Я вижу огонь в твоих глазах. Языки пламени твоего личного ада. И ты будешь гореть в нём, пока не испепелишь себя полностью.
– Здравствуйте, Тай… Ой, Ева Александровна, там…
– Кто сидит у меня в кабинете?
– Как вы? Неважно… Ева Александровна, я знаю, вы не любите, когда люди дожидаются вас в кабинете, а не в приёмной, но…
– Но там не люди? Кто?
– Астов Виктор Вениаминович и Илюшин Степан Васильевич.
– Надеюсь, это первоапрельская шутка?
– К сожалению, нет.
– Танюша, скажу тебе на будущее, – Ева поправила волосы и переложила папку с документами в другую руку, – если у тебя когда-нибудь будет свой кабинет и там тебя будут ждать начальник следственного управления Следственного комитета и прокурор – беги!
– Ладно, но они там уже тридцать минут. Я чай им принесла.
– Чай? И ты ещё жива? Странно.
«Прокурор? Серьёзно? – думала Тайнова, подходя к двери своего кабинета. – Ну, посмотрим, что приготовил нам прокурор».
Она открыла дверь и вошла в серпентарий.
– Добрый день, господа. Что могло заставить вас вторгнуться в мой кабинет без приглашения? Скорее всего, нечто просто ужасное, Йети?
– Степан Васильевич, познакомьтесь со старшим следователем Фрунзенского административного района Тайновой Евой Александровной, – сказал мужчина в тёмно-синей форме, вставая со стула. – И у неё странное чувство юмора. Бывает в нашей профессии.
– Рад знакомству, Ева Александровна, много слышал о вас как о хорошем сотруднике полиции. Девяностовосьмипроцентная раскрываемость по вашему району – это отличный показатель, – говорящий был абсолютно обычным человеком, не опознаваемым, без видимых отличительных признаков. Его не заметишь в толпе, его не вспомнишь после разговора, и только фиолетовый галстук отвлекал внимание от его безликости.
– Девяносто восемь процентов? Куда же делись ещё два? Странно… Но я тоже рада знакомству, – Ева умела скрывать свои чувства, когда это требовалось. – Виктор Вениаминович, вас я тоже рада видеть. Присаживайтесь. Так, и что привело вас ко мне?
Разговор решил начать Виктор Вениаминович – начальник следственного управления следственного комитета города. Пятьдесят восемь лет, полноват, седой, улыбчивый. Таких людей обычно называют душой компании, но это только на первый взгляд.
– Ева… – мужчина нервно закашлялся. – Я думаю, что никто из присутствующих не будет против, если мы перейдём на «ты». Зачем нам лишние стеснения, правда? Так вот, Евочка, мы пришли поговорить о последнем твоём деле, – он поправил галстук, – расследование которого ты начала вести пару дней назад.
– Витя, ну, мы же перешли на «ты»? Так вот, Витя, вы говорите о девочке, которую нашли около католической церкви, разрезанной вдоль брюшной полости и изнасилованной? Замечу: изнасилованной после смерти, – Тайнова наигранно улыбнулась.
– Виктор Вениаминович, разрешите, – безликий человек своим безликим голосом продолжил: – Ева Александровна, я понимаю вас. Вы мастер своего дела, талантливый сотрудник. Наша служба никоим образом не хочет мешать вашей работе, но сложились такие обстоятельства, что мы вынуждены забрать у вас это дело. И если вы обладаете какими-либо данными, дополнительными данными, по этому делу, прошу передать их мне. Наше ведомство будет вам благодарно.
– Степан Васильевич, со всем уважением, но я хотела бы уточнить. Насколько я знаю, ваша служба вмешивается только тогда, когда в деле участвуют определённые люди. Я не знаю, в чём эта девочка была замешана при жизни и с кем она общалась, но уверяю вас, что её смерть никоим образом не перекликается с вашими «определёнными» клиентами. В любом случае, если вы хотите это дело, забирайте, – Тайнова пододвинула папку с документами мужчине, – но помните: в «наказание» после смерти никого не насилуют, тут нечто иное.
– Дальнейший разговор не имеет смысла. Виктор Вениаминович, попросите капитана Тайнову передать весь материал по делу. На этом всё. До свидания, Ева Александровна.
