Андрей рос, донашивая вещи брата, обновками мальчика не радовали, не было надобности.
Он так и остался болезненным, щуплым, раздражал мать одним лишь присутствием.
Когда Светлана кормила Андрея смесью, впихивая соску ему в рот, чтобы быстрее закончить и пойти к Венечке, старший брат канючил рядом, тычась головой в колени матери.
В два с половиной Светлана определила маленького сына в детский садик. Затем четыре года, каждый день он отбывал заключение в группе. Кормление, зарядка, прогулка, сон … бесконечный моцион.
Дети часто дразнили и доставали его, один мальчик царапал Андрея, ломал его игрушки. А защиты искать было негде…
Воспитатели проводили беседы, приставать, конечно, перестали, но дружить с витилиго никто не стремился, каждый, кто видел его впервые, отшатывался, от него, как от прокаженного. Знакомиться с ним не спешили даже новенькие, однако беспокойства он из-за этого не испытывал.
Ему нравилось наблюдать за жуками, собирая мокриц, личинки и клопов черепашек в пластиковую коробочку из-под леденцов, устраивать им домик в дупле старого дерева, смотреть, как они ворошат опилки. Он гулял, удаляясь в глубь площадок, собирал красные кисточки, падавшие с деревьев на землю, листики, а ещё он любил рычаговые качели, но ему было не с кем их разделить. Только один раз он качался на них с какой-то девочкой из другой группы, недолго и совершенно случайно, но это ощущение навсегда запомнилось ему … через зеленые листья березы пробиваются косые вечерние лучи, подъем и резкий спуск, тебя словно бы подкидывает в сидушке, но прыгать так легко, так ярко, громко… как детство. Хотя из садика это так и осталось его единственным приятным воспоминанием.
Воспитатели морально давили на ребенка не раз и не два, проявляя сущность тупейшей вульгарной бестактности. Свои дни рождения Андрей ненавидел с ранних лет. В собственный день рождения его заставили съесть молочную манку, каждая ложка которой вызывала рвотные позывы, слюна все время пузырилась молочной пеной, а во рту висело отвратительное послевкусие, а затем няньки отдали остатки конфет не имениннику, чтобы тот мог забрать их домой, а раздали подхалимным любимчикам из группы.
Не раз на него срывались по пустякам, заставляли делиться чем-то, что было незначительно, но дорого ему: любимый вертолетик, которому Валя из группы оторвал лопасти, золотая краска, которую заставили отдать Лали из-за её капризов.
Зимой, когда Андрей стоял в очереди на застегивание куртки перед выходом на улицу, сзади за капюшон его дергал одногруппник, который и раньше часто задирался. Андрей не выдержал и, не глядя, ударил кулаком за спину. Антон взвыл и схватился за нос. Нянечка, квохча, увела пострадавшего в туалет. Из носа мальчишки струилась кровь, капая на ладони, ковёр. Антон добежал до раковины и, рыдая, начал умываться.
– Как не стыдно? Быстро проси прощения! – воскликнула воспитательница в негодовании, погнав Андрея в ванную едва ли не подзатыльниками. Антон был сыном довольно богатого мужчины, оказывавшего «покровительство» учреждению.
– Извини, Антон. – Выдавил Радов.
– Да, ничего-о-о… – Проревел обидчик.
Няня принесла и поставила турунду с перекисью водорода, вытерла слезы мальчика, а Андрей преспокойно пошел к выходу в застегнутой куртке. Больше к нему никто не лез, а из-за плеча поглядывали как-то странно и говорили: " Это тот, который Антону нос сломал!", но даже несмотря на то, что просто разбил, было приятно.
Последней каплей терпения стал май предвыпускного года. Он забыл в группе свои песочные часы, залитые в стеклянный корпус с колосками и ракушками, бирюзовый песок пересыпался, притягивая глаз. Назавтра Андрей искал часы, когда вдруг Виталик, размахивая ими над головой задразнился:
– А это не твои часы?
– Отдай пожалуйста.
– Не дам, я их нашел, теперь это моё. Бе-бе-бе…
– Дай!
Андрей бросился на Виталия с кулаками, когда тот закричал:
– Аза Владимировна! Андрей меня бьёт!
