Есть деньги, есть бизнес!
Чтоб там не говорили политики, но на уровне межличностного общения с поляками, мы остаемся братскими, близкими друг другу народами…
Дело было на польской судоверфи «Сточня», что в Гданьске. По одному из причалов, где-то в районе старых складов, бежал здоровенный докер и выкрикивал странные слова, к тому же на русском языке:
– Полундра!!! Русский бизнес!
– Что? Русская мафия? – провизжала какая-то дама преклонного возраста, до этого мирно потягивавшая свой кофе, сидя за столиком на верхней палубе небольшого частного судна старой постройки, увязшего в затянувшемся ремонта по причине отсутствия запчастей.
– Успокойся, милочка! – спокойно произнес ее муж, еще более древний, чем сама мадам, выходя из ходовой рубки с биноклем в руках. – Русская мафия сразу мочит, а не бегает по всяким там причалам.
Старик пристально посмотрел в бинокль и задал сам себе вопрос:
– Что за глиста в скафандре?
Он подошел к мадам и раскурил капитанскую трубку.
– В мундире бежит, паганец! – заметила старушенция, вглядываясь на беглеца через старинный монокль. – Не из ваших ли будет?
– На врангелевцев, не похож, – занервничал старикан, сходу вынимая из внутреннего кармана рукоять нагана. – Неужто, краснопузый?
– Мурзик, не встревай! – одернула мужа мадам, запихивая его руку с наганом обратно в карман. – К тому же, мы не у себя во Франции, а в Польше. Без тебя разберутся!
– Же дуа ву китэ, мадам, – сказал старик по-французски, вынимая изо рта трубку и выпрямляя складки морского кителя.
– Я должен вас покинуть, мадам, – сама себе вслух перевела старушенция, сказанное мужем. – Сначала сдашь мне оружие, а потом иди куда хочешь. Кстати, сходи, разберись с руководством верфи – долго нам здесь еще торчать?
– Э бьен! – произнес старик, целуя жене ручку и сдавая наган.
Он проигнорировал трап и, лихо перекинув ноги через деревянные перила правого борта, оказался на причале. Несмотря на свой запредельный возраст, старикан шустро заковылял в нужную ему сторону света.
– Гардемарин! – гордо произнесла мадам, провожая любимого мужа взглядом и вставая со стула.
Тем временем вокруг русского сгущались тучи.
– Вот он! Я поймал его! – докер набросился на мужчину в темно-синем костюме с золотыми нашивками на рукавах.
– Вы не имеете права! – возмущался тот. – Я русский моряк! Черт возьми, я капитан! Убери свои руки, забастовщик!
– Прошэ то повтужыць раз ешчэ! – перешел на польский язык докер, до этого кричавший по-русски.
– Он спрашивает, что пан имеет против нашей «Солидарности»? – тут же встрял проходивший мимо судостроитель, знавший, как и многие здесь, русский язык.
– Пшепрашам бардзо, я не мам часу, – ответил капитан по-польски, показывая на свои ручные часы, мол, опаздываю.
– Пан муви по-польску? – насторожился переводчик, вокруг которого уже сформировалась толпа любопытных.
– Лучше уж по-английски! – съязвил капитан, показывая свое интеллектуальное превосходство над простыми заводчанами.
– А не шпион ли этот пан? – спохватился судостроитель, отрывая нашивку на рукаве капитана, как будто именно под ней мог быть спрятан какой-нибудь микрофон или передатчик.
– Да, что это такое! – запричитал капитан и перешел на иностранные языки:
– Курва! Фак ю! Вас ист дас? Ай эм русс сиамэн! Ю андесте…
– Что ты орешь дурень, да еще на иностранном языке?
– Где я? – спросил у голоса моряк.
– Где, где? В своей собственной квартире, вот где!
– А ты кто?
– Прокурор в кожаном пальто! На часы посмотри. Третий час ночи.
– Приснится же такое! Извини, дорогая.
– Ничего, я привыкла. С тех пор, как ты ушел из пароходства…
– Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, капитан!
Ночь уже никак не могла быть спокойной, и капитан осторожно, чтобы не потревожить супругу, выскользнул из-под одеяла и направился на кухню, напоминавшую морскую кают-компанию. Посредине стоял штурманский стол, очень похожий на шкафчик, но без ножек и с большим количеством продолговатых полок для навигационных карт. Одна из карт с грифом «Для служебного пользования» была приколота к столу красивыми импортными кнопками. Некогда произведенная капитаном навигационная прокладка начиналась в порту Калининград и заканчивалась у мыса Трафальгар Пиренейского полуострова – он мечтал со временем, когда разбогатеет, поселиться где-нибудь в Испании. Там он был и ему там нравилось. В левом углу стола аккуратно выстроились штурманские прокладочные инструменты: параллельная линейка, транспортир, циркуль, остро отточенный карандаш и резинка. Сверху, над столом, был вмонтирован корабельный навесной плафон, лампочка в котором загоралась при включении пакетника поворотом рукоятки слева направо. Капитану нравился звук щелчка, возникающий при повороте рукоятки пакетника. Он мог по несколько раз проделывать одну и ту же процедуру включения – выключения. Стены были увешаны различного рода вымпелами, сувенирами в форме тарелок, рамками с фотографиями кораблей и прочими вещицами, напоминающими капитану недавнее прошлое и места, где он бывал. Обращали на себя внимание навесные корабельные часы с фосфорисцирую-щими стрелками и циферблатом, заводимые раз в неделю специальным ключом, который висел здесь же на красивой хромированной цепочке. Всю стенную композицию венчал здоровенный деревянный штурвал, до сих пор безуспешно разыскиваемый в его родном пароходстве. Кухонная посуда была с нарисованными на ней якорями, и гости привыкли к инвентарным знакам, намертво вогнанным в днища тарелок, чашек, подстаканников, выбитым на вилках, ложках и ножах. Буфет из красного дерева, привезенный из далекой Анголы, пестрел от изобилия красивых бутылок и пивных банок, еще хранивших ароматный запах иностранщины.
