Ночью Серёжке приснился огненный дракон. Приснился просто так, безо всяких оснований, ни с того, ни с сего. Ни фильмов с драконами он накануне не смотрел, ни книжек не читал, ни в компьютерные игры не сражался. И, тем не менее, дракон преследовал его всю ночь. Нет, не гонялся за ним, изрыгая пламя, а наоборот, бегал следом, как собачонка. Разве что не визжал и не лаял. Но зато отпугивал всех встречных-поперечных, которые попадались на дороге.
А на дороге встречалось много самых разных существ. Таких Серёжка не то, что нигде не видел – он о них даже не читал! Чего стоили, например, разноцветные маленькие человечки – точно такие же, как люди, только всех цветов радуги. Среди них попадались и полосатые! То в продольную полосочку, то в поперечную.
А большеухие создания, метущие концами ушей по земле, испуганно взлетающие при приближении Серёжки с драконом. Они взлетали на собственных ушах – такие те были большие. Некоторые даже заворачивались в уши – словно летучие мыши в крылья. Но, разумеется, на земле, а не в полете.
Серёжке очень хотелось познакомиться хоть с кем-нибудь из встреченных, пусть и во сне. Но все боялись дракона и шарахались в стороны, едва Серёжка пытался к ним приблизиться.
В конце концов, Серёжка рассердился на дракона, даже накричал на него. Но тот лишь преданно заглядывал в глаза, да вилял хвостом, на раздвоенном конце которого остро шипастились две колючки. И ещё виновато разводил большими кожистыми крыльями цвета заката. Мол, не могу я иначе, хозяин! Ну, люблю я тебя, и поэтому буду оберегать от всех мыслимых и немыслимых опасностей.
Проснувшись, Серёжка долго лежал в постели и думал: к чему снятся такие сны? Но так ни до чего не додумался.
Надо сказать, что другие драконы, не огненные, снились Серёжке и раньше. Но обычно он или убегал от них, или сражался. И чаще выходил из схватки победителем. А как же иначе? По-другому лучше вообще не смотреть подобных снов.
Среди снившихся Серёжке драконов встречались водные – тёмно– и светло-синие, тёмно– и светло-зелёные, сине-зелёные и зелёно-голубые, а иногда и нежно-бирюзовые. Снились ему и горные – тёмно-коричневые, жёлто-коричневые, жёлто-розовые, розовато-коричневые, а порой грязно-серые, будто вывалявшиеся в грязи. А однажды приснился фиолетовый в розовую полосочку. Но это случилось, кажется, после того, как он начитался Шекли.
А вот огненных покуда не попадалось.
Выйдя из дома, Серёжка посмотрел на небо. Оно голубело вовсю, и огненных драконов на нём не замечалось. Не замечалось и облаков.
Вздохнув, Серёжка первым делом обошёл вокруг двора: надо же посмотреть, что изменилось, пока он отсутствовал? Тем более что спросить не у кого: ребята в школе, двор пустой.
На первый взгляд, всё оставалось на своих местах.
По-прежнему стоял пластиковый городок для малышей – с горкой, спиральным спуском, лабиринтом, всевозможными лестницами и домиками. Сам Серёжка не так давно играл в этом городке. Сейчас, радостно визжа, с горки скатывались двое пацанят, под бдительным присмотром бабушек.
Никуда не делся и вертикальный автоматический гараж, спрятанный под клумбами с начинающими расцветать цветами.
Ничего не произошло и с беседкой, слегка выгоревшей на солнце, но продолжающей сиять всеми цветами радуги.
Не изменился и бассейн, в который пока не пустили воду – по причине холодной погоды, хотя, на взгляд Серёжки, уже было достаточно тепло.
И всё-все остальное тоже оставалось точно таким же, как и две недели назад, когда его увозили в больницу. Хотя Серёжке казалось, что с тех пор прошла целая вечность.
Сделав кружок по двору, и не обнаружив особенных перемен – сломанные ветки на деревьях в счёт не шли – Серёжка приуныл: ему очень хотелось сразиться с кем-нибудь хотя бы в морской бой! Дело в том, что отец подарил Серёжке новый компьютер, с двумя беспроводными игровыми полями. Пока Серёжка лежал в больнице, он успел сделаться настоящим асом в игре – научился, чуть не с первого выстрела, угадывать расположение вражеских кораблей. И сейчас ему хотелось продолжить сражение с кем-нибудь из дворовых друзей.
Но во дворе никого не оказалось.
Глубоко вздохнув, Серёжка отправился в беседку – там можно расположиться на столике и поиграть одному. Или переключить компьютер в режим электронной книги и почитать что-нибудь из новенького. Или перечитать из старенького, понравившегося. На худой конец – повторить уроки.
Но едва он включил книгу, поправил съехавшую на глаза бандану и обвёл прощальным взглядом двор – прежде чем с головой погрузиться в приключения, – как замер: из соседнего подъезда выходил незнакомый мальчишка. И выходил по-хозяйски: не озираясь и не прячась.
«Новенький? – подумал Серёжка, опуская голову к книге, но продолжая краем глаза наблюдать за мальчишкой. – Переехал, пока меня не было? Здорово! Может, будет в нашем классе учиться? По возрасту вроде подходит…»
Но подходить первым и здороваться не стал. В конце концов, он мог и ошибиться. Вдруг мальчик пришёл к кому-нибудь в гости?
Но в гости не ходят в короткой камуфляжной куртке и продранных бриджах. И в расхристанных кроссовках без шнурков. Зато кепка на голове, также камуфляжная, блистала новизной. Даже картонная бирка развевалась сзади под лёгким игривым ветерком.
Впрочем, почувствовав шлепки бирки по шее, мальчишка остановился, оторвал бирку и бросил в забытое дворником ведро.
И направился прямо к беседке. Серёжка напрягся, но продолжал делать вид, что читает. И лишь когда мальчик подошёл совсем близко, и тень упала на экран, поднял голову.
Светлые брови чуть подняты кверху, серые глаза смотрят серьёзно и оценивающе, уши плотно прижаты к голове – не «локаторы». Это Серёжке больше всего понравилось: он почему-то не любил лопоухих. И продолжил оглядывать паренька: узкий нос с небольшой горбинкой, тонкие губы – парнишка серьёзный. И не улыбается ничуть.
Под камуфляжной курткой – полосатая майка-тельняшка. Что находилось под бриджами увидеть, разумеется, было невозможно. И потому Серёжка остался в неведении относительно цвета его трусов.
– Что читаешь? – спросил незнакомый мальчишка.
– Головачёва, – неохотно отозвался Серёжка. – «Вирус». А ты кто такой?
– Хорошая вещь, – отозвался незнакомец, проигнорировав вопрос. – Но мне больше нравится Лукьяненко, «Дневной и Ночной дозоры». Остальные – отстой!
– А мне – «Лабиринты отражений» и «Фальшивые зеркала» – не удержался Серёжка. – Там про компьютеры! Здорово написано!
– Ну, это вообще вещь! Я их раз пять перечитывал!
– А я – раз десять…
Мальчики помолчали.
– А чего я тебя раньше не видел? – спросил новенький.
– Я в больнице лежал, – отозвался Серёжка. – С воспалением лёгких. Двусторонним.
– А-а… А я тут со всеми уже передрался, – сообщил новенький. – Синяков под глазами почти всем во дворе понаставил.
– У нас так принято: драться с новенькими, – хмуро пояснил Серёжка. – Но я ни с кем не дерусь. Не люблю. Несмотря на свою фамилию: Бойцов. И потом: я только из больницы, мне сейчас нельзя драться.
– И я не люблю, – согласился мальчишка. – А они всё лезут и лезут. Я им говорил: я айкидо занимаюсь. А они: а что это такое? Пришлось показать… – мальчишка засмеялся.
Потом спросил:
– Тебя как зовут?
– Сергей, – твёрдо ответил Серёжка. – А тебя.
– А меня – Пантелеймон.
– Как? – удивлённо переспросил Серёжка.
– Пантелеймон, – повторил мальчишка. – Смеяться будешь?
И глаза его сузились.
– Не буду, – покачал головой Серёжка. – А чего смеяться? У меня отец – Афанасий. Ну и что? Старинное русское имя…
– Да ничего, – расслабился Пантелеймон. И неожиданно спросил: – А ты хотел бы попасть в параллельный мир?
– Конечно, хотел бы! – не задумываясь, ответил Серёжка.
– А для чего? – поинтересовался Пантелеймон.
– Ну-у… – Серёжка даже немного растерялся. – Одно дело – читать, а другое – самому увидеть. Походить, посмотреть, потрогать… Тут же скучно! На компе интереснее, конечно, но… картинки всё это, не настоящее! Хоть три «дэ», хоть четыре!
– Точно, – согласился Пантелеймон. И замолчал, раздумывая о чём-то.
Серёжка искоса следил за ним, закрыв компьютер и качая ногой. К чему задают подобные вопросы?
Наконец Пантелеймон решился:
– Ну, пойдём! Если хочешь, конечно…
– Куда? – не понял Серёжка.
– В параллельный мир.
– А где он?
– А я знаю? – вопросом на вопрос ответил Пантелеймон. – Надо поискать. Я в вашем дворе ещё не всё обследовал.
– Откуда в нашем дворе параллельный мир? – удивился Серёжка. – Ты гонишь!
– Ничего не гоню. Параллельных миров знаешь, сколько? Полно! – и Пантелеймон обвёл вокруг руками. – Нужно только найти проход: это самое сложное.
– А ты умеешь? – недоверчиво спросил Серёжка.
– А то! – горделиво произнёс Пантелеймон. И добавил: – Недавно научился, с полгода назад. По горам лазил, сорвался со скалы и упал. Мы тогда на Тянь-Шане жили, возле Кушки, там отец служил, на радиолокационной станции. Шарахнулся я здорово: без сознания с час полежал. Башка долго болела. А потом начал ВИДЕТЬ.
– Что видеть? – с замиранием голоса спросил Серёжка. Весь серьёзный вид Пантелеймона, его сосредоточенность – говорили о том, что человек не врёт, а действительно что-то знает. Это Серёжка научился чувствовать давно и безошибочно. Поэтому его никто не мог обмануть, что бы ни рассказывали.
