Глава III
Мария Александровна Зарюнина, или Мими, как ее называли в свете, рано осиротела и вскоре после смерти отца вышла замуж за его товарища и друга – пожилого, занимавшего видный пост генерала Горного. Это был рьяный, суровый и исполнительный служака – из доброго старого времени. Он женился на дочери своего товарища, хорошенькой Мими, из жалости к одинокой сиротке-девушке, знакомой ему с самого раннего детства и сумевшей тронуть сердце сурового воина своей печальной судьбой.
Недолго, однако, наслаждался Горный своим счастьем. Через семь лет генерал неожиданно умер, оставив вдовой совсем еще молодую женщину с тремя детьми, из которых старшей, Ирине, было всего четыре года, сыну Анатолию полтора, а младшая – Лидия, или Лика, была в то время еще двухмесячным младенцем. Овдовев, Мария Александровна уехала с детьми в имение мужа, доставшееся ей в наследство вместе с крупным капиталом.
Обрушившееся на нее несчастье было так неожиданно, что молодая женщина первое время не представляла себе, как она перенесет потерю. Мария Александровна не могла не уважать и не любить своего покойного мужа за его честность и доброту. Искренне оплакав супруга, она решила целиком посвятить себя воспитанию своих двух девочек и сына Толи, на которого возлагала самые смелые надежды.
Но Мария Александровна была еще слишком молода, чтобы отказаться от привычной для нее светской жизни. Прожив три года в Нескучном, как называлось имение, она в конце концов не выдержала и, забрав подросшую детвору, вернулась в Петербург, где ее ждали выезды, балы и рауты[4], опера и друзья, которые с удовольствием приняли в свой круг молодую богатую вдовушку.
К девочкам была приставлена сухая и чопорная англичанка, мисс Пинч, к Толе – веселый и жизнерадостный швейцарец, месье Колье. Дети мало заботили Марию Александровну: они получали прекрасный уход со стороны своих воспитателей. Только Лика постоянно тревожила мать. Девочка росла худеньким, болезненным и слабым ребенком, подверженным постоянным простудам. Никакие летние поездки к морю, в дачные места вроде Ораниенбаума или Сестрорецка не помогали ей. Год от года бедная Лика становилась все бледнее и прозрачнее. Мария Александровна пробовала возить ее на лето в Нескучное, жертвуя своими дачными удовольствиями.
Но ничего не помогало. Здоровье Лики не улучшалось.
И вот, как снег на голову, в семье Горных внезапно появилась приехавшая в Россию золовка Марии Александровны, Зинаида Владимировна Горная, родная сестра покойного генерала.
Зинаида Владимировна в силу некоторых обстоятельств безвыездно проживала за границей, а на родине считала себя как бы гостьей. Это было удивительно доброе существо. Она щедрой рукой раздавала помощь нуждающимся, во многом отказывая себе. Открытая, честная и прямая, она представляла собой редкое, необычайное явление.
Зинаида Владимировна неожиданно сменила цветущие долины и голубые озера Италии на холодный и суровый климат России. Прибыв в семью золовки, она прямо приступила к делу:
– Сестра, отдайте мне Лику, – сказала она. – Я сделаю из нее здоровую, сильную девушку.
Мария Александровна сначала ужаснулась:
– Расстаться с Ликой? С этим бледным, хрупким ангелом? Ни за что на свете! Нет! Нет! Это ужасно!..
– Тогда нечего было писать мне, что Лика слаба, больна, что Лика умирает, если вы не хотите спасти ее! – энергично отрезала тетя Горная и этим решила все: Лику отпустили с ней, причем надолго.
Увозя Лику, новая воспитательница поставила ее матери строгое условие: не навещать дочь за границей, чтобы не растравлять хрупкий организм ребенка сильными впечатлениями и дать девочке возможность подняться и полностью окрепнуть в благоприятных условиях.
Мария Александровна повздыхала, поплакала, но ради интересов дочери скрепя сердце согласилась на все.
Десятилетняя Лика рассталась с семьей без особого сожаления. Мать она привыкла видеть только по утрам: Мария Александровна, занятая светом и выездами, посвящала детям слишком мало времени.
С сухой, требовательной и как бы застывшей в своей английской невозмутимости мисс Пинч у Лики не было ничего общего; со старшей сестрой Ириной, почти точной копией той же мисс Пинч, еще меньше, а с Толей… Но Мария Александровна была против ее дружбы с братом, считая, что мальчик может дурно влиять на склад характера «барышни». Таким образом, Лика была одинока среди своей большой семьи…
Восемь лет за границей промчались для Лики как во сне.
Тетя Зина горячо привязалась к бледной хрупкой девочке.
Зиму они жили в Париже, где к Лике ходили учителя, лето – в Италии, где-нибудь на побережье, у тихо плещущих, вечно голубых и вечно юных волн Адриатического моря.
Ежемесячно из России приходили письма от матери, и Лика с радостью и затаенным смятением читала их…
Лишенная присутствия матери, девочка унесла с собой за пределы России прелестный образ Марии Александровны. Если в детстве, у себя дома, в Петербурге, она чуждалась матери, этой блестящей обаятельной красавицы, то на далеком расстоянии, оторванная от нее, бледненькая Лика в своих детских грезах прочно, навсегда запечатлела этот образ. Немало способствовала этому и тетя Зина, постоянно беседовавшая с девочкой о ее далекой маме.