После этих слов обладатель фиолетового галстука пожал руку генералу Астову и вышел из кабинета.
Ева не произнесла ни слова. Она лишь смотрела в спину удаляющемуся человеку.
Есть вещи, которые тебе не по душе, есть вещи, которые тебя злят, а есть вещи, которые до боли в кулаках, до скрежета зубов ты не в силах простить. Тайнова редко прощала людям их поступки, и кража дела как раз входила в этот список.
Когда дверь захлопнулась, заговорил Виктор:
– Ты всё равно ничего не сделаешь, Ева. Завтра отдашь дело Егорову, он доставит весь материал куда надо. Если есть то, что ты ещё не успела вписать в отчёт, сделай это сегодня! – мужчина встал со стула, поправляя последнюю пуговицу своего пиджака. – Забудь об этом деле. Это, если хочешь, приказ!
– Астов, если они хотят это дело, то пусть забирают со всеми потрохами, только когда всё выйдет из-под контроля, не надо бежать ко мне! А это дело ещё покажет себя, запомни мои слова! Моя интуиция на всё это дерьмо ещё никогда меня не подводила, – Ева тоже встала.
– У них есть информация…
– Серьёзно? Ты серьёзно?! У них есть информация, о которой не знаю я?! Давай я кое-что тебе разъясню! Они понятия не имеют, кто убийца! Единственное, что они могут знать, – это то, что она как-то замешана в связи с одним из сильных мира сего, но убили её совершенно не из-за этого! А вот что знаю я: этой девочке пятнадцать-шестнадцать лет, на неё напали, нанеся удар тупым предметом в затылочную часть головы, от которого она не умерла. Потом, когда она уже была на земле, нанесли тринадцать ножевых ранений! Ровно тринадцать! Замечу: ни одного орудия нападения на месте преступления найдено не было! Затем, когда она ещё была жива, ей вспороли живот от паха до груди и вот только потом изнасиловали! А она была девственницей, твою мать, бедной девочкой! Так каким хером здесь замешаны «они» и их херово расследование? Пройдёт время, Астов, и ты будешь умолять меня взять это дело обратно. Они ничего не найдут и скинут всё на нас. И виноваты будем мы. Поздравляю!
Ева сняла пиджак и со всей злостью кинула его на стул.
– Ты давно не была у Антона? Я прав? Опять срывы? Ева, девочка моя, – Астов никогда не повышал голос. За время своей службы он много чему научился, но хладнокровие – это именно та черта, за которую ему можно было дать награду, – Евочка, ты всегда ищешь во мне предателя, отступника, оборотня в погонах… Я понимаю тебя и не злюсь. Твоему возрасту и твоей натуре свойственны эмоциональные всплески. Я не злюсь. Я многим обязан твоему отцу и ещё больше ему обещал, жаль, что не смог всё выполнить. Не буду спорить, что бриллиантом следственного управления ты стала сама, благодаря своим способностям. Я лишь указал на нужную дверь, а вошла ты сама. Но когда я говорю «не спорь», значит, не спорь. Молчи. Итак, как давно ты не была у Антона?
– Сейчас посмотрю в ежедневнике… Хм… Я не была у него на приёме очень давно, и ещё столько же собираюсь там не появляться! А про отца ты лучше не вспоминай, потому что я тоже могу вспомнить ту ночь и ту жизнь, где тебя не было, когда решалась судьба моей матери. Так что не смей.
– Да, Ева, я до сих пор сожалею, что меня тогда не было, но я полюбил тебя как родного ребёнка, которого у меня забрала судьба. Жаль, но жизнь состоит не только из радостей, – Виктор Вениаминович на секунду задумался. – Завтра все документы должны быть готовы, – мужчина почти ушёл, но в последний момент застыл около двери и задумчиво произнёс: – Забыл сказать ещё одну вещь: ты уходишь в отпуск! Рада? Знаю, что нет. На следующей неделе уезжаешь из города. При расследовании последнего дела ты намозолила некоторым людям глаза, пусть всё немного успокоится. Это приказ, – с этими словами Астов вышел из кабинета и стуком двери поставил жирную точку в их разговоре.