– Начал видеть, где можно пройти в параллельный мир, – понизив голос, сказал Пантелеймон.
– И где?
– Пока не знаю. То есть не знаю в вашем дворе. Пойдём, поищем! Я пока одну свою квартиру изучил досконально. Но там ничего нет. Или проходы есть, но я их не вижу.
– А так может быть? – спросил Серёжка.
– Наверное, может… Я же совсем недавно путешествую по параллельным мирам.
– А вообще во многих мирах побывал?
– Не очень, – признался Пантелеймон. – С десяток, может.
– Ого! Десять параллельных миров! Ничего себе! Здорово!
Разговаривая, они пошли к укромному углу: дом стоял между двумя старыми общежитиями, которые строились в городе одновременно с заводом. Построили их в виде буквы «с», и поэтому дома имели удобные закутки, где дворовые ребята успешно скрывались от посторонних глаз. Конечно, сверху, из окон, всё видно, но поскольку на первом этаже размещались и кинозал, и аптека, и парикмахерская, и что-то ещё… ребят обычно мало кто тревожил. А до второго этажа слишком далеко. Да и кто в наше время смотрит вниз?
Пантелеймон подошёл к стене и принялся пристально её рассматривать.
Серёжка внимательно следил за новым товарищем: ему тоже хотелось научиться открывать миры. Хотя он сомневался: как можно открыть проход в стене? Вот если бы в ней находилась маленькая железная дверь, или зелёная калитка, или, на худой конец, Звёздные врата – тогда понятно. Но как открыть проход в сплошной кирпичной стене?
Он вспоминал все читанные рассказы и повести о путешествиях в параллельный мир: и «Хроники Нарнии» Клайва Льюиса, и «Гарри Поттера»… и многое-многое другое.
Он приготовился к тому, что Пантелеймон поведёт его в подвал со множеством заколоченных дверей и откроет одну из них; к калитке в остатках забора, через которую никто не ходил, потому что все ходили вокруг, через проломы; на лестничную площадку пятого этажа, наконец! Там как раз находилась опечатанная квартира, в которой никто не жил. Но Лешка Мальцев уверял (он обитал в квартире по соседству), что часто слышит доносящуюся из запертой квартиры тихую музыку – прямо через стены.
Серёжка приготовился даже к тому, что Пантелеймон вытащит из кармана кусок волшебного мела, начертит на стене прямоугольник – и откроет его! Как в кино.
А тот рассматривает сто лет известное место. Откуда здесь возьмётся проход в параллельный мир? Что тут можно увидеть, кроме пары неприличных слов да пятен от потушенных сигарет? Швы в кирпичной кладке? Так их всюду полно.
Неужели чудесное Серёжкино свойство безошибочно отличать правду ото лжи в случае с новеньким дало сбой?
– Ага! – обрадованно воскликнул Пантелеймон. – И здесь есть!
Он торжествующе повернулся к Серёжке.
– Что есть? – не понял тот.
– Вот, смотри, – Пантелеймон указал на стену.
– Ну, стена, – непонимающе произнёс Серёжка. – Кирпичи…
– Видишь, трещинка?
– Да их тут!.. Полная стена.
– Нет, это не такая трещинка, те другие. Я сейчас покажу. Смотри! – Пантелеймон вцепился ногтями в края трещинки и упёрся так, будто собирался растащить кирпичи в разные стороны. Мышцы напряглись нешуточно. Даже жилы на лбу надулись.
Сначала ничего не происходило.
Затем между пальцами Пантелеймона как будто появилось особенное сияние, ни на что не похожее. Такого Серёжка никогда и нигде не видел – ни в кино, ни наяву. Вот во сне, может быть… и то нечасто.
Полоска света, бьющего Пантелеймону в лицо, разрасталась, ширилась… а само сияние как бы пригасало. Но зато в стене медленно раскрывался проход с неровными краями – как раз на высоту роста.
Серёжка ожидал, что вот-вот на землю посыплются кирпичи. Но кирпичи почему-то не сыпались. Они оставались на месте – Серёжка заметил, как всё расширяющаяся полоска прохода ползёт по ним, словно огонь по загорающемуся листу бумаги.
«А вдруг он потом не закроется? – подумалось Серёжке. – Но Пантелеймон, наверное, знает, что делает. Здорово!»
– Всё, – произнёс Пантелеймон, отходя в сторону. – Дальше не идёт.
Проход раскрылся не более чем на ширину плеч. И толщины у него не имелось: край кирпичей с обеих сторон обрывался прямо в пустоту воздуха. Но, если повернуть голову немного вбок, становилось видно, что кирпичи граничат с древесной корой. Как будто с той стороны, со стороны другого мира, находилось дерево. И проход открылся именно в нём.
Из неровно обозначенного отверстия посыпались капли дождя. Дунул холодный ветерок. Вылетел осенний жёлто-красный листок.
– Ну что, пойдём, прогуляемся? – хладнокровно предложил Пантелеймон, растирая побелевшие кончики пальцев.
Серёжка поёжился: по коже пошли мурашки. То ли от капель дождя, то ли от происходящего. Но заглянуть хотелось. Он на цыпочках подошёл к раскрытому проходу и заглянул внутрь.
Дождь плеснул ему в лицо горсть мелких капель, словно приветствуя по-своему. Первое время Серёжка ничего не видел, кроме слезящегося пейзажа.
Зрелище оказалось безрадостным: чахлые деревца угрюмо склонялись под порывами ветра, ловя кривенькими ветвями падающие с неба крупные капли. Деревца и стояли в воде – среди торчащих повсюду серо-зелёных кочек и редких засохших былинок да веточек.
По поверхности воды плавали рваные листья болотных растений.
А с обеих сторон прохода бугрилась неровная древесная кора: проход реально открылся в стволе дерева!
– И чего тут хорошего – прыгать с кочки на кочку? – угрюмо осведомился Серёжка и посмотрел на свои сандалии. – Промокнем враз. И зонтика нету…
– Значит, закрывать? – спросил Пантелеймон.
– А что с ним ещё делать? – кивнул Серёжка. – Там смотреть не на что. Даже лягушек не видно… Какая она – иная фауна?
Пантелеймон ухватился за края прохода и с силой потянул друг к другу.
Обратный процесс прошёл быстрее: с лёгким шлепком края сомкнулись бесследно – как будто соединились не две части кирпичной стены, а два куска пластилина.
И стена вновь предстала перед глазами мальчишек в прежнем виде. И тоненькая трещинка по-прежнему пересекала её сверху донизу…
– Как ты это делаешь? – спросил Серёжка.
Пантелеймон пожал плечами:
– Не знаю. Как-то неожиданно… открылось. С полгода назад, после того, как свалился со скалы – я рассказывал. Выздоравливал, сидел дома. Было скучно. А у нас там одна стенка в трещинах вся – в саманном домике жили. И, если захочешь, можно всякие фигуры из трещин представлять. Помню, начал я обводить один контур левой рукой, а правой упирался в стену. И участок стены неожиданно поехал в сторону! Я сначала подумал: кусок штукатурки отвалился. Испугался: ну как отец взгреет, за испорченную стену? А в стене окошко открылось. Я заглянул туда – и обомлел: там джунгли, обезьяны по веткам прыгают, попугаи кричат… Я уже хотел внутрь залезть, побродить, бананов поесть – и вдруг какой-то зверь появился, то ли ягуар, то ли леопард. Я решил не рисковать.
– Здорово! – вырвалось у Серёжки.
– После этого я начал пробовать: где ещё можно открыть проходы? Все трещины перетрогал. А потом стал видеть…
– Чего видеть? – не понял Серёжка. – А раньше слепой был, что ли?
– Да нет! – отмахнулся Пантелеймон. – Я стал видеть, где можно открыть проход, где – нет.
– А как видишь?
– Ну-у… Я и сам не знаю. Просто смотрю вокруг и вижу: вот тут иной мир открывается, а тут – нет.
– А открой ещё что-нибудь! – попросил Серёжка.
– Попробую, – согласился Пантелеймон.
Он поводил головой из стороны в сторону, рассматривая ближайшие стены. Потом вздохнул:
– Нет, здесь других проходов нет.
– Пойдём дальше! – предложил Серёжка.
Они двинулись вдоль стены.
Серёжка разглядывал каждый шовчик между кирпичами, каждую трещинку в них, каждый обколотый угол. Ему хотелось первому заметить проход: вдруг он тоже начал видеть, как Пантелеймон? Но, кроме засохшего бетонного раствора, ничего не замечал. Но и Пантелеймон молчал. Потом нерешительно произнёс:
– Вообще-то я тут уже всё осматривал. Я ведь почти две недели здесь.
– И этот проход открывал? – догадался Серёжка.
– Ну да… – виновато согласился Пантелеймон. – Только один идти не захотел. Подумал: а вдруг сейчас что другое откроется? Или погода переменится…
Но Серёжка не обратил внимания на оправдывающийся тон нового друга, захваченный открывающимися перед ним блестящими перспективами.
– А в подвале был? – спросил он. – Там разных трещин – немерено! Мы в самые большие факелы втыкаем, когда в войнушку играем.
– В подвале не был, – признался Пантелеймон. – Я… темноту не очень люблю.
– Тогда пойдём сперва ко мне домой, – предложил Серёжка. И добавил: – За фонариком. А заодно и у меня дома посмотришь! Вдруг и там проход есть! Научишь тогда меня открывать?
Пантелеймон пожал плечами:
– Попробую… А родители дома?
– Нет, на работе. Я один хозяиную.
Ребята поднялись на четвёртый этаж. Пешком. Не потому, что лифт не работал, а потому что Пантелеймон по пути внимательно осматривал стены на лестнице: не мелькнёт ли где заветная трещинка?
Серёжка с волнением наблюдал за поисками. Ему очень хотелось, чтобы проход в параллельный мир нашёлся в его подъезде. И, когда они достигли нужного этажа, предложил:
– А давай поднимемся до самого верха, до девятого! Вдруг там что найдётся? Обидно будет пропустить дверцу…
Пантелеймон сосредоточенно кивнул.