Капитан посмотрел на барометр-анероид, прихваченный на память о своем последнем судне, – атмосферное давление падало. «Опять будет вялость и апатичность», – отметил про себя капитан и достал из холодильника лекарство собственного производства.
– Нельзя этого допускать, – вслух произнес он и налил в рюмку водку, настоянную на золотом корне. – Будем лечиться.
Капитан залпом выпил свой божественный напиток и, не заметив как вошла супруга, смачно произнес:
– А… хорошо пошла!
– Опять за старое! – гневно изрекла жена.
– Что ты, милая! Давление падает. Я же лечусь.
– Лечись в поликлинике Морфлота, а не здесь в ночных потемках! – морячка ловко перехватила литровую бутыль с «лекарством» и прижала её к груди. – Кстати, я недавно прочитала, что золотой корень в такой как у тебя насыщенной пропорции дает обратный эффект, вплоть до остановки сердца.
– Когда он давал эффект суперпотенции, ты ничего не говорила о возможности остановки главного «агрегата»!
– Я серьезно. И потом, я же недавно прочла.
– Не оправдывайся. Когда начитаешься всего, о чем ныне пишут, не захочешь дышать. Потому что дышать тоже вредно.
– Да, дышать вредно. Город загазован настолько, что врачи рекомендуют ежедневно совершать выезды на природу. Ты водительские права-то вернул?
– Нет еще. Обещали помочь за двести баксов.
– Алкаш несчастный… доездился!
– Гаишник попался непонятливый. «Отдайте, говорит, права!». Я говорю, не могу отдать, это… подарок!
– Придурок, чуть не сдал приятеля из этого же ГАИ. Кстати, где наш ненаглядный сыночек?
– Понятия не имею…
Ненаглядный сыночек в это же раннее утро смачно допивал пиво и не где-нибудь, а на променаде федерального курорта Зеленоградск, и не с кем-нибудь, а с упомянутым выше офицером ГАИ. Они прицелились и поочередно с грохотом закинули пустые бутылки в мусорку. Никто не пострадал, в том числе и мусорка.
– Во как! – с гордостью произнес ГАИ-шник. – Не зря на флоте служил артиллеристом. И у тебя неплохо получилось. Когда призовут, иди в артиллеристы.
– Не, папашка сказал, что откосит…
– Что за времена? Все куда-то сваливают. А кто ж Родину будет защищать? Ась? Хотя, папашке твоему, конечно, виднее. Капитан дальнего плавания как никак!
Оба подошли к немецкому хромированному мотоциклу. Сын Гуровых, как и принято у современной молодежи, был весь в татуировках, проколотых ушах, с шариком на конце языка, в коже по пятки и при прочих причиндалах. Офицер ГАИ соответствующим образом проинструктировал сына своего приятеля:
– Ты все понял, Марек? Напрямую не гони – там наши с ранья, в засаде. Вынюхивают, сам знаешь кого. Огородами! Понял?
– Да, понял я дядь Федь, понял…
Офицер ГАИ, поглаживая красивый бензобак мотоцикла, смачно произнес:
– БМВ… Вещь!
– Папашка из рейса привез. Говорит, мотоцикл плакал, когда узнал, что продают в Россию…, – с ухмылкой заметил Марек.
Офицер ГАИ сочувственно покивал головой мотоциклу и вяло махнул рукой, мол, можешь отчаливать. Марек шустро завел мотоцикл и сел в удобное кожаное сиденье, затем, нажав кнопку музыкального устройства, врубил на всю мощь рок-мелодию, разбудив соответственно жильцов соседних домов. Тут же на одном из балконов появился дед в сто лет и послал всех, кто оказался в секторе его утреннего приветствия, причем очень далеко – за морской горизонт. В ответ на дедово приветствие новоиспеченный байкер газанул на полную катушку, да так, что его мотоцикл стал на дыбы, промчался метров дцать на одном колесе и далее понесся галопом в сторону автобана. Офицер ГАИ по имени Федор, перекрестив Марека, крикнул ему вдогонку:
– Отцу привет передавай!
Марек уже ничего не слышал кроме музыкального приветствия Зеленоградску. Он то ли забыл напутствие Федора, то ли специально, но направился именно на засаду ГАИ-шников, показав им сходу «фак-ю»… Началось преследование мото-хулигана – сначала по городу-курорту, а затем и на автобане. Марек выкручивался из самых невероятных ситуаций, проскакивая засады на подъезде к Калининграду. Затем он подъехал к дому отца, достал из кармана пульт и нажал кнопку управления – мусорка у многоквартирного дома, отъехав в сторону, открыла лабиринт, в который сходу и влетел не пойманный гонщик. ГАИ-шники пронеслись мимо дома, недоумевая, куда девался нарушитель. Тем временем Марек вбежал по лестнице вверх и влетел в квартиру Гуровых, открыв дверь собственным ключом.
– Папа! Мама! Еды!
Ненаглядный сыночек кинулся к холодильнику и жадно допил чье-то пиво, поедая все, что попалось под руку. Гуров-старший с фразой: «Э-э-э», отстранил сына от холодильника и соответственно от поедания запасов.
– Проголодался сынок? – поинтересовалась Аврора.
– Ага! – произнес вечно голодный студент, обнимая мать своими огромными ручищами. – Ма-ма-ня…
– Кстати, Аврора, – вклинился капитан как бы в продолжение разговора о возврате водительских прав. – Я тут дочку того самого приятеля из ГАИ устроил буфетчицей аж на валютный пароход.