Ранняя весна в этом городе больше похожа на позднюю осень. Влажный холодный воздух проникает под кожу, ветер неистовыми порывами сковывает льдом саму душу. Всё смешивается, всё превращается в один большой пульсирующий ком серого цвета.
Дождь барабанил по лобовому стеклу автомобиля, и Ева не спешила покидать салон своей машины. Она задумчиво смотрела на приборную панель, размышляя о событиях прошедшего дня. Странное дело: никаких зацепок, свидетелей, родственников убитой. В базе пропавших людей эта девочка не числилась. Прокурор: зачем им забирать это дело, какая информация им известна? Нежданный отпуск: кто эти люди, которым она «намозолила глаза»? Она ненавидела это чувство надвигающейся беды. Что-то страшное должно было произойти, какая-то безмолвная угроза надвигалась на город, и она не могла этого предотвратить.
Ева вздрогнула. Из размышлений её вывел настойчивый стук. Какой-то мужчина барабанил в окно автомобиля. Из-за сгущающихся сумерек девушка не сразу узнала лицо этого человека, а когда узнала, то стало ещё хуже. Это был Антон.
«Вот только этого сегодня не хватало, – думала Тайнова, выбегая из машины под проливной дождь. – Мозгоправ явился сам».
– Здравствуйте, Антон, что вы тут делаете?
– Приветствую вас, Ева! Как говорится, если гора не идёт к Магомету, то Магомет сам. Вы пропустили четыре консультации, я решил вас проведать.
– И Астов тут совсем ни при чём? Он вам не звонил и не просил прийти ко мне?
– Вы проницательны, как всегда. Ну, он всего-навсего немного приблизил дату моего визита, а так я и сам собирался напроситься к вам в гости. Может быть, пригласите зайти? На улице не самая хорошая погода.
– Нет, – Ева не приглашала гостей и сама никогда не ходила в гости, у неё не было друзей, не было желания их заводить, не было необходимости в общении с кем-либо.
– Ева, нам сегодня придётся поговорить, хотите вы этого или нет. Мы можем сейчас поехать ко мне в офис, но по пробкам в такой дождь доберёмся не ранее чем через два часа, так что, я думаю, лучше пройти к вам в квартиру.
– Я так понимаю, третий вариант, в котором вы просто скажете Астову, что мы поговорили, вас не устроит?
– Нет, об этом и речи быть не может, нам нужно поговорить.
Последнее, что могло окончательно испортить сегодняшний день, так это вечерний разговор с психологом. Хуже этого мог быть только незваный гость в её квартире, но всё вкупе находилось за гранью терпения. Стоя под ледяным дождём, девушка закипала от негодования и пронзающего холода. Струйки студёной воды, стекая по волосам, попадали за шиворот пальто, от этого озноб и озлобленность становились ещё сильнее. Она не могла больше сопротивляться холоду, усталости и злости. Ева сдалась.
– Выбора у меня нет, поняла. Ну что же, пройдёмте, – Ева кивком головы пригласила Антона следовать за ней. Молодой мужчина в длинном светло-коричневом плаще, держа над головой портфель, покорно последовал за девушкой, неуклюже перепрыгивая через лужи.
Антон – молодой преуспевающий специалист около тридцати семи-сорока лет, высокий, атлетически сложённый, обладатель гладко выбритой головы и карих глаз. Стаж работы в области психологии более тринадцати лет. Он являлся внештатным сотрудником полиции, к которому часто обращались за психологической помощью. Также занимается частной практикой – весьма успешно. Хороший знакомый Астова – это всё, что про него знала Тайнова.
Она жила в многоэтажном доме на окраине города. Собственного жилья у неё не было, и она снимала маленькую двухкомнатную квартиру. Тайнова не считала это своим домом, скорее, местом, где можно переночевать и утолить другие естественные потребности.
Двое молча стояли в кабине лифта, пока тот вёз их на восьмой этаж. Оба испытывали дискомфорт от неловкого молчания и тесноты помещения. Лифт остановился и открыл свои двери на нужном этаже. Лестничная клетка этого дома ничем не отличалась от тысяч таких же лестничных клеток тысяч других домов России. Девушка достала связку ключей из кармана пальто и, открыв дверь, жестом пригласила мужчину войти.
