Кирилл вышел из автомобиля, раздраженно хлопнул дверцей и мрачно осмотрелся. Серое утро, серые дома, все будто пропитано противной сыростью. На этом фоне желтая лента ограждения просто резала глаз.
Он надел тонкие резиновые перчатки, в которых руки леденели сразу, в любую погоду, в любое время года. Плотнее запахнув пальто, он двинулся вперед. Нехотя. Кирилл ненавидел «уличные убийства». Всегда чужие глаза, всегда в воздухе висит эта отвратная смесь страха и жажды зрелищ. Смерть – это таинство, неприглядное, глухое, тоскливое. Это нельзя выставлять напоказ. Но… Он осмотрелся. К счастью, сегодня зевак мало, да и ребята из оцепления отогнали этих жадных стервятников дальше.
Кирилл привычно ловко проскользнул под линией ограждения. Асфальт, с выбоинами, с мелкими лужами. Щербатый, сиротливый, жалкий. И труп… Сначала Кирилл почему-то обратил внимание на ногу жертвы. Тонкую, худую и стройную, в серых узких джинсах, в ботиночке на высоком каблучке. Какая-то слишком хрупкая. Как и вся фигурка. Сколько же этой девочке лет? Вся она такая же тоненькая, миниатюрная, будто куколка. В короткой курточке, в белом свитерке, теперь испачканном кровью.
Кирилл подошел совсем близко, присел рядом с телом. Голова девушки была повернута в другую сторону, и майору сейчас так не хотелось видеть пустые глаза, застывшие на худеньком девичьем личике. Пока достаточно этого изломанного, брошенного тела, смешной крохотной сумочки, этих разметавшихся по грязи волос, красивых, густых, темных, как мех горностая. Собранных в косу…
Внезапно он подумал, что тут что-то не верно. Ведь на самом деле косичек должно быть две. Такие богатые, свисающие почти до талии. Эти косички совсем не вязались с торжественно серьезным выражением еще почти детского, но уже удивительно красивого лица. Аристократически тонкого, с четкими, точными линиями, с идеально правильными чертами лица, с потрясающе гладкой молочно-белой кожей. И с огромными еще такими наивными синими глазищами, в обрамлении черных длиннющих ресниц. Откуда только такая почти царская красота у простой деревенской девчонки…
Кирилл на миг зажмурился. Что это сейчас было? Они в центре города, не малого, между прочим. Причем тут деревня, косички… Он все же чуть нагнулся вперед и посмотрел настоящее лицо убитой. Обычное женское личико. Симпатичное, в чем-то тоже наивно-милое, с чуть крупноватым курносым носиком, почти незаметными скулами и округлыми щеками. Глаза девушки оказались ожидаемо пусты. В них навсегда застыло выражение удивления и тоски. В красивых зеленовато-карих глазах. Да и девушка эта явно старше той…
Кирилл раздраженно нахмурился. Суточное дежурство не прошло даром. В голову лезет какой-то бред…
– С тобой все нормально? – озабоченно спросили его. Чья-то рука сочувственно легла на плечо.
– Да, Вань, – он как-то машинально кивнул. – Насколько все может быть нормально в таких обстоятельствах. Когда все это произошло? Кто-нибудь что-то может сказать?
– Естественно, свидетелей нет, – с угрюмым сарказмом известил его напарник. – Ее нашли в шесть утра. Первый, кто вышел из подъезда, тот и нашел. Какой-то очередной любитель здорового образа жизни и активных ранних прогулок. Увидел, узнал, позвонил нам.
– Узнал, – акцентировал Кирилл. – Она местная?
– Да вот прямо тут и живет, – Иван указал на облезлую и расписанную неумелым подростковым граффити дверь подъезда. – Буквально пять шагов до дома не дошла…
– Как и в трех остальных случаях,– сухо напомнил ему друг. – Без экспертов видно, почерк тот же.
Он указал на кровь на груди и животе девушки.
– Четыре ножевых, – подтвердил напарник. – Похоже. Скорее всего, наш четвертый случай за год. Четвертый возможный глухарь.
– Глухая серия, – болезненно поморщился Кирилл. – А порез на щеке есть?
Иван молча нагнулся и чуть повернул голову мертвой девушки. Кирилл снова присел возле трупа, посмотрел… На миг все снова изменилось. Снова, вместо лица убитой, мелькнуло то, другое, молодое, серьезное, живое…
– Что-то с тобой точно сегодня не так, – констатировал его друг.