– Это ты папаня, про дядь Федину дочку лепишь?
– А про кого ж еще, сынок?
– Ты Гуров лучше бы себя пристроил, да Марека заодно.
– На счет Марека, думаю, получится, – сказал уверенно Гуров. – Есть вариант. А вот себя устроить сложнее, я ни какой-нибудь гарсон-буфетчик, я все же капитан дальнего плавания.
Гуров подошел к Мареку, который опять отворил холодильник и смотрел, чтобы там слопать. Отодвигая боком сына, капитан тихо так заметил:
– Щас, все сожрет.
Гуров зацепил вилкой с полки холодильника беляш и стал рассматривать его, стирая попадавшуюся местами плесень.
– Вот, правильно, – поддержал Аврора. – Съешь беляшик.
– Ганнибал Лектор, – торопливо сказал Гуров, надкусывая беляш. – подавился бы от этого…
– Блин…, – тут же произнес Марек, выплевывая в ведро свой фрагмент беляша, только что влетевший в его не хилый ротик и не успевший там освоиться. – Пошли вы со своим Ганнибалом…
– Не нравятся «тошнотики» – не ешьте, – ответила на все обвинения Аврора, смачно надкусив оставшийся нетронутым третий беляш.
Марек удивленно посмотрел на мамашку, выдержал паузу, и, убедившись, что продолжения сериала с поеданием и выплевыванием беляшей не будет, разочарованно убыл восвояси, издав по дороге звук типичный для поедания пищи.
– Это тебе, Аврора, – заметил Гуров-старший. – Вместо спасибо. Кстати, автомобиль наш тоже хочет жрать. Я бы сказал, это уже не средство передвижения. Я бы сказал, это все же роскошь. Его надо кормить, обувать, одевать. Ещё один член семьи, понимаешь!
– Так что его продать?
– Продать нельзя из принципа. Если продать, у нас не будет машины.
Гуров подошел к пианино и открыл крышку.
– Пианино что ли продать? Жизнь моряка, как это пианино – клавиша белая, – капитан постучал пальцем. – Клавиша черная…, – опять стучит пальцем, затем резко двумя руками громко закрывает крышку пианино. – Крышка…
– На что ты намекаешь? Крышка чего? – возмутилась Аврора. – Сдурел?
Гуров неожиданно зашел к ней со спины и обхватил руками за груди.
– Это был отвлекающий маневр…
– Э-э-э! – выворачиваясь, воскликнула Аврора. – Ты, что виагры с утра наелся? Щас сын зайдет.
– Кстати, на счет сына. Он «вышку» то сдал?
– Высшую математику? Так сам и спроси.
– Марек? – гаркнул Гуров своим капитанским строгим голосом.
– Папик, ты что, на причале? – послышалось за дверью.
– Ты «вышку» сдал? – опять гаркнул капитан в своем стиле, свернув руки рупором, потому что по-другому он не умел.
Марек выглянул из-за двери с изумленным видом, типа, что пристали.
– Папа спрашивает, как экзамены? – торопливо спросила Аврора.
– Подорожали, – невозмутимо ответил сынок с польским именем Марек.
Мареку ничего не ответили, потому что отвечать уже давно было нечем – сидели без денег. Голова Марека, уразумев, что пополнения денежных знаков явно не предвидится, исчезла с поля зрения под комментарий заслуженного рыбака СССР:
– Вот он, мать его, капитализьм! Всё покупается и продается, даже образование. Остается только одно…
– Что же? – поинтересовалась Аврора.
– Секс…
Морячка с укором посмотрела на своего мужа, бывшего еще недавно капитаном дальнего плавания, и нашла его мужчиной предпенсионного возраста, с черными с проседью волосами, голубыми, как и прежде, но несколько поблекшими, глазами, плотными толстыми губами, среднего роста, коренастого и… животастого. А ведь был когда-то красавец мужчина! Когда-то…
– Пошли досыпать, чудо мое, – сказала морячка и, открыв холодильник, водрузила бутыль с «лекарством» на прежнее место.
Пока они шли в спальню, капитан попробовал сделать первые шаги в области поэзии:
К-куда пойти?
К-куда податься?
К-кому сходить?
К-кому отдаться?
– Мне отдайся, Роберт Рождественский! – затребовала Аврора.
– Тебе, успеется. Погоди, погоди… Кажется, рожаю стих. Вроде под Бродского:
Он страстно бросил, бросил,
Бросил ее на кровать…
– И промахнулся, – добавила Аврора свой фрагмент стихотворения, поправляя покрывало.
– Ну вот, – сообщил Гуров, разводя руками. – Сбила с рифмы.
– Мне твоя рифма, до одного места. Я все же напомню тебе о пароходстве, где ты дорос до капитана.
– Было дело…, – мечтательно произнес Гуров и у него в голове пронесся сюжет из его прежней жизни: Гуров сидит с биноклем в ходовой рубке, смотрит по сторонам. Пароход проходит пролив, рядом с пляжем какого-то острова. Он вглядывается в бинокль и расплывчато видит зад голой женщины, сползает с кресла с грохотом на палубу. Все кидаются к нему со словами: «Капитан упал!» и заботливо усаживают в его капитанское кресло. Затем он неторопливо, согласно своего статуса на судне, выходит на мостик и вглядывается в стерео-трубу, дающую более четкое изображение той же самой голой женщины, но уже идущей по волнам. У Гурова со скрипом отвисает челюсть. Судно совершает поворот влево и Гуров, увлеченный пляжной картинкой, теряет равновесие, свешиваясь за борт и ухватившись за леерное ограждение. Все одновременно с криком: «Капитан за бортом!», кидаются на помощь и вытаскивают его на крыло мостика. Он отряхивается и заходит в рубку. Там стоит буфетчица с подносом закусок и бокалом пива. Все в рубке как по команде одновременно отворачиваются. Буфетчица подмигивая подает бокал, Гуров «промахивается» правой рукой мимо бокала прямо в грудь буфетчицы… На этом моменте фантазия закончилась, но рука все равно уверенно сжимала женскую грудь.
