История развития законодательства позволяет проследить особенности возникновения правовой, и в частности уголовной ответственности за посягательства на безопасность жизни или здоровья потребителей в разных странах с учетом национальных традиций, а также особенностей развития общей преступности.
Как справедливо отмечает А. М. Яковлев, «для того чтобы выявить определенные устойчивые характеристики какого-либо процесса, необходимо, во-первых, наличие достаточного количества отдельных актов, из которых складывается данный процесс, и, во-вторых, он должен быть рассмотрен за достаточно длительный период»[35].
Как в прошлом, так и в настоящее время имелись вполне достаточные основания для принятия государством мер социальной охраны от посягательств указанной категории. Такие меры на разных этапах развития различных стран имели, соответственно, разный объем и содержание. Однако они определялись множеством факторов, в той или иной мере присущих всем странам мира без исключения, как-то: социально-политическая ситуация в стране, характер законодательства, уровень и стандарты жизни населения, состояние экономики, научно-технического развития и др.
Впервые подобная уголовно-правовая норма появилась в XVIII в. до н. э. В дошедшем до нас правовом памятнике Древнего Востока, известном как «Законы Хаммурапи, царя Вавилона», имелся ряд правовых норм, предусматривающих ответственность за подобного рода деяния:
«§ 218. Если врач сделает человеку тяжелый надрез бронзовым ножом и причинит смерть этому человеку или снимет бельмо человека бронзовым ножом и повредит глаз человека, то ему должно отрезать пальцы.
§ 219. Если врач сделает тяжелый надрез бронзовым ножом рабу мушкенума и причинит ему смерть, то он должен возместить раба за раба.
§ 220. Если он снимет бронзовым ножом его бельмо и повредит ему глаз, то он должен отвесить серебром половину его покупной цены»[36].
Здесь, как мы видим, налицо типичное, в современном понимании этого слова, оказание услуг, причем древний законодатель обращает внимание на необходимость персонифицированного субъекта этих общественных отношений внимательно и добросовестно относиться к своим непосредственным профессиональным обязанностям. Законодатель признает преступлением, как следует из правового анализа этих норм, не сам факт недобросовестного отношения к своим функциональным обязанностям, а только подобные действия в случае причинения ими конкретно указанных в норме общественно опасных последствий. Налицо материальный состав преступления. Наказание за это антиобщественное деяние довольно суровое. В первом случае – телесные увечья, а во втором и в третьем случаях – материальное возмещение причиненного ущерба. Проводя дальнейший анализ данного акта, мы находим более конкретизированную правовую норму, которая предусматривает ответственность за умышленно некачественное выполнение работ, не отвечающих требованиям безопасности. Так, в § 229–231 указано:
«Если строитель построит человеку дом и сделает свою работу не прочно, а так, что построенный дом обвалится и причинит смерть хозяину дома, то этого строителя должно убить.
Если он причинит смерть сыну хозяина дома, то должно убить сына этого строителя.
Если он причинит смерть рабу хозяина дома, то он должен отдать хозяину дома раба за раба»[37].
В наличии вновь, как мы видим, специальный субъект – строитель, причем строитель именно жилого дома. Имеется конкретизация объективной стороны этого преступления – выполнение работ, причем конкретных – строительство дома и индивидуализация потерпевшего – только хозяин будущего дома, его сын и раб. Указывается и субъективная сторона этого общественно-опасного деяния – неосторожность в форме небрежности. Состав этого правонарушения материальный. Наказание за его, исходя из анализа приведенного текста, напрямую зависит от персонализации личности потерпевшего, кроме того, налицо использование законодателем принципа талиона, т. е. причинения равнозначного вреда виновному.
При анализе иных древних памятников права, таких, как Законы XII таблиц, Салическая правда, Правды средневековой Англии, Законник Стефана Душанач[38], нам не удалось отыскать правовых норм, предусматривающих ответственность за анализируемые нами правонарушения, за исключением, пожалуй, п. 203 Законов Ману, где указано следующее: «Не должно продавать (товар) ни смешанного с другим, ни плохого качества, ни недействительного (по весу), ни не имеющегося в наличии, ни скрытного», но за совершение подобного правонарушения не предусмотрена какая-либо правовая ответственность. Древнеиндийскому законодателю явно нежелательно совершение данного деяния, но открыто он его не запрещает и при этом не делает никакой разницы между некачественным товаром и товаром, потребление которого опасно для здоровья и жизни покупателя. Видимо, эти нарушения в жизни древнеиндийского общества не были настолько социально опасны.
