По возвращении из Константинополя Ольга долго таила обиду за продолжительное ожидание и холодный прием. В отместку за месяцы ожидания аудиенции императора Константина VII, княгиня решила отплатить сторицей. Она поручила купцам, которые вели торговлю с франками дать знать королю Оттону I, что на Руси не возражали бы принять его посланников и обсудить возможность принятия католической веры. О своих планах она поставила в известность отца Григория, а тот немедленно донёс об этом императору.
По весне в Киев неожиданно нагрянули гости. Возглавлял посольство епископ Адальберт. Ещё совсем недавно он был монахом, но так случилось, что Либуций, готовившийся к поездке на Русь внезапно умер, и Адальберта повысили в чине. Ему поручили важную миссию от имени короля франков Оттона I вести переговоры с русами о крещении Руси. Папа Агапит II дал ему право ставить епископов в землях славян.
Месяц в ожидании приёма гости прожили в отведенной для них просторной избе, а в конце весны у княжеского дворца возле ворот столкнулись две делегации – Ольга намеренно позвала их в одно время. При этом франков пропустили, а грекам передали, что княгиня примет их через два с половиной месяца – ровно через такое же время, какое она прождала приёма императора.
Святослав на встречу с франками не пошёл. Ольга принимала епископа с новыми советниками Местятой и Немежичем и толмачом Милонегом.
– Приветствую тебя, королева ругов! – как только его провели в Золотую палату, произнёс Адальберт, делая витиеватый поклон.
– И тебе здравия, посланник короля Оттона! – ответила через переводчика Ольга. – Всего ли тебе и твоим людям хватает в Киеве. Как ты добирался до наших мест? – спросила она.
– Благо с Божьей помощью смогли добраться по весьма нелёгкой дороге. Ну, а в скудном питании видим лишь испытание, ниспосланное нам свыше, – с намёком ответил епископ.
– Здоров ли твой государь Оттон, как его семейство? – спросила Ольга, будто не услышав его намёка.
– Все в полном здравии, королева. Того же и тебе желают.
– Я хотела бы от тебя святой отец проведать – каково толкование учения твоей церкви? – спросила Ольга. – От нас многое сокрыто, посему и призвали тебя.
– Токо от меня, королева, ты можешь узнать боле, чем от кого бы то ни было, – самодовольно начал священник, – ибо ближе я стою к Богу, чем простые смертные. Подходим мы ко многому иначе, чем те же византийцы, а уж о других и говорить не приходится. Дух святой по нашему разумению исходит от Отца и Сына, а не от одного Отца. Таки же благодать боле следствие Божественной Причины, подобно акту творения. Святой Дух есть любовь между Отцом и Сыном, между Богом и людьми. Папа Римский безгрешным почитается и наместником Христа на земле… Крестное знамение совершается пятью пальцами с открытой ладонью и слева направо. После ухода в иной мир ожидает людей чистилище и ещё… – толмач едва успевал повторять за епископом.
Ольга подняла руку, останавливая гостя.
– Я отчасти поняла тебя, Но, стало быть, нужно немало времени, штобы проникнуться сутью твоей веры. Посему мы ишо встретимси с тобою. А доколе разрешаю тебе проповеди для понимания людьми смысла твоих речей. – Она обернулась на Местяту. – Я сама многого не пойму. Иде ужо нашим лапотникам разобратьси. – Тот в ответ заулыбался.
После беседы княгиня всё же распорядилась отпускать франкам больше хлеба и медовухи, к употреблению которой Адальберт оказался весьма неравнодушен.
Он развил в Киеве кипучую деятельность. Епископ подкупал знатных бояр, пытаясь заручиться их поддержкой. Но одним из требований новой веры он считал отказ от помывки в бане. С важным видом Адальберт призывал ходить в заношенной до дыр одежде и никогда не мыться, только так по его понятиям можно достичь духовного очищения. А после того, как будет проведено крещение, и умываться было нельзя – ведь можно было смыть с себя «святую» воду, которой обрызгивали во время священного обряда. Киевляне и приезжие из окрестных земель собирались вокруг него и слушали проповеди на ломаном русском языке. Многие, после его речей, крутили пальцем у виска, а большинство сразу уходило, недоумевая, как его допустили в Киев.
Кончилось всё тем, что у дома священника собралась большая толпа, готовая вынести ворота. Ему еле удалось спастись через чёрный выход. Ольга поручила тайно вывезти епископа из Киева и отправить восвояси.
После долгого ожидания греки были допущены в княжеский терем, раскланявшись, они отбросили дипломатический этикет и с присущим им высокомерием напрямую попросили у нее военной помощи. Наученная византийской хитрости, Ольга ответила уклончиво, что одна это решить не может, надо как всегда посоветоваться, и только после этого она даст ответ. Поздней осенью греки, так и не дождавшись воинов уплыли.
Сын этих дел не касался. На приеме греков он пробыл недолго, увидев чванливый вид посла Антония, встал и, ни слова не говоря, вышел из Золотой палаты. Всё своё время он посвящал военным наукам или проводил с дружиной.