– Куда лапаешь, извращенец?! – воскликнула Аврора, возвращая капитана в реальность бытия.
– Пардон, мадам, – опомнился капитан. – Так…, на чем мы остановились?
– На сексе…
– На чем, на чем?
– Говорила тебе – не спеши уходить из пароходства, – запричитала Аврора, поняв, что с сексом не все так просто, как изображает Гуров.
– Говорила! Когда по полгода зарплату не приносил, тоже говорила…
– Другие ж как-то крутятся… Тебе ведь предлагали, идти в эти, как их…
– В чиновники? Да там как в анекдоте: четверо в одной комнате – один из них работает. И как ты думаешь, кто работает?
– Кто, кто? Не знаю, кто.
– Кондиционер. Он уж точно работает, ненаглядная моя сторона.
Капитан снова изобразил секс, запустив свою волосатую руку в сторону груди Авроры и тут же получил достойный отпор.
– Все уже, момент упущен. Отвали, говорю!
– А рука так и тянется… Запомни, Аврора. Если мужик до работы тянется к своей жене, а после работы уже нет, значит работа его полностью удовлетворила.
– А я тебе другое скажу, – проговорила Аврора, встав с кровати и беря в руку швабру. – Как только на заре нашей эры сообразительная обезьяна взяла в лапу палку, другие обезьяны резко начали трудиться.
– Намек, понял, – сказал Гуров, отдаляясь от супруги и выбивая чечетку. – Э-э-эх, яблочко! Да на тарелочке. Погибай политрук в перестрелочке! Капитан дальнего плавания Гуров не пропадет! Полный вперед!
Гуров вернулся в кабинет, открыл крышку пианино и начал что-то изображать блатное.
– Не сядь на мель, артист! – крикнула Аврора.
– Эх, Аврора, – произнес капитан, закрывая крышку пианино. – Ка бы не революция…
– И что?
– Я б имел златые горы, когда б не первый залп жены моей Авроры…
– Балаболка! Делом займись!
– Щас, займусь, коммерцией. Щас! Спокуха! – уверенно произнес Гуров, вернувшись в спальню. – Ты ж меня знаешь! Гуров – не сдается!
– Вот таким я тебя люблю! – улыбаясь, сказала морячка. – Надо верить в себя!
– Но для начала, любезная моя! Второй галс! Курс – норд-норд-вест! – произнес Гуров, указывая супруге верный курс и падая на кровать.
– Ладно уж, – сдалась Аврора, отодвигаясь чтоб не попасть под падающую тушку Гурова. – Можешь поваляться, пока я добрая.
Капитан обнял супругу и заметил при этом, что его спутница все ещё хороша собой – еще бы, с разницей в возрасте в пятнадцать лет!
Они познакомились на курорте в Майори, что под Ригой. В застойные годы капитан регулярно посещал эти места, славившиеся западным образом жизни, повсеместной тишиной и чистотой. После рейса он мог позволить себе безоблачную жизнь в одном из лучших номеров гостиницы «Юрмала», питание в неплохих ресторанах, ежедневное посещение пивного бара, где ему, как завсегдатаю, оставляли порцию любимых копченых свиных ножек. Капитан неизменно появлялся в форме с золотыми нашивками, имея на груди ромбик об окончании высшего учебного заведения. Его кудрявую голову украшала капитанская фуражка «А-ля грибан», с которой он не расставался ни при каких обстоятельствах. Особое удовольствие ему доставляло представляться своему будущему собеседнику или собутыльнику:
– Разрешите представиться! Капитан дальнего плавания Гуров!
– А по-батюшке?
– Иван Иванович!
– Ну, как там в заморских странах, Иван Иваныч?
– Загнивают себе, капиталисты, – следовало марксистско-ленинское вступление Гурова и далее, как говорят на флоте, капитан «травил», то есть рассказывал очередную морскую историю.
Надо сказать, рассказчик он был отменный, но меры не знал. Капитан мог говорить без остановки часами, и собеседник, равно и собутыльник, единожды утомленный его рассказами, старался с ним более не встречаться. Лишь один человек в Майори был готов слушать байки капитана беспрерывно – его будущая жена Аврора. Капитан и сам было удивился этому и на всякий случай уточнил:
– Извините, я вас не утомил своими морскими рассказами?
– Наоборот, я готова слушать их вечно.
Так все и решилось. Она была согласна.
Повалявшись с Авророй в кровати и изобразив нечто, вроде любви, капитан убыл в соседствующий кабинет-кают-компанию-кухню. Положив ноги по-американски на стол, стал обзванивать своих знакомых торгашей.
– Я вам покажу, мать вашу бизнесмены хреновы! – уверенно начал он свою телефонную речь, набирая чей-то номер.
Его интересовало буквально всё в этом так называемом бизнесе. У Гурова уже сложился первый круг телефонных партнеров, начавших раньше, чем он. С кем он разговаривал, было трудно понять, но выглядело это примерно так:
– По дешевке, говоришь?
– Из Белоруссии?
– Почем, говоришь, бюстгалтеры?
– Да не бухгалтеры. Бюстгалтеры почем?
– Сам такой! Сам такой! Сам такой!