Более конкретно регулирует эти правоотношения норма, изложенная в тексте «Каролины», – уголовно-судебного уложения Карла V, где в пункте № СХ 111 под названием «Наказание подделывателей мер, весов и предметов торговли» указано: «Если кто-либо злостно и преступным образом подделывает меры, весы, гири, пряности или иные товары и пользуется ими, выдавая их за правильные, то он должен быть подвергнут уголовному наказанию: изгнанию из страны, или сечению розгами, или иному телесному наказанию в соответствии с обычаями и традицией. Если же такая подделка производилась часто, особо злостно и в значительных размерах, то виновный должен быть подвергнут смертной казни по получению совета от законоведов, как указано в конце нашего уложения»[39].
Буквально толкуя эту норму, можно сделать вывод, о том, что германский законодатель уже признает эти деяния преступлениями, но объектом уголовно-правовой защиты он выбирает интересы государства в области товарно-рыночных отношений, а не права и свободы личности.
Характеризуя уголовное право зарубежной Европы начала XIX в., т. е. периода развития и становления капиталистических рыночных отношений, используя при этом тексты уголовных кодексов Франции 1810 г. (Кодекс Наполеона), Германии от 15 мая 1871 г. и Японии от 24 апреля 1907 г.[40], мы приходим к выводу, что подобные нарушения в области товарного рынка все еще социально не столь опасны. Изготовление и продажа товара, производство работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни и здоровья потребителя, не являлось преступлением, хотя в ряде стран, безусловно, признавалось правонарушением[41].
Однако уже в середине XVIII в. некоторые политические деятели того времени весьма аргументировано, на наш взгляд, требовали криминализации этих правонарушений. Так, Жан-Поль Марат в своем проекте реформирования французского уголовного законодательства, более известного нам под названием «План уголовного законодательства», в гл. III «Преступления против безопасности лиц» предусматривает § 7 «Вредное изменение съестных припасов»[42]. Комментируя указанный параграф, Марат писал: «Среди преступлений, порождаемых жаждой к наживе, немного найдется более тяжелых, чем вредное изменение съестных припасов, ввиду той опасности, которой оно подвергает человеческую жизнь. Изменять или продавать товары, измененные так, что они становятся опасными, а обман не заметен, – это значит не только лишать нас драгоценнейшего из благ – здоровья, но и доставить нам долгие страдания, которые кончаются лишь смертью. Это преступление велико по своим последствиям. Стало быть, чем тяжелее его последствия, тем строже оно должно быть наказано»[43].
По мнению А. А. Герцензона, Марат считал это преступление равносильным убийству, а торговцев, виновных в нарушении здоровья или смерти многих людей – заслуживающими сурового наказания. Он требовал, чтобы подобные торговцы были задержаны, их имущество – конфисковано, а на самом видном месте лавки прибито объявление, написанное крупными буквами и содержащее такие слова: «Здесь торговец, которым рискуешь быть отравленным». Если потребитель испорченных съестных товаров умрет, то виновный в этом торговец будет приговорен к пожизненным общественным работам, а половина его имущества будет конфискована в пользу семьи потерпевшего. Помимо подобных карательных мер, Марат предлагал и меры предупредительного характера: учреждение санитарного контроля за торговлей съестными припасами[44]. Однако предложения Марата так и остались проектом.
Это положение сохраняется и по сей день. Анализируя уголовные кодексы таких стран, как Голландия, Дания, Франция (1992 г.), ФРГ от 15 мая 1871 г. (в ред. от 10 марта 1987 г., с изм. на 1 апреля 1998 г.); Швеции[45], можно убедиться в отсутствии норм, предусматривающих ответственность физических лиц за анализируемые деяния, за исключением, пожалуй, ряда стран Восточной Европы – участников Варшавского договора, а потому находившихся под воздействием советской системы права.
Так, ст. 128 гл. 2 Особенной части Уголовного кодекса Словацкой Социалистической Республики предусматривала уголовную ответственность за поставку недоброкачественной продукции, изделий и работ[46].
Более подробно регламентирует ответственность за подобные деяния УК Испании 1995 г. В гл. 3 «О преступлениях против общественного здоровья», состоящей из двадцати статей, подробно описываются все виды преступлений, посягающих на этот объект правовой защиты и имеющие, как правило, штрафные санкции либо тюремное заключение на срок от 6 месяцев до 3 лет[47]. Из этого можно заключить, что для испанского законодателя указанные деяния явно не обладают большой степенью социальной опасности.
Подобно регламентируется указанное правонарушение в Уголовном кодексе Республики Польша, вступившем в законную силу с 1 января 1998 г. Так, в п. 2 § 1 ст. 165 гл. 20 «Преступления против общественной безопасности» содержит квалифицирующий признак: «Изготавливая или вводя в оборот вредные для здоровья вещества, продовольственные товары или иные товары общего пользования или такие фармацевтические средства, не соответствующие обязательным условиям качества»[48]. Наказание довольно высокое: от 6 месяцев до 8 лет.
