Прораб Матвеич с плохо скрываемым отвращением жевал капусту из остатков позавчерашнего борща, изредка помогая себе пальцами. Ночью прямо из кастрюли жидкую составляющую борща высосал сынок-дальнобойщик, вернувшийся из рейса на Казань. Сынок криво загнал свою грязную фуру в палисадник, раздавив правым задним колесом грядку с чесноком.
Матвеич с тоской в глазах сражался с длинными холодными космами капусты, не зная, на ком или на чем сорвать свое недовольство жизнью. Сегодня на стройплощадку должны подвезти арматуру, а оба вязальщика, Самойлов и Зарудько, уже который день в запое. Кого поставить на разгрузку, кого на вязку – черт его знает! Можно вроде бы и молодого Болотина, так это колонны первого этажа – самое ответственное место. На…вертит молодой от души, так наплачешься позже. Жена спит, ей на работу к одиннадцати. У нее сегодня в магазине сандень. А ей какой-никакой, а перекур хоть на полдня. Только вот и осталось что со вчерашнего – остатки борща. И Васька-сын храпит у себя в комнатушке. Устал, наверное, с дороги как собака.
На работу Матвеич пришел за полчаса до восьми. Полуголодный и раздраженный. К своему удивлению, обнаружил в бытовке вполне себе проспавшегося вязальщика Зарудько, который внимательно смотрел на экран маленького телевизора. Этот телевизор подарил бригаде инвестор-застройщик, и с того дня все были в курсе главных политических и экономических событий в стране и в мире. И иногда даже культурных.
– Слышь, Матвеич, – не отрываясь от экрана, обратился Зарудько к прорабу, – нашли-таки эти британцы то место, где вырубались камни для Стоунхенджа!
– Здороваться сначала нужно, – проворчал Матвеич, вешая шапку на гвоздь при входе.
– А я разве не поздоровался? – искренне удивился Зарудько и наконец повернулся к прорабу лицом. – Извини, Матвеич, тут такое про Стоунхендж сказали, что я просто обалдел. Представляешь, каменные глыбы весом под пятьдесят тонн волокли каким-то неизвестным способом аж триста километров! Потом уже ставили «на попа» и сверху накрывали такими же! И все без всякого крана!
– Откуда же у них на те времена мог кран взяться? – буркнул Матвеич, усаживаясь на свое прорабское место – за маленький конторский столик, который пережил уже как минимум трех прорабов.
Зарудько поспешно пересел ближе к прорабу и с нескрываемым воодушевлением продолжил:
– Матвеич, вот ты умный человек, на стройке лет сорок отработал, скажи, как это больше чем четыре тысячи лет назад эти англичане смогли перетащить такие каменюки на триста кэмэ?
– Вот так и перетащили, – огрызнулся Матвеич, перебирая наряды. – Пили мало, а то и вовсе не пили! Вот и перетащили!
Зарудько виновато помолчал, но так как возразить на справедливый упрек было нечего, то, посопев пару минут, он снова возобновил разговор.
– Ну, Матвеич, ладно, не сердись. Самойлов дочку выдал. Сам своим ходом на работу выйти не может. А я, видишь, вот он. Слышал, сегодня арматуру для первого этажа привезут?
– Хрен тебе привезут, а не арматуру! – взорвался прораб. – Про премию забудь! Найду вам с Самойловым замену – выгоню к е…й матери! Мне такие работнички не нужны. Или пей, валяйся по канавам, или работай! А он мне про Стоунхендж! Лапшу вешает! Иди, бери молодого, начинайте ставить первую линию! Или выгоню и тебя, и его к е…й матери!
– А молодого-то за что? – обиженно переспросил Зарудько.
– А за то! Чтоб с мальства понимал, что с такими разгильдяями, как ты, дело иметь – себя не уважать. Иди с глаз моих, пока я добрый, а то, видит бог, не удержусь, чем-нибудь тебя по хребтине огрею!
Зарудько поспешно покинул вагончик, оставив телевизор включенным. Прораб, решив отдышаться, отложил наряды в сторону и повернулся к экрану. С экрана молодой прилизанный англичанин-историк в свитере ромбиками продолжал рассказывать о Стоунхендже:
– В конце третьего тысячелетия до нашей эры Стоунхендж подвергся новой, самой масштабной перестройке, благодаря которой он стал так популярен в наши дни. С холмов южной Англии, удаленных от Стоунхенджа на сорок километров, сюда привезли тридцать огромных каменных блоков – «сарсенов», каждый из которых весил по двадцать пять тонн…
За воротами стройплощадки настойчиво засигналила машина.
– Наконец-то, арматура приехала! – успокоился Матвеич. В се-таки хорошо, что Зарудько появился. Руки у парня золотые. За два дня арматуру колонн соберут и зашьют опалубкой. С четверга пойдет бетон – и мы в графике!