– Тэк! С ширпотребом разобрались… Ага! Янтарь…
– Почем янтарь? Сто долларов за бздюльку? А почему не в рублях? Сам ты дерево! Ах еще и угрожаешь? Да ты знаешь, с кем говоришь, мелюзга подкильная? С капитаном…
– Бросил трубку на слове «ментура»! Думают, раз капитан, то капитан милиции… Обзвонив компаньонов в радиусе Калининградской области, Гуров принялся за страны СНГ.
– Как дела на «хохляндии»?
– Топливо? Есть у нас топливо!
– Кто я? Директор!
– Да, эль ноль два, шестьдесят два – соляр!
– Да, судовой… Серы? Не более ноль двух процентов.
– В Одессу? Поставим.
– Двести сорок долларов тонна.
– Берете?
– Предоплата сто процентов.
– Положили трубку… Барыги! Только время потерял. Блин! Никто не хочет делать предоплату. Привезите…
– Что ты там бормочешь, дорогой? – раздался голос Авроры.
– Кидалово сплошное! Привезите, тогда оплатим, говорят.
– А ты?
– Послал!
– А они?
– Тоже послали. А еще братья-славяне! В Молдавию поставлю – те созревают на предоплату за двести двадцать долларов тонна.
– Думаешь, получится? – с сомнением в голосе произнесла Аврора.
– Если получится, это будет первая сделка.
– Как же ты продаешь то, чего лично у тебя нет?
– В этом и состоит коммерция: кто-то хочет купить, а кто-то не умеет продать. Вот тут мы и появляемся.
– Кто это – мы? – всерьез заинтересовалась супруга капитана, для которой, как и для многих других доблестных представителей бывшей Совдепии, был непонятен этот, так называемый, «бизнес».
– Не люблю это слово, но тебе Аврора, так и быть, скажу – «посредники»!
Ей тоже не понравилось это слово, вследствие чего она произнесла:
– Был бы толк! А то звонишь, звонишь… Деньги переводишь. Посмотри на счета за телефон. Нас скоро отключат, а за новое подключение придется также платить.
– Ну, а как еще можно заработать деньги?
– Не знаю. Ты у нас коммерсант.
– Я пока обычный безработный, не более того! И потом – прежде чем что-то заработать, надо сначала что-то вложить.
– Скоро нечего будет вкладывать.
– Значит, мы банкроты.
– Замечательно! – с досадой сказала Аврора, выгребая из импортной шкатулки мелкие долларовые купюры – остатки прежней роскоши. – Все потратили и стали банкротами!
Гуров сделал круг почета по своей мореманской кухне, взглянул на «долляры» и тут же выдвинул очередное коммерческое предложение:
– Надо Данеку позвонить в Польшу!
– Позвони лучше этому, своему, бывшему военному. Дешевле будет.
– Николаю, капразу?
– Капразу – унитазу! Звони, давай!
– Милая! Капраз – это капитан первого ранга. Хоть и в запасе, но все равно звучит хорошо: кап-раз!
– Ходят слухи, что он с немцами общается, – вставила супруга, всерьез озабоченная финансовыми проблемами.
– С чего ты это взяла?
– Та с женой его Наташкой как-то в супер-маркете в очереди к кассе пообщалась.
– Что, прямо таки с немцами?
– Вроде…
– И молчала?
– Вот, вспомнила и говорю.
– Ну, раз вспомнила, пожалуй и позвоню, – согласился капитан с менее затратным деянием.
Он набрал телефонный номер своего давнего школьного приятеля Николая Одинцова. Тот недавно уволился из вооруженных сил и искал себе заработок как мог. В данный момент он пытался примкнуть к Музею Мирового Океана, где с недавних пор ошвартовалась на вечную стоянку дизельная подводная лодка Б-413. Она выставлялась как экспонат и для ее содержания, а также безопасности, требовался надежный подводный командир. Зарплата планировалась небольшая, поэтому он еще не определился и внимательно изучал обстановку. Субмарина была дизельная, а он служил на атомных – возникала некая несовместимость. Одинцов поднялся по вертикальному трапу в боевую рубку и принялся за перископ, проворачивая его поочередно влево и вправо. Со стороны новоиспеченный военный пенсионер смотрелся неплохо. Это был, можно сказать, еще молодой человек, местами лысоватый, но с погонами аж капитана первого ранга. Повращав перископ, он спустился обратно вниз в центральный пост подводной лодки. Там уже обосновался один офицер-пенсионер из подводников, который пытался научить службе на субмарине гражданского паренька, взятого прямо с биржи труда:
– Матрос, почему вы все время опаздываете, да еще и без разрешения врываетесь в центральный пост? Выйдите и снова зайдите!
Парнишка, выходя в другой отсек, возмутился сам себе:
– Выйдите, зайдите, выйдите, зайдите, Windows какой-то…
Он развернулся в обратную сторону, как только что научили через левое плечо, и повторно произнес:
– Разрешите войти?
– Войдите, наконец, матрос Пупкин…
– Сплошной Windows…, – шепотом сказал паренек, ухватился за рукоять люка и с грохотом влетел в центральный пост.
– Щас ты узнаешь и про Виндоуз, и про гальюн! – это были последние слова, которые услышал Одинцов из центрального поста субмарины, прежде чем закрылась переборочная дверь.
Вскоре капраз появился на металлическом корпусе подводной лодки и спустился на берег по трапу. На причале его окликнула девушка блондинка:
– Товарищ командир, скажите, а море красивое?
– Не знаю, – сурово ответил Одинцов. – Я – подводник!
Девушка расширила в изумлении глаза и осталась стоять у трапа подводной лодки, не решаясь подняться на борт субмарины и осмысливая сказанное человеком в морской форме. Тут как раз и раздался звонок капитана Гурова.
– На связи! Кто это? – ответил капраз на звонок и пошел вдоль причала.
– Здравия желаю товарищ капитан первого ранга! – прокричала телефонная трубка.
