1551 год, Московское государство, деревня Сущевка близ Ржева.
– Ведьма, истинно ведьма, и на коровку мою порчу навела, ажно ходить не могет, – взахлеб рассказывала бабка, стоя у маленькой избы. Вокруг столпились суровые мужики и упершие руки в боки крестьянки.
– А у меня она кота увела. Околдовала, ведьма! Ко мне он теперьма и не ходит! – пожаловался кто-то из толпы.
Из избы все это слушала пожилая женщина, споро собирая в мешок нехитрый скарб. На лавке сидела девочка лет восьми, одетая в дорогу: замызганные сбитые лапти, старенький и уже коротковатый ей сарафан, кожух, явно предназначенный для взрослого.
– Баб, а баб, а что люди деят? – спросила у бабушки испуганная девочка.
– Ничего, внуча, – ответила женщина, сунув внучке в руки мешок. – Ты в лес ристи, да меня не жди, в город путь держи. Поняла?
– Да, баб, – ответила девочка и шустро сиганула на задний двор – выход огородами был оттуда.
Женщина осталась и встала в сенях, глядя в щелку, как толпа все больше волнуется. У некоторых уже появились вилы и цепы. Ей бежать было бесполезно – стара она для такого, зря только внучку выдаст. Она смотрела и знала: они пришли сюда не из-за тощей яловой коровы, которую хозяйка ни в грош не ставила, и не из-за кота, который сам ушел от стервы, что его никогда не кормила и домой не пускала, потому что «для чего животинку без прока кормить, авось сам себе мышь споймает», и даже не из-за дара, тайного умения, о котором никто к счастью не знал. Они пришли потому, что она непростительно долго прожила, и они решили это поправить.
Она не станет им мешать. Сейчас, когда Стоглавый Собор призвал всех людей гнать «ведьмино семя», хранить в семье Дар стало смертельно опасно. Не только нажитым добром – жизнью можно поплатиться, коли мир обвинит тебя в чародействе. Вот почему ее внучка, ее кровиночка, бежала сейчас в город одна, и в помощь ей была не вся мощь Дара, а только искорки и крохи, невольно просыпавшиеся на нее, пока бабушка ей пела, рассказывала сказки, учила собирать и применять травы.
Дар, добровольно отпущенный ведьмой, беззвучно лег в землю – ждать наследницу.
2011 год, Тверская область, город Ржев
– Только сейчас, только для вас, именитый экстрасенс дает представление в родных краях! – кричали—надрывались объявления со всех заборов города.
Вероника поморщилась. Какие родные края? Отсюда еще ее пра-пра и так далее, короче, еще прабабушка переехала. Но про именитого экстрасенса ей понравилось.
Скоро премьера – снятое на время представлений помещение должно окупаться. Конечно, основное представление вела мама – все эти яркие, хоть и старые фокусы, – но гвоздем программы была Вероника с ее «магией и телепатией».
По малолюдным улицам вечернего Ржева Вера дошла до служебного входа в бывший школьный спортивно-актовый зал, сейчас наскоро переоборудованный в театр одного актера. Нет, скорее уж в цирк одного фокусника. Веронике не очень нравилась ее работа, но маме нужно помочь вести семейное дело, да и ничего другого юная Вера пока не умела.
Сразу за служебным входом была гримерная и склад реквизита. Вероника вздохнула, глядя на свое отражение – было бы куда проще, если бы природа наделила ее жесткой мистической внешностью. А что делать с темной кожей, мягкими губами, аккуратным чуть вздернутым носиком и вьющимися рыжими волосами, которые красить Вера категорически не хотела? Налепив на нос искусственный, более острый кончик и нанеся на лицо штукатурный слой белой пудры, Вера начала расчесывать и прилаживать длинный черный парик. На сцене мама закончила серию фокусов и объявила:
– А теперь – выход экстрасенса!
«Эх, если бы! Экстрасенс и шут – разные вещи, мама!» – подумала Вероника, но все-таки вышла. Для начала мама вытащила квадратный ящик размером с чемодан, из которого лилась негромкая музыка. Зрители откровенно зевали.