– Если буду хоть изредка спать, все наладится, – по тону майора легко можно было догадаться, что выспаться ему не светит. Впереди целый рабочий день. Тяжелый. Теперь это очевидно.
И он снова перевел взгляд на убитую. Ее левая щека была исполосована ножом. Точнее, неизвестный серийный убийца вырезал на коже уже знакомый полицейским знак «S».
– Вот ненавижу это! – раздался рядом третий голос, к ним присоединился эксперт. – Все эти зверские выходки. И эти их маньячные идеи. Что вот это такое?
Серега указывал на щеку девушки.
– Зорро он, что ли, недоделанный? – с досадой возмущался эксперт. – Или это его личная подпись?
Кирилл задумчиво мотнул головой.
– Боюсь, тут что-то глубже, – заявил он. Глубже и древнее… Это последнее слово влезло в голову само. И…вызвало какое-то странное ощущение. Преддверие воспоминания, некое предчувствие. Мерзкое и беспокойное.
Кирилл резко выпрямился. Что за черт? Пора к психологу? Что с ним творится сегодня? Это же далеко не первое суточное дежурство. Не первый выезд на труп. Даже конкретно в этом деле. И почему именно сейчас в голову лезет всякая муть?
– Ты, похоже, заболеваешь, – со знанием дела решил Иван, глядя на друга с беспокойством.
Кирилл просто кивнул.
– А где тот любитель ранних походов? – поинтересовался он. – Ты с ним уже говорил?
– Нет, – друг тяжело вздохнул. – Но сейчас пойду. Похоже, сегодня лучше я. А ты давай, соберись…
И он, бросив на майора последний обеспокоенно-подозрительный взгляд, отправился ближе к подъезду, где стоял какой-то молодой человек в спортивном костюме, в кампании полицейского в форме.
Кирилл посмотрел на Серегу.
– Мы хоть, знаем, кто она? – спросил он.
– Сейчас, – эксперт привычно ловко подобрал женскую сумочку, вскрыл ее и стал осматривать.
Кирилл почти ненавидел себя сейчас, но… Он снова посмотрел на лицо жертвы. Нет, вроде все нормально. Она точно не похожа на ту девочку. Точно старше, и цвет волос другой, лицо, не как у…
– Леони, – вслух произнес Кирилл.
– Лиана, – чуть поправил его Серега, разглядывая паспорт жертвы. – Ну, ты даешь! Откуда узнал? У вас теперь фишка такая? Угадываете имена трупов?
– Типа того, – буркнул майор. Но имя Леони просто билось у него в голове. Билось тревожным колоколом. И с каждым таким ударом Кирилл чувствовал себя все хуже.
– Ей двадцать два года, – между тем спокойно продолжал рассказывать эксперт. – Прописана в этом доме. Тут еще у нее проездной и электронный ключ… Наверное, с работы. И какие-то документы… типа бухгалтерия или еще что-то похожее. Кир, надо бы ее в морг. Время смерти установить и так далее…
Майор кивнул, не глядя. Ему надо было избавиться от звучащего в голове имени, от странного гнетущего беспокойства, и от какой-то пугающе тяжелой грусти, которую он испытывал, без конца повторяя про себя это бесконечное «Леони»…
Это случалось всегда. Неизбежно. Каждый раз, когда он видел своего врага, он начинал испытывать боль. Он знал, что это чувство фантомно. Но боль приходила всегда. Вспыхивала резко, охватывала целиком, поглощала, мешала дышать. А вместе с ней возвращался страх смерти. С которым он ничего не мог поделать. Этот страх унижал. И за это он ненавидел себя больше, чем своего врага.
А ведь он пришел сюда, чтобы просто удостовериться в торжестве своей правоты. Это должен был быть очередной день его новой победы. Однако… Радости и удовлетворения больше не было. Только боль, разливающаяся жаром по животу, стремящаяся ввысь, к сердцу. Как тогда. В тот день. В день, который его враг еще не помнит.
Боль заставляла прижиматься спиной к холодной и грязной стене. А он не выносил грязи. Потому что любая грязь ассоциировалась у него с ощущением собственной крови, липкой и вонючей, засыхающей коркой на его коже. И это все, благодаря ему, этому человеку, кто сейчас осматривал труп очередной убитой грязной девки.