– Кто? Кто это говорит?
– Баковым на бак! Ютовым на ют! – раздалось в трубке.
– Ба-а-а! – Одинцов узнал по голосу пана-капитана. – Никак сам Гуров звонит? Здра…
– Ур-р-ра! Ур-р-ра! Ур-р-ра! – громко на весь причал раздалось очередное телефонное приветствие.
– Уря-я-я! – вяло отреагировал Одинцов.
– Привет, капраз! Не разбудил?
– Да, вроде нет! Бодрствую!
Одинцов, в отличие от Ивана Ивановича, в свое время поступил не в гражданскую мореходку, а в военную. Он дослужился до капраза – капитана первого ранга, и уволился с полной пенсией под квартиру. Иначе говоря, освободил свою должность блатному офицеру-северянину, потребовав взамен квартиру. С жильем было туговато, но начальство нашло возможность выделить из резерва трехкомнатную хату. Одинцов уволился. Сделка состоялась.
– Как поживаешь, капитан?
– Спасибо, хреново! – откровенно признался Гуров.
– Что так?
– Сам понимаешь, нас коммерциям не учили. Тебя учили Родину защищать! А меня – рыбу Родине добывать!
– Было дело… Над чем работаешь, капитан?
– В основном, над собой, Коля. Послушай, мне тут сорока на хвосте принесла, будто ты с немцами якшаешься. Что-то замышляешь?
– Да это какие-то польские немцы?
– И с поляками?
– Теперь они немцы.
– А… Я понял, эти немцы – бывшие поляки?
– Где-то так.
– Андэстэнд! Так как, капраз, обсудим?
– Я воль! Почему, нет? Но пока одни разговоры. Я говорю – деньги давай, инвестируй, понимаешь. А они – давай гарантии и все! Какие я могу дать гарантии, когда у нас каждый день все меняется! Причем, в худшую сторону. Тогда, говорят, покупай по предоплате. Где же я, пенсионер, деньги возьму? Сложно даже с польскими немцами…
– А с натуральными поляками не пробовал?
– Нет. Но говорят, с ними ненадежно. Обманывают, мол…
– А кто ныне не обманывает? Думаешь, твои так называемые немцы не обманывают? Еще как! У них в Германии прибыль три-четыре процента – уже «гуд». А у нас они уподобляются «новым русским» – не менее пятидесяти процентов!
– Пятьдесят ты загнул, а вот тридцать – реально!
– Так как, капраз, обсудим?
– Что ж не обсудить…
– Тогда причаливай ко мне, кофейку попьем.
– Добро! Буду через полчаса.
В кают-компании капитана дым стоял коромыслом. Можно было «топор вешать». Одинцов, как некурящий, открыл окно.
– Блин, это ж газовая камера! Чем ты дышишь Ваня?
– Щас выветрится, не переживай!
– Я-то что, как супружница твоя такое выносит?
– Так она и надымила… На пару со мной.
Моряки расположились друг против друга за штурманским столом, на котором, в нарушение всех корабельных правил, появились две чашечки кофе, сахарница и плетенка с сухарями.
– Во, возьми с сухариком, капраз!
– Зубы не те. Я так попью, без ничего.
– Мои клыки, – радостно сообщил Гуров, – еще держатся.
Он постучал по зубам пальцами, издав звук, напоминающий какую-то мелодию. Затем, уловив, что Одинцов создает волну в чашке и она вот-вот выплеснется наружу, капитан протянул ему салфетку и сказал:
– На, подстели, а то прольешь на царицу морей!
– На Британию, что ли?
– Во-во, на ее самую, Великую Британию!
– Да ты никак – поэт!
– Станешь тут поэтом! Сидим без копья.
– Я тоже пока ничего не заработал, – сообщил Одинцов радостную для капитана весть. У них давно шло соревнование между семьями по материальной обеспеченности, признанным фаворитом которого всегда был Гуров. Но времена изменились, и теперь капитан ревностно следил за гражданским бытием своего друга, боясь от него отстать.
– Ты хоть пенсию получаешь, – заметил капитан, осознав наконец, что по этой позиции он уж точно проигрывает капразу.
– Говорил тебе – иди в военные, – не без иронии ответил Одинцов, уразумев свое нынешнее преимущество.
– А-а-а, когда это было! В те времена я был на коне – не то, что сейчас. Этого Горбачева…
На лице капитана отразился такой гнев небесный, что он чуть не задохнулся в собственной ярости. Одинцов же не преминул напомнить о минувшей эпохе «застоя»:
– Не знаю, не знаю… Вам-то, морякам заграничного плавания, неплохо жилось. А мы бегали по толкучкам за каждой шмоткой. На Севере, помню, придешь с морей, уставший… И в очередь – за колбасой. Нет, сейчас все же лучше! То, что он упустил власть и развалил Союз – это да! Виноват! А в остальном прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо…
– Ладно, бог с ним, с Горбачевым. Давай ближе к нашим делам. По рюмашке?
– Я за рулем.
– Я тоже.
– Не ври! – раздалось за стеной.
– Эй, там, за переборкой! – громогласно провещал Одинцов. – Ходи сюда!
– Привет, капраз! Вы что там собрались, водку пьянствовать? – из-за стены снова послышался голос жены Гурова.
– Привет, красавица! – ответил Одинцов. – Что за деловые переговоры без ентого дела?
– Вот я вам!
– Шутим, любезная моя, – подытожил капитан, – шутим. Нехорошо через переборку. Зашла бы уже!
– В кухне появилась Аврора с распущенными волосами, не накрашенная, в коротеньком халате.
– Чо в негляже? К тому же, не накрашенная! – недовольно заметил капитан, считавший свою супругу чуть ли не Барбарой Брыльской.
