Морской волк

Маленькая, красивая деревня Хочень, можно сказать, что стоит на самом краю реки Ствиги и заречного леса. «Прызнаюся i пакаюся перад чытачамi: пару гадоу таму яшчэ збiрайсяу Хачэнь маленькую, прыгожую, схаваную у засенi садовых дрэу, акуратную весачку», – писал в нарысе «Гаспадыня хлебнай ракi», в своей книге «На мяжы» Владимир Гаврилович, сегодня председатель Гомельского областного отделения ОО «Союз писателей Беларуси», член Правления Союза писателей Союзного государства, секретарь Международного союза писателей и деятелей искусств, прозаик, публицист, драматург.

Если стать в центре деревни лицом на север, то туда, через реку Припять, рванула вся молодежь. Кто учиться, кто жениться, кто на лайнере летать, а кто плавать по морям да океанам. Направо пойдешь – до России можно доехать. Налево – путь лежит на Запад, в цивилизацию, будь она неладна. Однако все жители деревни тянутся в южном направлении. Там кормилец-лес. Да речка несет свои воды. И если идти и часа три идти, то и на Украину можно пешком добраться. Река Ствига плавно несет свои воды, впадая возле деревни Хвоенск на Млиновице в сестру, реку Припять.

Мой земляк, уроженец родной деревни Евгений вместе со мной «копошится», варим откатные двери, по моей просьбе, в родной деревне. Вяжется разговор в минуту передышки. Зная, что Евгений бывший моряк, спрашиваю его:

– Евгений, а ты Панамский канал проходил?

Он на минуту отрывается от сварки ворот и отвечает мне:

– Проходил, и не только канал! Знаешь, когда работал в Рижском мореходстве, на Балтике, где меня только не носило.

Евгений, как и его отец, мы его звали дядька Валик, шляхетский охотник, помешан на охоте, но часть его жизни была отдана морям и океанам.

– Панамский канал – ну канал как канал, проходил не раз, – рассказывал он, при этом работая сваркой. – Это шикарное место! Просто меня, выросшего в дерене пацана, своим величием это место приводило в дикий восторг. Слушай, расскажу тебе. Канал состоит из соединенных каналами и углубленными руслами рек искусственных озер. Но рассказать – это не совсем правильно, это место нужно видеть. Меня, – рассказывал Евгений, – особо поразили две группы шлюзов. Наш судно-рефрижератор поднимали на высоту почти 30 метров над уровнем моря. Со стороны Атлантического океана действует трехкамерный шлюз Гатун, со стороны Тихого – двухкамерный Мирафлорес и однокамерный Педро-Мигель. – Он на минуту остановил работу и закурил. – Да… А кораблей «считать не сосчитать», чередой стоят один за другим. Очень долго можно рассказывать! – сказал он, обращаясь ко мне. – Давай лучше про охоту побалакаем. Может, вместе сходим, а?

– Может, еще и сходим, – отвечаю ему. – Да тебя Коля, свояк твой, искал, наверное, тоже что-то замышляет. У всех нас только думка в голове, как вырваться, к Терепшам, к Рыбячей хате, магистральному каналу, перейти Цыганскую греблю да загнать клыкастого или рогача к Дедовой горе. – Смеюсь и говорю напарнику: – Давай закончим работу, потом подумаем.

– Так, не отвлекайся, держи прут, – говорит Евгений голосом «боцмана».

Молчу, помогаю ему и думаю: «Есть хватка у земляка!» Он варит круто, профессионально, только искры летят.

– Вот, сделал, давай проверь, – говорит Евгений, обращаясь ко мне.

Думаю про Женю и восхищаюсь его мастерством. А ведь классно все делает, молодец, золотые руки! Как-то заметил, что к соседке повадились ходить за водой нерадивые люди. И такие есть в моей родной деревне. Все они пришлые. Без корня! Соседка подошла ко мне, плачет и причитает, и причитает: «Как же мне эти соседи-то надоели, не раз уже колонку ремонтировала, пусть бы поговорил с ними». – «Хорошо», – ответил соседке, на ходу придумал, как решить эту проблему. «Так, Евгений, – говорю ему прямо, – тетка-то пожилая, надо помочь». – «А как помочь-то?» – спросил он. «Да так. Мои финансы, твоя работа. Ты не против?» – обратился к Евгению. «Так не против, сделаю». Сделали, и, слава богу, колонка до сих пор работает, и тетку-соседку никто больше не тревожит. Ладно, что-то опять понесло в сторону.

