Светало. В княжеском тереме, как никогда, суетилась челядь. Сновали по лестницам и залам постельничие, стряпчие, чашник, привратники, ключница и их многочисленные помощники. Прошло несколько лет после объезда русских земель и Ольга начала готовиться к поездке в Царьград. В большой горнице перед высокой симпатичной девочкой она примеряла наряды. Изо всей прислуги для этого она выделяла свою любимицу Малушу, доверяя её вкусу в выборе одежды, в которой ей предстояло предстать перед императором. На Ольге был расшитый золочёным орнаментом темно-бордовый кафтан, обсыпанный многочисленными изумрудами, рубинами и жемчугами. Из-под широких рукавов виднелись украшенные ярким узором зарукавья нижней рубахи. На голове переливалась отороченная собольим мехом круглая шапочка. Концы повы с серебряной и золотой вышивкой опускались на плечи. На ногах были мягкие сапожки из цветной кожи без каблуков в тон верхней одежде.
– Гэта, пожалуй, подойдёть? – спросила она у Малуши.
– Пожалуй, што так, матушка Ольга, – согласилась девочка.
Ольга в который раз переоделась. Она надела головной убор из золотой парчи с драгоценными камнями. К нему были прикреплены золотые височные кольца. Сверху накинула шелковое покрывало, украшенное по краям причудливой гладью. Платье было в виде удлиненной рубашки с глухим воротом и длинными рукавами… Сапожки с каблуками.
– А енто как? – обернулась она к Малуше.
– И ента ладно, – ответила девочка. – Усё одно, одёжой их не удивишь.
– И то верно, – глядясь в большое зеркало, согласилась с ней Ольга. – Иди помогай Домне сундуки паковать. Я ишо сама попримеряюсь.
Последнее время Ольга стала часто бывать в церкви Святого Илии, где она находила успокоение от душевных тягот. Священник Григорий и сам часто навещал её. После гибели Игоря княгиня поначалу ушла в себя, но вернувшись из похода в Искоростень, деятельно взялась за государственные дела. Она под страхом смерти ограничила влияние волхвов, особенно тех, кто себе в удовольствие злоупотреблял правом первой ночи и начала духовное сближение с христианским священником. Княгиня слушала длинные проповеди и рассказы о Царьграде. Она стала проводить много времени за чтением молитв. После возвращения из поездки по русским землям поручила Григорию списаться с Константинополем. И вот, наконец, Ольга получила долгожданное приглашение посетить Царьград.
Перед отплытием она милостиво предоставила свободу Добрыне, который превратился из худого высокого мальчишки в хорошо сложенного молодого парня. В его памяти навсегда осталось, как их с сестрой привезли в княжеский терем. Путь от Искоростеня до Киева был неблизкий. Малуша стойко переносила дорогу. Когда повозка с детьми приблизилась к большому городу. Она громко закричала:
– Укуев! Укуев!
– Киев! Гэта Малуша – Киев! – поправил её Добрыня.
Даже возница, хмурый и неразговорчивый Белогор с улыбкой оглянулся на брата с сестрой. Сопровождавшие повозку вооружённые до зубов всадники тоже не смогли сдержать улыбок.
Жители Киева первое время то и дело приходили из любопытства посмотреть на известных пленников. Многие сочувствовали детям. Добрыню отдали на обучение старшему конюху Пылаю, а сестрёнку передали ключнице Домне. Та отослала её на кухню к стряпухам.
Пылай многому обучил смышлёного паренька. Немало пришлось Добрыне вынести навоза с конюшен. Вставал он с первыми лучами солнца, а ложился в глубоких сумерках. Потом поставили его на воротах выполнять мелкие поручения. Вскоре допустили прислуживать за столом, а через непродолжительное время он стал управлять всем княжеским хозяйством. За хорошую службу Ольга одарила его белым конём, оружием и подъемными деньгами.
Малуше исполнилось двенадцать лет. Она плохо помнила, как маленькими ручонками скребла тарелки, возилась в корыте с посудой и носила воду. Если ей удавалось утащить с богатого княжеского стола лакомый кусочек, она несла его брату в конюшню, где они, спрятавшись за кучей накошенной свежей травы, делили его на две равные части и с жадностью проглатывали.