– Ты поклонница минимализма, – прервал молчание психолог, снимая промокший плащ. – Я не удивлён.
– Сегодня все стараются перейти со мной на «ты». Хорошо. Я не понимаю, о чём ты говоришь. Какого минимализма? У меня нет картин, – Ева, не снимая грязных сапог, прошла вглубь квартиры и наспех закрыла дверь, ведущую в спальню. Мужчина к этому времени уже снял верхнюю одежду и стоял посреди гостиной, с интересом разглядывая окружающую обстановку.
– Я имею в виду минимализм в интерьере. Один стул, одно кресло и один стол. Нет даже телевизора.
– Есть ноутбук – этого достаточно. Кофе или чай? – Тайнова сняла с себя промокшее пальто и свитер и, оставаясь в чёрных джинсах и белой майке, прошла на кухню. – Так кофе или чай? Сахара нет, молока и сливок тоже, хотя… Чая тоже нет, значит, чёрный кофе. Видишь, как я облегчила тебе выбор?
– Спасибо. Кофе подойдёт. Ты закрыла дверь в спальню, что-то скрываешь от меня? У тебя там страшная тайна или просто не убрано?
– И то, и то, – Ева всё больше раздражалась. Она чувствовала себя как подопытная мышь на операционном столе, которую препарировали, изучая внутренние органы после опытов. – У тебя нет шансов попасть ко мне в спальню ни при каких обстоятельствах! Даже не мечтай.
Почувствовав аромат завариваемого кофе, психолог зашёл на кухню и застыл от удивления.
– Что-то не так? – заметила его замешательство Ева.
– А для тебя в порядке вещей заваривать кофе в чашке для супа?
– Нет, так как я обычно пью кофе из единственной кружки в этой квартире, размешивая его единственной ложкой. И ещё у меня одна тарелка, одна вилка, одна супница, одна сковородка и одна кастрюля. Я не приглашаю в гости друзей, так как у меня их нет. Нет друзей, нет врагов, есть только знакомые. Но сегодня здесь ты, и, как гостю, тебе достаётся кружка, а мне кофе в чашке для супа, что-то не так? И ещё, ты не опер и не следователь, а я не подозреваемая, так что не надо разгуливать по моей квартире с видом Пуаро, расследующего загадочное убийство. Ты копаешься у меня в голове уже сколько – семь или восемь лет? Не делай вид, что удивлён обстановкой моего жилища.
– Ты права, я был бы больше удивлён, если бы увидел здесь картины, расшитые крестиком, и гору мягких игрушек, а так всё в твоём стиле. Стиль мизантропа.
– Давай закончим с этим делом побыстрее. О чём ты хотел со мной поговорить? – Ева села в кресло. Антон сел за стол в гостиной с чашкой кофе.
– Ты неправильно подходишь к делу. Скорее, о чём ты хочешь мне рассказать. Сегодня мне позвонил Виктор и сказал, что у тебя был срыв. Это так?
– Нет.
– Ты считаешь, что не было срыва?
– Нет, я так не считаю, его действительно не было. Я, возможно, повысила голос в разговоре с генералом Астовым, но не срывалась. Да, был тяжёлый день, не более того.
– Расскажи, что случилось, – надоедливый гость открыл свой портфель, достал блокнот, ручку и очки.
Это Ева ненавидела: сейчас он натянет на нос очки и с видом слишком умного человека будет делать записи в своём блокноте.
– Не вздумай делать записи, – сквозь зубы процедила Тайнова. – Мы не у тебя в кабинете, – всё больше злясь, не успокаивалась она.
– Извини, дело привычки, – мужчина убрал блокнот и ручку обратно в портфель. – Я просто хотел достать очки. Продолжай.