Но панели стен блестели свежей краской и никаких трещин открывать не желали.
У Серёжки мелькнула мысль забраться на чердак, но на люке висел большой замок, а ключ был только у Валерки Позднышева. Вернее, у его отца. Но какая разница? Главное, что Валерки нет рядом.
Пришлось спуститься на четвёртый этаж.
– У нас в квартире ремонт давно не делали! – обрадовал Серёжка новоиспечённого друга. – Трещин – полно!
Осмотр начали с коридора. Затем последовательно перешли в ванную комнату, туалет, на кухню, в зал, в комнату родителей – и всё безрезультатно.
Серёжка всё оттягивал визит в свою спальню: боялся разочароваться раньше времени. Но, наконец, настал и её черед.
И комната его не подвела! Недаром он любил её!
– Да вот же она! – воскликнул Пантелеймон, едва войдя в спальню. И указал на угол, в котором сверху донизу змеилась тонкая трещинка.
– А получится открыть в углу? – засомневался Серёжка. – Стены не помешают?
– Но я же не стены двигаю, – возразил Пантелеймон. – А открываю проход.
Он залез в угол, подцепил кончиками ногтей края трещины – и легко, без напряжения, развёл руки в стороны.
– Ух, ты! – ахнул Серёжка.
Перед ними открылся пейзаж зимнего леса. Высокие заснеженные сосны стояли, утопая в высоких сугробах: снег доходил до нижних ветвей. Большие снежинки слетали с низкого серого неба.
– А может, это никакой не параллельный мир? – задумчиво произнёс Серёжка. – А наш, натурально? Я такие точно сосны в деревне видел, когда зимой с дедушкой в лес ездил, за ёлкой.
– Не знаю, – сознался Пантелеймон. – Я никогда никуда не ходил далеко. Боялся заблудиться. Так, посмотрю немножечко – и обратно. И никогда пока не открывал миров, где есть цивилизация. Ни машин, ни самолётов не видел. И никаких чудных зверей или людей. Всегда одна природа, пейзажи. Море, луг, лес, пустыня, горы – вот и всё. Может, потому, что пока не умею?
– А джунгли тогда? – напомнил Серёжка. – Обезьяны какие были?
– А я их знаю? – пожал плечами Пантелеймон. – С длинными хвостами… Если бы машину увидел, я бы сразу определил: наша или не наша. Машины я знаю!
– Всё равно у тебя здорово получается! – одобрил друга Серёжка. А сам подумал, что уж он-то враз узнал бы любую обезьяну. Недаром в кружке юных натуралистов занимается. И предложил: – Пойдём, пройдёмся? В снежки поиграем! Зимой заблудиться невозможно: всегда выйдешь по своим следам.
– А вдруг метель?
– А мы далеко не пойдём. И успеем вернуться.
– Холодно! – Пантелеймон поёжился: от снега явственно тянуло морозцем.
– А мы оденемся! Сейчас принесу!
Серёжка умчался в кладовку и мигом вернулся с двумя парами «луноходов» и тёплых штанов, двумя шапками, пальто и шубой.
– Мамина старая, – честно предупредил он. – Я могу её надеть!
– Да нет, – мужественно отказался Пантелеймон. – Я же повыше тебя. И мне она подойдёт лучше. Только рукава подзакатать чуть-чуть придётся…
Путешественники нарядились и сделали первый шаг. Одновременно.
И сразу провалились по пояс: снег оказался неожиданно мягким, рыхлым и глубоким.
– Да, здесь не погуляешь, – пробормотал, барахтаясь в снегу, Серёжка.
– Вот и я тебе говорю, – уныло согласился Пантелеймон. – Почти всегда так: открою, посмотрю – и закрываю. То на скале над морем очутишься, то на горе высоченной, то в пустыне… Давай выбираться.
Кусок квартиры висел в полуметре от них: вровень со снегом.
– Давай, – нехотя согласился Серёжка. Сам бы он, не задумываясь о последствиях, рванул пусть и по глубокому снегу – лишь бы посмотреть: что там дальше, за соснами? И лишь мысль о том, что в сибирской тайге сосны могут тянуться на тысячи километров, охладила его.
Он выбрался на ковёр, оставляя мокрый след, и протянул руку Пантелеймону.
– Ну что, закрывать? – спросил тот, вернувшись в квартиру.
– Закрывай! – разочарованно махнул рукой Серёжка.
Снежный мир захлопнулся.
– Сапоги и штаны нужно оттащить в ванную, – распорядился Пантелеймон. – А то натечёт с них…
– А может, ещё где вход есть? – с надеждой спросил Серёжка. – Ты поищи пока, а я чаю поставлю.
Пока Серёжка бегал ставить чайник и доставал чашки, Пантелеймон внимательно обследовал соседнюю трещину, проходящую рядом с только что закрытой. Что-то в ней привлекало его, но он не мог понять, в чём дело. Ему никогда не приходилось встречать два рядом расположенных прохода. Может, ему только кажется, что и здесь находится проход? А на самом деле влияет предыдущая трещина?
– Проход? – деловито осведомился Серёжка, возвращаясь из кухни.
Пантелеймон пожал плечами:
– Может быть, то же самое… – протянул он. – Рядом ведь находятся…
И потянул за края.
Снова перед ними расстелился заснеженный пейзаж. Но теперь ничего елово-соснового поблизости не произрастало. Низкий пологий берег, полностью лишённый растительности, сбегал к открытому гладкому льду. А лёд тянулся до самого горизонта.
– Вот это каточек! – выдохнул Серёжка. – Наверно, целое море замёрзло.
– «Луноходы» высохли? – спросил Пантелеймон.
– Да тут коньки нужны! – откликнулся Серёжка. – Покатаемся?
– Давай! А у тебя есть вторая пара?
– Старые, братовы.
Надев коньки, друзья спустились на лёд. Слежавшийся снег совершенно не проваливался под ногами. Когда-то его прилизали ветры, дувшие в течение многих дней, и превратили в плотнейший наст. Но сейчас ветра не ощущалось.
Однако лезвия коньков вонзались в снег полностью, и потому идти было удобно.
– Поехали! – Серёжка заскользил по льду.
– Далеко не заезжай! – крикнул Пантелеймон. – Возвращаться же надо будет. А вдруг лёд провалится?
– Ладно! – отозвался Серёжка и повернул к берегу.
Пантелеймон обогнал его. Несколько минут они мчались наперегонки, потом резвились, оставляя на льду кривулины и росчерки. Затем остановились, чтобы немного передохнуть.
– Здорово! – выдохнул Серёжка.
– Ага! – отозвался Пантелеймон. – Видишь, опять никого нет. Пустой мир. Совершенно пустой мир.
– Ну и ладно. Покатаемся – и домой. Можно будет приходить сюда, когда захотим покататься. На летний каток ездить не понадобится! Здорово!
– Солнце высоко! – задрав голову, заметил Пантелеймон. – Как на юге. И почти не холодно. Может, это какое-нибудь высокогорное озеро?
– А горы где?
– Логично…
– Судя по высоте солнца, – Серёжка тоже поднял голову, – мы находимся практически на экваторе. Почему же всё замерзло?
– Планета такая… – неуверенно ответил Пантелеймон.
– Но если мы точно находимся в параллельном мире, другой планеты, кроме Земли, здесь быть не может! – рассудительно заметил Серёжка. – Я так читал…
– А может, они разные бывают, параллельные миры? – возразил Пантелеймон. – Одни наши, земные, то есть рядом с нами. А другие вообще на других планетах расположены…
– Нет, параллельный мир на то и параллельный, что находится по соседству с нашим. Иначе это будет какой-нибудь другой. Как в Звёздных вратах, например. Прокол пространства – вот как это называется! А совсем не параллельные.
– Так я же не знаю, какие миры открываю, – чуть ли не заоправдывался Пантелеймон. – Это изучать надо…
– Ладно, хватит базарить, поехали ещё покатаемся! – прервал его Серёжка. – А то я замерзать начал.
Он набрал высокую скорость и чуть не врезался в скопление рассыпанных на гладкой поверхности разноцветных льдинок, прямоугольных, круглых, квадратных и треугольных. Вернее, в одну врезался. Но льдинка оказалась примороженной, и он едва не упал.
– Что такое? – Пантелеймон остановился рядом с ним. – Буквы какие-то вроде…
– Что? Буквы? А ты говорил – пустой мир! Значит, тут кто-то есть? А что написано? Что-то не пойму…
– Сейчас посмотрим.
Пантелеймон принялся ходить вдоль примёрзшей ко льду надписи, и, шевеля губами, пытался прочесть слово.
Серёжка хотел последовать его примеру, но у него ничего не получилось: буквы оказались латинскими, а иностранный язык в Серёжкиной школе изучали только с пятого класса.
– Вот, – остановившись, сказал Пантелеймон. – Тут написано «вечность». По-шведски. Или по-норвежски.
– Ты и там побывал? – ахнул Серёжка.
– Служил с отцом на Севере, – небрежно ответил Пантелеймон. – На радиолокационной станции. На границе со Швецией и Норвегией… Ну, немножко выучил.
– Странно, – произнёс Серёжка, обводя взглядом пустынный лёд и не менее пустынный берег. – Кто же мог оставить такую надпись?
– Может, кто-нибудь потерпел кораблекрушение? – в шутку предположил Пантелеймон.
– Тогда логичнее выложить слово «СОС», – Серёжка шутки не понял, и отреагировал на неё по-своему.
– Погоди! – схватил его за руку Пантелеймон. – Вон, по-моему, кто-то едет… Тоже на коньках катается! Пацан какой-то. Сейчас мы его спросим…
Маленькая фигурка катила на блестящих коньках по ровному ледяному простору.
Заметив стоящих ребят, конькобежец подъехал к ним и с ходу спросил первым:
– Кто… вы… такие? Что… вы… здесь… делаете?
Голос у него был ровным и безжизненным, как у робота. И он делал значительные паузы между словами.
– А ты что здесь делаешь? – вопросом на вопрос ответил Пантелеймон.