Уже несколько лет Малуша работала в княжеских покоях, помогая в уборке, смене белья и чистке одежды. Тайком перечитывала византийские книги в княжеской библиотеке. Домна – её наставница и смотрительница на глазах постарела, и Малушу пророчили на её место. Ключница иногда заставала девушку за чтением.
– Усё одно видно, што княжеска кровь – уж слишком смышлена, – ворчала она, но книги не отбирала и никому о пристрастиях Малуши не докладывала, так что даже княгиня была в неведении.
К Притыке сносили одежду и припасы в дорогу. С Ольгой пойдут ещё несколько судов с воинами, большим запасом продуктов и подарками. Для путешествия на её ладье установили печь, теплую спаленку, туалетную комнату.
Пришло время, и длинный караван тронулся в дорогу. Святослав давно не нуждался в опеке матери. Большую часть времени молодой князь проводил с дружиной, учась боевому искусству. Он уже лучше многих владел мечом и саблей. Без промаха посылал стрелу, считая и ценя выше других одно лишь мнение своих товарищей по оружию, а идеалом – славу и храбрость воина. Мать перед отъездом попыталась сводить его в церковь, но он уперся.
– Да меня дружина засмеёть. Ни за што не пойду.
– А я думала ты и покрестишься, сынок? – проронила Ольга.
– Да ты што, матушка!
Святослав заткнул уши и выбежал из горницы. До отъезда она к этому разговору не возвращалась. Слишком уж самостоятельным он вырос, будто и не избалованный Игорь был его отцом. Да, по сути, так оно и было, воспитывал его воин до мозга костей младший сын Олега – Асмуд.
Ладьи шли привычной дорогой. Всё те же пороги поджидали путников в пути. Кажется, недавно здесь проходили Аскольд, Олег, Игорь с войском. Но то были бывалые воины, а сейчас с Ольгой отправились жены и дочери знатных бояр и старших дружинников. Её сопровождала почти вся княжеская челядь. Свита насчитывала более ста человек. Как всегда по берегам сновали печенеги, от них Ольгу должны были защитить несколько тысяч отборных воинов. Возглавил дружину Свенельд. Асмуд тоже поехал с Ольгой, как представитель Святослава. Священник Григорий сопровождал её как духовный наставник.
Стояла солнечная весенняя погода. Мимо проплывали покрытые свежей зелёной накипью берега. Тихо журчала вода за бортом. Первым на пути встретился порог Кодацкий из трёх хребтов – лав поднимавшихся над водой. Поперёк реки тянулись четыре гряды камней. На берег под охрану дружины высадили женщин и прислугу. Гребцы по пояс, а где и, не выходя из ладей, провели суда через бурлившие потоки. Небольшая передышка, и ниже Кодацкого зашумел порог Сурский. Его с одной лавой и грядой проскочили быстро. В версте8 за ним начался третий порог – Лоханский. У того под правым берегом три лавы и под левым одна да ещё заборы: «Стрельчатая» и самая опасная «Богатырская» с площадками, усеянными мелкими камнями, за мгновение готовыми продырявить днище в нескольких местах. А дальше уже вспененные водовороты воды понесут на острые гранитные островки и добьют что ладью, что человека. Лоцманам пришлось приложить немало усилий, чтобы пройти через него.
За Лоханским услышали «Звонец» из двух лав и трёх гряд камней и заборами-камнями, торчавшими повсюду. Ниже порога встретил огромный гранитный утёс. Верст через шесть показался пятый порог – самый грозный: Ненасытец, длиной более пятисот аршин9. У него из воды поднимались семь рёбер – лав и двенадцать гряд камней. Гранитные скалы шли дугой от берега к берегу, то скрываясь, то выступая над водой. Самая высокая «Белая лава» – была последней. Сдавливаемое с двух сторон течение падало вниз и с грозным гулом бежало дальше, рассекаемое грядами многочисленных камней. В конце порога путешественников ждала пучина – «пекло». Византийцы, проплывавшие со славянами в этих местах, окрестили это место «адом». Сила сотен рек и речушек, со всей Руси впадающих в Днепр, сошлись здесь воедино и неслись, готовые всё смести на своём пути. По берегам можно было увидеть разбитые стихией остатки ладей. В этом месте особенно часто кружили, словно осы, печенеги. Свенельд заранее выдвинулся с дружиной и в коротком бою отогнал мелкие отряды кочевников.