– Почему день не задался? Во-первых, с утра я была на месте преступления, хотела найти свидетелей. Я зашла в католическую церковь, которая находится поблизости от места обнаружения тела, там мне встретился священник, или как там они называются в католицизме? Неважно… От него я ничего не узнала, но получила бесплатную проповедь, что-то там про огонь в глазах, языки пламени ада в душе и так далее, и так далее. Толку ноль. Кстати, был чем-то похож на тебя. Потом ко мне в кабинет ворвались Астов и господин Илюшин, Илюшин Степан Васильевич, прокурор, между прочим. Они, ничего не объяснив, забрали у меня дело. «Просто забудь, ничего не было, этого трупа не существует». Как всё просто, правда? Но это ладно, теперь вишенка на праздничном торте – меня высылают из города. Отправляют в ссылку как декабриста. «Ты перешла кому-то дорогу, уезжай, пусть всё успокоится». А я даже не знаю, кому перешла эту дорогу. Я должна покинуть город, это приказ! Самое интересное, что мне некуда ехать. На этом всё. Ну… что скажешь? – Ева закончила свой монолог и сделала глоток уже остывшего кофе.
– Скажи мне, что тебя больше всего беспокоит. Выдели главную проблему из трёх: отнятое дело, ссылка или тот факт, что тебе не к кому поехать?
– Не знаю, – хозяйка квартиры сделала глубокий вдох. – Всё вместе и ничего одновременно. С другой стороны, это дело – глухарь, и хорошо, что его забрали. В отпуске я не была года два, можно было бы и отвлечься. Есть у меня давний знакомый, мы лет пять назад работали над одним делом, я тогда ещё опером служила, но он живёт в Америке, в Нью-Йорке, так что… Хотя, если Астова поднапрячь, он достанет мне и визу, и рапорт на выезд из страны, – Ева посмотрела в тёмное окно, по которому барабанил ледяной дождь, а ураганный ветер неистово старался прорваться в квартиру. Она поёжилась. – Нет. Всё не так. Знаешь? Я чувствую… Я ощущаю нечто тревожное в этом во всём, не знаю, как это объяснить. Я чувствую опасность… Глупость… Не было никакого срыва, Астов вечно всё преувеличивает.
– Астов? – гость повторил фразу девушки. – Ты всегда называешь его «Астов» или «генерал Астов», ты никогда не называешь его по имени или имени-отчеству. Ты злишься на него? За что? Ты злишься на него из-за смерти своего отца? Хотя он заменил тебе его, он всегда был рядом, стал почти приёмным отцом тебе, он твой наставник. Откуда такой холод по отношению к нему?
– Что? Нет. Даже и не думай, нет, нет, нет… Ты хотел поговорить о сегодняшнем дне, мы поговорили, я не собираюсь начинать всё с самого начала и копаться в моей прошлой жизни. Я не хочу снова и снова всё вспоминать, я это делала слишком много раз, и ничего не помогло. Я не помню событий той ночи! Не помню! Каждый раз, когда мы с тобой встречаемся, ты сводишь диалог к этому, зачем? Эта тема закрыта. Я не виню Астова в смерти своего папы, так как его убил не он, а тот алкаш, который пырнул его ножом при задержании. Так что не надо. Астов – просто Астов, потому что он Астов. И точка.
– Хорошо, прости, если ты не хочешь говорить об этом, мы не будем, – Антон сделал последний глоток. – Можно мне ещё кофе? – Ева взяла стакан и ушла на кухню, а собеседник продолжил: – Тогда расскажи мне о своём знакомом. Кто он, как вы познакомились?
– Он детектив, работает в Нью-Йорке, теперь уже старший детектив Роберт Пратт. Лет пять назад, как я уже говорила, мы работали над одним делом. Было совершено особо тяжкое преступление: убита молодая девушка у себя в квартире, также был убит её десятилетний сын. Расследование указывало на человека, который являлся гражданином Российской Федерации и, возможно, скрывался в нашем городе. Он проживал и работал в Америке, имел грин-карту, подозревалось, что после совершённого им преступления он покинул Америку и прилетел обратно в Россию. Также стало известно, что он похитил крупную сумму денег с последнего места работы. Проще говоря, американцы попросили содействия в поиске и поимке преступника, наше управление посодействовало, так мы и познакомились. Мы нашли подозреваемого и передали властям Америки. С Праттом до сих пор поддерживаем связь, он давно приглашал меня в Нью-Йорк. Ещё вопросы?
– А такое возможно? Чтобы гражданина России выслали из страны отбывать наказание в другой?
– Да, ну, если ты не миллионер и не сын какого-нибудь чиновника и ты не представляешь никакой ценности, то да.
– Тебе он нравится?