Он многое бы отдал за то, чтобы убить этого человека. Сейчас, пока еще не поздно. Убить хотя бы раз. Но … Не так. Не исподтишка. Это должна быть казнь. Должно быть судилище, перед богом и людьми. За его мерзость и грех. Должен разгореться огонь очищения. И когда-нибудь, этот огонь поглотит его врага.
В этот раз, он найдет способ это сделать. Он доведет свое служение до конца. И тогда будет свободен. А пока ему придется еще немного потерпеть.
Он, преодолевая новый приступ, скручивающий внутренности, вызывающий тошноту, вперился глазами в фигуру, застывшую у трупа. Он хотел рассмотреть врага, понять, каким он стал теперь и здесь. Это тоже было неправильно и зря, это заставляло страдать. Вот так, каждый раз, в деталях изучать ненавистное лицо, сейчас отчужденно скорбное, усталое. Смотреть на его фигуру. Как всегда высокую, подтянутую. Фигуру воина. Хотя, какой он воин? Просто деревенский увалень, кто умеет держать меч. Отрепье, чуть лучше тех, с кем он водится. Но… может быть, это его собственное очищение, его страдания, испытание. И он… он снова выживет…
Боль становилась невыносимой. Он осторожно стал отступать дальше, все еще не сводя взгляда с лица своего врага. И когда уже собирался отвернуться… Он не мог услышать так далеко, но … он прочел по губам. И вздрогнул. Он почувствовал страх. И омерзение, ярость, какое-то темное жуткое чувство, поднимающееся откуда-то из самых глубин. Как и всегда при упоминании этого имени. Леони…
Надо бежать. Сейчас это необходимо. Быстрее прочь. Пока еще есть силы, туда, в свою спасительную темноту и тепло кабинета. Туда, где есть лекарство. Временное спасение от всего этого. От боли, памяти, бессилия, и от этого имени. Леони… Один укол, несколько минут блаженства и темнота. А потом он будет думать, как все это преодолеть.
Она помнила день своего посвящения. Лето, холм над озером. Она помнила это пьянящее ощущение, когда впервые встала в центр круга. Когда в ней играла сила. Тогда Май подняла руки, и сотни бабочек сорвались вслед за ней со своих цветков. Она устремила свою энергию ввысь, к солнцу, и легкий ветерок завился между ее запястьями. Она была счастлива, мир вокруг нее был прекрасен. И он принадлежал ей.
Май достаточно было только легко оттолкнуться от земли, и она бы взлетела. От этого переполняющего ее восторга, пьянящего всесилия, полной свободы и безграничного счастья. Тогда она умела летать. А сейчас…
Май неслась по замерзшему молчаливому лесу. Ноги в легких туфлях заледенели, и этот неумолимый холод поднимался к сердцу. Май бежала вперед, задыхаясь от страха. Если она не успеет… Ее волосы спутались, лезли в глаза, задевали за мелкие ветки. Она даже не чувствовала боли, когда лес брал с нее свою жертву, выдирая пряди с корнем. Май не видела тропинок, знакомых с детства, она бежала напрямик, как-то на автомате, перепрыгивая через упавшие стволы, яростно раздирая кусты. Исцарапанная, грязная, в порванной одежде.
Май не слышала хруста веток под шагами Мона, его окрики и ругательства. Еще немного, вперед-вперед…успеть! Даже ценой своей жизни!
Наконец, она вырвалась на поляну. Тут еще были заметны следы жидкого снега, острого, как осколки стекла, такого редкого для ее родных мест. Следы снега и крови. Ее запах ударил в нос, превращая страх в панику. Май свернула туда, куда уходила кровавая полоса. Она сама не замечала, как уже тихо плачет от отчаяния. И, когда увидела его тело за очередными кустами, будто прорвало плотину, она зарыдала в голос.
Май буквально подлетела к распростертому на земле мужчине, упала рядом с ним на колени, отчаянно расцарапав свои и так израненные и замерзшие ноги. Девушка тянула его вверх, поднимала, чтобы перевернуть слишком тяжелое тело на спину. Он так упрямо не поддавался. Так же упрямо, как он полз сюда…
– Карл! – его имя вырвалось из горла, вместе с рыданиями. – Как же так… Карл!
