Она приехала в Москву. Она – это Аня. Приехала на неопределенный срок. Событием для Москвы это, мягко говоря, не назвать. Отчего-то не стало это событием и для нее самой. Зачем тогда это всё? Хороший вопрос! Жаль, ответа на него нет.
Сюда (так называется Москва изнутри) «понаезжает» много, давно и регулярно. Едут люди разные и по-разному. Молодые – покорять Москву. Лет в тридцать – либо от пепелища какого провинциального, либо в поисках оного, но уже столичного.
Москва, она как последняя инстанция, как другая планета. Как знать, что бы стало с тремя сестрами, если бы они все-таки сюда доехали… Здесь можно раствориться. Можно как будто перестать существовать. Не навсегда, конечно. Можно уйти, чтобы вернуться. Если опять же захочется. Начать снова. Стать другим человеком. С другой историей. Перепозиционироваться. Провести персональный ребрендинг. Ну, как минимум – ренейминг… Стать востребованным продуктом. В общем, набраться силенок и блеснуть. Или даже засиять. Да, очень востребована Москва у провинциалов. Все хотят стать… Золушкой.
Москва – Мекка для Золушек начинающих. Сюда едут свято верящие в две вещи. Во-первых, что сказка про Золушку – чистая правда. И, во-вторых, что Зо́лушка или Золушо́к – это именно я! Это восклицает не автор, а они – Зо́лушки и Золушки́ – молодые на вид и мозгами люди, исповедующие жизнь в креативе. Я – та или тот единственный из сотни-другой-третьей-пятой, кому повезет!
Вот в Питер едут искренне верящие в другое. Их вера в том, что андеграунд – это «подлинное имя моё». И «Шнур – мой брат, но нас разлучили в детстве». Еще в Питер едет много верующих родственников из фамилии Экспатов, но они – не наши, это импортные Зо́лушки. Хотя. В большинстве совеем они – Золушки́. В Москве представителей этой фамилии не меньше, чем в Питере, но финансово-аристократической элитой они сумели стать только в Северной столице.
В Северную Америку едут Золушки со стажем. Едут хоккеисты, но их, во-первых, мало, а, во-вторых, их отъезд не связан с вопросами веры. Едут те, кто не верит в свое будущее «здесь». Зато верит в то, что станет североамериканской Зо́лушкой или Золушко́м. Приживаются в Северной Америке те, кто по профессии или по сути своей человеческой – компьютерщики или программисты, в общем, нечисть (пусть и очень «симпатишная»), властвующая над «металлом» 20 и 21 века. Им, по сути, все равно, где жить своей отдельной, автономной, не связанной с внешним миром, жизнью. Некомпьютерщики-мужчины возвращаются, столкнувшись с неразрешимым в Америке «женским вопросом». А женщины – как обычно едут в поисках «Прынца».
В Европу едут дизайнеры. Шутка.
Но при всем при том, почти все и почти везде едут работать именно Зо́лушками. Хотя никто в этом не спешит признаваться. Ни Зо́лушка, ни Золушо́к.
В отбытии в «прекрасное далеко» для всех отъезжающих есть один плюс: прежде чем стать «Прынцессой» или «Прынцем», Зо́лушки научаются работать и готовы они мыть посуду (работать официантом), перебирать чечевицу (делать гамбургеры) и сажать розы (убирать улицы) – то есть все то, что дома считалось не барским делом, вызывало брезгливость и было несовместимо с жизнью будущей Королевны, простите, «Прынцессы». А в рамках сюжета про Зо́лушку – это становится частью светлого пути к сказочно прекрасному финалу.
Ну да ладно. Оставим в покое забугорных Зо́лушек и Золушко́в. Вернемся к отечественному варианту – счастливому прибавлению нашей столицы, новой обитательнице большого московского «сюда».
Обычно приезд в Москву как-то странно связан с пустотой в карманах. У подъезжающего к одному из московских вокзалов есть иллюзия или мечта, что Москва – поле чудес. Здесь карманы наполнятся автоматически и, что немаловажно, сразу по приезде, и даже не придется ничего предварительно закапывать в землю.
Наша Аня – исключение (в некотором смысле), она приехала в Москву со своим, пусть и невеликим, состоянием (50 000 баксов, примерно). Правда, состояние это было представлено довольно странным набором вещей. Вещей брендовых, потому и составляющих в сумме почти состояние. Первое, что получило вид на жительство в Москве, – маленький и красивый ноутбук. К нему – кожаная сумка. В не менее кожаную и брендовую сумку отправились: горнолыжный костюм (типа «эскада спорт»). Стильный фотик в стиле Джеймса Бонда. Электрическая зубная щетка. Кремики-помадки французские – одно кило. Телефон сотовый, продав который в Москве, можно было сделать первый взнос за квартиру в Загоруйске-Забобруйске. Были часы, туфли и сапоги. И еще кое-что из очень ценных для женщин радостей.