– Андрей! Что это такое? Объяснись немедленно!
– Он забрал мои часы! Скажите ему, чтобы отдал их!
Но Аза Владимировна взяла игрушку и, повертев в руке, заявила:
– Это детсадовские часы! Никто их не возьмёт!
Воспитательница поставила часы на всеобщее обозрение. Вечером пришла мама, но, чтобы избежать скандала, она отговорилась от сына, часы остались группе.
Выпускной запомнился фотографией на ступеньках, глупым разрисовыванием лиц и музыкой из мультиков СССР, а затем случился первый класс.
Белые банты, новые шумные ребята и, конечно же, новые стаи и группы, мешающие жить другим. В первую же неделю нашлись охотники до цвета кожи Радова. Буквально со второго дня он стал Бобиком, Коровой … всем чем угодно. Мать по-прежнему не тратила на него слишком много времени, но он как-то умудрился стать отличником.
Каждую перемену по третьему этажу носились дети от первого до четвертого класса. Никакие дежурные не могли их остановить. Водили хороводы, прыгали через резиночки, играли в "рыбу" и в "заяц, заяц, сколько времени?", девочки третьеклассницы вызывали в туалете матерящегося гномика и пиковую даму. Коридор пустел только на завтрак и обед. Толпой за учителем ребята спускались к фонтанчику, чтобы помыть руки, входили в душную забитую столовую, получали свою порцию молока в бумажном тетраэдре. Сладковатый привкус белой жидкости, ползущей через трубочку. Андрей терпеть его не мог, поэтому часто отдавал свой "недозавтрак". Суп никогда не солили, в пюре собирались слипшиеся комочки, зато котлеты были очень вкусные и булочки… что собственно и представляло весь его внедомовой рацион.
Уроки физкультуры проходили в большом спортзале. 1 А ходил в желтых майках, 1 Б в красных. И, в самых лучших традициях, между А и Б шла непримиримая война. Два лагеря – желторотые и тюльпаны, возможно потому, что каких-то слишком серьезных ругательств, помимо «дурак», они еще не знали.
Переходить на другие этажи нельзя было ни под каким предлогом, только третий этаж и только младший блок, а попасть на заветные локации можно было только на продлёнке. Этот внеурочный кружок переносили несколько раз: сначала он был на первом этаже возле малого зала, там же и лепка с бисероплетением, причем на лепку никто не рвался, ибо кричащая Людмила Васильевна пугала всех, поэтому на схемах плетения и пайетках народа всегда было гораздо больше. В кабинете продленки стоял очень старый исписанный стол и множество шкафчиков, как в саду, на столе лежали настольные игры всех сортов, а на полу карта-палас. Затем кружок переместили на второй этаж к пропахшему сигаретным дымом туалету. Старшеклассницы постоянно здесь курили, редко кто выходил на угол школы. Из этих выпускниц выросло целое поколение грубых, недовольных жизнью кассиров и кондукторов. Дешевая плохо подобранная косметика на жирных или наоборот чересчур худых лицах, покрытых угрями, обрамленных сальным волосом. Таких выгоняли с третьего этажа, зная за ними все числившиеся пакости.
Этот кабинет возле уборной как-то особенно запал в душу Радову, может, от того, что на салатовых стенах повсюду висели грампластинки, может, оттого, что в женском туалете лопнула и упала с грохотом старая железная труба, или в этой привязанности был виноват голубь … он умер где-то в небе и упал между стеной и стеклом. Много-много месяцев он лежал тут, постепенно разлагаясь, пока наконец не остался только скелет, который пролежал до самого его выпуска … с ним было как-то веселее переживать ранние дождливые зимние сумерки.
Андрей много занимался даже на продлёнке, развивая как мышление, так и моторику, а одиночество услужливо предохранило его от захвата разума и потребностей прогулками с друзьями, чтение создало здоровые условия для раннего формирования личности, у которой есть свое мнение.
Ему никогда не была нужна толпа, он видел среди одногодок и лизоблюдов, которые не стесняясь врали и пихали в спину, и ворьё, которое обносило ларьки с канцтоварами и сладостями. Так одна девочка хвасталась другим, что папа учил ее воровать шоколадки на кассе и предлагала научить их, как стащить дорогой «лизун» с прилавка в парке.
