– Вот здесь, – сказала она километра через три от того места, где села в машину. И показала вперед изящным пальцем: – Вот здесь нужно налево. Сразу вон за тем столбом дорога, видите?
Игорь притормозил, глянул в направлении столба. То, что она называла дорогой, скорее напоминало просеку. В густо растущих деревьях проступало некое подобие тоннеля – бесформенного, темного и лохматого, как чья-то гигантская нора.
– А ты уверена? – с подозрением спросил Игорь, остановившись посреди шоссе и перехватив руль для поворота, однако еще не поворачивая. – Что-то уж больно захолустная дорожка к твоему этому… пансионату, а?
– Это просто потому что она не главная, – весьма живо пояснила его спутница, словно опасаясь, что ее не повезут дальше. – Есть основной подъезд, он широкий, и там асфальт, но это где-то в другом месте. Я вообще-то имела в виду именно эту дорогу… я все время здесь хожу.
– Ходишь – это хорошо, – со снисходительной иронией изрек Игорь, приятно ощущая себя хозяином положения. – А как насчет езды? Здесь кто-нибудь вообще ездит? Мм?
– Ну вот же вроде бы есть следы…
– Ага. От трактора.
Она не ответила; минуту, а то и две молодые люди молча смотрели друг на друга. И почудилось Игорю в светлых глазах пассажирки что-то… не сказать чтобы обещающее, но что-то, вмещавшее в себя нечто большее, чем простую поездку по ухабам… Ты довези, – словно бы говорили эти глаза, – а там посмотрим. Куда посмотрим, на что посмотрим, зачем посмотрим – все это как бы оставалось тайной, но главное – она была, эта тайна, и сам факт ее бытия приятно щекотал воображение. Вспомнились, кстати, кружевные трусы под белой, промокшей от росы тканью, и лифчик кружевной – тоже вспомнился, и совесть теперь была далеко – гуляла где-то, отпущенная самим Господом за ненадобностью; какая совесть? причем здесь совесть? вы видели эти глаза?
– А что… что если на брюхо сядем? – с хрипотцой спросил Игорь и отвел взгляд в сторону. – Что… что тогда будет?..
– А сам как думаешь? – спросила она в ответ каким-то новым голосом, неожиданно перейдя на "ты".
– Это… я думаю, что это… Ты это… в пансионате своем с кем отдыхаешь-то? – несколько неожиданно поинтересовался Игорь; видимо, он хотел сказать, что если они застрянут, то вряд ли имеет смысл искать помощи в столь поздний час, придется ему торчать здесь до утра. А так как ночевать в машине ему вовсе не хочется, то… и т.д. Но получился своего рода экстракт мысли, прозвучавший, должно быть, малость хамовато. Эх, дурррак, спугнул, ляпнул на свою голову! – начал он было ругать себя, но тут же прекратил, удивленный и обрадованный ее ответом.
– Одна. Одна я в своем пансионате. – И улыбка. Не будучи красавицей, она была, тем не менее, очень мила.
Назревала котова удача – настолько незапланированная и экзотическая, что он не верил ей:
– Как? Как это одна?..
– Да вот так, – засмеялась она. – Никогда не слышал, что бывают одинокие женщины?.. – и вдруг шутливо потрепала его по голове; потрепала – и тут же сама застеснялась.
Мало что соображая, он схватил ее руку, бросил, снова схватил… С трудом ему удалось обуздать нетерпение и заставить себя куда-то ехать.
* * *
По мере того, как Мерседес успешно преодолевал невидимые в траве рытвины, а ветви деревьев задиристо хлестали лобовое стекло, быстро вспыхнувшие надежды Игоря так же быстро и угасали: знакомая его, еще такая новая и уже такая желанная, вдруг словно бы устыдилась своей излишней доступности и пожалела о чересчур откровенном жесте. Молча, с подчеркнуто равнодушным видом смотрела она в ярко-зеленый, высвеченный в темноте коридор, что полз им навстречу. Поглядывая на нее украдкой, на ее профиль – демонстративно безразличный и немного смешной своей детской строгостью – Игорь потихоньку приходил в отчаяние. Такая классная телка, он даже готов влюбиться, и… скорей всего, ничего не будет. Впереди уже что-то маячит, считай добрались; сейчас они подъедут к железным воротцам с двумя синими, слегка облупившимися голубками на створках, и – все. "Спасибо, что подвезли" – "Да ладно, чего там." И – все. Он даже не посмеет применить свой излюбленный стратегический прием – быстрое обвивание талии одной рукой, аккуратный отвод волос за ухо другой, и легкий, трепетный поцелуй в район сонной артерии; процентов восемьдесят девушек после такого приема, не приходя в себя, начинают громко дышать, – но где гарантия того, что она не окажется в тех двацати процентах, что молча отпихивают? Гарантии такой нет, и пробовать на авось он не станет: слишком уж она ему нравится, и отказ, случись такой, поранит как топором. А посему, увы, "Спасибо, что подвезли" – "Да ладно, чего там." И – все. Теплый ветерок, высоко на столбе покачивается тусклая лампочка, и старый вохровец Петр Иванович выползает с интересом из своей стеклянной конуры; прищурившись на сцену прощания, со спокойным злорадством добивает цигарку.
