Оплакать в Трое всем пришлось
Елены злую долю.
Но и веками горьких слез
Зло искупить не удалось,
Не стало меньше боли.
И сквозь века был слышен стон,
Усиленный ветрами,
Троянских овдовевших жен
И в рабство обращенных жен
Над павшими мужьями.
Но Троя есть. Хотя и был
Напрасен грех Елены,
Богов и фурий гневный пыл
Пусть пламя греков погасил,
Но Троя все ж нетленна.
Пусть дочери ее врагам
Служили лишь забавой,
И в рабстве спины гнули там,
Но Трою помнили, а там
Гомер покрыл их славой.
И отряды безвестных рифмачей
И на шумных пирах менестрели,
Пересилив гул невнятных речей
Быстроту троянских острых мечей
И смелость героев воспели.
Пусть превратности погубили Трою,
Болью сердца стал ее прах.
Ее дочери возродили Трою,
Из праха певцы возродили Трою,
Чтоб жила та в людских сердцах!
«Записывай мои мысли, а не свои, если эта история хоть чего-то стоит».
Как я получил привилегию написать правдивый отчет о юности принцессы Ясмини, – слишком длинная история…
Ясмини никогда не скрывала презрения к тем, кому случалось опалить крылья в ее пламени. Принцесса уважала только тех мужчин и женщин, которые могли вступить с ней в неравную борьбу и если не одержать победу, то хотя бы приблизиться к ней.
Ясмини не делала уступок представителям сильного пола. Страсти мужчин для нее становились оружием, выкованным для ее нужд. По-настоящему Ясмини влюблялась всего дважды, и второй роман закончился для нее плачевно. Но здесь речь пойдет о первой ее любви, когда она одержала победу…
В дни краткого затмения ее политической славы, во дворце, давшем поочередно приют сотне царей, я почти ежедневно виделся с Ясмини. Мы встречались в залах, где на стенах красовались примитивные изображения древних богов и где – если бы это знали правители! – Ясмини строила планы, как снова раздуть пожар войны.
Там, среди индийских благовоний и дыма кальянов, она поведала мне свою историю, которую я записал, изведя кипу бумаги. Иной раз принцесса замолкала, о чем-то задумавшись, и тогда ее служанки под печальные звуки деревянных флейт заводили заунывную песню. Но как только мне случалось погрузиться в размышления, Ясмини вспыхивала от негодования:
– Из какой грязи ты строишь сейчас замки? Записывай мои мысли, а не свои, если эта история хоть чего-то стоит!
Ясмини рассказывала мне о своей юности, хоть к тому времени не достигла еще и зрелости. В стране, где большинство женщин увядает в ранние годы, она, прожив более тридцати лет, сияла здоровьем и красотой и выглядела куда моложе и энергичнее многих двадцатипятилетних женщин Запада. Ибо она была дитя и Востока, и Запада, наделенная очарованием и умом разных культур. Но она не признавала западной морали, а ее мудрость казалась наградой за ее невероятную добродетель.
Стоило мне углубиться в изучение ее родословной, я тут же понял, что, несомненно, Ясмини обязана красотой и способностями родителям.
По отцовской линии она происходила от раджпутов[1], и корни ее родословного древа терялись, по крайней мере, в древних легендах о Луне (кстати, согласно индийской мифологии, Луна – мужского рода). Все великие семьи раджпутов – ее родственники; все благородство и безрассудная храбрость этого царственного народа, все достоинства его героинь и героев – часть духовного наследия принцессы.
Мать Ясмини была русской, и по материнской линии в жилах Ясмини текла царская кровь, не без примеси скандинавской. Об этом мог поведать блеск ее золотых волос и цвет глаз – такое небо можно увидеть лишь над вершинами Гималаев или, иногда, – в глубокой озерной воде долин. Но глаза принцессы часто казались полными огня, а цвет их порой становился неопределимым, и потому ходила легенда, будто Ясмини по своей воле могла менять их оттенок.
Как случилось, что русская принцесса вышла замуж за индийского раджу, легко понять, припомнив стремление русского государства приблизиться к Индии и «теплому морю». Самое легкое средство изменить политику двора – послать женщину. Пример этого являла собой Далила…
Жил в Москве один князь, поведение которого в обществе огорчало его жену. Он пользовался столь дурной славой, что, когда однажды утром его нашли убитым в постели, подозрение пало на княгиню.
Ее пытали, признали виновной и приговорили к смерти. Приговор казался слишком жестоким для члена царской семьи, и его заменили на еще более страшный: пожизненную ссылку в сибирские рудники. Пока княгиня – Софья Романова – ожидала вызывающей ужас отправки по этапу, ей сделали предложение, которое она приняла без колебаний.
Соня оказалась в Париже и там познакомилась с первым лицом среди властелинов Индии, который совершал «великий тур». В то время заграничные путешествия как раз входили в моду и начали поощряться британско-индийскими властями, но до этого высокопоставленные чиновники возражали против подобных поездок, и магараджа Бубру Сингх стал первым, кто осмелился поступить по-своему. Он смело бросил вызов браминам[2], которые поддерживали британские власти, используя железные кастовые законы, – а те, помимо других жестких ограничений, запрещали пересекать море.
Как рассказывали, стоило воину бросить взгляд на княгиню, как они влюбились друг в друга с первого взгляда. Но и русская тайная полиция не спускала с женщины глаз, намекая, что только одно спасет ее от выдачи властям и сибирских рудников. Княгиня слушала речи влюбленного раджи, и ее ничуть не останавливало сознание того, что его ждет жена, хотя и миновавшая пору расцвета, но, тем не менее, являющаяся первой женой. Однако она была бездетна, и это, несомненно, подогревало чувства Бубру Сингха.
Говорят, будто княгиня настолько потеряла голову от любви, что ее вполне устроила бы условная брачная церемония Гандхарвы, воспетая многими поэтами, но план русской дипломатии требовал, чтобы княгиня стала радже законной женой, которую не смогли бы не признать британцы.
Какой была бы дальнейшая политическая игра, удалось бы русской армии вторгнуться в земли Индии благодаря интригам княгини или магарани воспользовалась бы первой же возможностью, чтобы отомстить за себя, предав русских, – известно одним богам. Ибо Бубру Сингх умер в результате несчастного случая вскоре после рождения их дочери Ясмини.
От нового магараджи, Гангадхары Сингха, явившие милость британские власти добились, чтобы он предоставил дворец русской вдове предыдущего властителя, там и воспитывалась Ясмини, причем от матери принцесса слышала рассказы об отваге и честолюбии жителей Запада, но, кроме того, она впитывала все, что относилось к ее восточному наследию. Ясмини полюбила Индию всем сердцем, а Индия отплатила ей по-своему.
Нет на земле места прекраснее крайнего севера Раджпутаны, и нет людей, хранящих в памяти больше легенд и знаний древних, чем местные жители. Есть поговорка, что каждый раджпут – царский потомок, а каждая раджпутни достойна стать женой императора. Именно в этой атмосфере Ясмини усвоила, что она должна или использовать свой мозг, или дать себя перехитрить. На Востоке женщины рано начинают утверждаться в своих талантах. Но Ясмини опередила даже их преждевременное развитие и, будучи еще и порождением Запада, деспотически не считалась ни с кем, когда это ее устраивало, приберегая уступчивость исключительно для тех, кого ей требовалось поддержать.
Всю свою жизнь она вынуждена была играть в безжалостную игру, но козыри, которые она пускала в ход, чаще всего были совершенно неожиданными. А теперь – приступим к самой истории.