Аня знала, что с внешностью ей повезло. Хотя особой природной яркости Бог не дал. Волосы длинно, но не отращены, а острижены. Стрижка выбиралась исходя из эстетико-экономических соображений. К цирюльнику Аня ходила хорошему-дорогому, поэтому остановилась на варианте, который одинаково, хотя и по-своему, хорош на разных стадиях отрастания волос. Получалось, что платить цирюльнику дань приходилось, но только раз пять-шесть в год. Природного цвета своего она уже не помнила. Когда-то давно была девочка-блондинка. Сейчас пробивался какой-то неопределенный колор, поэтому его постоянно уточняли, то есть просто закрашивали. В почти блондинку. Но не совсем блондинку! Темноты в отдельных прядях делали ровно столько, чтобы намекнуть на присутствие, какого-никакого, а серого вещества, которое в провинции называется «ум». Чтобы по цвету волос все понимали: ум у нее облегченный, но не совсем легкий.
Рост свой Аня определила, как «без 5 см модельный». С каблуками она легко преодолевала планку 170. А с хорошими каблуками – и 175. Если подкрасить серо-голубые глаза, то они эффектно смотрелись на светлом лице. Очень хотелось обнаружить изъян в этой аристократической бледности. Но! Дудки! Кожа фарфоровая – и всё тут! В остальном – данные вполне заурядные: нос слегка курносый, рот обычно в форме улыбки, руки длинные пальцами, грудь – на месте. Теперь со спины: задница – что надо, спина – прямая, ноги – не очень хорошо… не очень хорошо, что в брюках. Вот когда в юбке… тогда то, на что намекают брюки должно быть очень даже ничего. Длинно. Стройно. Прямо.
Конечно, ее замечали на улице. Замечали, когда в красном или на «ахренительно» правильных каблуках. Или с деталью какой из ряда вон: огромный браслет и микроскопическая сумка, в которой не всякая пудреница поместится. Или невероятно большая сумка-сума и высоченные ботфорты. Аня не была уверена, что внимание привлекала именно сумка-сума, а не ботфорты. Но помочь ей предлагали поднести именно сумку-суму, а не ботфорты. Поэтому решено было, что они работают в паре и все заслуги – поровну.
В то же время если нужно было стать незаметной, то надевать шапку-невидимку ей не было необходимости. Надо было всего-навсего надеть обычные джинсы с обычной курткой и обычные кроссовки, отдохнуть от макияжа и закрыть очками глаза. Аня становилась такой же приметной, как почтальон или продавец. Моль. Тень. Мышь серая. Никто внимания не обратит, если ей того внимания не надо.
А если надо? Бежать переодеваться и краситься? Сказать: «Подождите полчасика, пожалуйста! Я сейчас! Вы только дождитесь! Вы меня не узнаете! Я, знаете, какой могу быть? У-у-ух! Подождите! Я сейчас!» И со всех ног бежать? Конечно, нет! Как у всякой женщины, на этот случай у Ани было припасено секретное «оружие». Надо было снять очки и «включить» глаза, и засмеяться. Вернее, наоборот: засмеяться, а потом еще и глаза «включить». Ее смех действовал так же, как взгляд гейши – заставлял обернуться или остановиться любого мужчину. Но было побочное действие – женщины тоже оборачивались, а могли и остановиться. Поэтому надо было применять «оружие» точечно и направленно. И тогда мужчинам сразу начинали мерещиться «ахренительно» правильные шпильки, короткая юбка и майка в облипочку – и, конечно, всё очень красное. И будто бы всё это на ней.
Были ситуации опасные, с точки зрения несанкционированного срабатывания «оружия». Например, автоматическое «включение» взгляда и смеха происходило после бокала вина. Аня и не хотела, и не собиралась, но электрический заряд образовывался. Поэтому сначала – санкция на применение «оружия», потом бокал. И тогда – вариант беспроигрышный (особенно если вино белое), но не всегда легкодоступный. Есть еще такие «дикие» места и ситуации, где и когда не бывает не только белого, а совсем никакого вина, да и вообще алкоголя нет. Что тогда? На этот случай был разработан план «Б». У Ани была эта очень полезная привычка – всегда иметь план «Б».