Верст через пятнадцать показался порог Вовнигивский из шести лав и семи гряд камней. Посреди него высился камень «Гроза», мимо которого с двух сторон неслись быстрые потоки воды. Проскочили. Через три версты услышали порог Будило из двух лав и двух гряд. В начале и в конце пришлось обходить заборы. Прошли на удивление быстро, тут Днепр только пытался попугать путников грозным шумом. Через шестнадцать вёрст караван поджидал восьмой днепровский порог – Лишний из одной лавы и двух рядов камней. И вот версты через четыре показался последний днепровский порог Вольный из трёх лав и шести гряд камней. В конце три высоких утеса оставили узенький проход: «Волчье горло». И повсюду из скоро мчавшихся вод торчали всё те же мощные острые камни.
Когда прошли последний узкий проход, Сфирка, который шёл лоцманом в первой ладье посмотрел на своих помощников – Добромысла и Вышана.
– Кажись усё, самое трудное позади…
– Скоро по чистой водице пойдем – одна благодать, – смахнув пот со лба, ответил ему Добромысл.
И действительно, дальше по реке и вдоль берега моря шли без приключений. Погода выдалась на удивление погожею: ни одного шторма, иногда моросил дождь, но то было как спасение от пекущего жаркого солнца. Через месяц на рассвете подошли к Константинополю. После переговоров Григория с береговой охраной, караван пропустили в залив. Свенельд, Асмуд, Явтяг, и новый киевский посадник Вторак (перед дальней дорогой Ольга своей волей заменила состарившегося Велимудра) и Григорий сошли на берег. Но во дворец пустили одного священника. Он вышел часа через два и передал, чтобы ожидали приглашения на аудиенцию. В ближайшие дни императору встретиться с Ольгой некогда.
Поселили свиту русской княгини в большом дворце на берегу. Потянулись томительные дни ожидания. Поначалу всё было в диковинку, а потом и город приелся, и чванливые высокомерные греки, особенно те, кто повыше чином стали раздражать и порою становились, словно кость поперёк горла. И хотя дворец, как и все дома византийской знати, имел всё необходимое для жизни, начиная с бассейна и заканчивая большим фруктовым садом, вынужденное безделье и изнурительная жара бодрости духа не добавляли.
Готовилась пышная церемония. Шли переговоры о предоставлении Ольги большего права, чем другим гостям императора. Греки всеми путями стремились обставить её визит как приезд заурядного удельного князька. Но княгиня мечтала встать в один ряд с государями Византии. Переговоры затягивались. Император не спешил принять русскую княгиню, надеясь на уступки по части церемонии. К тому же долгим ожиданием он как бы принижал значение её державы и давал понять, чтобы она знала своё место. Солнце палило нещадно. Лица русов почернели. Женская кожа славянских девушек и женщин давно не отличалась прежней белизной. Руки по локоть обгорели. И хотя посольство находилось на полном обеспечении империи, греки всё одно чего-то выжидали.
Вторак, Явтяг и Асмуд посетили местный театр, где посмотрели постановку с полуобнажёнными девицами. Перед ними разыграли сценку, как сводница хочет женить бедного паренька на богатой вдове. Сама вдова была в коротком хитоне и бегала по сцене, сверкая обнаженными ягодицами.
Явтяг, когда они возвращались с представления, плевался до самого дворца.
– Срам то какой, девицы непричесанные. Власы чародейные до плеч. Чай такую в жены взять непотребно.
Асмуд, смеясь, отвечал:
– Зато княгиня наша спит и видит, шобы мы стали такими жа.
– Срам да и тока, – качал головою Вторак.