– Научись говорить, прежде чем мне замечания делать – чокаешь! – парировала Аврора.
– Огурцов порежь и мей би фри – можешь быть свободной! – скомандовал глава семьи. – Женщина на борту – сама знаешь… Одни неприятности от нее.
– Я пока еще в своей квартире, – возмутилась Аврора. – Будешь выступать…
– И что? – перебил капитан, готовый тут же броситься в словесную атаку.
– Мне уйти или как? – вклинился в семейную разборку Одинцов, вставая из-за стола. Пара наконец угомонилась. Аврора порезала огурцы, налили всем, включая себя, по рюмочке водки с золотым корнем, заглотила свою порцию и, бросив напоследок дежурную фразу: «Та пошли вы в…», удалилась восвояси.
– Видал? – не успокаивался капитан. – Им только дай! Приняла на грудь и… сразу всех послала.
– Ладно тебе, Иван. Хорошая баба, симпотная.
– Да я и сам знаю… Ну что, поехали!
– Я вам сейчас поеду! – вновь прозвучало за стеной.
– Ты не так поняла, Аврора, – пояснил Одинцов. – Мы не в смысле «поехали по второй», а в смысле работы. Понимаешь?
– Мне-то что? Пейте! Хоть упейтесь! – не унималась Аврора.
– Пойти прибить ее, что ли? – обреченно произнес капитан.
– Брось! И моя такая же. Только…, – вдохновенно сказал Одинцов, показав Гурову указательный палец.
– Что только? – сходу заинтересовался капитан, выпучив глаза.
– Моя…, – заметил капраз под дикциею Сталина, – с военно-морским акцентом!
– Это как это?
– А вот так это. К-а-ак загнет трехэтажным… Мать твою перемать! Хоть стой, хоть падай! А недавно меня пытала…
– Садо-мазо? – спросил с ухмылочкой Гуров.
– Пытала, в смысле уточняла. Ты, говорит, сколькими языками владеешь? Я ей отвечаю: тремямя – русским, командирским и матерным. Она поправляет: двумямя, дорогой, двумямя, потому что командирский и матерный – это одно и то же.
– Во как! Двумямя говоришь? Х-ха!
– Ну их, баб! Давай ближе к теме. Каков твой коммерческий замысел?
– Ты как на учениях: замысел, план, средства выполнения.
– Только так. Мы, бывшие военные, большая находка для коммерсантов. Все должно быть четко спланировано и жестко выполняться.
– В принципе, меня твои подходы вполне устраивают. Более того, если мы доживем до создания совместной структуры, я готов поддержать твою кандидатуру на должность директора.
– Спасибо за доверие, но я пока не созрел для этой должности – слабо знаю бухгалтерские дела. Вот исполнительным директором – с этим я бы справился!
– Не прибедняйся, капраз! Потянешь и гендиректора, а главбух – на то и главный бухгалтер, чтобы помогать разбираться в лабиринтах бухучета. Главное – что? Вовремя уловить изменения в законодательстве, уйти от штрафов. Что такое налоговая инспекция? Это организация, которая не учит, не предупреждает об изменениях в бухучете или отмененных задним числом льготах. Это организация, которая штрафует, штрафует, штрафует… «Вы читали «Экономику и жизнь» за такой-то месяц? Не читали? Так пойдите почитайте! А пока получите штраф!» Вот, капраз, что такое налоговая инспекция. Справиться с ней может либо очень опытный бухгалтер, который днем и ночью бдит за изменениями в налоговом законодательстве, либо… ты покупаешь своего налогового инспектора, прикармливая его презентами – в этом случае, он просто «не замечает» твоих ошибок или предупреждает о их наличии. Ты как бы сам их обнаруживаешь и оплачиваешь разницу за весь период со дня очередного новшества – в этом случае штраф не начисляется. Ну как, я тебя убедил?
– Темный лес, – честно признался капраз в своей некомпетентности. – Но разобраться можно. Мы же не от сохи оторвались, как-никак кораблями командовали – ты гражданским, я военным! Неужто не справимся с коммерцией?
– Та справиться справимся! Деньги надо! У меня башка набита всякими, как ты говоришь, замыслами. А толку? Без финансов мы обречены на бездействие. Без финансов мы поем романсы, ты, кстати, слыхал последнее:
Да, я стар, но я пою,
И мой голос изменился.
А бывало на заре,
Он с такою силой лился.
Где же вы 16 лет,
Где же юность ты моя,
В ряд морщинки залегли,
Поседела голова…
И-и-и!
Капитан произвел жест дирижера, и они запели вместе:
Где же вы 16 лет,
Где же юность ты моя,
В ряд морщинки залегли…
Капраз приложил руку вместо фуражки к «пустой» голове и они дружно завершили песню, поменяв слово «поседела» на:
Облысела голова…
На последней фразе оба синхронно погладили свом лысины и пролысины. Тут же появилась голова Авроры с комментарием:
– Лысые болваны! Уже, спелись и нажрались?
– Что ты, Аврора, – убедительно сказал капраз. – Слова хорошие.
– Сам он придумал или ты помогал? – поинтересовалась Аврора и, не получив ответа, исчезла также быстро как и появилась.
– Жизнь придумала, – задумчиво произнес Гуров. – Так я и говорю, без финансов мы поем романсы. Так что твои партнеры?
– Вот почитай – факс прислали.
Капитан взял свернутую в трубочку факсовую бумагу, развернул ее и разложил на штурманском столе, прижав сворачивающиеся углы листа специальными штурманскими грузиками.
– Как у тебя все предусмотрено! – не сдержал своего восхищения Одинцов.
– Испанцы подарили, а к ним еще календарь с голыми тетками. Криминал, по тем временам… Итак, читаем по-латински… Автомобили «Фольксваген», «Опель», «Форд» немецкой сборки. Цены-то крутоваты!