Время шло. Лика подрастала. Вместе с трогательной любовью к Марии Александровне тетя Зина постаралась внушить Лике и любовь к ее родине – глубокую, бесконечную любовь; как и сама она горячо, всем сердцем любила Россию, так научила любить ее и свою юную воспитанницу.
– Гляди, – гуляя как-то под сводами собора Святого Петра в Риме, неожиданно воскликнула тетя, хватая Лику за руку, – гляди! Если бы его к нам, в Россию нашу, перетащить! Вот было бы славно!
Маленькая Лика, внимательно вслушиваясь в слова тетки, всем сердцем принимала милую, родную страну, хотя там, по словам тети Зины, все было далеко не так хорошо, как в культурных странах быстрыми шагами идущей вперед Европы.
И в нежном сердечке маленькой девочки, способном горячо воспринимать любые добрые побуждения, впервые зародилась мысль: как хорошо было бы, если бы все эти чудесные, великолепные здания, все эти дворцы и музеи, наполненные чудесными произведениями искусства, можно было считать своими, русскими!
Когда они с тетей Зиной, странствуя по Швейцарии, остановились как-то в одной бедной деревушке, Лика впервые заметила еще одно обстоятельство, заставившее ее глубоко вздохнуть и задуматься.
Тетя Зина поманила какого-то крошечного мальчугана и спросила его, умеет ли он читать. Мальчик гордо взглянул на любопытную иностранку и ответил утвердительно.
– Видишь! Видишь! – торжествуя, обратилась тетя Горная к Лике. – Все они здесь знают грамоту. Все! А у нас что? Сколько еще темных, безграмотных людей в России! Посещение школ в культурных странах должно быть обязательным! Это хоть отчасти рассеет мрак! А потом…
Но тут тетя Зина как-то разом спохватилась, вспомнив, что пока далеко не все можно говорить племяннице, что она еще слишком молода.
В четырнадцать лет у Лики обнаружился голос. Боясь за хрупкое здоровье девочки, Зинаида Владимировна стала, однако, исподволь учить Лику пению. Был приглашен учитель-итальянец, синьор Виталио, который начал знакомить девочку со своим любимым искусством.
Это был удивительный человек, отдавший свои силы делу милосердия. Всю молодость он концертировал с благотворительными целями, а теперь целиком посвятил себя преподаванию музыки.
– Если у меня окажется голос, я буду так же использовать его для милосердных дел! – сорвалось с губ пятнадцатилетней Лики во время одного из уроков.
– Дитя мое! Дорогое дитя! – только и мог выговорить итальянец, до глубины души потрясенный этим чистым детским порывом. – Помните, что вы сказали, Лика! Это великие слова, моя милая девочка!
– Да! Да! – восторженно воскликнула юная певица. – И не только теперь, и всегда так будет! О, синьор Виталио, и ты, тетя! Слышите ли? Я всегда… Всеми силами… Буду стараться сеять вокруг себя добро! Господи, если бы вы знали, как мне хорошо! Как я счастлива! Как все любят меня! Тетечка! Еще вчера синьор Виталио сказал, что у меня хороший голос. Господи, как мама обрадуется! Какое счастье! За что мне дано все это?..
– Да, Лика, иметь хороший голос – огромное счастье! Господь дает его немногим избранным, дитя мое. Надо заслужить это благо, – почти молитвенно произнес старый учитель.
– Я постараюсь заслужить его! – пылко воскликнула девочка. – Клянусь вам, я заслужу его! Вот тетя всегда говорит, что в нашей суровой стране мало солнца, что здесь больше мглы и само солнце так далеко в тучах, что все мы, как слепые, не видим его… Так надо же, чтобы оно светило и улыбалось и у нас, синьор Виталио! Тетя! Пусть и я, и другие, такие же, как я, молодые и сильные, стремятся к этому! Ведь если делать много добра, много хорошего и светлого, оно появится? Оно засияет, наше солнце? И будет хорошо и у нас, как и здесь, как и всюду? Скажи мне, тетя! Синьор Виталио! Скажите мне!
– Дорогое дитя!.. – сквозь слезы вымолвила Горная и крепко обняла племянницу.
А через год Лика уже выступала в благотворительном концерте в пользу неблагополучных русских, волей рока заброшенных сюда, на чужбину. Небольшая колония русских и все итальянское население городка, где они жили в то время, откликнулись на призыв молодой девушки, и каждый внес посильную помощь в это доброе дело. Вслед за тем Лика и ее учитель дали еще один концерт, уже в Милане, – в пользу неаполитанских рыбаков, пострадавших от наводнения.
Синьор Виталио мог гордиться своей ученицей. Она обладала прекрасным голосом и прошла хорошую школу. Юная певица привела в восторг своих слушателей. Успех Лики превзошел все ожидания. Один из директоров итальянской оперы тут же предложил ей ангажемент, неслыханно выгодный для такой молоденькой исполнительницы. Но тетя Зина поблагодарила маэстро за высокую честь и увезла Лику к морю, где у нее была собственная крошечная вилла.
В ту же осень тетка и племянница получили письмо, извещавшее о вторичном замужестве Марии Александровны. Она связала свою судьбу с человеком, занимавшим весьма высокое место в одном из министерств.
А еще через год другое письмо матери перевернуло весь строй жизни юной девушки.
Лику отзывали домой, в Россию.
