Рут лежит на коврике, который принес из пикапа Ник, и, мотая головой из стороны в сторону, наблюдает, как звезды оставляют за собой шлейф на небосводе. Песок под ковриком поскрипывает.
– Я в полном улете.
– Я тоже.
Они оба опять смеются.
Он задевает рукой ее ладонь, и она рефлекторно стискивает его пальцы. Жест такой интимный, что оба перестают смеяться.
Щетинки ковра колют руку. Она чувствует, что ее ладонь начинает потеть. Они лежат и смотрят на полную луну в вышине. У нее появился розоватый оттенок, и звезды вокруг меркнут от ее ослепительного сияния.
– Я вот думаю… – начала Рут и осеклась.
– Ты думаешь?..
– Да. Возможно, нам осталось жить всего несколько часов или минут. Знаешь, что все говорят? Что отвечают люди, когда у них спрашивают: «Что бы вы сделали перед самым концом света?» – Рут не поворачивается к нему.
Он молчит.
Замер.
Не шевелится, но руки ее не выпускает.
– Многие сказали бы: «Занялись бы сексом с тем, кто рядом». – Рут не сводит взгляда с розоватой луны.
Слышит, как дыхание Ника становится более глубоким.
Ощущает на своей руке тепло его неподвижной ладони.
Держа Ника за руку, она поворачивается на бок и смотрит на него. Луна освещает его профиль. Его глаза закрыты. Он облизывает губы, и они блестят в падающем на него лунном свете.
– Ты один из этих людей?
Рут протягивает к его лицу левую руку. Указательным пальцем обводит его черты – линию волос надо лбом, две вертикальные морщины между темными бровями, выступы носа, мягкие губы, подбородок и, наконец, шею до самой впадинки над ключицей, где скачет пульс.
– Я хочу заняться с тобой сексом.
Он поворачивает к ней голову, открывает глаза, оценивающе смотрит на нее.
– Ты под кайфом.
– Да.
– Расскажи про свою семью.
Она убирает руку с его шеи, отпускает его ладонь и снова перекатывается на спину. Сквозь пелену дурмана ощущает острую боль.
Мама.
Папа.
Фрэн.
Все.
Глаза ее наполняются слезами. Она чувствует, как они струятся по щекам и стекают к ушам.
Теперь он трогает ее лицо. Вытирает слезы, но они продолжают капать, несмотря на все его усилия.
Он привлекает ее к себе, сжимает в объятиях, позволяя ей выплакаться. Наконец она переводит дух.
– Извини, просто я…
Она шмыгает носом в рукав флисовой куртки, надетой поверх ее бесполезного тонкого свитера. Это его куртка.
– Так ты это серьезно?
Она закрывает лицо ладонями.
– Да ладно тебе. Никто же не пострадал. А если честно, я не уверен, что смог бы. Только не принимай это на свой счет.
Она улыбается ему. На ее верхней губе блестит сопля.
– Кто бы мог подумать, что конец света я буду встречать с единственным парнем, которому не хочется заняться сексом в последние мгновения жизни.
– Думаю, таких, как я, гораздо больше, чем тебе кажется. А если серьезно, это сейчас ты лапочка, а еще совсем недавно бегала туда-сюда, поливая водой несчастное животное.
Он подмигивает ей, и ее обволакивает тепло. Она расслабляется.
Ник забавный, добрый.
Как хорошо, что он не поддался на ее провокацию. Она слегка постукивает по тыльной стороне его ладони – благодарит за то, что не дал ей выставить себя дурой.
Черту они переступили и теперь лежат молча, прислушиваясь к дыханию друг друга и рокоту прибоя.
– Как думаешь, это правда? Конец света?
– Не знаю.
Рут садится на коврике и смотрит на простирающийся перед ней океан. Кромка горизонта подернута розовым светом.
– Смотри.
Ник тоже садится и обращает взгляд туда, куда она показывает пальцем.
– Светает?
– Не думаю.
Рут вскакивает на ноги, не отводя глаз от горизонта. От выкуренного в голове невообразимая легкость. Ее пошатывает.
– Это оно?
Розовая полоса на небе ширится. Теплый бриз ласкает ее лицо. Зарево разрастается. Рут смотрит, словно завороженная, не в силах отвести глаза.
