– Гэри, что именно было в том приглашении?
Не то чтобы я страдал клаустрофобией, но тесная клетка, в которую меня втолкнули, вызывала во мне некоторую тревожность. Гэри попытался разогнуться в клетке по соседству, зацепился рогами за толстый прут и заворчал, мотая бычьей башкой.
– Не видел я этого приглашения! – отозвался он.
Долговязый парень склонился к нам и громко зашептал:
– Нельзя разговаривать!
Я оскалился, клацнул на долговязого зубами. Тот испуганно отшатнулся, но я не был удовлетворен его реакцией. Этого было маловато за то, что меня запихнули в клетку, как животное. И я принялся в живописнейших выражениях перечислять насколько я не в восторге от его худой рожи, покрытой рябью веснушек, от его подбородка, напоминающего гвоздодер, от его мелких глазенок и от его оттопыренных ушей.
Долговязый весь побагровел. Не знаю от обиды, от гнева или от того как много новых слов он только что узнал.
– Уильям! Что за шум?
Этот зычный, властный голос оборвал меня. Я обернулся, насколько это было возможно в моем положении. По ступенькам от особняка из белого камня, ощерившегося редкими зубами колоннады, к нам спускался уже немолодой мужчина. Крепко сложенный и прямой, он держал свою поседевшую голову высоко задрав подбородок и выпятив грудь колесом. Даже удивительно, что он не оступился и не скатился вниз на своей морщинистой заднице, ведь он совершенно не смотрел под ноги. Видно для предотвращения подобных случаев, в руках его присутствовала увесистая трость.
– Он не хочет молчать, мистер Ирвинг, сэр, – пробубнил долговязый лопух в веснушках.
– Ну так заткни это животное! – старик махнул в мою сторону тростью.
– Я… ну да.
Уильям замялся, вертя в руках длинную палку, похожую на складное удилище, никак не решаясь пустить ее в ход. У него даже коленки задрожали. Неожиданно он стал походить на тощего и ощипанного цыпленка. Не сдержавшись, я осклабился в усмешке – настолько жалким представлялось это зрелище.
– Уильям! В конце концов, в этом нет ничего сложного!
Мужчина, которого Уильям назвал мистером Ирвингом, вырвал эту палку из рук долговязого и сунул в мою клетку. Палка пребольно ткнула меня в бок, но это было еще вполне терпимо. Я лишь выругался (хотя, наверное, не стоило этого делать). Мужчина нажал кнопку на ручке палки и та, щелкнув, затрещала.
У меня свело зубы, из глаз посыпались искры и я согнулся на дне клетушки, дергаясь в судорогах. Боль проникла в каждую шерстинку на моем теле от носа до хвоста, и все они разом встали дыбом.
На несколько минут у меня в голове все смешалось: монотонный голос старика, поучающего Уильяма, разъяренный рев Гэри по соседству и прочий белый шум.
– Мы и так отстаем от расписания! Почему бык до сих пор не в сарае? Увезите!
Очухиваясь после этого удара молнией, я краем глаза уловил повелительный жест старика. Парочка работников в помятых лакейских ливреях, будто сошедших со страниц исторического романа, поволокли куда-то Гэри. Он брыкался и орал дурным басом, почти переворачивая клеть.
– Почему он одет? – спросил старик, возвращаясь взглядом к моей персоне.
Лопоухий снова замялся. Похоже идея обнажить мои причиндалы не приводила его в восторг. Как, собственно, и меня.
– Ладно! Уже нет времени! Готовьте лошадей! Где мой фрак?
Все засуетились, я же притих. Мне совершенно не улыбалась перспектива вновь испытывать на себе действие этой электрошоковой тыкалки. К тому же, я совершенно не понимал, что происходит.
К чему ведут все эти приготовления?
Собрание театрального кружка? Да, судя по декорациям и костюмам. И какова во всем этом будет моя роль?
Слуги привели лошадей – громадных, большеголовых созданий с темной виниловой кожей. Они тяжело переступали металлическими копытами, рыли землю, почти как живые. Из дыр, изображавших ноздри, вырывались струйки пара.
Мистеру Ирвингу подали его фрак – отвратительно-алое, бархатное нечто, сделавшее его похожим на изрядно перезрелый помидор. Я бы посмеялся над его видом, но вслед за фраком ему вручили солидный хлыст и это немного поубавило мое чувство юмора.