Девушка сквозь слезы осматривала тело. Рана. Одна глубокая, на правом боку… И море крови… Май приложила свои закоченевшие ладони к этому месту и призвала свою силу. Ту самую силу, что могла подкинуть девушку в воздух, что рождала ветер, а когда надо, даже огонь… Но сейчас ладони лишь чуть потеплели. А этого так мало…
– Карл, – жалобно звала она. – Карл, милый… Открой глаза! Не уходи, Карл!
Но мужчина ее не слышал. Она даже боялась проверить, а душит ли он вообще. Он должен дышать, должен жить, даже если сейчас она вложит в него свою собственную душу и жизнь. Май снова попыталась призвать свою силу, но отчаяние и страх не давали мыслить, сосредоточиться, творить. Магия делается на холодный рассудок…
Май просто встряхнула мужчину за плечи. Насколько хватило ее человеческих слабых сил.
– Карл! – ее крик сорвался на верхней ноте. – Карл! Ты не бросишь меня! Карл, открой глаза!
Но он не открыл их. Он просто лежал безвольно и…мертво…
Май резко села на кровати, распахнув глаза. Щеки были мокрыми от слез, в горле еще саднило от рыданий. Мон стоял рядом. Угрюмый и усталый.
– Опять? – обреченно спросил он.
Она кивнула, вытирая лицо.
– Когда? – поинтересовался он.
– Там, – глухо выдавила девушка и откашлялась, потому что горло будто зажали тисками. – В первый раз. Лес у Экса.
– Но тогда же все обошлось, – скупо улыбнувшись, заметил Мон. – Ему всегда везло, помнишь?
Она тоже заставила себя изобразить подобие улыбки.
– Хватит, – тихо, но твердо, произнес друг. – Ты все же ведьма. Иди и выпей какую-то из твоих отрав. Иначе у тебя не будет сил спасти этого гада в этот раз. Свари пойло от памяти.
Май не стала спорить, спустила ноги с кровати.
– Ты не так уж сильно его не любишь, как хочешь показать, – напомнила она, потому что Мон от нее этого ждал.
– К сожалению, – наигранно сердито проворчал он. – Иначе бы не тратил столько времени на его поиск. Иди за отравой! А я его найду…
Выспаться. Это стало чем-то большим, чем даже мечта. С того момента, как Кирилл впервые вспомнил лицо Леони все пошло наперекосяк. Дело об убийствах за эти дни не сдвинулось ни на дюйм, слишком странное дело. Не было улик. Убийца не оставлял следов. Не было версий. Кроме самой простой – что в их городе орудует псих. Не было ничего, что связывало бы жертв между собой. Было четыре трупа, одинаковый почерк и этот непонятный вырезанный знак на щеках убитых женщин.
Эта буква действовала на Кирилла не меньше, чем его галлюцинации, которые за пять дней стали нормой. Майор пребывал в полной уверенности, что знает смысл послания. Но не помнит. Хотя это предчувствие воспоминания мгновенно начинало раздражать, заставляло волноваться, и …приводило к диким приступам головной боли.
А ведь раньше такого никогда не было. У Кирилла ни разу в жизни не болела голова. До этого… До Леони. А сейчас… Он привык к Леони. Почти. Привык видеть ее лицо, ее косы. Ее старинный наряд не казался Кириллу странным. Просто Леони была такой. И была тогда. Когда-то в прошлом. Вот только точно век майор бы не определил. Больше его смущало то, что каждый раз девушка, вернее, еще девочка, склонялась над ним, начинала произносить какие-то слова. И Кирилл знал, что она говорит не по-русски, хотя прекрасно понимал ее речь. А еще – он точно был уверен, что этот голос принадлежит не Леони. Голос был старше этой девочки, увереннее и злее. И Кирилл почти любил этот голос… А все вместе это полностью выбивало его из колеи.
Как и сны. Они приходили каждую ночь. Их сюжет был однообразен. Каждую ночь Кирилла убивали. Или хотя бы пытались это сделать.
Темная комната, каменные голые стены. Пара чадящих светильников. Грязь и шуршание крыс по углам. Люди, лежащие на каких-то койках. Сам Кирилл сидит на табурете, возле одного из этих людей. Первое, что он ощущает, это дикую нечеловеческую усталость. Потом запах. Вернее, смрад. Человеческой грязи, разлагающейся плоти и обгорелого мяса.