Удовлетворенно крякнув, прораб снова повернулся к телевизору: – …внутри этого кольца подковообразно установлены самые большие камни высотой до семи и двух десятых метра и весом до пятидесяти тонн. Один из них, «Алтарный», глубоко ушел в землю. С наружной стороны кольца концентрически расположены три круга, образованные множеством глубоких земляных лунок. Вокруг всех этих сооружений возведен земляной вал диаметром сто шесть метров с наружным рвом.
– Смотри, не соврал Зарудько! Действительно, пятьдесят тонн! Это что же получается? У нас кран десять тонн берет на вылете стрелы пять метров. При вылете двадцать метров – всего две с половиной! Так то какой же кранище! А тут пятьдесят тонн не просто поднять – перевезти надо!
В прорабский вагончик вошел шофер грузовика, который привез арматуру. Положил перед прорабом накладную и путевку.
– Че так мало? – кисло спросил Матвеич, снизу вверх посмотрев на молодого небритого шофера.
– Кран встал, – начал оправдываться шофер. – Сейчас электрики его курочат. После обеда еще ходку сделаю, привезу остатки и задел на завтра.
«И тут кран» – подумал про себя Матвеич, подписывая накладную.
Шофер вышел, а прораб засобирался на площадку. Нужно было проверить, что там навтыкали геодезисты, которые вчера ползали по нулевому циклу. Насос в западном крыле барахлил: откачали ли воду из дренажного приямка? Перенесли ли опалубку к местам установки? Все ли на месте в бригаде плотников?
Делая свои привычно неотложные дела, прораб изредка мысленно возвращался к утреннему разговору с Зарудько и к недосмотренной телепередаче:
«Пятьдесят тонн! Не шутка! Без крана как же? Может быть, на катках?
Сколько же нужно лошадей! Оп-па, ведь и дорог-то в те времена не было! Выходит, по кустам да по кочкам? Тут уж никакие катки не помогут! Так сорок или триста кэмэ? Что-то там наврал Зарудько…»
Перед самым обедом на территорию въехал раздрыганный уазик ГИПа – главного инженера проекта. ГИП молодецким скоком одолел канаву под газопровод и махнул рукой прорабу: подойди, мол, сюда. Матвеич прыгать не стал, а обошел канаву с недорытого конца.
– Что, Матвеич, – поинтересовался молодой и прыткий ГИП, – за сегодня поставим опалубку с нулевого?
– Здороваться мама не учила? – сурово спросил Матвеич, не отвечая на риторический вопрос ГИПа – тут и так все было ясно.
ГИП не смутился, сунул прорабу ладошку дощечкой и, поманив Матвеича рукой, направился к западному крылу.
«Вот черт, – огорчился про себя Матвеич, – если воду не отсосали, начнет буянить. Криклив наш ГИП не по возрасту. Но куда от него деться, когда его папа – вторая шишка в компании?»
В приямке все оказалось в полном порядке. Насос, посапывая, допивал последнюю маленькую лужицу. ГИП был несказанно доволен. В превосходном настроении он полуобнял прораба за талию и доверительно сообщил:
– Я сегодня по телеку такую передачу смотрел – зашибись! Про Стоунхендж. Как там эти черти, древние бритты, или как их там, волокли монолиты по пятьдесят тонн? Триста километров до ближайшей каменоломни! Заметь, Матвеич, ни танковых трейлеров у них не было, ни подъемных кранов! Почему нам в институте об этом ничего не говорили? Был у нас такой профессор… Кто доживал до экзамена, мог считать себя коммунистом… Вот этот самый профессор подкидывал задачки на перемещение техники из зоны недоступности. Например, свалили железобетон в углу двора, а кран не достает. Погрузчика нет. Что делать? Чего мы только не придумывали, чтобы профессору угодить! А вот знал бы я тогда про Стоунхендж, выставил бы встречный вопрос. Поперхнулся бы мой профессор, как пить дать!
«И тут Стоунхендж, – внутренне изумился Спиридон Матвеич. – Что их всех на английские проблемы потянуло? Вон, пирамиды как-то построили, и ничего, стоят! Правда, там было проще. Говорят, таскали блоки на салазках по земляной насыпи. А тут, подумать только, триста километров!»
ГИП еще немного посуетился, сверил данные геодезистов с угловыми отметками на чертеже и уехал.
Матвеич вернулся в вагончик, присел за свой заслуженный столик, нашел в выдвижном ящике журнал инструктажа по технике безопасности, считавшийся потерянным, и окончательно повеселел. Проскрипел дверью Зарудько, посланный в магазин через дорогу за снедью, принес все, что заказывал прораб. После утренней капусты из борща обед обещал быть питательным и даже вкусным.
После обеда прораб по собственной инициативе возобновил прерванный разговор с проштрафившимся Зарудько, которого милостиво не удалил из вагончика, а позволил отобедать за компанию:
– Так что ты, Володя, думаешь про Стоунхендж?