– Я… здесь… живу, – тем же ровным голосом отвечал мальчик. – Королева… сказала… если… я… выложу… из… разноцветных… льдинок… слово… «вечность»… она… подарит… мне… весь… мир… и… пару… коньков… в… придачу… Я… выложил… слово…
Серёжке почему-то стало вдруг холодно. Так холодно, как не бывало никогда в жизни. Но не от окружающей температуры: она нисколько не изменилась, и солнце продолжало светить по-прежнему.
Холодно стало от слов мальчика. Да ещё от того, что у того на голове, на бровях, на ресницах – и вообще на всём лице – лежал иней: тонкие кристаллики льда не таяли и сверкали на солнце бриллиантовой маской.
Мальчик стоял, безучастно обводя друзей бледно-голубыми глазами.
– Уж не робот ли он? – шепнул Серёжка Пантелеймону.
– Или сумасшедший, – ответил тот. – Рехнёшься тут в одиночку… Есть здесь ещё кто, кроме тебя? Родители твои где? Бабушка, дедушка?
Но мальчик ответил.
– Я… тут… один… Больше… никого… нет… Я… катаюсь… на коньках…
Охваченный каким-то неясным предчувствием, Серёжка спросил:
– Как тебя зовут?
Мальчик поднял на него заиндевевшие ресницы, и ответил всё тем же безжизненным голосом:
– Кай…
– А это? – спросил Серёжка, указывая на лёд. – Балтийское море?
– Атлантический… океан… – мальчик повернулся и покатил обратно.
– Пошли скорее отсюда! – Серёжка потянул Пантелеймона за собой.
– Может, ему помочь надо? – Пантелеймон смотрел вслед удаляющемуся одинокому конькобежцу.
– Пошли! А то поздно будет!
– Что поздно? – не понял Пантелеймон.
– Потом объясню! – Серёжку била крупная дрожь. Не то от того, что долго простоял на одном месте на холоде, не то от происшедшего.
Очутившись в квартире, он, не снимая коньков, бросился к книжной полке, кинув через плечо Пантелеймону:
– Закрывай скорее!
Пантелеймон, пожав плечами, закрыл стену.
Достав книгу, Серёжка плюхнулся на диван и лихорадочно залистал:
– Вот! – он оторвался от книги и победно взглянул на Пантелеймона.
– Что – вот? – не понял тот.
– «Снежная королева»! Сказка Ханса Кристиана Андерсена. Она похитила Кая, Снежная королева. И сказала ему: «Если ты сложишь из льдинок слово «вечность», я подарю тебе весь мир – и пару коньков в придачу». Только у Андерсена сказка иначе закончилась: Герда спасла Кая. Преодолела массу препятствий – и освободила от власти Снежной королевы! И все остались живы и здоровы.
– Ну, а тут не спасла, выходит, – предположил Пантелеймон. – Подзадержалась в дороге. Параллельные миры – они такие… Где-то я читал… как определение параллельных миров: один похож на наш полностью, второй – отличается одной деталью, третий – двумя… и так далее. И в самом конце – мир, который совсем не похож на наш.
– Ну, непохожих миров может быть много, – заметил Серёжка.
– Это точно, – согласился Пантелеймон. – Ну что, ещё поищем?
Но, сколько ни выискивал, других раскрывающихся трещин в комнате не оказалось.
– А пойдём… в подвал сходим? – предложил Серёжка, заранее замирая от страха. Он тоже не очень любил темноту: его однажды оставили одного в подвале. Проверяли на храбрость. И хотя он не уписался, подобно некоторым, воспоминания остались не вполне приятными. – Мы там иногда в войнушку играем, разговариваем… Фонарик только возьмём, а то я до выключателя не дотягиваюсь.
Засвистел чайник.
– Ух, ты! – вспомнил Серёжка. – Я же чайник поставил! И как он не выкипел весь? Мы же, наверное, больше часа катались! И потом ты искал ещё… Как это может быть?
– Я открою тебе один секрет, – проговорил Пантелеймон. – Я однажды два часа путешествовал по параллельному миру. Купался, загорал – прошлой зимой. У нас снега полно, мороз, метели. А там – море, пальмы, кокосовые орехи…
– Ну, и что? – нетерпеливо прервал Серёжка.
– А то! Когда я вернулся, часы на стенке показывали то же время, что и раньше. Здесь время течёт по-иному.
– А ты точно говоришь? – с подозрением спросил Серёжка.
– Точно. Я раз пять проверял. Посмотри на часы!
Серёжка взглянул на висящие на стене часы. Стрелки сдвинулись не более чем на пять минут – ровно столько времени Пантелеймон искал новые трещинки-проходы.
– Здорово! – сказал Серёжка. – Если бы там ещё уроки делать! Или к контрольной готовиться… Было б там потеплее!..
Попив чаю со сладкими сухариками, друзья спустились в подвал. В свете фонаря стены отблёскивали частичками слюды, словно сказочная пещера Али-Бабы.
Серёжка привёл Пантелеймона в высокую и длинную подвальную комнату. Здесь стоял у стенки диван, несколько полуполоманных стульев, колченогий стол и старый испорченный холодильник.
Толстенные трубы змеились вдоль одной из стен. Другие висели прямо под потолком, выходя из одной стены и исчезая в другой.
Под выключателем лежал крепкий ящик. Серёжка сначала обрадовался, но, переведя луч фонарика под потолок, сник: лампочку кто-то выкрутил.
– Вот, – шёпотом произнёс он. – Здесь мы сидим, когда на улице дождь. И вообще…
– Дай мне, – Пантелеймон протянул руку. Серёжке очень не хотелось расставаться с фонариком, но желание увидеть новые миры пересилило страх остаться без света. И он безропотно отдал «генератор лучей».
Пантелеймон медленно повёл лучом фонаря вдоль стены, стараясь не пропустить ни миллиметра.
– Стоп! – внезапно сказал он. – Кажется, вот она! Держи! – и передал фонарик Серёжке. Тот вцепился в него, как в спасательный круг: темноту он всё же недолюбливал. – Свети сюда! На руки.
Пантелеймон подцепил ногтями край трещины и потянул в стороны.
Перед ними открылась узкая тёмная комната с высокими стенами, плавно переходящими в потолок.
– Никого! – разочарованно произнёс Пантелеймон. – Вот, всегда так! Или берег пустынный, или пустая и запертая комната.
– Монашеская келья! – поправил Серёжка. Почему-то шёпотом.
– С чего ты взял? – покосился на него Пантелеймон. – А может, темница, тюремная камера!
– Решёток на окнах нет. И свечи в канделябре. Откуда в темнице свечи?
– А канделябр в келье откуда? Свеча в подсвечнике – и довольно. А то и в плошке…
Скрипнула дверь. Ребята присели и замерли.
В комнату вошёл человек в длинном одеянии, и вправду немного похожий на монаха. В руках он держал небольшой холщовый мешочек, торчащий изнутри острыми углами содержимого. Не замечая ребят, притаившихся в тёмном углу, он подошёл к пюпитру, на котором стояли канделябр с тремя свечками и чернильница с воткнутым в неё гусиным пером, и лежал свиток.
Взвесил мешочек на руке, развязал, вытащил сухарь, осмотрел со всех сторон и вздохнул.
– Сухари, опять сухари… – печально произнёс он, высыпая оставшиеся на блюдо. – А так хотелось съесть чего-нибудь вкусненького… Но что можно сделать из сухарей?
Он взял из чернильницы перо, отложил в сторону сухарь, поправил на пюпитре свиток, склонился над ним и что-то написал. И задумался.
У Серёжки затекла нога, и он пошевелился. Раздался шорох.
– Кто здесь? – поднял голову от свитка монах. – Мыши? Я ведь кормил вас сегодня с утра!
– Нет, мы не мыши! – замотал головой Серёжка, выступая из угла. – Хотите вкусненького? У меня конфета есть! Вот, возьмите!
– Кто ты? – удивился монах, поднимая канделябр.
– Серёжка, – сказал Серёжка. – А он – Пантелеймон.
И Пантелеймону тоже пришлось показаться на свет.
– Что вы здесь делаете? – спросил монах.
– Мы… путешествуем, – признался Серёжка.
– Между мирами, – добавил Пантелеймон. – А вы чем занимаетесь?
– Я готовлю себе пропитание, – сказал монах. – Я – словотворец. Я из одних слов составляю другие. И они становятся настоящими. Например, «тапок» – «капот». Если кто-то вдруг нашёл лишний тапок, а ему не во что одеться, он просит меня сделать капот. Капот – это верхняя женская одежда, – пояснил он, видя, что ребята не понимают.
– У нас слово «капот» означает нечто другое, – сощурился Пантелеймон.
– Но, наверное, ваш капот тоже что-то покрывает? – спросил монах.
– Верно! – засмеялся Пантелеймон.
– Но больше всего меня просят, чтобы я сотворил что-нибудь съедобное, – продолжал монах. – В нашем мире очень мало еды. Люди приносят разные предметы или продукты, и я превращаю их во что-то другое. Но сегодня они снова принесли сухари. Они уже всем надоели, а я никак не могу создать из них ничего большего, чем они из себя представляют. То есть те же сухари…
– А покажите-ка, как вы это делаете, – попросил Серёжка.
– Вот, смотри, – монах с готовностью пододвинул ему свиток. – Я написал слово «сухари». Теперь из букв этого слова нужно составить другое слово, или слова…
– Ну, это же очень просто! – воскликнул Серёжка. – Вот, смотрите, легко получается «уха»!
– Уха? – удивился монах и склонился над свитком. – Действительно, «уха» получается… А что такое уха?
– Вы не знаете, что такое уха? – поразился Серёжка.
– Нет, – покачал головой монах. – Расскажи мне, что это. И тогда я попробую сделать её.
– Ну-у… – задумался Серёжка. Он столько раз ел уху, которую варила мама, а однажды съездил с отцом на рыбалку, и там попробовал настоящую рыбацкую тройную уху… а вот поди ж ты: объяснить, что она такое, не может. – Это если взять рыбу, положить в котёл…
К нему на помощь пришел Пантелеймон.
– Говоря другими словами, если попроще, уха – это рыбный суп.