– Как вы видите, ящик абсолютно пуст, – показала Вера ящик, – а сейчас… – Вера сделала несколько пассов, и из специального отверстия полилась вода. Несколько людей приподняли головы. – Но как я заставила воду литься, так я могу и приказать ей течь обратно! – воскликнула девушка, заглушая звук усилившейся музыки. Вода потекла назад. Девушка раскланялась. Люди зааплодировали. Вера выдохнула – осталось прочесть мысли подсадной утки, и на этом все. С дебютом.
2011 год, Тверская область, деревня Сущевка Ржевского района
Девушка смотрела в окно машины и думала, зачем мама потащила ее в такую глушь. Почему маман решила, что деревенские Сущевки воспримут представление на ура? Наверное, мать Веры и сама этого не смогла бы объяснить, но она четко знала – им туда.
Вере дорога не подарила надежд – серая, скучная, с убогими избами без намека на тот славный домик в деревне, который показывают в рекламе. Казалось, даже овощи на огородах таких унылых домов должны расти серые и квадратные. И местные жители пейзажу под стать – нет, может, не совсем зомби, но точно усталые и хмурые. И кто тут может радоваться фокусам? Но делать нечего – мама договорилась с какой-то дальней знакомой, им уже мастерили сцену, а ехать пришлось сразу в гриме «страшной черной ведьмы».
Вот и нужная деревня. Их ждали – местные оборачивались вслед со смесью скепсиса и суеверного страха. Что-то вроде: «Да какой из тебя экстрасенс, ведьма?»
Собрался народ, мамину часть публика приняла без восторга. Верину в этот раз начали с подсадной утки, все той же маминой подруги. Никто не заинтересовался – трюк стар, как мир. В конце, вместо хотя бы жидких аплодисментов, послышались там и тут крики: «Да это и мы можем!» и «Подсадная!» Вера зарделась. Положительно, это было одно из самых паршивых представлений в ее короткой карьере – однако, «шоу должно продолжаться».
Она перешла к проверенному трюку с водой и звуком. Мама выкатила ящик, спустилась и дистанционным управлением запустила воду, а Вера изящно развела руки, и… Под тяжестью наполненного водой реквизита халтурно сколоченный местным умельцем помост развалился – и Вера летела, летела на острые обломки… и если прямо сейчас ничего не сделать, то она в лучшем случае сломает руку. А в худшем… От страха девушка разжала пальцы, давая всей силе страха идти от сердца вниз, вниз, вниз, смягчить боль, спасти ее!
Толпа мертво молчала. Девушка приоткрыла глаза – и тут же зажмурилась. Она висела в воздухе, почти в метре над обломками. Вера медленно опустилась и бросилась к маме, прижалась к ней. Люди смотрели на нее, как на уродливую гиену, готовую в любой момент броситься – со страхом и отвращением.
Мама молча довела Веру до машины, завела мотор и насколько позволяла дорога выжала газ. Дальше, как можно дальше отсюда, от страха – своего и чужого. Вера сжалась в комочек на заднем сиденье, а в ее сознании звучала колыбельная, передаваемая в их роду с незапамятных времен:
Живи, не тужи,
Никогда не ворожи…
Теперь – не сможет.
Да и не захочет.
Девочка вновь бежала из Сущевки, забрав наконец прабабкин Дар.
Иван Артемов, майор полиции, сидел в своем кабинете и пил кофе. Понедельник такой плохой день! Так не хочется работать! Залезть бы сейчас в постель, укутаться одеялом и заснуть… Хотя бы не возиться с этими бумагами, а поехать куда-нибудь, провести расследование, и то поинтересней было бы.
В комнату вошел сержант Морозов:
– Товарищ майор, у нас новое дело. Полковник настоял, чтобы Вы лично им занялись.
– Что за дело? Опять кто-то угнал велосипед? – в его голосе слышалась легкая ирония.
– Это убийство в подъезде многоквартирного дома.
– Убийство?! – майор с любопытством почесал лысину.
– Все материалы о деле вот в этой папке. – С этими словами сержант положил папку на стол и вышел из кабинета.
Ну, посмотрим, что тут у нас: «17.10.16., Степан Владимирович Романов был убит в подъезде дома по адресу: Волгоградский пр-т, д. 123. Он работал в местном отделении полиции. Об убийстве сообщил Андрей Васильевич Тараканов посредством телефонного вызова в 22.47. Врачи постановили, что убитый скончался от ножевого ранения, нанесенного сзади в левый бок. При осмотре одежды в заднем кармане штанов нашли клочок бумаги».