Нельзя было винить в этом детей, все мы в каком-то смысле родом из детства, тут уж как родители научили, но иногда и вправду не хочется пачкаться.
Андрей полюбил изобразительное искусство и технологию, но самым волшебным предметом стала музыка. Он пел с удовольствием, разучивая мелодии под баян.
Однажды после родительского собрания к Светлане подошел учитель музыки Александр Юрьевич.
– Здравствуйте, вы мама Андрея Радова?
– Да, Светлана.
– Ваш мальчик занимается в кружках? Подумайте о музыкальной школе. Ему очень пригодится, талантливый мальчик.
Сначала мать не хотела вести младшего на прослушивание, боясь дополнительных трат, но, решив, что это займет сына, освободив ей время, отвела его на запись.
Андрею сразу же приглянулось это место. Невысокие потолки, кубки в стеклянных шкафах, фотографии на стене почета, мраморная лестница на второй этаж, по коридору снуют дети с инструментами. Регистратура, туалет, бархатные лавочки.
Перед дверью в кабинет возле вахты толпились другие поступающие, родители и дети. Их вызывали по одному. Было слышно переливчатое арпеджио, хлопки, куплеты песен. Пришла очередь Радова.
Робея, мальчик вошёл в кабинет. Шторы, висящие до пола, зеленая ива за окном, несколько женщин в строгих костюмах и бабушка за фортепиано.
– Тебя зовут Андрей?
– Да, здравствуйте.
Хорошо, Андрей, мы сейчас с тобой проведем прослушивание. Я буду играть на фортепиано, а ты распевайся со мной.
– До-ре-ми-фа-соль-фа-ми-ре-до. Ре-ми-фа-соль-ля-соль-фа-ми-ре.
– До-ре-ми-фа-соль-фа-ми-ре-до. Ре-ми-фа-соль-ля-соль-фа-ми-ре.
– Молодец, теперь повтори ритм.
Она прохлопала ритм очень быстро, мозг лихорадочно соображал, а Андрей звонко отстукивал заданную мелодию. За дверью стоял мужчина с сыном.
– Вот, как звонко хлопает!
Андрей не мог налюбоваться всем этим, дыхание перехватывало. Он думал о том, что обязательно хочет здесь учиться! Хочет извлекать из клавиш мелодии, ему казалось, что инструменты говорят с ним!
– А теперь спой песню, которую ты приготовил.
Он решил спеть свою любимую из старого мультика …
– Луч солнца золотого
Тьмы скрыла пелена,
И между нами снова
Вдруг выросла стена …
Андрей пел от всей души, вкладывая заветное желание поступить, когда, пропевая последний припев, заметил, что учителя ему подпевают. Вопросов не было.
– Приходи к нам учиться. На какой инструмент пойдешь?
– Орган.
– Извини, но в школе нет органа. Может, пойдешь на фортепиано?
– Хорошо!
– До Сентября!
– Спасибо, до свидания!
Именно этот день стал во много решающим в его жизни.
В год, когда Андрей пошел в первый класс, Светлана снова забеременела.
В тот же год в однокомнатную квартиру прямо под ними переехала женщина – ровесница Зои Степановны. Она разменяла своё жильё, чтобы помочь детям с ипотекой.
Светлана встретилась с ней на лавочке под домом, случайно. Андрей гулял на улице, а старший ещё не пришел со школы. Завязался обычный приподъездный разговор о доме, ЖКХ, тюльпанах на клумбе, о разбитом зеркале в лифте. Немного погодя, женщина спросила:
– Кого ждешь? – Светлана была на восьмом месяце.
– Не знаю, двое первых – мальчишки. Так хочется девочку!
– Хочешь, я тебе точно скажу, кто будет? Пойдем, чай попьем.
– Только недолго, мне надо Венечку встречать.
– Да что там того чая – пять минут!