Не только женщин возбуждает мужской орган из двух букв. Аня обнаружила удивительный факт: при тотальной симпатии мужчин к блондинкам, они (мужчины) почему-то не остаются равнодушными к женскому уму. Мужчины вообще очень парадоксальны, но этот парадокс ее просто ошеломил. На данном наблюдении и был основан план «Б». Чтобы выиграть время и добраться до бокала вина или до шпилек, надо было улучить момент и, будто невзначай, сказать что-нибудь. Серое вещество, обычно в соавторстве с интуицией, выдавало вариант «в десятку». А поскольку от почти блондинки ждут приятного голоса и только, то настраиваются, чтобы получить удовольствие от звучания, а не от содержания речи. И тут Аня неожиданно низким для блондинки и таким обволакивающим голосом говорит… колкость, потом другую или, еще неожиданнее, дерзость (и весьма изящную). Удивление наступает внезапно и моментально, затем стремительно возникает интерес, а это уже электричество, которое без вина включает «взгляд» и улыбку, а то и смех. А дальше всё как в случае с бокалом вина – собеседник уже видит Аню на каблуках, в короткой юбке и майке в облипочку – и всё это, конечно же, в нужной степени красное.
Зная действенность всех этих приемов, Аня, как каратист, старалась не провоцировать. Без нужды. Пить вино, смеяться и выражаться только в хорошо знакомой компании, среди людей, у которых выработался иммунитет на несанкционированное срабатывание ее невинного «оружия». Потому как в душе Аня была доброй. Вот правда. Доброй. Она не любила доставлять людям беспокойство и бередить душу. Тем более, что чужое душевное волнение редко передавалось ей. А чувствовать себя поджигателем – не самое приятное чувство. И, чтобы не терять бдительности, она стала постоянно носить в кармане зажигалку. Хотя сама не курила. Зажигалка досталась ей случайно – чей-то корпоративный сувенир. Или ее кто-то забыл на столике. Или кого-то попросили забыть. В общем, у Ани в собственности оказалась зажигалка, очень красивая. Стальная. В черном кожаном чехле. Сталь давала приятную тяжесть в руке и холодила, а от кожи, наоборот, – было ощущение тепла. И ей надо было придумать применение. Ну не начинать же курить! И Аня придумала. Зажигалку нужно было достать из чехла и зажечь. Всё просто. Но ситуация, в которой ее доставали и зажигали! В момент знакомства или свидания, пока загорался огонь зажигалки, Аня успевала себя спросить: «Оно мне надо?» Удивительно, но ответ она получала. И дальше действовала в зависимости от полученного ответа. Результат применения зажигалки оказался ошеломляющим: событий в жизни от этого стало меньше, но не мало. А сожалений по поводу содеянного не стало совсем.
Надо сказать, что с возрастом сливаться со средой становилось всё сложнее. В двадцать Аня специально одевалась, чтобы все увидели – «она в красном». К тридцати – пришлось, наоборот, приобрести специальные джинсы, куртку и очки, чтобы сливаться с пейзажем.
Иногда талант увлекаться людьми удавалось сублимировать в шопинг. Но тут зажигалка не работала! Пришлось искать дополнительное противоядие. Оно нашлось. Так же случайно, как и зажигалка. Однажды, купив очередной килограмм косметики, она зашла выпить кофе в примагазинной кофейне. Там было красиво. Девушки на потолке, стены красные, музыка такая витиеватая и официантки в брюках и платьях. Окна занавешены, чтобы никто не стремился отсюда уйти. Принесли горячий шоколад с имбирем. Надо было восстанавливать нервную энергию, которая тратится пропорционально весу покупаемой косметики. А еще надо было принять решение, покупать или нет те полкило, которые она отложила в магазине. Подруга еще блуждала среди баночек с женским покоем (на 5—10 минут, потом смыть теплой водой) и счастьем, что целый мир работает на твою красоту. Шоколад выпит. «Моцарт» съеден. Очень вкусным оказался здесь ее любимый торт. И чтобы удержаться и не повторить порцию очень вкусных калорий, Аня стала рассматривать салфетки – на столике больше ничего не было. Тут раздался звонок, и надо было срочно куда-то записать телефон. Записала на салфетке. Подруги всё не было. Аня начала рисовать на салфетке и неожиданно пришла мысль, что килограмма ей на сегодня вполне достаточно. И те полкило, что отложены, такие же лишние сегодня, как и второй «Моцарт». В общем, эту волшебную салфетку она прихватила с собой. Но свободное место на салфетке быстро закончилось! Тогда она купила блокнот. Маленький, карманный, с горчичными страничками, в котором очень приятно писать.