Артемов порылся в пакете для вещественных доказательств и извлек оттуда маленький клочок желтоватой бумаги. На нем было надписано от руки: «Кирилл Петрович Ежов, квартира 2». Майор продолжил читать: «Во время обыска в квартире Кирилла Петровича Ежова под входным ковриком нашли нож с каплями засохшей крови». Майор снова протянул руку к пакету и достал из него старинный клинок с серебряным лезвием и красивым камнем посередине рукояти. Налюбовавшись кинжалом, Артемов прочитал показания жильцов:
Андрей Васильевич Тараканов, 5 этаж; заявил об убийстве:
«В тот день я был в гостях у моего друга. Может ли кто-то это подтвердить? Да, конечно, вот номер моего друга. Я возвращался домой под вечер, уже стемнело, а в подъезде у нас все никак не вкрутят лампочку. Вот иду я, набираю код, открываю дверь, вхожу и вдруг… Это было ужасно! Я споткнулся обо что-то, лежащее на полу, а когда посветил, то увидел, что это Степа… Мы ведь с ним друзьями хорошими были, всю жизнь на одной лестничной площадке прожили! В детском саду еще познакомились! Оба за ЦСКА болели, ни одного матча не пропускали! Кто это мог сделать? Не знаю. Он был общительным и добрым человеком, со всеми в подъезде дружил. Никто из хорошо знавших его людей не сделал бы этого. Разве что кто-нибудь из новоселов… Были ли какие-то предметы? Нет, не было ни орудия убийства, ни каких-либо других вещей. Только весь первый этаж был заляпан кровью. На лестнице следов крови не было – видимо, убийца по ней не поднимался».
Кирилл Петрович Ежов, 1 этаж; подозреваемый:
«Этим вечером я был дома, смотрел футбольный матч по телевизору. Может ли кто-то это подтвердить? Нет, один я был с Бобиком. Ничего не слышал, матч напряженный был. „Спартак“ – ЦСКА – это тебе не хухры-мухры, вот я и сделал погромче. Ха-ха! Как наши-то „коней“ разгромили! Комментатор чуть голос не сорвал, когда им Глушаков в девятку положил! Знал ли я убитого? Нет, я ведь только пару недель как переехал, ни с кем еще познакомиться толком не успел. Как окровавленый нож оказался у меня под ковриком? Не знаю… Плохо я помню тот вечер… Выпил я немного, ну, в честь победы, понимаете. Но нож этот не мой точно, я его первый раз вообще вижу. Да откуда мне знать, почему в кармане убитого оказалась бумажка с моим именем и номером квартиры!!!»
Артемов внимательно прочитал показания несколько раз и почесал свою лысину. Через пять минут они с сержантом Морозовым уже мчались по Волгоградке на служебной машине. Морозов сосредоточенно вел машину.
– Что, едем арестовывать Ежова? – спросил он.
– Не нужно торопиться. Сначала уточним кое-что. Кстати, по пути заедем в морг, надо осмотреть тело – майор отвернулся и начал набирать номер друга Тараканова.
Через час Артемов и Морозов стояли на лестничной площадке пятого этажа дома номер 123 по Волгоградскому проспекту и звонили в дверь к Андрею Тараканову.
– Не понимаю, зачем по лестнице-то было тащиться, когда убийца живет на первом этаже! – бубнил грузный Морозов.
Дверь открыла Ольга Тараканова, жена Андрея:
–Здравствуйте. – Немного растерянно вымолвила она.
– Добрый вечер, мы к Андрею, – поприветствовал Артемов.
Ольга гостеприимно распахнула дверь и бросилась наливать чай.
– Спасибо, но мы совсем ненадолго, – остановил ее майор.
Андрей Тараканов сидел в гостиной в кожаном кресле и читал. Это был человек средних лет, невысокий, с ярко-рыжими волосами и серыми глазами.
– Добрый вечер, Вы ко мне по поводу этого ужасного убийства? – спросил он.
– Да. Мне нужно будет кое-что записать, не одолжите Ваш блокнот? – сказал Артемов.
Не дожидаясь ответа, он схватил блокнот, лежащий на столике перед Таракановым, и быстро пролистал его.
– Спасибо, а теперь не могли бы Вы написать пару слов?
Тараканов недоуменно взглянул на Артемова, но все же сделал веленное. Майор взглянул, как тот пишет, и сухо сказал:
– Именем закона Вы арестованы.