Малуша тайно засматривалась на голубоглазого Святослава, а тот почти не замечал прибиравшуюся в покоях девушку. Перед его пышной свадьбой она помогала готовить наряды и накрывать столы, укладывала снопы на постель для молодых, а по вечерам горько плакала в своей светёлке. Свадьба прошла весело. Почти все в Киеве за исключением младенцев и отроков пригубили по чарке медовухи.
Скоро у Святослава родился первенец – Ярополк, следом на свет появился сын Олег. Но Предславу он не любил и всё свое время так и продолжал проводить с дружиной. Как только внуки подросли, Ольга решила перебраться вместе с ними в Вышгород – укреплённый городок неподалёку от Киева. Сын к этому времени полностью взял в свои руки власть в державе, а когда на днях она попыталась дать ему какой-то совет, прямо сказал ей, что как она будет нужна, он сам её позовёт.
Перед переездом она прошлась по залам терема, который за долгие годы перестроила на свой вкус. Со двора поднялась на высокое крыльцо в сени, служившие большой горницей. Из двух узких застеклённых окошек падал рассеянный свет. Сегодня было тихо, обычно здесь с раннего утра толкались тиуны, бояре, купцы. Всем она ещё недавно была нужна. Слева переход вёл в княжескую трапезную, вправо уводил длинный коридор, по сторонам которого виднелись двери в светлицы. На стенах повсюду висели массивные подсвечники, под потолком большие светильники. Тут где-то была и комнатка Малуши, которую Предслава – уезжавшая вместе с ней, видимо что-то почувствовав, советовала Ольге забрать с собой, но видя, как девушка следит за порядком в тереме, она запретила той даже заикаться об этом. Сердце ей подсказывало, что никто не мог в её отсутствие лучше позаботиться о сыне. Ведь сама Предслава больше следила за собой, чем за княжескими покоями. Да и к Святославу была холодна. Шаги Ольги зазвучали по лестнице на второй этаж, где начиналась Людная палата, куда из нижней горницы поднимались приглашённые для встречи с ней люди. Оттуда проход вёл в просторную Золотую палату. На высоком помосте стояло, украшенное самоцветами кресло, за ним на стене висели два перекрещенных копья с княжескими знаменами, по бокам стояли два кресла поменьше. Из множества узких окон вливалось много света. Стены палаты были украшены золотым оружием. Она прошла в опочивальню и присела в кресло у окошка, наблюдая, как со двора уже начали выезжать гружёные скарбом повозки с челядью. Ночь она спала плохо. Ольга хотела даже приказать растопить печь, что-то ей стало зябко – хоть и лето, а на рассвете прохладно. Может уже и старость клюкой заскребла у порога? Потом вспомнила, что ночует в тереме последний раз, припомнила как ее девочкой привезли зимой в Киев. Как не любила мужа – самовлюблённого и избалованного наследника, но мирилась и ждала своего часа. Пришло время, стала она полновластной хозяйкой на Руси, но вот и её час пробил.
Ольга задула в массивном бронзовом подсвечнике огарок свечи, словно надежду в умиравшей человеческой жизни. Сколько лет она держала будто в кулаке подвластные Киеву земли. Только вятичей так и не смогла взять под свою руку, но то хазары всему виной. Сильны они стали. Как хотелось ей быть вровень со всеми государями. Для того и Григория приблизила к себе. А вот сын не пошёл за нею. Свою дорогу выбрал. Это видно Гостомысловская ветвь в нём говорит. Ольга снова посмотрела в круглое окошко. У ворот её поджидал сильно постаревший отец Григорий. Он выпросил у нее порядочный куш, на обновление церкви. «Оставлю его в Вышгороде, – подумала она, – а то, пожалуй, тама и словечком переброситься будет не с кем». Ольга по тайной чёрной лестнице спустились в сени, и вышла на крыльцо. Она тут уже была не хозяйка.
Григорий, не дождавшись Ольгу уехал. Он завернул повозку в церковь, чтобы прихватить кое-какую утварь для маленькой часовенки в Вышгороде. Прихожан у него с каждым годом становилось всё больше. Прибавил ему, правда, седых волос приезд Адальберта, но тот еле ноги унёс. Тут ещё Ольга задумала Ярополка тайно покрестить. «Лишь бы до Святослава не дошло. У того рука тяжелая. Свят… свят… свят… Спаси и помилуй… Спаси и помилуй…» – промелькнули у него мысли, и он принялся истово креститься. Жизнь в Киеве у него складывалась непросто. Иоаким, что приехал с ним из Корсуня, вскоре вернулся обратно. Остался он один и хотел поначалу даже выветрить из душ киевлян память о своем предшественнике Илии, от которого с тех пор как они отослали его в Новгород, не было ни слуху, ни духу, да не смог. Мало того, пришлось и в проповедях на него равняться. Сами люди церковь назвали его именем – «Святого Илии». Прошло уже много лет, с того времени, как юнцом приехал Григорий в Киев, а он до сих пор вспоминал споры с Илией. И тот во многом как, оказалось, был прав. «И не фальшивых сокровищ, не земных благ просите у Отца Небесного, как грешники просят, но одного: чтобы прямыми сделал стези, ведущие в Царствие Его, дабы смогли вы увидеть Всевышнего при жизни своей земной12