Дальше о моряке из деревни Хочень. Не очень высокий, скорее щуплый, но жилистый. Видно, что Евгений от кого-то в роду взял польской кровушки. Как посмотрю на его другой раз – ну вылитый шляхтич-охотник с зарисовки художника в одном охотничьем журнале, привезенном мне друзьями из соседней Польши. Только сабли сбоку не хватает. А так – ну полная копия.

Мы сделали перерыв в работе. Женя на минуту остановился, закурил.

– Отдохнем немного, знаешь, расскажу тебе о своих морских буднях. На корабле «Василий Струве», 15 тысяч тонн водоизмещением, моряком ходил и к Южной Америке, ходил и на Урагвай, до Панамы, Аргентины, Колумбии, почти до Магелланова пролива. Да не счесть стран, где был. Три года с Колумбии в Бельгию бананы таскали. А вот к нам в то время в Союз возили больше апельсины, – продолжил говорить моряк. – Когда в Аргентине было открытие фонтанов, нас тоже отпустили с корабля на берег. Знаешь, – обращаясь ко мне, говорил он, – как красиво было: вода шумит, подсветка, музыка, а туристов что селедок в океане – навсегда запомнил. Помню как сейчас! Как шторм нас две недели бросал по океану, как котики и дельфины выпрыгивали по курсу корабля. Судно дает крен на левый бок, лежишь на койке, а в иллюминаторе «океан подсматривает». Снова крен, уже на правый бок, и перед глазами только небо. Сколько раз экватор переходил, уже не считал. Морской болезнью тоже отболел. Там, на экваторе, солнце совсем по-другому светит, а луну, кажется, рукой достать можно. Спасибо боцману Тимошенко – славный мужик. Помогал нам, молодым морякам, во всем: и словом, и делом…

– А что сошел на берег? – спрашиваю Евгения.

– Да женился, дети! По полгода на корабле – сам понимаешь, семья, вот и пошел работать на берег по специальности. Еще раньше закончил школу сварщиков. Да и охота пуще неволи звала меня в родной лес, на реку, в тихие затоны родной реки Ствиги.

Он замолчал на минуту и начал сыпать истории охотничьих приключений на Малой Родине, Полесье:

– Один раз мой свояк и охотник Коля прислал письмо, а там все про его походы на охоту. Сижу в каюте, закрылся, чтобы никто не видел, читаю и плачу. И тогда начал задумываться: «И что тут, на судне, делаю?» Скучно до боли стало по своей деревне, друзьям, родственникам, а как вспомню про охоту, кажется, птицей улетел бы домой. Так и сошел на берег! Пошел на работу в леспромхоз. Зашел к заму директора, а тот и говорит: «Вряд ли будешь у нас работать! Сварщики приходят в керзовых сапогах, и ватниках. А ты приперся в чем?» – «А что не так?» – спросил начальника. «Джинсы, курточка фирмовая, с иголки одет, да и очки еще нацепил солнцезащитные. Покажи-ка, корочки, где учился?» Показал и говорю ему: «Босс, так у меня нет больше другой одежды, а время покажет, смогу работать или нет».

После этой беседы с большим боссом Евгений проработал 18 лет сварщиком. Ушел на пенсию.

– Разве только 18 лет, Евгений? – спросил земляка. – И сегодня всему району помогаешь, что попросят подварить!

– Да! – отвечает. – Так почему и не помочь хорошим людям.

Мы помолчали, вспомнили ушедших из жизни друзей и знакомых. Погода испортилась окончательно. Зарядил нудный, осенний дождь. Сначала никто из нас не обращал на явление природы никакого внимания. Но с каждой минутой капли становились больше. И дождь зарядил со всей силой.

– Идем в беседку, переждем! Может, и пронесет, – говорю ему.

– Ой нет, смотри, все небо потемнело, прижалось к матушке-земле, словно хочет упасть. Это надолго. Сам посмотри, мы же одной крови – охотники, погоду носом чувствуем. Хотя в последнее время трудно угадать все ее выкрутасы, – сказал Евгений.