Вот если бы они действительно застряли! Тогда совсем другое дело. Ведь и ежу понятно, что тёлка на самом деле тоже не прочь, просто ее немного стыд взял за то, что она так резко повелась; ну а здесь типа предлог – застряли; тут уж не до стыда. Долг каждого порядочного человека в такой ситуации – пригласить другого порядочного человека к себе переночевать. Понятно, что не у себя в кровати (по крайней мере не сразу; ах, подождите, я у дежурной возьму раскладушку!), но так же понятно и то, что это не имеет никакого принципиального значения. К тому же, на территории наверняка еще работает какой-нибудь бар, куда ее можно было бы пригласить до того, как дойдет до раскладушки. Ну а бары, как известно, враги раскладушек, бары предназначены для сближения душ и тел… Короче, все было бы очень даже путем, если бы они вдруг застряли.
Приблизительно так струилась мысль Игоря, когда Бог ее вдруг услышал: довольно неожиданно Мерседес въехал в топкую ямку, скрытую от взора густой травяной порослью; въехал – и не захотел выезжать. Чем яростней давил Игорь на газ, тем яростней под весом двух с лишним тонн зарывались в глину задние колеса машины; довольно скоро стало очевидным, что своим ходом она не выедет.
– Ну вот, завязли! – громко произнес Игорь непередаваемым голосом; много чего было в этом голосе – и достаточно искреннего недовольства по поводу предстоящих хлопот, и не менее искреннего мальчишеского торжества – ага, я же говорил, что завязнем! – и аккуратный вопрос – что будем делать? – и уже даже обида на некоторые возможные ответы – и та была.
Минуты две прошли в полном безмолвии. Нервно покусывая ногти, девушка продолжала смотреть вперед. Там, метрах в двухстах уже краснел кирпичный забор пансионата. Истолковав молчание не в свою пользу и почувствовав себя уязвленным, Игорь гордо заговорил:
– Ты это… не парься. Не нужно мне от тебя ничего. Вылезай и иди, а я уж тут сам как-нибудь…
Еще несколько секунд она пребывала в какой-то напряженной неподвижности; затем, словно решившись действовать, быстро повернулась к Игорю и обвила его шею руками. Притянула к себе, впилась поцелуем, скользнула рукой под рубашку. Застигнутый врасплох Игорь первые несколько секунд отвечал вяло, растерянно, затем настороженно – чего это она? сидела сиднем, и вдруг как с цепи! – возродились былые подозрения; и лишь спустя некоторое время, убедившись, что имеет дело с неподдельной чувственностью, он дал волю и своей страсти. Все шло полным ходом к желанной развязке, но когда он начал стаскивать с нее кружевные трусы, она вдруг сказала:
– Нет-нет, не надо. Не здесь…
– Ну почему? – просопел он.
– Я так не люблю. Пойдем. Пойдем ко мне… – С тихим смехом она выскользнула сначала из его рук, затем из машины.
Ах, черт, – пробормотал он себе под нос, с трудом застегивая ширинку, – не любит, ишь ты. Ну, пойдем к тебе, коли так. В койке-то, конечно, поудобнее, кто бы спорил…
* * *
Забор, за которым находился пансионат, был неправдоподобно высок, ничто так не напоминая собой, как Кремлевскую стену. На высоте метров четырех и на расстоянии метров двадцати друг от друга торчали из кирпичей на кронштейнах электрические лампы, хорошо освещавшие грязно-рыжую кладку и почти не освещавшие асфальтовую дорожку, по которой вдоль забора шли Игорь и девушка.
– Ну и ну, – присвистнул Игорь. – Это зачем такая архитектура? Чтобы отдыхающие на ночь глядя в лес гулять не ходили?
– Наверное, – бесцветно отвечала его спутница, оставляя иронию без внимания; возле забора у нее вновь случился приступ странноватой серьезности. Помолчав, сказала: – Только давай сразу договоримся об одной вещи.
Начинается, – кисло подумал Игорь. – Ну нету у меня презерватива, нету. В бардачке были – кончились. Могла бы, между прочим, и сама иметь, раз по ночам приключений ищешь…
– Чего за вещь-то?