Серёжка хотел возмутиться. Он вспомнил, как на рыбалке мужики рассказывали о десятке отличий настоящей ухи от простого рыбного супа. Но возражать не стал. Может, монаху сгодится и такое объяснение? А то так и будет питаться одними сухарями.
– Рыбный суп? – удивился монах. – Рыбный суп я знаю. Но я никогда не думал, что его можно назвать как-то иначе. Должно быть, поэтому у меня ничего не получалось!
– Многие вещи имеют второе название, – важно произнёс Серёжка.
– И верно! – согласился монах. – Но я не знал такого слова: уха! Спасибо вам, дети! А то пришлось бы снова есть сухари. Я никак не мог увидеть в них ничего другого, – снова повторил он.
Он взял сухарь, который отложил на пюпитр, достал с полки глубокую тарелку, отломил от сухаря пару кусков, положил оставшееся на тарелку… И от тарелки сразу взвился густой парок и пошел вкусный запах ухи.
– Ура! – тихо сказал Пантелеймон. – Уха! Настоящая уха! Люблю уху!
– А ещё… а ещё можно сделать рис! – выпалил Серёжка.
Он взял с полки вторую тарелку, помельче, положил в неё отломанные монахом куски, немного покрутил – и на тарелке белой горкой поднялась рисовая каша.
– Это же сарацинская крупа! – с удивлением произнёс монах.
– А по-другому она называется рис, – твёрдо сказал Серёжка. – Нужно знать синонимы! Тогда вы сможете больше сделать. Но почему у вас одно превращается в другое?
– У нас – лингвистический мир! – сказал монах с гордостью. – Здесь воплощается в реальность любое слово!
Пантелеймон подошёл к пюпитру, наклонив голову, посмотрел на написанное на пергаменте слово «сухари», хмыкнул, вздохнул и написал рядом слово «хариус».
После чего взял второй сухарь, раскрошил на шесть кусков, положил на третью тарелку, повертел, словно напёрсточник стаканчики, приставляя друг к другу разными сторонами – и поднял с блюда большущую рыбину.
– Вот! – торжествующе сказал он. – Теперь можете ещё и рыбу есть!
– Спасибо, ребята! – поясно поклонился монах. – Оставайтесь со мной! Втроём мы всех голодных нашего мира накормим!
– Нет, нам домой пора! – отказались ребята.
– Жаль, – вздохнул монах. – Я узнал от вас столько нового…
– Но, может, мы ещё вернёмся, – пообещал Серёжка. Ему тоже захотелось поэкспериментировать с сухарями… и с другими предметами. Сделать из одного – другое! А то вон Пантелеймон сделал из сухарей хариуса, а он – ничего…
Он потрогал лежащую в кармане конфету. Хотел снова предложить её монаху, но быстро передумал, мысленно сложив из слова «конфета» слова «фен» и «танк». И если фен монаху ещё мог пригодиться – вон какие длинные волосы! С сушкой наверняка проблемы, – то что тот станет делать с танком?
Можно было ещё, конечно, сделать кота… но раз монах настолько тепло относится к мышам, что подкармливает их, кот в келье явно стал бы лишним.
– Интересно! – сказал Серёжка, когда Пантелеймон захлопнул проход. – Ты его отметь чем-нибудь, этот лингвистический мир. Мне хочется ещё покрутить слова, попревращать одно в другое!
– Так это известная игрушка, – пожал плечами Пантелеймон. – Мы в классе сколько раз баловались.
– То – игра, а то – на самом деле! – возразил Серёжка. – Ты вон сделал из настоящих сухарей настоящего хариуса. Как у тебя это получилось? Я-то складывал из остатков сухаря, а там кроме «риса» уже ничего и не оставалось. А ты разломал целый…
Пантелеймон задумался. Потом сказал:
– А ты знаешь: наверное, как и с открыванием параллельных миров. Я просто увидел, в каком месте нужно сломать сухарь, как повернуть и каким концом приставить к другому. Только я не был уверен, что рыба получится!
– Вот видишь! Это волшебный мир!
– Что ж, среди параллельных миров обязательно должны попадаться и волшебные, – рассудительно сказал Пантелеймон.
– Это почему же? – вскинулся Серёжка.
– Да потому, что я где-то читал, будто все сказки на самом деле не придуманы. А всё происходило в натуре. Их герои просто рассказывали то, что с ними случилось… в других мирах. В параллельных.
– Да ну? – удивился Серёжка.
– Ну да, – подтвердил Пантелеймон.
– Ну, тогда… – Серёжка задумался, – тогда мы сможем побывать и в сказках!
– А то! – согласился Пантелеймон. – Главное – найти туда дорогу…
– А помнишь, как в сказках: в тридевятом царстве, тридесятом государстве… камень на распутье, три дороги…
– Или маленькая незаметная трещинка в стене…
– Давай, открывай следующую! – загорелся Серёжка.
Следующая «дверь» открывалась с трудом. Она чуть ли не пищала, но всё же помаленьку стены раздвигались. Тут уж Серёжка не выдержал и бросился на помощь Пантелеймону. Вцепился одной рукой в одну сторону намечающегося прохода, другой – в другую, и что было сил надавил в обе стороны.
Помогли его усилия, или же что-то другое, но стены пошли быстрее. Однако недолго: разойдясь сантиметров на двадцать, остановились, и дальше двигаться не пожелали.
– Хватит! – отдуваясь, произнёс Пантелеймон. – Пролезем.
– Сначала посмотрим, надо ли лазить, – охладил его пыл также отдувающийся Серёжка. – А то влезем в какое-нибудь болото…
Он заглянул в образовавшуюся узкую щель с необычайно толстыми стенами – по полтора метра с каждой стороны, не меньше. Такого тоже пока не встречалось.
– Ого! – воскликнул Серёжка. – Да тут настоящая золотая осень!
– Что, опять дождик? – уточнил Пантелеймон.
– Нет! Золотые монеты на деревьях растут! И на землю падают! Созрели, значит… И небо – синее-пресинее!
– Ух, ты! – Пантелеймон тоже просунул голову в щель. – Давай протиснемся!
– А вдруг застрянем? – забеспокоился Серёжка.
– Ну… давай ещё малость подналяжем. Ещё бы сантиметров на пятнадцать раздвинуть…
Они вновь принялись тянуть стены – на этот раз каждый в свою сторону, но стены заупрямились и не пожелали расходиться дальше. Луч фонарика плясал по толстым стенам.
– Может, я мешаю? – нехотя признался Серёжка. – Попробуй сам…
– Нет, когда ты прошлый раз вцепился, мне сразу стало легче, – успокоил друга Пантелеймон. – Я думаю, ты скоро и сам сможешь открывать. Но сначала хорошо бы научиться видеть, где они находятся…
Он влез между стенами, словно Геракл между скалами, и упёрся, что нашлось сил, раздвигая их. Но стены если и сдвинулись, то совсем незаметно.
– Ладно, – вздохнул Серёжка. – Давай пробовать так…
Он осторожно, боком, протиснулся между стенок. Они не были кирпичными, как следовало ожидать, учитывая кирпичность подвальной стены. И ни на какой другой материал, известный на Земле, тоже не смахивали. Больше всего материал стенок напоминал чёрно-зелёное стекло. Но при этом не холодил кожу, а казался тёплым при прикосновениях. И в глубине его будто бы виделось какое-то скрытое движение. Словно волны перекатывались внутри, наподобие морского прибоя.
Идти между стенок было очень неприятно: казалось, они вот-вот сомкнутся. И тогда останешься в них, словно муха в янтаре.
Серёжка втягивал живот и ругал себя за пристрастие к сладким булочкам.
Пантелеймону на этот счёт было проще: он выглядел худее Серёжки. Но и ему пришлось протискиваться боком.
– Вот это да! – ахнул он, когда выбрался на открытое пространство.
Во все стороны – до самого горизонта, насколько хватало глаз – тянулись бесконечные ряды приземистых кряжистых деревьев. И на каждом вместо листьев висели тяжёлые золотые монеты. Некоторые успели упасть, и лежали внизу крупными кругляками, продавив мягкую почву. Остальные пока висели.
– Наверное, не созрели, – предположил Серёжка, трогая один висящий кругляшок. – Видишь, зеленцой отдаёт.
– Неужели настоящее золото? – спросил Пантелеймон, поднимая с земли монету. Монета была большая, с его ладошку. И толщиной с неё же.
– А то! Чувствуешь, какая тяжеленная! – Серёжка тоже подобрал монету.
– А может, свинец… покрашенный. Как фальшивомонетчики в средние века делали.
– Ага! И на деревьях поразвесили. Давай наберём, покуда никто не пришёл.
– А кто может прийти? – удивился Пантелеймон.
– Да кто-нибудь! Видишь, деревья посажены рядами. Как в саду. Значит, кто-то их специально посадил. А сейчас как раз наступает время уборки урожая. Вот он сюда и придёт, собирать. Давай возьмём, сколько в карманы влезет!
Друзья быстренько зашарили под ближайшими к выходу деревьями.
– Гляди, червивая! – Пантелеймон показал Серёжке золотую монету, явно прогрызенную червячком: отверстие было точно такое же, какое обычно червячки оставляют на яблоке. – Даже пробочкой прикрыто. Значит, червячок внутри. Отец так учил распознавать…
– Ничего себе! – воскликнул Серёжка. – Зачем нам червивые? Надо брать хорошие…
И принялся более внимательно отбирать монеты, прежде чем положить в карман.
Пантелеймон попытался сорвать несколько золотых с ветки, но это ему не удалось. А висящие на деревце монеты отчаянно зазвенели, словно призывая на помощь.
И сразу же послышались странные низкие звуки: будто кто-то далеко-далеко начал медленно бить в огромный барабан.
– Гроза, что ли? – поднял голову Пантелеймон и оглядел безоблачное небо. – Гром вроде гремит…
– Бежим! – шепнул ему Серёжка. – Идёт кто-то! Это топот его ног!
И Серёжка оказался прав: кто-то большой и тяжёлый шёл прямо к ним. Но пока ещё очень далеко: тёмная фигура от колен возвышалась над верхушками деревьев, шагая между рядами. А ведь ребятам деревья едва доходили до подбородка! И каждый шаг великана отдавался в земле далёким ударом, похожим на барабанный бой.