Сидим в беседке, молчим, каждый задумался про свое. И тут бывший моряк стал рассказывать про охоту. – Примерно 10 лет назад мы с Николаем, страстным охотником, тоже в такое время сидели дома, пережидали дождь, а руки аж чесались схватить мотоцикл и свалить в лес, за реку Ствигу. Столько всего повидал на своем веку, – говорит Евгений, которому уже в 2018 году больше за 60. – Но никак не могу забыть один случай, который произошел на охоте глубокой осенью.

Вспоминаю нашу беседу не раз, память у человека не беспредельна. «Лучше записать», – подумал про себя.

– А было так, – стал рассказывать Евгений. – Два друга, Евгений и Николай, поехали порыбачить. Конечно, и заодно посмотреть на озере Круглом, старицах, что весной набухают прибывшей талой от снега и далеких Карпат через реку Горынь водой, переходы выдры. Так как по весне наша река обретает статус еще одного русла. А уж летом вода уходит, бегут кое-где мелкие ручейки, соединяя глубокие места, остаются озера, и так до новой весны. Потом через Ненадовку прорвались лесной дорогой мимо озера Ситного, благо, что поле после уборки картофеля было еще не запахано: переехали журчащий и обмелевший ручей, бегущий с урочища, он несет водичку в озера на Жичполе, и понеслись на мотоцикле на Бор. Там – «копани». Сам же туда тоже ездишь?

– Да, конечно, только больше люблю с братом вместе на осенний сад утки попасть, – отвечаю земляку. – Красота, когда в сумерках кряква и чирки тучей падают на слезинки воды в это место и затаиваются в глубоких траншеях, вырытых бобрами. Не делая облета, без разведки садятся на ночевку. Евгений, это же место, как мы его зовем, на Бору, для всех нас, охотников деревни, фартовое.

– Да, но нас с Николаем привлекают больше кабаны. Но тогда там мы их не нашли. И на поле возле бора, – сказал он, – следов не было. Только одинокий след лося, и то старый, потянулся в сторону «колхозного леса» – к «Подберезе». Правда, тетерева на высоких березах на ветру «гутались» что девушки на качелях, – сказал земляк, при этом улыбнулся. – Осторожные, завидев нас, на выстрел не подпускают, сорвались и понеслись на Верейки.

– Ай, подожди, Женя, лучше меня послушай! Расскажу тебе об озере Щучье!

– Нет, нет, лучше меня послушай! – Евгений перебил мой монолог, ему хотелось быстрее излить душу, не потерять ту «золотую нить» части своей жизни.

Смеясь, все-таки вставляю свои «две копейки», перебивая разговор:

– Да, морского волка больше к воде тянет.

– Да погоди, – смеется Женя, – это же не море!

– Ну и что, хоть ноги замочишь, и то хорошо, – не унимаюсь сам.

– Да, перестань, там же и вода не соленая, – отбивается от меня.

Вижу, что ему так и корпит поведать мне историю своей «страшной» охоты.

– Ладно, слушаю тебя!

– Ну так слушай и не перебивай. Все-таки мы нашли, где ходит выдра. Она выплывала с широкой лозы, что огибает край леса, возле реки. В деревне это место кличут так – Терепши. И по мелким лужицам переходит к речке. На белом песке кругом ее кал, ну ты в курсе, такие кучки, закопанные в песок.

Я молчу.

– Ты же знаешь про эту привычку выдры? – прищурив глаз, как бы проверяя меня, спросил Евгений. – Каждый раз приходит сюда, это ее «туалет», в одно и то же место. Короче, вылетаем на поле, что возле озера, а там свиньи все порыли, весь мох выдрали. Следы уходили на сенокос деда Козака. Ага, все понятно, быстренько домой, взяли лицензию. Чуть дождались вечера. Патронов-то много не было, особо купить не могли – брали порох, лили сами картечь и пули. Так, у Николая было всего два патрона, заряженные картечью. Кстати, это его привычка…

На миг перестаю слышать Евгения. Вспоминаю Николая, нашего земляка. Высокий и крепкий парень был. Заядлый охотник и рыбак. Зимним днем сидели на притоке замершей реки и ловили окуней, то клев окуня у этого рыбака всегда был отменный. И мы все старались просверлить лунке поближе. Он собирался, отходил немного в сторону от нас, сверлил новую лунку и опять клевал окунь. А у нас был полный штиль. Не раз мы с ним ходили пешком к деревне Бережцы на ловлю окуня. А вот охотились редко. Но ладно. Опять слушаю.