Артемов и Морозов сидели в отделении и тихо пили кофе. Морозов терялся в догадках, как майор смог вычислить преступника. Одна догадка чуднее другой. Может, он читает мысли? Или он следит сразу за всем городом? Наконец сержант не выдержал:
–Ну все-таки, Артемов, как Вы его раскусили?
Артемов задумался, почесал свою лысину и начал рассказ: «Сначала я, как и все, предполагал, что убийца Ежов, но, внимательно прочитав показания, я обнаружил одну преинтересную деталь. Тараканов говорит «оба за ЦСКА болели, ни одного матча не пропускали», но Ежов говорит, что он смотрел матч «Спартак» – ЦСКА, а Тараканов, как и Романов, его не смотрели. Я проверил, и действительно оказалось, что в тот вечер был такой матч. Тут-то я и заподозрил Тараканова. А дальше все просто! Я внимательно изучил клинок и обнаружил на рукояти инициалы А. В. Т. – Андрей Васильевич Тараканов. В его гостиной на стене висят пустые ножны. Когда я взял его блокнот, то увидел, что бумага там желтоватого цвета, а уголок последней страницы оторван. Это он подложил бумажку в карман убитого и, воспользовавшись тем, что Ежов забыл закрыть дверь, спрятал кинжал у него под ковриком. И наконец, рана Романова на левом боку, удар нанесен сзади, такой удар можно сделать только левой рукой, а Тараканов— левша.
– Но зачем?
– Когда я говорил по телефону с другом Тараканова, тот сказал, что в последнее время Тараканов с Романовым не ладили, Тараканов называл Романова «законопослушным кретином». Во время обыска в квартире арестованного нашли ларчик с древними монетами. Никто из родственников и знакомых Тараканова раньше этот ларец не видел. Как выяснилось, Тараканов с Романовым нашли клад, и первый намеревался просто поделить его пополам, а Романов не хотел нарушать закон и предлагал передать клад государству. Из-за этого и вспыхнул конфликт, приведший к таким печальным последствиям.
–Ну, мы и молодцы! Такое дело раскрыли! Предлагаю тост за нас! – Поднял чашку с кофе гордый собой Морозов.
Небо похоже на кленовый лист. Цветные прожилки, от кремово-желтого до ярко-лилового, растекаясь, заполоняют все до горизонта.
– Расскажешь, где мы сегодня?
Жюли довольно улыбается.
– О, это мое любимое место. Здесь гнездятся ящероголовые ежи, представляешь? А иногда сюда приходит Понедельник, мы с ним болтаем. – Жюли замечает, как Рут морщится, и добавляет. – Он добрый, просто не всем с ним везет.
Рут насмешливо фыркает, но молчит.
– Расскажи мне про ловцов снов, – просит Рут и плюхается на бирюзовую траву. Перед девушками тут же появляются две чашки горячего шоколада. Одна, правда, неполная, да и сахара многовато, но Рут все равно молодец.
– Профессиональных ловцов снов в нашем мире осталось совсем немного, мало кто берет учеников. К тому же надо обладать особенным чутьем. Приходится сдавать экзамен, чтобы тебя приняли в Гильдию.
Рут вся внимание. Она обожает рассказы Жюли о таинственном Между и о ловцах снов.
– Мне просто везет на сны. В основном они существа неприхотливые, но иногда такие попадаются… На мой взгляд, самые капризные – сны из других миров. Но они же самые ценные. Их можно поймать только Между, а туда вначале надо найти дорогу. Сны бывают разные. Сон-подарок, сон-лекарство, сон-приключение. Для каждого своя приманка, свое время и место. Но самая большая удача – поймать сон Художника. Художники способны менять миры и даже создавать новые. А уж их сны… – Жюли смотрит на Рут, всю измазанную в пастели, и улыбается. – Еще у ловцов есть одно правило, – меж тем продолжает Жюли, рассеянно поглаживая ящероголового ежа по чешуйчатой головке, – не правило даже, табу. Нам нельзя ловить сны для себя, только на заказ.
Рут удивлена. Она не может понять, как это, жить без снов.
– А сейчас мы разве не во сне? – Рут выразительно смотрит на разноцветное небо. Оно похоже на гигантское витражное окно, через которое просвечивает теплый, чистый солнечный свет.
