Дима его убил. То был его первый опыт сольной охоты. Но вместо того, чтобы возвратиться к отцу с победой, он продолжил колесить по стране. В следующий раз, собравшись с духом для возвращения, натолкнулся в лесу на след грызозуба – весьма крупного животного полумедведя-полукрысы с прочными, как медь зубами. Впрочем, череп его оказался не настолько крепким, и выстрела из дедовского ружья не выдержал.
На своём недолгом пока пути Дима уже успел встретить множество чудовищ. Он собирался убить их всех. Только тогда он набрался бы смелости вновь посмотреть отцу в глаза.
«Волга» плавно, со скоростью пешехода, катилась по улочке маленькой деревушки «Тихозёрки». Дима глядел по сторонам в поисках кого-нибудь из местных, кто выглядел бы так, словно может слить немного бензина с бака. Таким человеком оказался болтливый старичок, назвавшийся Кузьмичом. Денег за помощь он взял немного, и Дима, вернувшись за руль, уже собирался покинуть деревню, когда случилось непредвиденное. Вернее, не случилось ничего. Дима повернул ключ – и тишина.
Попробовал снова.
– Э! – возмутился он и пристукнул рукой по приборной панели.
Не помогло.
– Что такое? – поинтересовался Кузьмич.
– Не знаю… Не заводится!
– А ну-ка, ещё раз… – Предложил мужичок, просунув нос над опущенными стёклами. – Слушай!
Дима повернул зажигание ещё раз и прислушался – тишина. Мёртвая. Двигатель даже не булькнул для приличия
– Вообще ничего! – констатировал Кузьмич.
– И что теперь делать? – почти испуганно спросил Дима.
– Пока непонятно, надо зажигание смотреть. Давай её до Григорича дотолкаем, он и поглядит. Но я и без него скажу, что или коммутатор менять придётся или стартёр.
Кузьмич несколько раз пытался завязать разговор, пока они с Димой толкали автомобиль, но всё больше кряхтел и сам же перескакивал с темы на тему. Так что Макарову оставалось лишь вежливо кивать и периодически давать короткие ответы на обычные вопросы. Пока он вдруг не заметил возле одного из домов опёртую на калитку крышку крохотного детского гробика обитую красной тканью.
– У вас траур? – кивнул Дима на крышку.
– Это?.. А, да. У соседа нашего – Петра Васильевича – сын пропал. Искали-искали. А у него сразу как сердце чувствовало: в озере, говорит.
– И что оказалось?
– А то и оказалось. Выловили. Вчера вон гроб уже сколотил. Сам.
– Сколько лет ему было?
– А чёрт его знает: десять-одиннадцать, – Кузьмич остановился. – Давай передохнём.
На самом деле Макаров мог бы и без посторонней помощи протолкать свой автомобиль хоть через всю Тихозёрку. Но решил подождать.
– А озеро далеко?
– Да уж поди, километра четыре будет, – прикинул Кузьмич.
Охотник присвистнул:
– И часто вы тут молодняк так далеко без присмотра пускаете?
– Да кто ж его пускал? Он же ночью ушёл.
– Ночью?..
Дима сложил обе руки на крыше автомобиля и устало опустил в них голову, как скучающий школьник за партой.
– Ну, – кивнул Кузьмич. – Батька его и говорит, с вечера обоих сыновей уложил, с утра только одного и нашёл. А второго – Митьку – так в пижаме из воды и достали.
– В пижаме, значит… – Дима задумался. Почти минуту простояли в тишине, а после он вдруг спросил. – Босого?
– Чего?
– Обувь его, – пояснил Макаров, – на нём была? Или на берегу?.. Башмачки какие-нибудь, сандалики не находили? Или велосипед хотя бы неподалёку от озера. Был у него свой велосипед, или ещё что?
– Да я почём знаю, чего там рядом с ним находили али не находили? – рассердился Кузьмич. – Буду что ли там заглядывать или спрашивать? Тут горе такое! Кому дело-то есть в чём он там обут был или не обут?
– Просто, раз его в пижаме выловили, – рассуждал вслух Дима, – то может его кто-то из кровати спящего вытащил. Если так, то он должен быть босой. И тогда вокруг не найдётся ни обуви, ни велосипедов.
– Чо-о-о?! – растянул Кузьмич. – Ты что же думаешь, его кто-то утопить мог что ли?
– А никто не мог?
– Нет, конечно! У нас в деревне все друг друга в лицо знают! Да и кому ж это может быть надо?
– А участковый у вас в деревне есть?
– Имеется.
– И что говорит?
– Что говорит, что говорит? Что утонул, говорит! – взъерепенился старичок. – В доме окна-двери целы. Второй малец ничего не слышал, а спят они друг у друга под носом, значит Митька сам купаться ушёл. А ты чо это прицепился?! Сам не на мента ли учишься, студент?
– Нет, но и без ментов скажу, что так не бывает, – горько усмехнулся Макаров.
– Как не бывает?
– Одиннадцатилетние мальчишки не ходят в одиночку посреди ночи за четыре километра купаться на озеро. Ещё и не одевшись нормально.
Охотник на чудовищ выпрямился и дружелюбно похлопал свой автомобиль по крыше:
«Значит, не зря ты решил придержать меня в этой глухомани, дружок», – подумал он.