Наконец был назначен день аудиенции на девятое сентября. Делегация русов вошла под своды Магнаврского дворца. В золотом зале Ольгу принимал Константин VII Багрянородный. Он восседал на массивном троне, его голову украшала осыпанная драгоценными камнями диадема. Узкое лицо Константина было холодным и бесстрастным. Ольга вошла в зал в сопровождении жен именитых бояр и служанок. Остальные члены делегации остались за большим пурпурным занавесом. Все кроме нее упали ниц. Для неё было сделано исключение, что было оговорено заранее и как раз явилось предметом долгих переговоров. Она неспешно подошла к трону и слегка поклонилась. Заиграл орган. Трон императора взлетел вверх, а затем плавно опустился.
Логофет от имени императора поинтересовался её здоровьем и здоровьем родственников. Пожелал благоденствия её стране. Пока чиновник произносил речь, львы у подножия трона приподнялись на лапы и зарычали, потом они забили хвостами. На ветвях золотого дерева защебетали искусственные птицы. Когда логофет замолчал, слуги внесли в зал дары Ольги: собольи и бобровые меха, богато украшенное серебром и золотом оружие. Ольга через переводчика пожелала императору и его семье здоровья, а его империи процветания. Свою речь она закончила словами:
– И здравствует император, и семейство его.
После её последних слов наступила тишина. Потом громко зазвучал орган. Она поклонилась и вышла. За ней потянулась её многочисленная свита. Ольгу проводили через ряд роскошных залов и вестибюлей в зал Юстиниана, где её ожидала супруга императора Елена и невестка Феофано, отличавшаяся исключительной красотой и порочностью, сумевшая впоследствии отравить своего тестя и сделать императором его сына Романа II.
Женщины мило побеседовали – обменялись взаимными пожеланиями здоровья и благополучия. Чудес Ольге больше не показывали. В специально отведённой для неё комнате, она смогла отдохнуть и привести себя в порядок.
Во второй половине дня делегацию росов повели на обед. Для женщин столы были накрыты в зале Юстиниана, а для мужчин в Золотом зале дворца. Завидев императрицу, Ольга, лишь немного склонила голову. Члены её свиты распростерлись на полу. Княгиню усадили рядом с Еленой за особый стол, места за ним были отведены для жён высших сановников. Слух пирующих услаждали певчие собора Святой Софии. Они распевали василики – гимны в честь басилевса и членов его семьи. Актеры разыграли пред ними несколько театральных сцен. Константин в это время обедал вместе с мужчинами из свиты Ольги – лучшими людьми города, воеводами, купцами, старшими дружинниками. После обеда он раздал всем по большой горсти монет.
Затем Константин со свитой прошёл в аристирий – зал для завтрака, куда перешли и женщины. На золотом столе их ждал десерт. Ольге поднесли большую чашу украшенную драгоценностями, в ней лежало пятьсот серебряных монет. Всем женщинам её свиты тоже раздали по горсти монет. За столом остались близкие Ольге люди и семья Константина – его жена и пять дочерей, патриарх и переводчики.
Император с улыбкой спросил у Ольги:
– Я слышал, ты задумала крещение принять?
Она склонила голову.
– В сем главное в своей миссии и вижу.
– Что же, надеюсь, его святейшество патриарх Полиевкт с радостью исполнит твое желание и волю. – Константин обернулся к патриарху. Надо сказать сам Полиевкт относился к нему весьма скептически, ставя под сомнение законность брака его родителей Льва VI и Зои Карбонопсины, а соответственно и его существование, уже не говоря о звании императора. Но на этот раз он опустил голову в знак согласия.
– В день Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня сие благое дело считаю возможным совершить.
Ольга посмотрела в глаза императору.
– Я бы хотела иметь тебя крестным отцом.
Тот недовольно сморщил лицо и, отводя взгляд, уклончиво ответил:
– Следует над этим поразмышлять. Но в твоём случае тебе следует иметь крестную мать, а не отца.