Андрей остался на качелях. Он смотрел в небо, раскачиваясь при помощи ног. Лазурный платок рассекали крыльями легкие стрижи, прилетевшие в марте. Они часто падали оттуда, с самого верха, но без помощи взлететь уже не могли, нужен был трап. Радов подбирал их, иногда приходилось отбивать птиц у дворовых кошек. Маленький комочек серо-коричневых чуть рябых перьев судорожно впивался когтями в пальцы, сердечко билось, согревая ладонь. Глазки бусинки бездонно-черные, словно дно колодца или угольной шахты. Они боязливо озирались, но никогда не издавали ни звука. Андрей поднимался на свой десятый этаж на лифте, затем спускался по лестнице до серо-зеленой двери на полуэтаже, лестничной клетке между девятым и десятым. На заложенной бежевой плиткой площадке, уходившей к открытой высоте, некрасивой жирной трубой торчал пищевод мусоропровода. Все что отделяло от падения – два метра и редкая решетка. Вихревые потоки задували прямо сюда, в кубическое пространство клетки, было страшновато. На подгибающихся ногах Андрей подходил к самому краю и вытягивал кровоточащую руку со стрижом, птица срывалась и улетала к солнцу. Андрей смотрел вниз на зеленые деревья, их верхушки, на крышу школы и на людей внизу, а затем, стараясь не испачкаться кровью, поднимался в трехкомнатную квартиру восемьдесят семь.
На качелях в тени акаций он смотрел вверх, думал о небе, ветре, птицах. Ему хотелось летать. Мальчик закрывал глаза и плыл в нежном кремово-оранжевом астрале тонких век. Он сам не заметил, как задумался. Возвращался со школы Вениамин.
Со следующего дня Светлана ходила словно окрыленная, она скупила все розовые вещи в магазине, принесла большую куклу, о которой сама мечтала когда-то в детстве. Муж не останавливал и не поддерживал, но ей было не привыкать, он переложил на плечи жены всю ответственность за принятые решения, им обоим так было легче, удобнее.
– Зато он у тебя семейный и на работу ходит! Чего еще желать? – говорила мама.
Несмотря на приближающиеся роды, Света цвела. Решив порадовать Зою Степановну, она дождалась выходного на работе, купила тортик и отправилась к матери. Андрей и Веня были с ней.
Мальчишки отправились в гостиную, чтобы снова потаскать поролоновых Лёвушку и Потапыча, полистать картинки в цветастых книжках, поиграть на пианино, по ненадобности отданном соседом, просто тыкая по клавишам, становясь головной болью всея пяти этажей и это, не говоря уж о смежных подъездах.
Между собой Вениамин и Андрей играли вместе довольно редко, только если обоим было скучно и больше нечего делать. Из-за прыжков на диване Андрею захотелось пить. Он, потный как мышь, слез с дивана и пошел к кухне. Дверь была закрыта, через желтое стекло просвечивала фигура матери. Она сидела на месте, где обычно раньше часами находился Геннадий Петрович. Прямые лучи от окна скрыли Андрея в проходе, позволив остаться незамеченным. Бабушка и мать разговаривали, поэтому мальчик, побоявшись помешать разговору, собирался подождать, пока они закончат. Его всегда учили, что нельзя мешать старшим.
– Ты так и не привыкла?
– Нет, не знаю. С Венечкой все было так просто и легко, я для него только и дышу, может, слишком растворена в нем? Хватит ли мне любви для Олечки? Вдруг с ней – как с Андреем? Я не могу с ним.
– С Олечкой все обязательно получится! Будет красавицей, куколкой, ручки ухоженные, волосики шелковые. Вдруг она будет как Венечка?
– Хорошо бы.
Андрей не сразу осознал, что только что услышал. Испугавшись того, что подслушал взрослый разговор, он аккуратно, стараясь не шуметь, ушел назад в комнату …
– Эй, где ты был?
– В туалете.
… и никому ничего не сказал.
Некоторое время он не придавал значения словам ни матери, ни бабушки, ждал сестричку, как и все. Он очень хотел с ней подружиться.
Ночью он лежал в кровати, вспоминая случайный разговор, и постепенно испуг прошел, сменившись интересом.