Потом содрогается, будто в отвращении: что-то подсказывает ей, что нужно бежать от этого света. Она хватает Ника за руку, дергает, заставляя подняться с песка.
– Бери вещи. Неси их к киту. Живо!
Ник выполняет ее указание, наблюдая, как она мчится к киту. Рывком поднимает с земли старый коврик, быстро надевает на плечи рюкзак Рут. Бежит следом за ней, сгружает все у рыла кита.
Она пытается раскрыть огромную пасть в оранжевых отметинах.
И тогда его осеняет: рычаг. Им нужен рычаг.
Он кидается к пикапу, роется в кузове, ищет за запасной шиной.
Только бы найти.
Он снова рядом с Рут, орудует монтировкой.
Одну сторону его лица омывает лунное сияние, вторую озаряет жгучий розовый свет.
Она слышит, как Ник, покряхтывая, приподнимает верхнюю губу кита и обнажает стену длинных сочлененных роговых пластин.
– Держи.
Рут наклоняется, принимая на себя вес верхней губы кита.
Она тяжелая, но удержать можно. Словно поднимаешь громоздкую портьеру вроде той, что в театре закрывает сцену. Занавес? Кажется, так это называют.
Под ее руками Ник вставляет монтировку под китовый ус – фильтрующие роговые пластины, охраняющие доступ к пасти кита.
Рут начинает потеть. Ветер с моря становится теплее, и она чувствует, как кожу лица щиплет от усиливающегося жара розового сияния.
Ник теперь полностью освещен. С помощью монтировки ему удается приподнять верхнюю челюсть и просунуть обе руки под китовый ус. Одной рукой он берется за верх пасти, второй – за низ и начинает ее раздвигать.
Из темноты пасти исходит горячий смрад. Они же там задохнутся, думает Рут, испекутся насмерть.
– Бросай туда вещи.
– Что?
Рут отпускает губы и помогает Нику раздвигать челюсть.
– Залезай!
Он орет во все горло, силясь перекричать вой ветра. Лицо его лоснится от пота.
Она хочет сказать, что это безумие, но смотреть на него уже не может: свет слишком яркий.
Горячий ветер обжигает кожу, опаляет, словно огнем.
И она подчиняется.
Бросает во мрак пасти свои рюкзаки и заползает на мягкий влажный огромный язык животного. Кажется, что она лежит на горячем мокром матрасе. Запах чудовищный – одуряющая соленая гниль мусорной ямы. Над ней дугообразный свод пасти кита, в которой можно не только сидеть, но и стоять во весь рост.
Рут поворачивается к Нику.
Его губы шевелятся, но она его не слышит. Зажимает уши ладонями в тщетной попытке приглушить пронзительный свист.
Ник тоже заползает в пасть и изнутри опускает верхнюю челюсть, отгораживаясь от розового сияния. Их окутывает мрак.
Ее одежда пропитывается теплой влагой с языка кита.
В пасти жарко, нестерпимо жарко.
Они сварятся, думает Рут. Задохнутся, а потом сварятся.
Нужно выбраться отсюда. Глупая была идея.
А потом, в темноте, она чувствует, как Ник накрывает, придавливает ее своим телом, выжимая из ее легких воздух.
Она делает вдох, и ей кажется, что от вкуса, появившегося во рту, ее вот-вот стошнит.
Ник обхватывает ее руками и крепко держит. Его голова находится прямо над ее головой.
Невообразимо громкий шум. Ей кажется, что у нее вот-вот полопаются барабанные перепонки.
– Закрой глаза.
Его голос раздается прямо у ее уха. Он вынужден кричать, чтобы она услышала его сквозь сверхъестественно жуткое завывание.
Рут закрывает глаза, зажмуривается.
Вой внезапно стихает. Их обволакивают мрак, безмолвие, сырость.
Она чувствует на себе тяжесть крепкого теплого тела Ника.
Потом в мертвой тишине сквозь плотно стиснутые веки она видит его над собой. Его лоб, линию подбородка. А за ним, озаренные извне ослепительно белым светом, какого она еще не видела, вырисовываются кости кита, образующие арку над ними, – каркас из хребта и ребер над их сплетенными телами.