– Обещай мне, что после того, как мы трахнемся, ты сразу уйдешь.
– Пффф… Муж, что ли? – несколько удивленно спросил он. – Муж, что ли, может нагрянуть?.. Или просто боишься поутру засветиться перед кем-нибудь?
– Неважно. Просто обещай.
– Добро, – пожал Игорь плечами как можно более индифферентно, стараясь не выдать досады; любовь любовью, а ночевать все-таки придется в машине – чего хорошего.
– Не обижайся, – тихо сказала она и взяла его за руку. – Так надо.
Словеса-то!.. Как в мелодраме какой-нибудь, – хмыкнул про себя Игорь. – Пугливая страсть двух семейных прелюбодеев близится к концу. Она уже все решила, а он еще ничего не знает. Он мацает ее в прихожей, она ускользает со словами "я сварю тебе кофе". Он не догоняет, он лезет опять. Она ускользает еще раз: "не надо…". Его неверящие глаза, его немой вопрос, и ее печальный ответ: "так надо…" Ага. Так надо, а вот так не надо… Черт, а ведь сидя не выспишься, весь завтрашний день насмарку. Лечь на заднем сидении? Тогда костюмчик придется где-то гладить. Снять его? Но в одних трусах, пожалуй, замерзнешь – ночь прохладная. Завести движок и включить печку? Нанюхаешься выхлопа, башка весь день болеть будет.. Ччёрт!.. И так не катит, и этак не катит. Не было печали.
Они остановились напротив железной двери в углублении стены; дверь как дверь, несколько выше и шире обыкновенной – но и только. А где воротца с голубками, где стеклянная будка с Петром Ивановичем?.. Такой роскошный забор и такой невзрачный вход!
– Сюда, что ли? – с недоверием спросил Игорь.
– Да, – коротко сказала она, выуживая что-то из карманчика на левом рукаве своего платья. – На вот. Зайдешь внутрь, там будет еще одна дверь. Опустишь это в щелочку на стене справа, немного подождешь, после этого дверь откроется. Выходи и жди меня. Понял?
Она протянула ему что-то вроде жетона – круглую медяшку, напоминавшую пять копеек советских времен; на тусклом металле были выбиты какие-то буквы и цифры.
– Что это? – спросил он.
– Неважно! – громко ответила девушка, почти прокричала; казалось, она была чем-то сильно взволнована. – Давай все вопросы потом, ладно? У нас мало времени. Тебя еще, может, и не пропустят. Ну?! Иди же!
– А ты? – оторопело спросил Игорь, вертя жетон в пальцах.
– А я следом.
– Ну смотри, – пробормотал он и дернул за ручку двери.
Не нравилось ему все это.
Помещение, в которое он попал, чем-то напоминало тамбур электрички: невысокая прямоугольная комнатка четыре на два метра, дверь спереди, дверь сзади. Справа на стене висел блестящий ящик наподобие банкомата, а в верхней его части находилось что-то вроде прорези для монет. Посмотрев вокруг и не найдя ничего более напоминавшего "щелочку", Игорь затолкал жетон в эту прорезь. Внутри что-то звякнуло, затем щелкнуло, и по глазам Игоря вдруг ударил луч зеленого цвета откуда-то из середины ящика. Ослепленный этим лучом, несколько секунд он ничего не видел и даже, казалось, потерял способность мыслить. А придя в себя, увидал любопытную надпись, загоревшуюся электронными буквами в продолговатом окошке внизу аппарата: "Возьмите Ваш Остаток". И красную стрелочку, указывавшую еще ниже, в железный лоток, подобный тому, что имеют все обычные банкоматы.
Слегка потной рукой Игорь выгреб из лотка стопку банкнот, затем по одной выудил несколько тяжелых монет. Странные, однако, денежки. Не рубли, не баксы, не еврики. Таких денежек он не видал никогда. Что же это может быть? Какие-нибудь э… шведские кроны?.. Что ж, он не против и шведских крон. Нахаляву-то. Уж он найдет где поменять. Только вот интересно, за что это ему их отвалили?..
От размышлений Игоря отвлек громкий металлический лязг: очевидно, сработал автоматический засов, и внутренняя дверь, вероятно, открылась. Толкнув ее ногой, Игорь убедился, что это действительно так: в лицо ему ударил сильный и жаркий ветер. Запихивая в карман трепетавшие банкноты, он осторожно спустился по каменным ступенькам, что вели снаружи к двери, и оказался в углу огромной заасфальтированной площади.
– Ох, ёб… – только и смог проговорить он, медленно оглядывая территорию Пансионата.