А Евгений разошелся не на шутку.

– Когда мы разобрались с ночной вылазкой стада кабанов, то стало все понятно, – сказал земляк. – Вечером надо ехать на охоту. Поехали каждый на своем мотоцикле. Только сгустились сумерки, мы были на месте. Ветерок на ночь тоже решил уснуть. Стояла мертвая тишина. Любой хруст ветки под ногой раскатывался по округе, пугая зайцев, вышедших на ночную жировку… Николай, продираясь сквозь лозовый куст, зацепился за лозину, зацепил и фару и разбил ее в пух. Мы остались без света. «Ну все, финита ля комедия», – вырвалось у Николая. «Что, уток испугался?» – поддел я его. «Ты бы тоже испугался, когда у тебя из-под ног сорвалась с травы кряква, – тихо шепнул он. – Не балуй! Тихо, как будем охотиться?» Я сказал: «Останусь у озера». – «Тогда ладно, а сам почешу к лесу». И Николай скрылся в темноте. Ночь накрыла нас своим покрывалом. Луну на небе спрятали тучи. «Да, хоть глаз выколи, – подумал про себя я. – Мне-то у озера в засаде еще кое-как. А вот как Николай?» Сам сижу один, сам «ворон считаю». Минута бежала за минутой, и я вспомнил свой корабль и сразу же, словно наяву, услышал плеск волн океана, увидел строящуюся электростанцию на берегу Парагвая, которую возводили русские атомщики. Перед глазами поплыли контейнеры, один за другим, это шла погрузка мясных туш, которыми правительство рассчиталось за строительство атомной станции. Вспомнил, как мне нравились длинные переходы, долгие рейсы, длительные стоянки. Как гуляли на берегу с друзьями – моряками, особенно если порт интересный… Это сонное состояние охотника «в дробадан» выбил резкий стрел. Я тут же вскочил с кочки, на которой сидел.

Кабаны ко мне не подошли, даже носа не показали. А вот на Николая кабаны вышли в ноги. Охотник выстрелил картечью по свинье. Один раз, потом второй, патроны кончились. Стадо сигануло в разные стороны. Только свинья захрипела и, как показалось Николаю в полной темноте, стала приближаться к его ногам, – рассказывал мне земляк. – В то время я сам, – сказал он, – рванул в сторону выстрела, подсвечивая себе под ноги маленьким фонариком, разве что годным время на часах посмотреть. Вдруг раздался крик! Ну точно с ума сошедшего человека, такой хрип, ого-го! «Женя, неси патроны, свинья кидается, спасай меня!»

Прибежал и спрашиваю Колю: «Так ты попал?» – «Да попал, да видно, ружьишко сплоховало, живит», – пытается он оправдаться за несмертельный выстрел. А сам дрожит, руки ходуном ходят, патроны никак не может вставить в ствол. «Непростительно тебе, Коля, после двух выстрелов не положить дичь на месте». – «Да тихо ты, Женя…» И Коля стал жаловаться на старый порох и слабый заряд. «Внимательно! Слышишь, какой-то шорох». Женя посветил чуть светящим фонариком. И точно! Свинья стоит за небольшой долинкой. И нас, охотников, разделяет только слабо бегущий из леса в реку ручей. Тут хавронья влезла в долину, в грязь и тихо стала приближаться. И нас уже обоих схватил «трасун». Ночь, тишина, и какое-то «булькание» и «чвакание», все ближе и ближе.

Коля говорит: «Выключи, Женя, свой «лихтарик», а то на свет идет». – «Нет, не буду, так хоть силуэт вижу», – ответил ему. «Вон свинья уже через долинку перешла, не шурши травой, а то точно на шорох идет», – сказал охотник. «Стреляй, Коля», – шепнул я. А сам держу силуэт зверя на световой дорожке.

Тут свинья выходит что гора из лужи: вся в грязи и кажется еще больше, чем есть на самом деле. Бабах – выстрел разорвал на миг ночную темноту. Охотник стрелял дымным порохом. А после выстрела всегда большое облако дыма. Так было и сейчас. Кинул тогда я, брат, ружье, схватил в руку нож, готовый биться врукопашную, – сказал мне Евгений. – Вдруг из облака дыма после выстрела вижу голову, какой-то немыслимый круг окровавленной пены. Я даже забыл, что у меня тоже есть ружье в руках. Застыл что истукан. Полный ступор. Фонарик полетел на землю.