Стараясь не шуметь и не задевать деревья, чтобы не вызвать нового звона и тем самым не обнаружить себя, мальчики бросились по своим следам к оставленному открытым проходу.
– Надо бы следы замести! – предложил Пантелеймон, глядя на глубоко вдавленные в почву отпечатки ног.
– Надо, – согласился Серёжка. – А чем? Сбегать за веником?
– Может, ветку отломать? – предложил Пантелеймон и потянул за ближайшую. Но ветка не обламывалась. Зато монеты зазвенели с новой силой. Топот шагов ускорился.
Тогда друзья наскоро, кое-как, пальцами рук заметелили последние два-три метра следов.
– Пусть думает, что мы прилетели по воздуху! – протискиваясь сквозь узкий проход, пропыхтел Серёжка.
– А вдруг он отыщет проход? – предположил Пантелеймон. – И залезет к нам? За своими деньгами.
– Давай вернём монеты! – согласился Серёжка.
Они остановились, вернулись обратно и расшвыряли монеты в разные стороны – чтобы те не лежали одной кучечкой, и неведомому преследователю стало непонятно, откуда их бросили. И чтобы он не смог обнаружить проход в их родной мир.
Очутившись дома, задвинув стены и тщательно проверив, не осталось ли где случайно маленькой щёлочки – в этом пришлось полагаться на интуицию Пантелеймона – друзья решили немного передохнуть. А заодно и удостовериться, что никто с той стороны не попытается проникнуть к ним.
– Ну и приключеньице! – пробормотал Серёжка, приваливаясь к тёплой кирпичной стене (неподалёку проходила труба горячей воды). – Жаль, что не удалось утащить ни одной монетки!
– Да, жаль, – согласился Пантелеймон. – Но они же все червивые!
– Нет, я нашёл парочку нормальных, – возразил Серёжка.
– Ну и что? Какие они нормальные, если их червяки едят! А, может, они ещё и гниют вдобавок!
– Тогда это не золото, а что-то другое… Несмотря на тяжесть.
– Ну, значит, и жалеть не о чем!
Подождав с полчасика, и убедившись, что никто не пытается пробраться в наш мир, друзья приободрились.
Серёжка расхрабрился настолько, что попросил Пантелеймона – хотя и немного дрогнувшим голосом:
– Слушай, Пантелеймон, а давай… я попробую открыть?
– Попробуй, – согласился тот. – У тебя, вроде, получается… Начинает получаться. Предыдущий, считай, вместе открывали.
Окрылённый, Серёжка вцепился в указанную Пантелеймоном трещину. Но сделал это так быстро, что ногти соскочили и неприятно проехали по оштукатуренной стене. Серёжка поморщился.
– Осторожней, а то ногти сорвёшь! – предупредил Пантелеймон. – А это больно! Я один раз сорвал ноготь…
Серёжка потянул осторожнее.
Стена раскрылась так незаметно и легко, будто её специально смазали маслом. Но не намного: лазом шириной сантиметров сорок. И высотой в пятьдесят-шестьдесят.
А в образовавшемся проёме завиднелся тот же самый подвал, в котором они сами находились. Серёжка сначала подумал, что он сгоряча каким-то образом натурально раздвинул стену и увидел то, что находится в помещении по соседству. Но нет: в проёме вырисовалась именно эта комната: стоял тот же стол, тот же диван, и лежали те же деревянные ящики. Поле зрения немного перекрывал холодильник, за которым и раскрылся проход.
Серёжка недоумённо оглянулся на Пантелеймона. Но тот и сам был удивлён. Поэтому лишь развёл руками и произнёс:
– Что поделать: параллельные миры…
Серёжка хотел пролезть в комнату и рассмотреть её получше, но вдруг из подвального коридора послышались шаги, вспыхнул свет – там лампочка под потолком имелась – и в комнату вошли четверо ребят. Все хорошо знакомые Серёжке: Олег Бацанов, Славка Петров, Витек Патлатов и… и… четвёртым был он сам, Серёжка Бойцов, собственной персоной.
«Ничего себе! – чуть не ахнул Серёжка. – Вот это да! И вправду писали фантасты, что в параллельных мирах, как и в путешествиях во времени, человек может увидеть самого себя!»
– Ну что, – деловито сказал Витек. – Покурим?
Он достал из кармана помятую пачку сигарет. И каждому выдал по одной штуке.
«Я же не курю! – подумал Серёжка. – Зачем я… он пришёл сюда? Решил попробовать? Как… как я тогда? Значит, что, у них здесь другое время? Отстаёт от нашего?»
«Серёжка-два» взял сигарету. Пальцы его дрожали.
– Ты чего? – недоумённо поднял брови Олег. – Боишься?
– Я?.. Нет, почему? – сбивчиво отвечал Серёжка. – Я всё понимаю, но… Я слышал, что курить вредно.
– Ты ещё скажи, что капля никотина убивает лошадь! – вмешался Славка.
– Может, так оно и есть, – кивнул Олег. – Поэтому лошади и не курят!
– Если бы курить было вредно, взрослые не курили бы, – назидательно сказал Витек. – Они что, совсем дураки? Вот мой дядька – водитель танка, а курит. Ты хочешь стать взрослым?
Серёжка очень хотел стать взрослым – наверное, больше всех на свете. Должно быть, потому, что был самым маленьким из сверстников во дворе, и его никто не принимал всерьёз. А избавиться от насмешек можно было одним-единственным способом: закурив. Став таким, как все.
– Хочу… – дрожащим голосом произнёс Серёжка-два.
– Тогда кури, – резюмировал Олег. – Хочешь стать взрослым – кури. Тогда тебя все уважать будут!
– Давай-давай, – Славка поднёс Серёжке-второму горящую спичку. – Затягивайся скорее, а то у меня пальцы загорятся.
Серёжка-второй протянул прыгающую в зубах сигарету к весело горящему огоньку и затянулся.
Серёжке-первому было видно, что он просто втянул дым в рот, а совсем не вдыхал в лёгкие. Он сам однажды так сделал. Но в подвал тогда не ходил. Может, и здесь так же обойдётся?
Но ребята заметили.
– Ты чего халявишь? – возмутился Олег. – Сигарету зря жжёшь! Затягивайся!
Серёжка-второй втянул в лёгкие полный клуб дыма и закашлялся. Но и кашляя, пытался то и дело подносить сигарету ко рту, добавляя дымовой завесы в окружающее.
Всех заволокло клубами удушливого дыма под нескончаемый кашель Серёжки-второго.
А когда дым рассеялся, на месте Серёжки-второго стоял сгорбленный старик с длинной седой бородой. Он непрерывно кашлял…
Дрожащими руками Серёжка-первый захлопнул проход, ничуть не задумываясь о том, услышат его ребята из параллельного мира или нет. И прислонился воспалённым лбом к холодной стене.
– Вот это мир! – первым нарушил молчание Пантелеймон и успокаивающе прикоснулся к Серёжкиному плечу. – Если бы у нас было так – никто и не подумал бы курить!
– Я… я никогда не буду, – неожиданно хриплым голосом произнёс Серёжка. И добавил: – Давай, открой ещё что-нибудь. Надо отвлечься…
Новый проход нашёлся неподалёку от старого, в той же кирпичной стене. И раздвинулся неожиданно легко. И стены почти не имели никакой толщины – с лист бумаги, не больше.
И вокруг тоже расстилалась осень. Но не золотая, а ржавая. Между высокими деревьями стояли лужи с бурой водой, валялись повсюду сморщенные пожухлые листья, покрытые кирпичным налётом, красно-коричневые потеки змеились по белёсым стволам…
И множество мелких и крупных железяк лежало беспорядочно разбросанными, под поредевшими кронами.
– Смотри, пистолет! – Серёжка бросился к оружию.
– «Макаров», – определил Пантелеймон, взглянув на пистолет.
– А вон ещё один!
– Это «стечкин», – пояснил Пантелеймон.
– Да он точно такой же! – удивился Серёжка.
– Почти такой же, – согласился Пантелеймон. – Похож, внешне. Но побольше размером. И вот, видишь, прицел другой. А вот переводчик автоматического огня. И магазин у него на двадцать патронов. Он может стрелять очередями.
– Здорово! – восхитился Серёжка. – Давай ещё поищем!
– Да они все заржавели, – скривился Пантелеймон. – Даже чистка ничего не даст. Тут ремонт нужен. Капитальный.
– Ну, может, найдём где-нибудь другой, поновее. Их тут под каждым деревом кучами набросано!
Ребята двинулись по лесу. Или по парку? Бурелома, которым отличается дикий лес от ухоженных посадок, не замечалось. Но и парковой ухоженности не чувствовалось. Так, заброшенный лесопарк.
– Брось ты эти железки! – Пантелеймон наклонился под одним из деревьев. – Вот тут пистолеты почти новые! Но система незнакомая. Может, «беретты»? На картинке похожие были…
– Где? – Серёжка кинулся к нему.
– Да вот! – Пантелеймон достал из травы новёхонький пистолет, чуть ли не в заводской смазке. – Э-э, да тут что-то не так!
– Где не так? – заволновался Серёжка.
– Да вот, смотри, – Пантелеймон перевернул пистолет кверху рукояткой. На том месте, где должен был быть магазин, торчал… черешок. Точно такой же, какой бывает у яблока или груши, только потолще да подлиннее.
– Это… что же? – не понял Серёжка. – Пистолеты на деревьях растут?
– Ну, если мы видели деревья, на которых растут золотые монеты, почему не быть деревьям, на которых растут пистолеты? – рассудительно произнёс Пантелеймон.
И поднял голову, чтобы осмотреть кроны. До этого, увлечённые поисками под деревьями, они не обращали внимания на то, что висит на ветках. Но на ветках, кроме насквозь проржавевших листьев, ничего не висело.
– Смотри, кто-то идёт! – Серёжка толкнул Пантелеймона в бок. – Какие-то пацаны. Пятеро… В камуфляже!