Кирилл одет в рубаху, которая когда-то была белой и чистой. Сейчас она заляпана кровью и смердит, как и все вокруг. Он обмывает руки в глиняном сосуде, похожем на что-то среднее между котлом и миской. Вода там тоже, наверное, когда-то была чистой. Сейчас она просто густо розовая от чужой крови. Кирилл мочит в этом жутком растворе кусок тряпицы, серый, со следами чего-то желтовато-коричневого. А рядом с ним на огне греется металлический штырь.
Кирилл помнит свои мысли. Что сейчас надо прижечь бубоны на теле мальчика. Да, ведь перед ним лежит мальчик лет одиннадцати. Ребенок уже не может плакать, а только тихо стонет. У него жар. Кирилл чувствует тепло даже с такого расстояния. Руки мальчика задраны вверх, и подмышками они – верные следы бубонной чумы.
Кирилл осторожно обматывает руку еще одной тряпицей, собираясь взять раскаленный штырь… И только тут, краем глаза, он замечает движение сбоку. Это уже не крыса… Принесли еще одного зараженного? Нет… Фигура, закутанная в черный плащ, подбирается к нему. В руках убийцы кинжал…
Или подворотня. Ночь. Весенняя, буйная… где-то рядом гремит карнавал. Они нападают сразу. Их трое. Шпаг нет, только все те же кинжалы, черные маски на лицах и плащи…
Лес. Зимний, холодный. Его родной лес. Он тысячи раз бывал на этой поляне. Теперь он тут и умрет. Его противники снова молчаливы и хорошо обучены. Но он не так прост. Двое из них ранены его мечом. Сам Кирилл чувствует боль в правом боку. Одной рукой он зажимает рану, другой держит оружие. Один из нападавших резко бросается вперед…
После таких снов он вскакивал в своей кровати, тяжело дыша, мучаясь от все той же жуткой боли. Будто кто-то сжимает его голову тисками. Или прокручивает кинжалы в ранах на висках. А потом… Уснуть снова не получалось. Мозг просто отказывался отключаться после таких приключений.
Сейчас Кирилл плелся домой. Чудом довел автомобиль до своего двора. Припарковался. Не забыть вообще закрыть дверцы и включить сигнализацию. Он вышел из машины, проделал все необходимые действия, чтобы вроде бы защитить свое имущество, и на минуту просто замер. Подышать воздухом. Еще не морозным, а просто холодным и немного влажным. Какой бывает дома после уборки урожая. Когда туманы ползут от озера, когда в лесу становится тихо, и только скрипят голые ветки…
Он стиснул зубы. Вот снова… Он ведь даже не мог понять, что это: галлюцинации или …воспоминания? Но как он может помнить девушку, чье лицо он никогда в жизни не видел? А у Леони такое лицо, которое забыть почти невозможно. Или вот это! Как он может помнить места, где ни разу не был? Но он помнит…
Кирилл развернулся, собираясь пройти несколько шагов до подъезда. И тут перед ним практически ниоткуда нарисовалась фигура, закутанная во что-то черное. Да, он даже не удивился. Надо быть совсем идиотом, чтобы не понять к чему снятся такие сны. Да еще столько раз подряд. Кирилла пришли убивать. Снова. Он позволил себе улыбнуться, когда увидел знакомый кинжал. Тот самый! Тонкое лезвие, сантиметров в тридцать длиной, небольшая гарда и рукоять, совсем простая, покрытая бронзой и с простым рисунком. Хотя… он же сейчас не видит кинжал целиком…
Человек в черном попытался ухватить Кирилла за грудки. Ага, сейчас! Майор резко дернулся в сторону и вынул из рукава свое оружие. Конечно, забирать домой табельный пистолет ему никто бы не позволил без весьма значимой причины. А сны и видения к таковым не относятся. Но и ходить по улицам ночью совсем безоружным Кирилл себе позволить не мог. Будем считать, это дань традиции: железный штырь, пусть и не раскаленный, как было в том первом сне.
Нападающий снова попытался ухватить Кирилла хотя бы за рукав, и тут же резко ударил кинжалом. Майор не стал уворачиваться в этот раз, постарался отбить удар своим прутом. Преступник тут же отскочил назад. Да у них прямо дуэль! Жаль, нет любимого клинка!… Кирилл как-то забыл, что никогда в жизни не держал в руках меч.