Польский законодатель в случае совершения настоящего преступления различает две формы вины: умышленную и неосторожную. Так, в § 4 указано: «Если последствием деяния, предусмотренного в § 2, является смерть человека или причинение тяжкого вреда здоровью многих людей… виновный подлежит наказанию лишением свободы на срок от 6 месяцев до 8 лет», а § 2 гласит: «Если виновный действует неумышленно…»
Однако размеры санкции при наличии этих двух форм вины полностью совпадают.
В странах Юго-Восточной Азии подобные асоциальные деяния обладают повышенной общественной опасностью. Типичным примером последнего, является, например, уголовное законодательство Китайской Народной Республики, где в гл. 3 «Преступления, связанные с нарушением порядков социалистического рынка» в § 1 «Преступления, связанные с производством и реализацией фальсифицированной и некачественной продукции» законодатель выделяет десять статей (ст. 140–150), предусматривающие уголовную ответственность за настоящие преступления. Максимальный предел наказания за них – бессрочное лишение свободы либо смертная казнь. Особо квалифицирующими признаками настоящих преступлений являются экономический ущерб в размере не более 2 млн юаней либо причинение особо серьезного вреда человеку или его смерть. Китайский законодатель жестко конкретизирует объекты материального мира могущие выступать в качестве предметов этих преступлений, однако ограничивает способы их совершения в виде «фальсификации», «производства» и «сбыта»[49].
В иных странах Западной Европы, США, Латинской Америки и Океании действия[50], направленные на выпуск и продажу товара, выполнение работ, оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности, еще не признаются столь социально опасными, а поэтому не подвергаются криминализации.
Видимо, законодатель этих стран не стремится вмешиваться в подобные отрасли общественной жизни, фактически разрешая западному товаропроизводителю производить товар, а также оказывать услуги не только изначально некачественные, но и прямо опасные для жизни потребителя. Так, в начале лета 1998 г. Бельгия поставила в Россию 1247 т мяса птицы и 1479 т свинины, зараженных диоксидом, т. е. для его производства использовались заведомо пораженные корма[51].
Производителям, безусловно, выгодно любыми способами увеличивать вес своей пищевой продукции, и в ход идет все: от антибиотиков до мощных стероидов и гормонов, как следствие – страдают потребители. Следующий факт стал известен нам из газет. В начале августа 1999 г. президент Международной конференции обществ потребителей А. Аузан и генеральный директор компании «Филипс-Россия» К. И. М. Баус выступили с совместным обращением к тем, кто купил ручной миксер HP-1340В.
Оказалось, как установили эксперты КонФОП, что этот тип ручного миксера был потенциально опасен. Его пользователям следовало опасаться случайного включения миксера при удержании рукой выключателя. Нельзя было касаться и ножа, если миксер был включен в сеть, не исключалась вероятность его включения.
Администрация компании согласилась с заключением независимой экспертизы и объявила о добровольной приостановке поставки миксеров в страны СНГ до изменения конструкции выключателя[52].
В Бельгии, Люксембурге и Франции в начале лета 1999 г. были запрещены импорт и сбыт знаменитых американских газировок компании «Кока-кола». На подобную меру власти решились после того как медики установили причину массовых отравлений среди бельгийцев и люксембуржцев в первой половине года – некачественное сырье и добавки красителей в десяти видах напитков компании, включая «Спрайт», «Фанту», «Нестле».
По данным минздравов этих стран, на 16 июня 1999 г. было зарегистрировано 120 случаев отравления «американской мечтой». Первыми пострадавшими стали 42 бельгийских школьницы, получившие при употреблении этих напитков пищевое отравление, затем эпидемия отравлений распространилась на Францию и Люксембург. Эксперты французского Минздрава считают, что американцы либо переборщили с биохимическими добавками, либо изготовили напитки из некачественного, хотя и натурального, сырья, «начиненного» бактериями[53].
Согласно публикациям 1996 г. в «Валле-Нувель» (Франция), «Дасамахирин» (Англия), а также по данным Продовольственной комиссии ООН, некоторые западные фирмы расширяют производство и экспорт в «неэлитарные страны» не только экологически опасных, но и запрещенных в развитых странах сельхозтоваров.
Производство такой продукции ускоренными темпами развивается на предприятиях этих фирм на Багамах и Кипре, Филиппинах и Мальте, в Пуэрто-Рико и Сенегале, Израиле и Марокко, Австралии и Кении, а также в Голландии, Германии, Швейцарии, Турции, ЮАР. Так, кола и маргарин, производимые в Голландии и Германии и поставляемые в Восточную Европу возрастающем количестве, консервированы канцерогенным эмульгатором.