– Прячемся! – шепнул тот. – За деревья!
Но было поздно: их заметили. Идущий впереди пятерки поднял руку – и сразу же по двое пацанов с каждой стороны принялись обходить ребят, зажимая в клещи.
– Жаль, патронов нет! – прошептал Пантелеймон. – Я бы им показал!
Но всё же сжал пистолет в руке.
Глядя на него, и Серёжка вцепился в свои железяки. По крайней мере, пригодятся кого-нибудь по голове стукнуть.
Но, глядя на приближающихся ребят, он всё больше понимал, что здешние пацаны шутить не любят. У каждого на поясе висела кобура с торчащей оттуда рукояткой пистолета или револьвера. А в руках все сжимали автоматы. И к ним – по три запасных магазина в подсумке на боку. А у старшего на поясе болтались и две гранаты.
«РГД-5», – как определил для себя Пантелеймон.
– Вы в чьём отряде? – строго обратился к ним подошедший мальчишка. – Почему ходите вдвоём? Где остальные трое?
– Ни в чьём! – замотал головой Серёжка. – Мы сами по себе!
– И мы всегда ходим вдвоём, – добавил Пантелеймон. – Мы… разведчики!
– Разведчики? – мальчишка нахмурился. – Что же тут разведывать? Тут всё давно разведано…
– Всё, да не всё! – выпалил Серёжка. – Мы нашли место, где на деревьях растут… пулемёты!
– Пулемёты? – поразился мальчишка. – Не может быть!
– А вот может! – продолжал упорствовать Серёжка. – И нам нужно срочно доложить об этом командиру.
– А кто у вас командир? – хитро сощурился мальчишка.
– Так я тебе и сказал! – протянул Серёжка. – Ты сначала своего назови! Ты первый к нам подошёл!
Подобный аргумент, как ни странно, возымел действие.
Мальчишка выпрямился, вытянул руки по швам и отрапортовал:
– Моим командиром является выдающийся гамельн-полководец Гаврош!
Серёжка охнул. И, не раздумывая, выпалил:
– А моим – Мальчиш-Кибальчиш!
– Не может быть! – мальчишка посмотрел на Серёжку с уважением. Немного подумал и сказал: – Ну, если так, тогда мы вас задерживать не будем. Айда, ребята!
– Откуда ты всё это знаешь? – глядя вслед удаляющимся ребятам, спросил Пантелеймон.
– В школе недавно проходили, – сквозь зубы процедил Серёжка. – На внеклассном чтении. Училка задала, про пионеров-героев прошлого века. Там ещё Тимур и его команда остались…
– Прибереги на потом, – посоветовал Пантелеймон. – И давай выбираться отсюда. А то нарвёмся на самого Мальчиша-Кибальчиша – и привет. Такой прикол больше не проканает!
Оглядываясь по сторонам, чтобы не попасться на глаза местным милитаризованным мальчишкам, ребята вернулись к месту прохода и выбрались обратно.
– Что-то тут не так, – задумчиво произнёс Пантелеймон, расхаживая по подвальной комнате.
– Что именно? – не понял Серёжка. Он болтал ногами, сидя на подлокотнике старого дивана, когда-то кем-то и зачем-то затащенного в подвал.
– Да этот мир. Пистолеты и пулемёты, зреющие на деревьях – и пионеры-герои. Откуда они взялись?
– Параллельный мир всё-таки, – пожал плечами Серёжка. – Там ведь всё почти так же, как у нас. Но что-то и отличается.
– Странные отличия, – заметил Пантелеймон. – Ни в одном реальном мире пулемёты на деревьях не растут.
– Про пулемёты я придумал, – мрачно напомнил Серёжка.
– Ну и что? Если пистолеты растут на деревьях, почему не расти пулемётам?
– А интересно походить там и поискать оружия! – мечтательно протянул Серёжка.
– Зачем оно тебе?
– Ну-у… чтобы было! На стенку повесить. Как в музее…
– В музее… ещё пойдём куда-нибудь?
– Обязательно! Но… давай лучше завтра. Сегодня как-то много всего…
– Ну, смотри, как хочешь. Значит, завтра я опять у тебя.
– Хорошо! – согласился Серёжка. – Обязательно! Прямо с утра! После завтрака приходи ко мне. Ты теперь знаешь, где я живу.
Наутро Пантелеймон пришёл к Серёжке, и они сразу отправились в подвал.
Первые несколько трещин не открылись. Серёжка приуныл. Но всё же решил посоветовать:
– А ты вот эту попробуй…
Пантелеймон пробежался пальцами вдоль намечающейся трещины, выбирая место поудобнее, где можно приложить усилие.
Остановился, напрягся – и начал медленно разводить руки в стороны.
«Как будто физкультурой занимается, упражнения с самосопротивлением делает», – подумалось Серёжке. Ему из-за спины Пантелеймона почти ничего не было видно.
И вдруг тонкий луч высветился из намечающейся трещины. «Ух, ты!» – чуть не воскликнул Серёжка. Но тут в раскрывающейся щёлочке что-то мелькнуло, послышался непонятный звук – будто рычание – и длинный язык пламени вырвался в подвал, едва не опалив Пантелеймона!
Тот вскрикнул, резко свёл руки и отскочил от стены. Края трещины сомкнулись, свет погас. Полностью: Серёжка от неожиданности выронил фонарик, и тот потух.
Перед глазами плавали разноцветные круги. И сквозь них не различалась даже темнота подвала.
На ощупь Серёжка отыскал фонарик, но включить не смог – должно быть, разбилась лампочка. Или отскочило что-нибудь внутри.
– Что это было? – спросил Серёжка.
– Не знаю, – помолчав, ответил Пантелеймон. И добавил: – Но мне показалось… мне показалось, что на меня посмотрел… дракон. Огромная зубастая пасть – и блестящие жёлтые глаза.
– Ну и ну! Давай выбираться отсюда! А то вдруг он прорвётся!
– Да нет, вряд ли. Я же закрыл проход… Стоп. А это что?
– И ты тоже видишь? – поразился Серёжка. – А я думал, у меня одного…
По подвалу носилось крошечное светящееся пятнышко, выписывая в воздухе круги и спирали, надолго остающиеся в глазах.
– Что это может быть? Мотылёк? Светлячок? – заспрашивал Пантелеймон. – Наверное, испугался пламени и взлетел…
– Не-е… слишком быстро летает. И откуда они возьмутся в подвале? Тут, кроме мокриц, ничего не живёт…
Огонёк продолжал испуганно метаться по подвальной комнате, всё замедляя и замедляя движения, но продолжая шарахаться из стороны в сторону.
Серёжка смотрел на суматошный полёт мотылька – больше всего неровно порхающий огонек казался похожим на какого-то особенного светящегося мотылька – и ему становилось жалко бедное живое существо.
Словно услышав Серёжкины мысли – а может, устав от долгого движения, – мотылёк подлетел поближе к Серёжке и сел на стену прямо перед ним.
И тогда Серёжка увидел, что это – маленький язычок пламени. Дрожащий и колеблющийся.
– Какой ты… хороший! – неожиданно произнёс Серёжка и протянул к язычку руку.
Огонёк словно ожидал этого жеста: слетел со стены и уселся на Серёжкину ладошку. Он оказался тёплым, но не обжигающим.
– Здорово! – прошептал Пантелеймон.
– Я назову его Дракончиком, – сказал Серёжка. Он совсем перестал бояться темноты. Да разве можно её бояться, держа в руках настоящий живой огонь!
– Пойдём посмотрим, что с фонариком, – предложил Пантелеймон.
Друзья двинулись к выходу. Втроём: Серёжка, Пантелеймон и Дракончик.
На улице, как и прежде, по-весеннему светило солнце. В его свете Дракончик сначала немного потускнел, но затем, словно получив от гигантского огненного собрата дополнительную энергию, разгорелся с новой силой.
На свету Серёжка осмотрел фонарик. Так и есть: стряхнулась спираль в лампочке. Надо ставить новую, а где взять? Он и так поставил последнюю из запасных. Идти в магазин – далеко, да и денег нет.
– У тебя нет таких? – на всякий случай спросил он Пантелеймона, держа в руках испорченную лампочку. Тот покачал головой:
– Нет. У меня фонарик на светодиодах. Но к нему батареек нет.
– Проблема… – пробормотал Серёжка.
И тут Дракончик, точно почуяв неладное, впорхнул в раскрытый фонарь и сел на место лампочки – прямо в фокус отражателя.
– Знает, где он нужен… – растерянно пробормотал Пантелеймон. – В подвале осталось множество неисследованных проходов, масса трещин! Я видел!
– Так пойдём! – вскинулся Серёжка. – С Дракончиком нам никто не страшен!
– Да он сам всего боится, – улыбнулся Пантелеймон. – Потому и спрятался.
– Пойдём! – повторил Серёжка. – Хоть посмотрим, какой он луч даёт.
Луч Дракончик давал сильный и ровный. Только слегка красноватый, в отличие от желтовато-белого света фонаря.
И в его свете как-то по-особенному засветились многочисленные трещины и щели, которые Пантелеймон сразу признал за проходы.
– Ох, сколько их! – ахнул он. – Я и не думал, что столько может быть в одном месте!
– Это всё – проходы в иные миры? – судорожно сглотнув, спросил Серёжка, которому тоже стали видны выделяющиеся извилистые края расколов и трещин. Иным светом они светились, что ли? Вот как Дракончик помог! Теперь, глядишь, и он, Серёжка научится раскрывать проходы. А тогда будет совсем здорово!
Но, несмотря на все старания Пантелеймона, первый попавшийся проход не открылся. И второй – тоже. И третий.
– Вот он, твой Дракончик! – пыхтя, проговорил Пантелеймон, вытирая пот со лба. – Раньше я хоть видел, какой можно открыть, а какой – нет. А теперь все какие-то одинаковые, в его свете… и все проверять надо.
Серёжка промолчал.
– Ну ладно, ещё одну попробую, – сказал Пантелеймон.
Он подошёл к очередной высветившейся трещине, взялся за края – и неожиданно легко распахнул её. На весь размах рук.
Серёжка ахнул и повернулся к нему.