– Во сне. Но это твой сон.
Рут открыла глаза и улыбнулась. Она не помнила, что ей снилось, но знала – сон был замечательный. Вот бы и весь день такой!
«Пора собираться в художку. Уже третья школа за два года. А все из-за мамы с ее проектом… Надоели эти переезды. Только привыкнешь, познакомишься, опять пакуем чемоданы. Конечно, можно было остаться у бабушки Нэнси, но без мамы нельзя. Хотя у бабушки пирожки».
Группа ребят стояла у двери класса в ожидании просмотра. Рут робко перешептывалась с новой знакомой, Мирой.
– Итак, ребята. Я очень рада видеть вас после каникул. Надеюсь, все готовы и не забыли принести работы. Рут, ты готова? – обратилась учительница к новенькой.
Девочка кивнула и молча начала раскладывать картины.
– Твои работы не перестают меня удивлять. Такая прорисовка! Отличная цветопередача. Но, опять проблемы с небом. Такое чувство, что ты просто взяла палитру и припечатала ее на лист. Если художник рисует с натуры…
– …то он должен либо рисовать все с точностью, либо не рисовать, – Рут недовольно тряхнула челкой, – но там такое небо. Я знаю.
– Рут, но где же ты встречала нежно-зеленое небо с желтыми, синими, фиолетовыми и розовыми пятнами? – вздохнула учительница и повернулась к детям, вставшим в очередь на просмотр.
–Да врет она все, не бывает такого. Рушка-врушка, – захихикал вредный Эрик.
– Рушка-врушка! Врушка-рушка!
Девочка быстро и неуклюже попыталась собрать рисунки. Листы, подобно диким птицам, вылетали из рук, пребольно царапая острыми краями. Рут зажмурилась, ей изо всех сил захотелось исчезнуть.
– Хватит! – попыталась успокоить друзей Мира, но Рут этого не слышала.
Придя домой, она, ничего не сказав, заперлась в своей комнате. За окном расплывалось серое небо, виднелись ровные ряды светло-коричневых, цвета разбавленного какао, многоэтажек. Кое-где, по краям пыльной дороги, росли сухие кусты ежевики.
Рут разложила рисунки. Акварельные улочки переходили в пастельные парки и гуашевые дома. Узкие мордочки неизвестных зверей выглядывали из-за кустов масляного леса, хитро подмигивая. Она рассматривала булочную и улыбающегося булочника на пороге. Сангина, немного мела. Это мистер Рой. У него всегда самые свежие булочки, и даже мэр города ходит к нему за багетами. А если Рой-младший разобьет, скажем, окно в школе, директор берет плату крендельками. Следующая картина, акварель – городской парк. По ночам здесь летают синие куропатки с лисьими хвостами.
И везде, на каждой картине – разноцветное небо. Как будто днем запустили салют, и он, взлетев, остался висеть в воздухе. Рут не знала, откуда в ее голове эти картины. Все образы и истории возникали сами собой.
Рут чувствовала, что ее место там. Она знала, что принадлежит этому миру, а он – ей.
Зажав в одной руке сачок для ловли бабочек, а в другой маленький сверток, обмотанный атласной лентой, Жюли медленно кралась по замерзшему полю, по пути отмахиваясь от надоедливых туманных щенков.
– Кам-кам-кам, – звала Жюли, рассыпая содержимое свертка, дюжину цветных камушков, вокруг которых тут же стал сгущаться туман.– «Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять, – как мантру повторяла про себя Жюли детский стишок, подкрадываясь к облаку с сачком наперевес, – вдруг охотник выбегает – она дрожащими руками подняла сачок в воздух, – прямо в зайчика стреляет…»
Жюли благоговейно взглянула на сон, беспомощно распластавшийся на самом дне сачка.
– А это будет сон-подарок.
Она сделала несколько шагов и исчезла в свете витражного неба.
Рут проснулась с ощущением полнейшего счастья. Ей снился живой город, его мозаичные мостовые, аккуратные разноцветные домики, улыбчивые жители. Потягиваясь, она все еще ощущала сладкий коричный запах румяных плюшек из пекарни мистера Роя, а звонкий смех Жюли Клеман эхом звенел в ушах. И еще был какой-то подарок.
Что-то острое пребольно кольнула ладонь. Девочка разжала кулак. На ее руке переливался всеми цветами маленький осколок неба.