Однако мы не вправе настаивать на том, что западный законодатель не стремится регулировать эти явно негативные проявления товарно-рыночных отношений. Видимо, он пытается на них воздействовать, прежде всего, нормами гражданского права[54].
Разрешая производителю при производстве товара использовать фактически любое сырье, западный законодатель путем разработки различных кодов и символов качества обязует его информировать покупателя о вредности товара, оставляя за покупателем право на его приобретение вследствие относительной дешевизны. Так, символы Е-210, Е-212-217, Е-240, Е-330 и др. обозначают, что потребление данного товара вызывает появление злокачественных опухолей. Потребление пищевого товара, отмеченного символом Е-338, вызывает расстройство желудка[55]. В случае отсутствия на упаковке производимого товара подобных символов западный законодатель считает, что налицо совершение преступления и карает изготовителя за мошенничество.
В ряде стран применяются и иные способы правовой защиты. Так, в США, в отличие от нашей страны, нет единого закона по защите потребительских прав, но способов для этого американское законодательство предоставляет достаточно[56].
Так, по данным российской прессы, в 1998 г. Комиссия по безопасности изделий зарегистрировала 22 тыс. травм во время пользования некачественными бытовыми приборами, приведших к смертельному исходу. Был детально изучен каждый случай. Кроме того, в комиссию поступает информация из 100 больниц, с которыми заключен специальный договор. Всего же в 1998 г., по данным этой комиссии, травмы такого рода получили 29 млн американцев. В результате 273 наименования опасных изделий были сняты с производства.
Все пищевые продукты (кроме мяса и птицы), а также лекарства и косметика, контролируются Министерством здравоохранения и социально-общественных услуг, точнее его специальным управлением. Результаты проверок публикуются в журнале для потребителей FDA Consumez.
Интересы покупателей отстаивает и Федеральная торговая комиссия, которая следит, как выполняются антимонопольные законы, как государственное регулирование влияет на конкуренцию, расследует случаи обманных или недобросовестных приемов в торговле. В комиссию еженедельно поступает до 7 тыс. звонков и писем.
Кроме государственных органов потребителей защищают и «сторожевые собаки» – так называют в США общественные потребительские организации, их сейчас более 260. Например, одна из самых мощных организаций – Союз потребителей США – издает самый известный в мире журнал для потребителей Consumez Reports, выходящий 5-миллионным тиражом, в котором публикует результаты сравнительных испытаний различных товаров. Причем товары испытываются в 50 собственных лабораториях, и при этом строго сохраняется независимость экспертизы от производящих фирм.
На страже потребительских прав конкретных граждан стоит и отлаженная судебная система, а в прокуратурах штатов даже есть специальные отделы. В штате Мэриленд, например, аналогичный отдел прокуратуры рассматривает в год до 10 тыс. жалоб, в штате Орегон – 14 тыс.
По американским законам прокуроры обладают большими правами. Так, за нарушение прав потребителей они могут заморозить счета фирм, оштрафовать (в разных штатах штрафы разные, но весьма внушительные: в Орегоне – до 25 тыс. долл., в Айове – до 40 тыс., а если потерпевший старше 65 лет, штраф увеличивается до 100 тыс. долл.). Если нарушения носят массовый характер, прокуратура может наказать фирму, предложив ей вернуть незаконно полученные средства в специальный фонд компенсации ущерба потребителям. Возможно, именно потому что в США такая жесткая система, дело до судебного заседания доходит не всегда. В большинстве случаев фирма предпочитает пойти с обиженным потребителем на мировое соглашение. Тем не менее, по оценкам специалистов, до 20 % фирм, действующих на американском потребительском рынке, склонны обманывать своих потенциальных покупателей и клиентов[57].
Подобная ситуация на потребительском рынке типична, к сожалению, не только для стран американского континента, Западной и Восточной Европы, теперь она стала типична и для стран СНГ.
До распада Союза ССР на территории всех союзных республик, ставших впоследствии суверенными государствами, действовала единая правовая система, что наиболее ярко проявлялось в уголовном законодательстве. Практически все нормы, изложенные в уголовных кодексах всех советских республик, принятых в начале 70-х годов прошлого столетия, были фактически идентичны, причем не только по содержанию, но и по форме.
Так, законодатели всех республик бывшего Советского Союза помещали норму, предусматривающую уголовную ответственность за фальсификацию товарной продукции, в главу «Хозяйственные преступления». Анализируя структуру уголовного законодательства советских республик, можно сделать только один вывод: основным объектом этих преступлений признавались экономические интересы государства и личности. Права личности на жизнь и здоровье обусловливались в качестве дополнительного объекта.