Перед ними расстилалось широкое-преширокое поле. А трава на нём росла низенькая-низенькая. Словно подстриженная, как на английских газонах.
– Похоже на взлётную площадку полевого аэродрома, – произнёс Пантелеймон, оглядывая обширное пространство.
– А это – самолёты? – указал Серёжка на большекрылых существ, одетых в короткие балахоны и широкие шорты. Существа то и дело вспархивали в воздух, но через несколько мгновений снова опускались на землю.
– Скорее – насекомые, – заметил Пантелеймон.
– Люди-стрекозы! – ахнул Серёжка.
Но ещё удивительней было то, что каждое насекомоподобное существо в одной из лап-рук – а то и в обеих – сжимало большие разноцветные сачки для ловли бабочек. И шустро размахивало ими из стороны в сторону.
– Что они делают? – удивился Серёжка.
– Сачкуют! – сострил Пантелеймон и тут же предложил: – Пойдём, посмотрим. Спросим…
Проход закрывать он не стал. Мало ли что может случиться? Вдруг придётся быстро-быстро удирать? Всё же это первый мир, населённый непохожими на человека живыми существами, да к тому же ещё и разумными – если додумались до изобретения сачков. Но кто знает, что у них на уме? Вдруг окажутся враждебными человеку – как в американских фильмах?
Ребята направились к перепархивающим с места на место насекомоподобным созданиям. Причём от нетерпения познакомиться сами подпрыгивали на ходу. Жаль, сачков с собой не имели. Иначе первая встреча землян с «параллельномирянами» прошла бы как нельзя лучше: их бы приняли за своих. Сачок послужил бы пропуском. Мало ли: может, у них слёт юных энтомологов?
Подходя поближе, мальчишки замедлили шаг, и стали присматриваться: к какому из забавных существ подойти?
У каждого ловца имелся излюбленный приём владения сачком. Один косил, словно косой: делал широкие замахи то справа налево, то слева направо, всякий раз поднимая сачок всё выше и выше. Пока не достигал наивысшей точки, то есть ставил сачок вертикально. А затем столь же неторопливо опускал обратно, теми же движениями.
Другой, наоборот, делал судорожные бросковые движения, неожиданно направляя сачок то вверх, то вниз, то вправо, то влево. Глядя на его потешную суетливость, хотелось расхохотаться.
Третий описывал восьмёркообразные фигуры, медленно поворачиваясь на одном месте.
Четвёртый шёл, сосредоточенно глядя перед собой, и размахивал сачком, будто саблей, наотмашь – то от правого плеча, то от левого.
Пятый… вообще ничего не делал. Сидел неподвижно, выставив оба сачка над головой.
Жёлтые колпачки слабо надувались лёгким ветерком, а сидящий время от времени взглядывал вверх. Да иногда вставал и ощупывал обеими руками то один сачок, то второй. А порой засовывал руку внутрь, что-то доставал и прятал в карман.
К нему-то и направились ребята, справедливо рассудив, что если с кем и можно поговорить, так только с ним: никуда не упорхнёт от разговора. А за остальными придётся гоняться. И неизвестно, удастся догнать, или нет. А то вдруг ещё огреют сачком ненароком: не со зла, а не сдержав размах.
– Добрый день! – поздоровался Серёжка.
– Да будет удачной ваша охота! – провозгласил Пантелеймон, который, живя на Востоке, нахватался разных вежливых оборотов речи, на которые так щедры восточные люди.
– И ваша тоже! – отозвался насекомоподобный. – А день станет добрым тогда, когда я наловлю много-много капель Силы!
– Какой Силы? – удивился Серёжка.
– А вы разве её не ловите? – в свою очередь удивился насекомоподобный. Хотя вблизи он потерял насекомые черты и больше стал похож на обыкновенного человека. Вот разве что крылья… Но у этого человека они больше напоминали сложенный за спиной прозрачный плащ.
– Мы нездешние, – признался Серёжка. – Расскажите, пожалуйста, какую Силу вы ловите?
– И для чего она нужна? – добавил Пантелеймон.
– Как? – удивился ловец Силы. – Вы не знаете, что такое Сила? А что же вы тогда знаете?
– Всё остальное! – важно заявил Серёжка. – Мы знаем, например, что Земля вращается вокруг Солнца, знаем про круговорот воды в природе, знаем, почему летает самолёт…
– И что дважды два – четыре, – добавил Пантелеймон.
– Всё это не нужно! – презрительно сказал насекомоподобный и махнул рукой, будто сбрасывая что-то со стола. – Главное – это Сила.
– Сила есть – ума не надо… – пробормотал Серёжка.
– Совершенно верно! – подхватил насекомовидный человек. – Если у тебя будет Сила, ты будешь иметь всё! Сила всё может! Не нужно ни землю пахать, ни рыбу ловить – всё за тебя сделает Сила! И накормит, и напоит, и обует, и оденет!
– Что обует, это точно, – пробурчал Пантелеймон. – Смотря только, во что…
– А как она выглядит? – спросил Серёжка. – Мы никогда её не видели.
Насекомовидный с опаской посмотрел на него. Но Серёжка вытаращил глаза с таким откровенно-глупым ожиданием – это он умел делать, – что незнакомец решился и полез в карман. Но сначала оглянулся на своих собратьев, продолжающих носиться с сачками по полю, и убедился, что те находятся достаточно далеко.
Из кармана насекомовидный достал несколько крупинок, очень похожих на манную кашу.
– Вот это – Сила? – с удивлением и разочарованием спросил Серёжка.
– Да! – гордо произнёс насекомовидный. – Это моя Сила!
– А можно, и мы немного половим? – спросил Серёжка, которому захотелось попрыгать и побегать с сачком. Тем более что он заметил несколько парящих в воздухе прозрачных шариков, отблёскивающих на солнце разноцветными искорками – и решил поймать хотя бы один. Принести сувенир из параллельного мира.
У Серёжки вдруг появилась мысль, что нужно начать собирать коллекцию необычных вещей – в память о посещении параллельных миров. Не траву же рвать! Травы и на Земле полно. А летающих шариков Серёжке нигде не встречалось. А больше ничего подходящего для сувенира поблизости нет. С сачком насекомовидный вряд ли расстанется. Да и что необычного в сачке? Точно с таким Серёжка гонялся за бабочками, когда был маленьким. Поэтому кое-какие навыки ловли у него остались.
Насекомовидный внимательно посмотрел сначала на Серёжку, потом на Пантелеймона, потом на оба своих сачка. И согласно кивнул:
– Хорошо. Половите. Но с одним условием.
– С каким? – спросили ребята хором.
– Если поймаете частицу Силы, отдадите её мне. Ведь сачки-то мои!
– Хорошо, – согласился Серёжка, хватая сачок. И тут же решил уточнить: – А вон те блестящие шарики – это не Сила?
– Пфе! – презрительно фыркнул насекомовидный хозяин сачков. – Это пустышки. Они ни на что не годятся! Мы всегда выбрасываем их, если случайно попадутся.
– Понял! – кивнул Серёжка. Уж он-то не выбросит! Надо же что-то принести отсюда домой. На память.
И лихо заскакал по невысокой траве, размахивая сачком.
Однако поймать летающие пузырьки оказалось не так просто. Они оказались настолько лёгкими – легче одуванчиковых пушинок, – что разлетались в стороны при малейшем движении, и не позволяли к себе приблизиться.
Напрасно Серёжка делал резкие движения, стараясь обмануть непослушные шарики и захватить их: пузырьки не давались.
После каждого броска он останавливался и внимательно осматривал и ощупывал колпачок: не попалось ли хоть что-нибудь? Но сачок оставался пустым. Утешало одно: Пантелеймон тоже пока не смог ничего поймать. А вот местные то и дело что-то вытаскивали из своих. И хотя чаще выбрасывали пойманное, и лишь немногое прятали в карманы, что-то им всё же попадалось.
Серёжка попробовал копировать их движения. Безрезультатно. А между тем напрыгался и набегался он изрядно.
– Пойдём? – отдуваясь, предложил он также запыхавшемуся Пантелеймону.
– Пойдём, – кивнул тот. – Ну их!
– Хоть бы что-нибудь поймать! – Серёжка в последний раз взмахнул рукой, наудачу, ни на что особенно не надеясь. И блестящий шарик очутился в сачке.
– Здорово! – Серёжкина рука сжала сетку, чтобы не упустить добычу.
Шарик оказался невесомым. Мало того: он стремился улететь и ощутимо давил на ладонь вверх. И хотя выглядел очень хрупким, под рукой не сминался, а упруго пружинил.
– Ничего не поймали? – спросил владелец сачков, когда Серёжка и Пантелеймон принесли их обратно. Он всё время ревниво следил за прыжками ребят, но, видя, что те ничего не достают из сачков, не вмешивался.
– Вот! – Серёжка показал зажатый в руке «пузырёк».
– Пустышка! – презрительно скривился иномирянин. – Выбрось! Она ни на что не годится!
– Нет, – твёрдо сказал Серёжка. – Я возьму её себе. На память.
– Из вас никогда не получится хороших ловцов Силы, – ещё более презрительно произнёс параллельномирец.
– А не очень-то и хотелось! – ответил уязвленный Серёжка.
– Вы ничего не понимаете, – насекомовидный усмехнулся. – Сила нужна всем! У нас без Силы нельзя. Без Силы вы пропадёте.
– А мы домой вернёмся! Там не пропадём! – бросил Серёжка через плечо, удаляясь от ловцов Силы.
Друзья возвратились в подвал.
– Пойдём ещё? – спросил Пантелеймон.
– Конечно! – согласился Серёжка. – Чё мы сегодня видели? Да почти ничего! Давай открой ещё что-нибудь.
– Попробую, – согласился Пантелеймон. – Но при свете Дракончика я не вижу, что можно открыть, а что нет…
Поэтому ему снова пришлось безрезультатно перепробовать несколько трещин. Пантелеймон взмок, и попросил Серёжку заменить его в открытии очередной.
Серёжка, обрадованный доверием, вцепился в указанные Пантелеймоном места, рванул, дёрнул – но у него ничего не получилось.