– Кто? Убийца? О, да! Он был безумно красив, но я умерила свои плотские желания и смирилась с его экстрадицией.
– Нет, – Антон смущённо поправил очки. – Пратт.
– Скажем, он меня не бесит, с ним можно поддерживать диалог и у нас общие интересы. Он так же зациклен на своей работе, как и я. Да и другого выбора нет. Если ты не заметил, я нелегко схожусь с людьми.
– Ты воспринимаешь свой отпуск как наказание?
– Это и есть наказание. Весь смысл моей жизни в работе, и когда меня лишают её, для меня это наказание.
– Тебя это сильно расстраивает?
– Да нет же, нет… Ох… Как ты не поймёшь. Дело не в наказании, не в ссылке, не в том, что у меня забрали дело. Дело в том… – Ева поставила стакан перед гостем и подошла к окну, пытаясь что-то разглядеть в сгущающихся сумерках, пытаясь увидеть хоть какой-то свет в непроглядной тьме. – Дело в этой девочке, даже не в ней, дело в её убийстве. Понимаешь, это не обычное изнасилование и последующее убийство с целью сокрытия личности насильника, нет, тут всё сложнее… – она повернулась лицом к слушающему. – Он ударил её по голове тупым предметом, она упала, но он не стал добивать. Он меняет орудие, наносит тринадцать ножевых ранений, но опять не убивает, вместо этого он вспарывает ей живот неким режущим предметом, причём характер оружия, которым были нанесены колото-резаные раны, согласно экспертизе, не соответствует характеру оружия, которым был разрезан живот. То есть убийца три раза меняет орудие преступления, но ни одного из них на месте обнаружения тела не найдено, отпечатков тоже нет, крови нет! И в завершение всего нападающий посмертно насилует свою жертву. Каким нужно быть психом, чтобы изнасиловать изуродованное мёртвое тело? Что это? Это наказание жертвы или удовлетворение потребностей убийцы? Преступник не просто покидает место преступления, он производит ряд манипуляций с трупом, а именно аккуратно складывает её одежду и нижнее бельё и кладёт ей под голову. Это угрызение совести? И, как следствие, попытка разместить тело как можно удобнее? Или это абсолютная уверенность в своей неуловимости, что-то типа: «смотрите, я могу потратить на это время, но вы всё равно меня не найдёте». В любом случае мы имеем дело с психом. Я буду очень рада, если у прокуратуры действительно есть подозреваемый, но что если они идут по ложному следу, что если у нас будет серия? А я буду в отпуске, я буду терять время! Вот что меня беспокоит, что меня расстраивает: у нас может объявиться новый серийный убийца, а я буду связана по рукам и ногам и ничего не смогу с этим сделать, не смогу остановить его, пока он не причинил боль кому-нибудь ещё, – девушка снова отвернулась от собеседника к окну. – Это всё. Ну что? Какие выводы? Ты обнаружил в моём поведении маниакальную склонность к самоубийству или беспричинную неуправляемую агрессию к окружающим? Я не опасна для общества? – Ева ухмыльнулась.
– Нет, – Антон снял очки. – Я обнаружил другую маниакальную наклонность в тебе. Ты до сих пор считаешь, что все вокруг тебя недостаточно хороши и относятся к своей службе сквозь рукава. Что ты одна стоишь на защите общества. Извини, но это не так. Я думаю, у таких органов, как прокуратура, гораздо больше информации и данных, нежели у тебя. Они знают, кто и для чего совершил это преступление. Так что отойди и успокойся. А для общества ты не опасна, – психолог улыбнулся. – Спасибо за кофе и за гостеприимство. Я запишу тебя на следующий приём. Советую прийти ко мне в офис, или я ещё раз приду сюда. Если захочешь поговорить о той ночи, то можешь обращаться в любой день без записи.
– Я провожу тебя.
Когда дверь захлопнулась, Тайнова взяла свой сотовый телефон и набрала хорошо известный ей номер:
– Виктор Вениаминович, добрый вечер, это Тайнова. Я по поводу отпуска. Вы сможете организовать мне поездку в Нью-Йорк? Хорошо.
Девушка выключила свет во всей квартире и включила ноутбук. Нужно было закончить работу.