Почему мама так странно говорила о нём? Разве она любит только одного Веню? Нет, не может быть. Ни за что. Андрей приносил ей подарки, слушался её всегда, разве на него хотя бы раз ругались? – Он, конечно, не хотел никого обвинять, но ведь Вениамин часто капризничал, он кричал, требуя что-то …
И тогда Андрей научился наблюдать. Каждый день, понемногу. Мать ходила за Венечкой, делала с ним каждый примерчик, а он все сидел в хорошистах, не желая ничего делать самостоятельно. Подарки и рисунки Венечки висели в рамках по всему дому, свои рисунки Андрей находил в мусорке под слоем другой бумаги. Его первые ползуночки отдали, первые игрушки выбросили или свезли в гараж. А в общем … от правды стало легче, упал с плеч какой-то груз.
Июнь, как и конец первого класса, наступил совершенно неожиданно. Подходил срок.
Двадцать пятого мая кончились все занятия, а первого июня отец объявил:
– Андрей, ты поедешь в лагерь, на море.
– А вы?
– А мы здесь. Через месяц уже назад. Вещи сегодня соберем, завтра в Лазоревский.
На утро отец взял сумку сына на плечо и, посадив Андрея в Жигули, двинулся в соседнюю область. За открытым проливавшимся внутрь потоками ветра окном летели горы, покрытые густой зеленью. Голубой купол над головой, ни облачка до самого горизонта. Где-то там за каменным пляжем, за километрами сапфировой воды – край света.
Лагерь располагался в корпусах-домиках, множество отрядов, детский городок. Андрей занял койку у окна, отдергивая шторы, он каждую ночь смотрел на голубые огоньки самых горячих звёзд. Деревянные низкие кровати, маленькие тумбочки, поролоновые матрасы и шерстяные, колючие, клетчатые одеяла, какие стелили в санки зимой и заправляли в пододеяльники в детском саду. Мальчики и девочки жили в разных кубриках, каждое утро общая зарядка, долгая зеленая труба с кранами по длине, раковина-корыто, слив. Везде деревянные рамы, белые облупленные подоконники, жуки: осы, кузнечики, клопы-черепашки, застывшие вверх лапами между плоскостями стекол.
Июнь здесь был сочный, мокрый, увитый виноградом, часто наполняемый дождями.
Местность состояла сплошь из высоких холмов, где через покров сплошного леса не просвечивало ни пяди земли, а между скрытых в чаще высоких камнях текли ручейки. Над головой туннелем росла лещина, под ногами стелились дикие травы.
Казалось, здесь можно ходить месяцами, дышать вместе с ярко-желтыми мелкими цветами, перебираться вброд через реки, журчащими по крупной гладкой гальке.
Улицы спускаются к морю довольно резко, через подошвы сланцев прожигает пятки, а по-над дорогами деревья, деревья, деревья …
В основном все происходит в лагере, выездные экскурсии платные и очень редкие, но главная проблема – вожатые вечно не пускают в воду! Долго поплавать нельзя и мечтать! По несколько заходов на пару минут.
«За буйки не заплывай! Холодно!»
Да, в июне дожди охлаждают море, поэтому взрослые никогда не отпускают плавать надолго, хотя вода теплая.
Лагерная жизнь для Андрея проходила насыщенно. Поток-санаторий, где у каждого свои болячки, для дальнейшего излечения и оздоровления, витилиго тут никого не удивишь. Однако появившимся шансом, чтобы завязать дружбу, Андрей не воспользовался. Наблюдать было гораздо интереснее. Он много слушал: кто чем живет, кто что любит. В забавах участвовал, иногда даже забывая о новой плоскости своего сознания, вел себя, как будто ничего и не было, как обычный счастливый ребёнок.
В последнюю неделю начались бессонные ночи. Мальчишки и девчонки вооружались пастами, стаканами с теплой водой и проникали в кубрики, где ничего не подозревавшие более ранние налётчики мирно спали …
У кого-то с утра горело от мятной пасты лицо, а некоторые с удивлением обнаруживали, что поймали рыбу пока витали в стране грёз.
Андрей ходил на вылазку один раз. Он заранее договорился об этом с закадычными приятелями, деревенскими парнишками, приехавшими сюда по льготным путевкам.