Да и вся ситуация была уже несмешной. Ор Гэри окончательно стих где-то за домом.
Надо же было так вляпаться.
Q высадил нас посреди поля, практически вытряхнул из корабля, пропел, что подробности работы нам сообщат на месте, и смылся “по очень важным делам”.
Мы прошли не более пятидесяти шагов по свежевспаханному полю, как наткнулись на вооруженных до зубов ребят. Нас скрутили и рассадили по клеткам, до того как я успел хотя бы рыкнуть. Поначалу это еще могло сойти за недоразумение, но надежда на то, что все вот-вот благополучно разрешится угасала.
Из особняка по широким ступенькам шествовала разряженная компания: расфуфыренные джентльмены и леди в шляпках, украшенных перьями. Уильям так же облачился в алый фрак и стал похож на вяленый помидор. Общество шумело, беззаботно болтало и смеялось.
А мне что-то окончательно стало несмешно, особенно когда собравшейся публике начали раздавать ружья: изысканно-старомодные длинноствольные агрегаты, с резными ручками из кости, инкрустированными серебром, – дорогущий реквизит для театрального кружка!
– Уважаемые гости! – обратился старик к публике.
Этот напыщенный помидор готовился вот-вот лопнуть от гордости.
– Рад приветствовать вас на ежегодной охоте!
Я аж поперхнулся. К счастью, никто не обратил на это внимание и наказывать меня вновь за шум не собирался. Вряд ли удар электрошока помог бы мне прийти в чувства.
– Позвольте продемонстрировать вам нашу сегодняшнюю дичь! Как видите, отличный экземпляр лисы!
Любопытствующие разом шагнули вперед, обступив меня. Мужчины пытались казаться надменными и демонстрировать свое превосходство, взирая на меня свысока. Это было не так и сложно, учитывая ту унизительную позу, которую мне приходилось принимать в низкой клетушке. Женщины волнительно шептались, загадочно улыбались и обмахивались веерами. Некоторые из них были очень даже миленькими, во всех этих старомодных костюмах: длинных юбках, корсетах, кружевах, перьях. По крайней мере взгляды их были доброжелательнее. Мой вид взывал к их чувству жалости и некоторым другим чувствам, менее платоническим.
– Сегодня к нашей охоте присоединится и моя дочь. Подойди поближе, дорогая! Взгляни на дичь!
С верхних ступенек легко сбежала медноволосая леди. Внешность у нее была исключительно аристократичная: аккуратный носик, в россыпи тщательно припудренных веснушек, зеленые глаза и бледная кожа. Даже под тем углом, в котором я находился (а зад у меня был выше головы), я в полной мере мог оценить ее привлекательность.
– Не беспокойся, дорогая, он заперт.
Старик стиснул ее ручки и подвел ближе ко мне. Я изо всех сих попытался произвести благоприятное впечатление. Вдруг, все это еще могло бы окончиться хорошо?
– Он какой-то грязный, – сказала она, брезгливо морща носик и поправляя на шляпке перо, щекочущее ее тонкую шею.
Определенно, это была неправда. Хотя, конечно, меня чутка мокнули в грязь, когда повалили прямо посреди поля.
– Это же животное, дорогая! Конечно, он грязный!
– Фи!
И, определенно, я не “фи”. Я вполне симпатичный зооморф лисьей породы, пусть и немного помятый в данный момент. Уверен, останься мы с ней наедине хотя бы на десяток минут, на ее хорошеньком личике не было бы и половины этой дозы надменности.
– Проверьте ваше снаряжение, – продолжал старик, обращаясь к гостям, – Этот экземпляр выглядит бодрым, думаю, 20-30 минут форы достаточно. По коням, господа! Уильям, подготовь свору! Выпускайте дичь! Желаю всем хорошо провести уикенд!
Уильям кинулся исполнять распоряжения, успешно увернувшись от удара тростью, которой старик размахивал, словно дирижерской палочкой. Ливрейные работнички зацепили мою клетку крюками, справедливо опасаясь лишиться пальцев, и потащили ее прочь. Следом, по дорожке посыпанной мелким скрипучим песком, потянулась глубокая борозда.