Зарудько, почувствовавший надежду на снисхождение, охотно откликнулся:
– Это же феноменально!
– Что феноменально? Ты откуда такие слова знаешь?
– Что там слова? Пятьдесят тонн, Спиридон Матвеич, представляете? Я нашу Варьку-крановщицу спрашиваю: а ты могла бы пятьдесят тонн своим «Либхерром» поднять хоть на метр?
– И что она тебе сказала?
– А послала на либхерр!
– Правильно сделала. Все не так просто, Володя. Есть тут какой-то секрет. Феномен, как ты говоришь. Не мог простой англичанин пятьдесят тонн вот так, за здорово живешь, перетащить на триста километров!
– Вот и я то же самое говорю, Матвеич! Что-то тут не так! А вы как считаете?
– Все, Зарудько, кончай перекур. Бери молодого и – марш на площадку! Я сам чувствую, что здесь что-то не так, но понять до конца пока не могу.
– Вот и я говорю, Матвеич…
Прораб махнул рукой, и реабилитированный Зарудько испарился.
Спиридон Матвеич порылся в столе, нашел затрепанный справочник и полистал его.
«Так, песчаник, плотность примерно две с половиной тысячи килограммов на кубометр. Если прикинуть, то так на так и получается. По двадцать пять тонн камни и по пятьдесят тонн камни. Не могли они их перевезти! Не могли, это точно! А что, если?..»
Прораб задумался, уставившись в окошечко. За стеклом, заляпанным раствором, неожиданно нарисовалась физиономия Зарудько с выпученными глазами. Предчувствуя неприятность, прораб, с грохотом опрокинув стул, выбежал из вагончика:
– Что случилось? Кто-то с высоты упал?
У порога тяжело отдувался Зарудько:
– Какая высота, Матвеич? На нулевом цикле мы! Варька-крановщица, чтоб ей!..
– Что Варька? Говори!
– Варька… Варька-крановщица рожает!
– Как рожает?
– Вот так и рожает!
Спиридон Матвеич метнулся обратно в вагончик, сорвал трубку телефона и срочно набрал номер скорой. Недовольный голос на том конце провода ответил:
– Да знаем, знаем. По мобильнику уже вызвали. Едет к вам машина, едет.
Матвеич смахнул со лба пот, тихонько положил телефонную трубку на рычаг. Потом спохватился и бросился к двери.
В ворота с разбойным улюлюканьем и перемигиванием ворвалась скорая.
– Сюда, сюда! – махал кто-то шапкой от западного крыла.
Из раскрытого заднего проема скорой помощи уже доставали членистые раскладные носилки. Матвеич остановился и снова вытер лоб рукой. Все утрясется, делать ему там нечего. Но что же получается с краном? Варьку сейчас увезут, а кран без крановщицы останется? Прораб быстро вошел в вагончик и стал названивать начальству.
Вечером за ужином, вымакивая сметану последним пельменем, Матвеич рассказывал жене:
– Представляешь, пацана родила. Когда успела? И отпуск по беременности не брала, и ничего на ней заметно не было!
– Что ж тут особенного? – ответила жена. – Она у вас вся такая плотненькая была. А под ватником и вовсе ничего не увидишь!
Васька-дальнобойщик потянулся к чайнику:
– А что, батя, я понял, с крановщиком у тебя теперь напряженка?
– Да, сынок, угораздило же эту Варьку! Груженая машина во дворе стоит. Завтра вручную арматуру таскать будем. Обещали кого найти и прислать. А как нового человека на кран сажать, не проверив? Он мне завтра половину людей поубивает!
– Так уж и поубивает, – встряла жена. – Обученного дадут, а как же?
– Знаем мы этих обученных, – проворчал прораб и в глубокой задумчивости поднял глаза на жену. – Как ты сказала? Плотненькая? Это две с половиной тонны на кубометр для песчаника…
– Что это ты бормочешь? – переспросила жена.
Сон не шел к Матвеичу. Он беспрестанно ворочался в постели. Один раз даже встал, напился на кухне компота прямо из кастрюли, стараясь не хлопнуть крышкой. И тут его осенило:
«Все просто со Стоунхенджем! Все ясно. К то-нибудь из этих горе-археологов пытался постучать по каменюкам? Просто не может быть, чтобы они – да пятьдесят тонн! Это расчетные пятьдесят тонн. Объем, умноженный на плотность! Пустотелые они, родные, долбленые! А торцевые отверстия заделаны пробками на той же известке с крошкой песчаника. Они как пустые спичечные коробки, как же это до сих пор никто не понял? Надо просто приехать в этот Стоунхендж да хорошенько простучать все монолиты. Вернее, то, что у них считается монолитами. Если звук глухой, значит, все, я прав! И никакой загадки больше нет. Перевезли их просто на лошадях, и точка! Слава Варьке-крановщице – надоумила!»
Матвеич выключил свет на кухне и пошел спать до самого утра. Спокойно и со вкусом.