– Они же новые!
– Капраз, ну ты даешь! Кто ж у нас новые автомобили купит? Банкиры? Так они «мерса» возьмут или «бэху». Причем сами возьмут, напрямую, да навороты затребуют – бронированные стекла, квадро-звук, кожаный салон и так далее. Остальной народ сегодня, в начале девяностых, не настолько богат, чтобы брать новые авто. Нам нужны бэушные машины – они дешевле, имеют хороший товарный вид, предпродажную подготовку. Учитывая состояние их и наших, считай, если на спидометре восемьдесят тысяч километров, значит наших будет тысяч восемь-десять! Почти новая машина.
– Откуда такая уверенность? – поинтересовался капраз.
– Оттуда!
– Ну да, ты же на Западе бывал, и не раз. Насмотрелся.
– Не только насмотрелся, но и накатался. У них прокат хорошо поставлен, а у нас его совсем нет. Нам пока это не дано – стыбрят весь прокат.
– Там тоже воруют машины, но как-то справляются с этим явлением. Ворованные машины чаще всего появляются в Польше и Литве, а оттуда они попадают на необъятные просторы России.
– Ну и бизнес мы с тобой выбрали, капраз!
– Надо же с чего-то начинать, капитан!
– Где будем ставить машины?
– А что, уже есть машины? – вопросом на вопрос ответил Одинцов.
– Это моя проблема – машины будут! – убедительно произнес Гуров.
– Есть у меня на примете местечко – в самом центре города, на территории воинской части. Командир – мой приятель. Договоримся.
– А нас не попрут, капраз? – на всякий случай уточнил Гуров.
– А это уже моя проблема, – уверенно отрапортовал Одинцов. – В «военке» сейчас с финансами туговато. Командирам частей временно разрешили заниматься коммерческой деятельностью.
– Временно?
– Не переживай! Если у части появятся лишние деньги, они пустят их на улучшение быта личного состава, закупку овощей и фруктов. Кто же от этого откажется? Посмотри на ДОФ – дом офицеров флота. Все этажи позанимали фирмы. Сейчас такие тарифы за электроэнергию, всякие там НДСы – у вояк нет денег на содержание собственных зданий и территорий.
Капитан встал, пошурудил в карманах, достал сигареты «Прима» и закурил.
– Не возражаешь? – спросил он у Одинцова.
– Травись.
– Я в курсе ДОФа. Гуд! Теперь остается самая малость – найти машины. Позвоню в Польшу приятелю, Данеку – думаю, он согласится.
– Может, не стоит с поляками? – еще раз усомнился Одинцов.
– Еще как стоит, – вдохновенно сказал Гуров. – Как ты не поймешь? Все, что у нас происходит – это Польша вчера! Они раньше к этому пришли. Но они такие же как мы, и почти каждый говорит по-русски. С Данеком я быстро договорюсь. А вот с польскими немцами долго еще будем переговариваться.
– Я, собственно, и не возражаю, – утвердительно сказал Одинцов.
– Вот и решили! Ты займись оформлением стоянки, а я организую встречу с паном.
– Как он сам-то?
– Не переживай! Он не из тех, что ты думаешь. Это серьезный, состоятельный поляк. Кстати, наш МГУ окончил и подруга у него русская.
– Добро! Баковым на бак! Ютовым на ют! По местам стоять, с якоря сниматься!
– Давай отчаливай, капраз!
– Созвонимся, господин капитан!
Моряки разошлись, как в море корабли. Один поехал в воинскую часть, другой стал названивать в Польшу. Вечером подводили итоги:
– Как успехи, капраз?
– Все в порядке! Будем отстегивать командиру, и проблем не будет. Там у него площадка на сто автомобилей, гаражи, мойка…
– Неплохо, совсем неплохо.
– А как у тебя?
– Данек будет в субботу. Прикинь ТЭО.
– А это, что за зверь? – не понял Одинцов, пока еще мало знакомый с производственными терминами.
– Технико-экономическое обоснование, – пояснил Гуров. – Надо, чтоб все было красиво.
– Все будет четко, аккуратно – по-военному!
– Хорошо, капраз! Но чтоб не от руки. Напечатай – иностранцы любят все печатное. Штамп какой-нибудь, ляпни. Есть штамп?
– Сделаем, шеф!
– Как стоянка? Имеет товарный вид?
– Все путем! Там сейчас бойцы вылизывают асфальт до умопомрачительного блеска, кустики стригут и все такое. Короче говоря, два солдата из стройбата заменяют экскаватор! Будет, как в лучших домах Лондона и Парижа. Единственное – надо будет скинуться на домик для сторожей, провести телефон, купить прожектор и огнетушители. Без затрат не обойтись.
– Сколько надо? – моментально напрягся капитан, для которого вопрос о затратах на данном жизненном этапе являлся не желательным и трудновыполнимым.
– Долларей семьсот, не меньше.
– Сами наскребем?
– У меня есть…
– И за меня внеси, – быстренько вставил Гуров, не давая опомниться Одинцову. – Потом сочтемся. У тебя хоть пенсия, а я на мели.
– Ладно, проинвестирую, – нехотя согласился Одинцов, понимая, что по-другому варианту организовать бизнес не получится.
– До встречи в субботу, капраз!
– Абгэмахт, капитан! Что означает – договорились!
Одинцов положил телефонную трубку не в лучшем расположении духа – предстояло объяснить своей второй половине, почему именно они должны понести эти затраты.
Гуров положил свою телефонную трубку в приподнятом настроении. Ему удалось вклиниться в бизнес с минимальными затратами, сводившимися лишь к стоимости одного телефонного звонка в Польшу.