– Эй, Андрей, пойдешь сегодня с нами?
– Да, отлично. – Ответил он, подсаживаясь к ним за завтраком.
В час ночи мальчишки из второго отряда постучали в стекло.
– Эй, Андрей, Андрей! Пошли! – Они агрессивно жестикулировали.
– Тихо, тсс! Не разбудите!
Радов завернулся в одеяло, взял пасту и фонарик, пробравшись к двери, тихо вышел. Компания, пробираясь между косых невесть откуда взявшихся ёлок, двинулась к кубрику третьего отряда. Внезапно Коля, дергая за рукав Сашку – главаря деревенских, зашептал:
– Сашка, пошли в туалет, пошли.
– Ладно.
Всей толпой стояли у деревянной кабинки, затем двинулись вперед под незажженные фонари.
– А ну-ка, все по спальням! – из темноты заорали вожатые. Вылазка сорвалась, но было над чем посмеяться всем вместе во время вечерней свечки.
Сначала многие вещи у Андрея не получались совершенно, стирка была настоящим адом, но все проблемы решались со второго, а то и с первого раза.
Нет ничего нерешаемого, есть лень.
Светлана скоро снова легла в родильный дом. Каждый день ходила к врачу, спрашивая скоро ли отойдут воды, начнутся схватки, скоро ли появится на свет Оля.
Радова дождалась, и семнадцатого июня на свет появилась дочка Олечка. По маленькой головке золотистым пушком лежали волосики, небесно-голубые глазки смотрели чуть осовело, а счастливая мать поглаживала её ножки, ручки, пальчики, наряжала её в лёгонькие кружевные чепчики. Светлана с удовольствием кормила грудью, делала абсолютно все то, что и с ненаглядным Венечкой.
А Андрей тем временем не мог дождаться возвращения домой, он так ждал сестричку! Но на встречу не попал.
Приехав, он снова почувствовал себя чужим, мать его совсем забросила. Дома он почти не сидел, в основном проводил время на улице, ходил в библиотеку. По разбитым плитам, лежащим на газоне, через дорогу, проскользнув между глянцевыми боками машин, по высокой пирамидальной лестнице со сколотыми краями ступенек до деревянных тяжелых дверей.
Над рамой роспись второй половины прошлого столетия. Открыть двери довольно тяжело, но затем ты попадаешь в очень маленький тамбурок – узкое пространство между стеклянной дверью в алюминиевом контуре и «вратами», которые ты только что миновал. Дальше – холл, зеркало времен СССР на желтой, обклеенной бумагой стене, мраморный розово-зеленый пол, горшки с высокими растениями, выпускающими кроваво-красные цветы к потолку, такие обычно стоят вдоль школьных коридоров.
Гардеробная за перегородкой, тесно …
Слева от входа – читальный зал. Стеллажи стоят массивными рядами, на полках теснится великое множество несочетаемого … романы о любви рядом с учебниками по астрономии и научными журналами, бульварное чтиво рядом с классикой … но эти стеллажи открывали мальчику дверь в страну волшебных путешествий.
Андрей глотал книги, не пропуская ни единой строчки. Пираты, магия, средневековье, Америка, в те времена, когда там жили племена свирепых ирокезов, скифы … герои и исследования, приключения и опасности, подстерегающие на пути. Корабли и дилижансы, нарты и мустанги. Сколько историй!
Сколько чужих жизней!
Здесь он просиживал с открытия до самого вечера, став совсем своим для вахтера и библиотекарей – старых женщин с морщинистыми лицами, которых в шутку обзывают печеными яблочками.
Вениамин, которому вскоре должно было исполнится тринадцать лет постоянно уходил гулять с друзьями, избегая просьб матери посидеть с Оленькой, поэтому почетная обязанность ложилась на плечи Андрея, если матери нужно было отлучиться по делам или приготовить ужин.
За эти два месяца Андрей сросся с сестрой. Роднее у него не было никого. Первый прикорм, первые шажки, первый смех и игрушки …
Светлана сначала сильно злилась, затем привыкла, решив, что миссию деторождения выполнила, и вернулась к слепому поклонению единственному Венечке.
А для Андрея появился смысл.