И у меня случился полный провал сознания на какой-то миг. Потом Николай про эти секунды мне рассказал. «Ты так кричал, я-то думал, все, свинья тебя точно резанула. И вытянулся в струнку во весь рост так, словно уж на кряква, но взлететь собирался», – смеялся Коля надо мной. «Да не может такого быть, не помню, – ответил ему, – ты меня, наверное, понимаешь? А этого крика не помню!» Постепенно шок прошел, свиньи нигде не слышно. Стоим! Я пошел к ручью промыть лицо. Сам был горячий что раскаленные жернова в кузнице. Посмотрел, оторопь взяла меня, когда я увидел пену на «штанах» – окровавленную, и дрожь пошла по всему телу. Сантиметр был от ноги…

Еще Леонид Павлович Сабанеев, рыбак, охотник и ученый, которому в этом году 10 декабря исполняется 174 года, в своем «Охотничьем календаре» писал: «Никогда не следует стрелять кабана, ежели он выбегает прямо на охотника (т. е. на штык). Нужно стараться, отскочив в сторону, пропустить его». Но наука одно, а практика – другое, не всегда получается следовать прописной истине. Так и сейчас поступили охотники, времени выждать удобного момента для выстрела не было.

Евгений продолжал:

– Мы с Николаем немного успокоились. И стали слушать ночные шорохи. К нам вернулась смелость, да и охотничий опыт не пропьешь! «Что же, бывают неудачи, и кого как не охотников, их больше всего», – начали утешать один другого. «Это не беда, что свинья убежала, думаю, что далеко она не уйдет. С кровью кабан теряет силы, не найдем сейчас, то утром точно, – с неожиданной уверенностью сказал Коля. – Видел, пена на голове: это пробиты легкие. Да и третий раз стрелял, видно, что точно попал. Ночь ее не спасет. Хотя шанс есть».

Темные облака в подсвете лунного ожерелья мешали нам, луна никак не могла их пробить. Только ближе к полуночи задул восточный тихий ветерок, лаская наши лица. Я взял за плечо напарника: «Слышишь, какой-то гул, или стон, словно с подземелья». Приложили ухо к земле. Где это? Мы стояли возле ольхового куста, а перед нами дорога от колеи тракторов, что ездили на поля, возили органику. Разбили дорогу так, что колеи были на некоторых участках дороги до метра. Широкие и глубокие. Вдруг опять раздался звук, словно из-под земли. Какой-то ужас опять охватил нас. А патронов-то больше нет. Сломали толстый сук ольхи, в руках Коли нож… и метров тридцать тихонько двинулись на звук. Подойдем, постоим, послушаем. «Опять, слышишь?» – «Давай, вперед идем!» И, подбадривая один другого, идем на звук. Стало на минуту тихо, и опять слышим: какой-то протяжный звук «у-у-у» прямо у ног. «Женя, да включи свой «никудышный» фонарик хоть на секунду!» Прямо у наших ног, в глубокой колее, лежал наш трофей. Хавронья упала в глубокую колею от трактора, и тут ее силы покинули. Осенний дождь монотонно мелкой и густой, словно мокрой, пеленой продолжал сыпать, и в этот день, а скорее, уже наступал вечер, мы поняли, что доварить ворота нам не удастся. – Морской волк Евгений сказал мне: – Я никогда не забуду эту охоту! Столько миль на судне проплавал, в шторм попадали, но такого момента в жизни, чтобы сам кричал от страха, да еще и не помнил, у меня в жизни не было. А раз не помню, что кричал, пусть мне Николай и подтверждает этот случай. Значит, нет, не кричал! А вот когда он сам по полю «драпал и орал», точно помню, – опять рассмеялся Евгений.

Любые невзгоды и лишения не сломают человека, пока ему в жизни помогает природа нашего Полесья, нашей Малой Родины! Разные судьбы у моих земляков, но всех нас держат за руку воспоминания, прошлое. А зная наше прошлое, нашим детям и внукам будет, что вспомнить о шляхетских охотниках. И правильно выбирать свою дорогу в жизни!



Охотник Баранец Владимир