Психколония, какой она была

Раньше в СССР существовали целые поселения психически больных людей. Их называли психиатрическими колониями. Просуществовали они где-то до шестидесятых годов, а потом частью были заброшены, а частью реорганизованы в психиатрические больницы.

Зачем создавались такие колонии? Чтобы было где жить пациентам, которые уже не могли адаптироваться в обществе и за которыми некому было ухаживать. Продуктами психколония обеспечивала себя самостоятельно: на государственные деньги особо не разгуляешься, дай бог, чтобы хватило на лекарства и одежду. Вот и обзаводились своим собственным хозяйством, растили кур, свиней, коров, сажали картошку и капусту. Летом собирали грибы и ягоды, ловили рыбу, а кое-где даже делали собственные рыбные пруды. Свежий воздух, своя еда, возможность не валяться целыми днями в кровати (а поначалу и кроватей не было, только сено на полу!), а заниматься чем-то нужным – всяко лучше, чем в больнице.

Персонала при такой психколонии было всего ничего – а зачем, ведь у психохроников обострения бывают много реже. Порядок помогали поддерживать сами больные. Бывали, правда, ситуации, когда приходилось действовать быстро: например, эпилептический припадок во время еды, когда пациент мог насмерть подавиться обедом. Что делали? Хватали за ноги и поднимали вниз головой над полом, буквально вытряхивая застрявшую в дыхательных путях пищу.

Янина Чеславовна работала врачом в одной из таких психколоний в Беларуси (тогда еще Белорусской ССР). Была в этой колонии отдельная палата, отведенная имбецилам. В основном ребята смирные, главное – присматривать за ними, как в детском саду: кому сорочку поменять (штанов не хватало, а и хватало бы – не успевали бы стирать), кого умыть, кого с ложечки накормить. Когда обзавелись кроватями, стоило немалых трудов отучить их спать на полу. Заходит, бывало, доктор в палату вечером, а там пусто. Приглядится – а они все, свернувшись калачиком, спят под кроватями. Привыкли к тем послевоенным временам, когда постелью служила охапка сена.

И вот однажды к Янине Чеславовне прибегает пациент из этой палаты и обращается к ней по имени-отчеству. Притом что несколько лет от него не было слышно ни слова, и все считали, что разговаривать он не умеет. – Янина Чеславовна, там ко мне сестра приехала! – Саша! – изумилась доктор. – Так что ж ты все эти годы молчал!

– А мне было неинтересно разговаривать. Да и с кем? С имбецилами?

Выяснилось, что до войны он многие годы лечился в Минской психиатрической больнице с диагнозом «шизофрения». С кататонической симптоматикой. Периодически выписывался домой, к матери и сестре, потом снова попадал в больницу. Когда началась война, больницу эвакуировали, потом пациентов разбросало по разным учреждениям, и он в конечном итоге оказался здесь. Медицинская документация не уцелела – сохранились лишь паспортные данные.

Попав в психколонию, Саша сразу же прибился к имбецилам: тихо, спокойно, никто с расспросами не лезет, что еще надо? Да так среди них и прижился. А медперсонал за эти годы успел не раз поменяться, и все уже привыкли видеть его в рядах этих больных. Возможно, вы скажете – мол, надо было попробовать поговорить? А вы хоть раз пытались побеседовать с имбецилом по душам?

Оказалось, сестра все эти годы разыскивала Сашу. И нашла. И узнала. И он ее сразу узнал. Как и завещала мать, сестра приехала его забрать домой. Одежду Саше собирали всей психколонией. Выбрали самое новое и лучшее, прямо со склада. Саша сам сходил в баню, побрился и пришел к доктору прощаться:

– До свиданья, Янина Чеславовна. И спасибо за все эти годы.

– Было бы за что благодарить, Саша.

– Есть за что. Кормили, ухаживали, слова грубого я не слышал. И знаете – мне ведь было не так уж и плохо. Спасибо.