Участие в церемонии императора как крестного отца сразу бы повышало статус княгини до уровня его родственницы, а Константин явно не желал этого. Тут уже недовольно поморщилась Ольга. Но через силу сказала с улыбкой:
– Што жа тода не следует ли сочетать браком моего сына Святослава с одной из твоих дочерей. – Она кивнула в сторону дочек императора, лица которых, после того как переводчик довёл до всех смысл её слов, покрылись лёгким румянцем.
Константин чуть не подпрыгнул на стуле. Он часто произносил: «Да никогда василевс ромеев не породнится с народом, приверженным к особым и чуждым обычаям, по сравнению с ромейским устроением, особенно же с иноверным и некрещеным»10.
Он перевел разговор на другую тему:
– Давай, достопочтимая архонтесса русов, поговорим лучше как помочь Ромейской империи в борьбе с сарацинами и хазарами и о крещении твоей страны.
Ольга перед беседой, похоже, поставила себе невыполнимые цели – породниться с императорским домом, чтобы её саму и страну поставили в один ряд с византийской знатью и Римской империей. Но византийские правители всегда считали остальные народы ниже себя по положению и призванными обслуживать интересы исключительно одного императора и близких ему людей. Она уже многое поняла и ответила точно так же уклончиво, как совсем недавно и сам Константин:
– По военной помощи я буду глаголить со своими лучшими людьми… В случае крещения своей державы мы хотели бы иметь собственное церковное правление. Но усё было бы легко разрешить после обсуждения помолвки моего сына с одной из твоих дочерей.
Константин снова сделал недовольное лицо, но на этот раз не ушёл от ответа. Он проговорил сухим ровным голосом:
– Весьма непростой вопрос, разрешить который можно только после тщательного обсуждения.
Он поднялся, давая понять, что прием окончен. Гости и близкие императора вышли. Он взял под руку супругу, и они нырнули в потайную дверь. По пути Константин пробормотал: «Эту безмерную наглость с неуместными домоганиями и наглыми притязаниями следует пресекать правдоподобными и разумными речами, мудрыми оправданиями… но я мог сегодня и не сдержаться. Союз с этими варварами нам весьма выгоден. Но они смеют требовать автокефалию. Неслыханная дерзость. Да ещё и прочат мою дочь в жёны варвару».
Елена в ответ нежно поцеловала императора.
– Ты ведь у меня самый мудрый и лучше всех знаешь, как правильно поступить.
Ольгу крестили в соборе «Святой Софии». Патриарх Полиевкт поливал её специально подогретой водой. Под сводами храма звучал его бас: – «Во имя отца и сына и святого духа… крещается раба Божия Елена…»
Выходя после обряда за ворота величественного собора Асмуд склонился, чтобы бросить монетку слепому бородатому нищему. Лицо старца, даже прикрытое бородой, показалось ему знакомым, оно точно не походило на профиль грека. Он спросил:
– Откель будешь, человече?
– Откель и ты! – громко и смело ответил тот. Испещрённое шрамами лицо, седые волосы говорили о его нелёгкой жизни, а ответные слова свидетельствовали о несломленной до сей поры силе духа.
– Из Киеву значит?
– Последни дни жил в Киеве, а так-то из Ладоги.
– Как кличут тебя?
– Стоян!
– Ромеи тебя ослепили?
– Верно глаголишь, воевода.
– Домой хочешь возвернуться?
– А кто жа супротив такой милости возражать посмеет, – усмехнулся Стоян.
– Вечером будь здесь. Пришлю людей, они проведут тебя на ладью. Боги помогут, вывезем тебя отсюдова. – После этих слов Асмуд поспешил вслед за свитой Ольги.
Весь сентябрь и октябрь шли переговоры по поводу крещения Руси, женитьбы Святослава и помощи Византии. Ни одна из сторон не хотела уступать. Они так и закончились нечем. Оставили в силе договор, заключённый с Игорем. В конце октября был дан торжественный обед, гораздо более скромный, чем первый. Денежные подарки в дорогу были уменьшены в два раза. Один священник Григорий получил монет столько же, сколько и в первый раз. Русская делегация пустилась в обратный путь. Надо было спешить. Вот-вот и покроются льдом реки. Купцы обычно покидали Византию уже в сентябре.