Преступник снова начал атаковать. Он раскачивался из стороны в строну, при этом выбрасывая руку с оружием вперед. Каждый новый удар шел под другим углом. Кирилл не следил за этими увертками, он дал противнику подойти ближе, а потом просто от души съездил ему кулаком в челюсть. Нападающий вскрикнул от неожиданности.
Кирилл расслабился. Преступник отступил, у него есть некоторое пространство… Все же не хватило умения. Или воспоминаний. Когда противник в следующий раз провел серию ложных выпадов, Кирилл просто не успел отбить один из них прутом, кинжал порезал щеку. Резкая боль и неприятное ощущение влаги, стекающей за ворот. Мерзкое ощущение. Майор махнул прутом, отгоняя преступника. Однако, тот, вместо того, чтобы отступить назад, сделал шаг в бок, и когда сам Кирилл по инерции сдвинулся вперед, преступник ударил кинжалом полицейскому в левый бок.
Вот это уже серьезно. Как-то сразу неприятно потемнело в глазах и напала слабость. Кирилл зажал рану рукой, прищурился, потому что зрение почему-то начало его подводить. И вовремя майор собрался. Обрадованный удачным ударом, преступник подобрался совсем близко, кинжал мелькнул совсем рядом, видимо, убийца целился в сердце, но… Кирилл резко ударил нападавшего по руке и следом, быстро, пока еще есть силы, замахнулся и постарался хорошенько двинуть преступника в голову. Однако прут прошел по касательной.
Преступник все равно отступил, его рука, похоже, была сильно повреждена, он придерживал ее другой рукой. А кинжал… Кирилл, оседая по борту своей машины, старался хотя бы порадоваться, что оружие отлетело и теперь где-то под днищем. По лицу преступника тепла струйка крови. Надо бы еще раз врезать… Но только прут, оказывается, такой тяжелый… И этот… Он так далеко…
А кто-то рядом хлопает дверьми автомобиля…Кирилл нахмурился. Он все же забыл включить сигнализацию? И где вообще ключи… Так холодно… в машине было бы теплее…И этот… куда он делся? Надо еще раз ему врезать… Майор начал проваливаться в какое-то странное почти блаженное состояние, где тепло и …как-то никак…только вот почему-то очень болит бок…
Его замечательное ничто боролось с болью. Он сам так хотел остаться там, в этой мирной темноте, но очаг в левом боку все разгорался, почему-то холодом и огнем. У пламени был цвет крови и чего-то ещё такого…грязно желтого с коричневым, как в той миске, в Париже во время чумы… Кирилл был слишком упрям, чтобы просто ждать, когда эта мерзость захватит его целиком, он устремился прочь.
Он полз, цепляясь локтями и упираясь коленями. Как тогда, в родном лесу по промерзшей земле. Полз и ждал. Тогда в Эксе он этого не знал. Но теперь…он ждал того голоса, что так часто слышал за последние дни. Голос ассоциировался с Леони, но не принадлежал ей. Возможно, в этот раз ему не повезет, и он умрет, но хотя бы перед смертью, он должен увидеть настоящее лицо той, кому принадлежит голос.
А ведь Кирилл почти помнил это лицо. Вот сейчас, еще немного и он сможет увидеть…если бы еще бок так не отвлекал. И холод…и эта слабость…но надо ползти, еще немного…
– Очнись! – прозвучал приказ. Кирилл вздрогнул. Да! Она здесь. Только пока он никак не мог понять, где звучит ее голос: в его голове или там, в том мире, который он привык считать реальностью.
– Открой глаза, Карл!
Карл… Он как-то весь, всем телом, душой, сердцем откликнулся на это имя. Его имя. Она его позвала! Наверное, это все-таки там. В лесу. Она тогда звала его. И плакала. Кирилл никак не хотел видеть ее слез.
– Открой глаза! Ты можешь!
И тут его хорошенько встряхнули за плечи. Это движение толчком боли отозвалось в боку. Кирилл поморщился и с трудом разлепил глаза.