И появился ритуал: увидев вещичку, она садилась в кафе и под кофе начинала что-то писать про эту штучку, и – о чудо! Страстное желание обладать ею улетучивалось, как яркость аромата остывающего кофе. Но иногда желание не исписывалось в блокноте, и тогда приходилось идти и покупать вероломные туфли, или сумку, или духи. Потребление косметики уменьшилось с килограммов до полукилограммов, снизилось и количество единиц приобретаемых вещей. Зато выросло количество страниц потребляемой бумаги. «Раз закон сохранения энергии или материи работает, – решила Аня, – значит, всё идет правильно».
Да, вы уже поняли, что Анюта была из странной категории провинциальных охотниц за брендами. Почему-то она не могла купить просто телефон. Телефон должен был не только звонить, но вызывать экстаз от взгляда на него, причем и у хозяйки, и у окружающих. Но особенно у хозяйки. И вот наступил момент, когда жизнь оказалась завалена брендовым барахлом. По брови завалена. И пустяк, если бы это понимали только окружающие. Самое неприятное, что это стало Аниным устойчивым внутренним ощущением. Трагедия? Упаси Бог! Фарс. Просто фарс. Из которого, при соответствующей литобработке, может получиться вполне приличная комедия.
Так вот. Вернемся к сейчас. Конвертируемые шмотки Аня взяла, а денег наличных решила избежать. Карточку банковскую с более круглой (даже по московским меркам) суммой она, конечно, прихватила. Но еще дома отнесла ее к категории «НЗ», что значило: «ни за что!», «не замужем», «не заводись», «не Зина», «не зачет», «не звезди!» и, наконец, «неприкосновенный запас». Решено было выживать без нее.
А без вещей Анька (за фамильярность она нас простит – уточнили на берегу) выжить не могла. К вещам у нее всегда была особая страсть. И тайна была в этих отношениях. Анька любила не просто брендовые вещи, а вещи брендовые с недостатками.
«Они почему-то вызывают особую теплоту. И не потому, что чаще всего их продают со скидкой. Хотя и это приятно. Вот зонт. Он один из трех одинаковых. И вдруг — царапина на ручке… можно взять другой – идеальный, с точки зрения продавца, но… Недостаток – понятие относительное, а брак – это неспособность увидеть в предмете изюминку. «Я помню все твои трещинки…» Так и у вещей: индивидуальность, единственность, особость – тоже в «трещинках». Не бывает одинаковых трещинок, поэтому не будет второго такого же зонта ни у кого. Так с помощью предметов находит внешнее проявление наше внутренне ощущение своей единственности.
И я уже люблю эту-это-этот-эти (сумку, пальто, зонт, палантин, телефон, очки…) … и больше всего люблю в ней-нём-них — ну, конечно, — трещинки.
А еще для меня есть два самых стильных ответа на вопрос: «А Вы знаете?»
Первый: «Да, конечно.». Именно с точкой до кавычек. Спокойная завершенная уверенная интонация. «Знаю об этом со времен потопа» или «Знаю, был лично знаком с Понтием Пилатом, Иудой – и могу дать экспертную оценку событий в „Мастере и Маргарите“. Кстати, в портрете Воланда Михаил Афанасьевич допустил одну неточность. Ну, да Бог с ней». Или точка чуть скромнее: «Знаю, читал в оригинале. О точности перевода, правда, можно поспорить». И процитировать на французском, или английском, или простом китайском («Маленького принца», «Гамлета» или «Книгу перемен»).
Второй вариант ответа – «Нет, не знаю…». И многоточие. Гвинет Пэлтроу не смотрит голливудские блокбастеры. Владимир Ленин не знал, кто такая Джоконда. При этом ни ей в стиле, ни ему в умении привлекать инвестиции не отказать. С легкостью уметь отвечать «Да» и «Нет» – это очень стильно. А с улыбкой признаться, что чего-то не знаешь, – для этого надо быть, как минимум, уверенным в себе человеком.
Да, я люблю вещи с недостатками. И людей с недостатками. Я люблю недостатки. Кроме, пожалуй, плохих зубов и кружек с отбитыми краями. Это не стильно. И уверенности не придает. Ни их обладателям, ни окружающим».
Это было последнее, что попало в багаж, – карманный блокнот с горчичными страничками. Что-то вроде дневника, только не событий, а мыслей. Такое, в смысле мысли, случается даже у любительниц брендов и почти блондинок. «Хороший, кажется, получился текстик, – думала после точки Аня, – надо бы попробовать… пристроить его куда-то, что ли… Вдруг получится?»