Ее волосы. Темнее, чем у Леони, красивого оттенка, какой бывает у коры сосен, непослушные, рассыпавшиеся по плечам. Ее лицо. Тоже худое, с чуть вздернутым острым подбородком, с широкими почти кошачьими скулами. Ее вздернутый нос, блеклые веснушки. И ее глаза, яркие, ровно-серые, насмешливые. Нет, там, сейчас, в ее взгляде есть напряжение и страх.
– Ты… – выдавил Кирилл и даже попытался улыбнуться. Его накрыло волной облегчения. Будто он ждал ее не эти несколько дней, а всю жизнь. И вот она здесь. Она, ради которой вообще стоило проживать эту жизнь. Да и все предыдущие. Она, которую он надеялся увидеть, но не помнил еще пять минут назад. Май…
– А ты думал, в этот раз мы тебя бросим? – усмехнулась она. Только за показной насмешкой скрывалось все тоже напряжение. – Держись. На этот раз на самом деле все не так плохо…
И он кивнул. Кирилл мало что понимал. Его благословенное ничто рухнуло куда-то вниз, а вот боль… Да, если бы не облегчение и какая-то совершенно непонятная неуместная радость от вида Май, он бы уже полностью утонул в этой боли и холоде. Но… Теперь все должно измениться. Он же знает… На самом деле это знал Карл, а вот Кирилл не понимал ничего. Но тоже чего-то ждал. Новой волны, теплой, густой, сметающей боль. Ярко-синей, чуть поблескивающей между ее пальцев. Волны силы Май… Эта сила сметала боль, оттесняла холод, неслась по его жилам вместо его же собственной крови. Он понимал, что так и должно быть, но понятия не имел, что это такое на самом деле, и почему он решил, что источником этого является Май.
Май… Кирилл даже не стал удивляться, что это за странное имя. И почему он его помнит. Почему он ждал ее и почти что звал. Он мог бы спросить, но вот сил почти не осталось. Но он обязательно это сделает, когда проснется…
Нет, он даже не удивился. Он мог только улыбаться. Зло и насмешливо. Это же только игра. Из раза в раз это покушение проваливалось. Но… Он так легко мог себе представить слезы и страдание на лице Май, суровость и тревогу Мона. Он даже мог вообразить какая на ощупь у Карла кровь. Мерзкая, липкая, зловонная. Он хорошо знал, насколько она отвратительна. Как и любая кровь. Как и его собственная. Но… когда-то Карл заставил его узнать это, теперь пусть расплачивается за это. В очередной раз. Такой вот привет. Им всем троим.
А дальше… Он с трудом сдержал желание брезгливо поморщиться. Она, эта поганая ведьма, снова осквернит Карла своей магией. Пусть так. Скоро их время придет. И у него будет на один повод больше, чтобы их покарать. Отдать их на суд людской и божий. Отдать очищающему пламени. Это обязательно случиться. Так что, пусть пока Карл еще поживет. Ведь, он хотел верить, это будет их последний раз.
Он все же позволил себе улыбнуться. Но тут же снова стал серьезен. Ему необходимо пережить еще одно испытание. Ведь перед ним сидел теперь тот, кого он отправил против Карла. И это один из лучших воинов этого времени? С перебитой рукой и залитым кровью лицом. Так же воняющий этой липкой дрянью.
И теперь еще нужно дотрагиваться до этого смердящего неудачника. А он ненавидел касаться людей. Но еще будет возможность отомстить и за это.
– Все не так страшно, – произнес он, осматривая поврежденную руку своего посланника. – Перелома нет. Сильный ушиб мягких тканей, возможно, трещина в кости. Можете сжать кулак?
Сидящий перед ним жалкий неудачник, тут же выполнил команду.
– Я наложу фиксирующую повязку, – деловито предложил он.
– Я смог бы еще держать оружие, – хрипло и почему-то почти жалко произнес его пациент. – Но… Учитель! Мой клинок остался там!
Естественно. Он снова с трудом подавил презрительную улыбку. Это просто железка. Никому не интересная. Хотя… пусть этот тупой вонючий и потный кусок мяса верит, что это клинок правосудия.
– Ничего, – покровительственным тоном произнес он и даже заставил себя похлопать человека по плечу. – Я верю, что вы сможете его вернуть.
Как же это жалко и смешно, смотреть, как этот больной идиот расцветает от его слов. Он послушен и верит всему. Еще одна хорошо отмеренная доза препарата, и этот горе-посланник пойдет ради него на что угодно…