Не сохраняет ничто неизменным свой вид; обновляя
Вещи, одни из других возрождает обличья природа.
Артания, Карельское наместничество, предгорья Хибин
Местность эта была едва ли не самой безлюдной во всех владениях великих князей артанийских. За те сто с лишним лет, с тех пор как владыки Аркаима наложили свою длань на эти пустынные просторы – тундру, тайгу и неприютные берега северных морей, им разве что удалось наладить сбор кое‑какой дани – раз в пять‑шесть лет, да и то не везде.
Ближайшей властью был воевода, сидевший в бревенчатой крепости милях в двухстах южнее.
Сюда не забредали миссионеры – ни всевеликого Перуна, ни имперские, призывавшие славить Юпитера и Исиду, ни даже христианские, в последнее время все чаще появлявшиеся в других землях Троецарствия.
Разбойники – что норманнские, что свои, артанийские, – тоже не особо стремились в здешние края. Даже купцы, которые, как известно, и в преисподнюю готовы отправиться за барышом, и то были тут нечастыми гостями.
Но и среди этих угрюмых земель край в отрогах старых неприступных гор у озера Имандр был особенно безлюдным. Немногочисленные местные жители упорно избегали этих каменистых долин и чахлой тайги. Редкие кочевники, сиртя и саамы, неохотно пасли тут своих оленей и стреляли песцов и лисиц. И тому были причины.
По извечным преданиям, передающимся из уст в уста от мудрых стариков новым поколениям, когда‑то тут обитали существа, глубоко чуждые людям. В те времена нынешнего мира не было, а был другой – неведомый мир, уничтоженный вышними богами за нечестие и великие грехи.
В доказательство старцы показывали стоявшую на берегу озера скалу, на которой была четко видна фигура человека с крестообразно поднятыми руками, высотой в добрую сотню человеческих ростов. Согласно легендам, это был один из древних великанов – Куйва.
В далекие времена на саамов напал гигант Куйва. Они никак не могли победить его, хотя храбро сражались. И тогда саамы попросили помощи у своих богов. Те, пораженные бесчинствами исполина, метнули в него сноп молний и испепелили. На скале только и остался отпечаток его тела. И до сих пор следы древних битв и черного колдовства нелюдей остались в этих местах.
В окрестной чахлой тайге часто можно наткнуться на большие грибы, неестественно высокую растительность, а также на сильно искривленные деревья.
Если же какой‑нибудь отважный охотник‑артаниец пренебрегал советами местных жителей и забредал сюда, привлеченный изобилием непуганой дичи, то вскоре начинал испытывать непонятный страх и подавленность, ноги его сбивались с шага, и предательская слабость овладевала телом, сердце билось как бешеное. В испуге бежали прочь недавние храбрецы. А коли кто и пытался преодолеть страх и слабость, то, видимо, рассказать об этом не мог уже никому. Ибо не сохранились подобные случаи в памяти людской.
Так или не так, но места эти считались у туземцев недобрыми…
Тем удивительнее была картина, которую мог бы увидеть кто‑нибудь, кто решился бы посетить запретные места в этот прохладный и ветреный день апреля года 1356‑го от основания Рима.
По пологой долине среди двух отрогов были тут и там разбросаны дольмены, представлявшие собой пару каменных плит огромного размера, поставленных на ребро и перекрытых сверху такой же каменной глыбой.
Рядом со снежными останцами, там и сям пятнами лежавшими на склонах ущелья, торчали желтовато‑бурые колонны из рыжего порфира и идеально ровные кубические камни.
А на скальных террасах возвышались какие‑то подозрительно правильные каменные завалы.
Если бы отважный наблюдатель ухитрился взглянуть на долину с высоты птичьего полета, то с удивлением узрел бы останки циклопических сооружений, кладки исполинских блоков, геометрически правильные плиты… И понял бы, что видит прах древнейшего города, который при своей жизни был больше любого из ныне существующих.
Но до того, как люди сумеют подняться в воздух, пройдет еще лет семьсот‑восемьсот…
Пожалуй, изумление случайного гостя стало бы еще более глубоким, если бы он увидел, что возле одной из древних стен на расстеленном войлочном плаще устроилась невысокая молодая женщина, облаченная в штаны и безрукавку на голое тело.
Волосы перехватывала черная повязка с расшитыми серебром рунами. Ладная фигура, здоровый цвет матово‑белой кожи, вполне красивое лицо с изящными чертами, волосы тона темного золота. Цвет глаз, правда, разглядеть было невозможно – они были прикрыты.
Однако ж чувствовалось, что молодка не спит.
Ни холод, ни пронизывающий ветер, похоже, ее не беспокоили, хотя бывалый охотник, останавливаясь на привал, в такую погоду постарался бы развести костер. Рядом с ней на войлоке лежали короткий меч и резной посох, а чуть поодаль на камнях – мешок с провизией. Довольно тощий для путницы, ведь, чтобы сюда попасть, ей пришлось, несомненно, проделать долгий путь.
Поблизости не было видно ни оленьей упряжки, ни лошади. Выходило, что странница пришла пешком.
Женщина, похоже, чего‑то или кого‑то ждала. Но кого можно ждать в этой продутой всеми ветрами, безлюдной долине, да еще в пользующемся столь зловещей славой месте?
Время между тем текло, и на ее отрешенном лице изредка возникала тень чего‑то, похожего на нетерпение.
– Файервинд, может, наконец перестанешь сидеть и злиться? – с легким раздражением осведомился старческий скрипучий голос.
– Я совсем не сердилась, Учитель! – не открывая глаз, ответила дама.
– Гм… – насмешливо фыркнул невидимый хозяин голоса. – Мы знаем друг друга уже пятьдесят лет… Или больше?.. И ты, как самая талантливая моя ученица, могла бы запомнить – от меня невозможно ничего скрыть.
– Прошу прощения, досточтимый…
– Файервинд, Файервинд… – Невидимка рассмеялся кашляющим смехом. – Нехорошо с твоей стороны именовать своего учителя и благодетеля, которому ты обязана всем – и молодостью, и красотой, и богатством, «старым козлом и трухлявым пнем»! Худо!
Смех был как будто беззлобен, но некие почти неслышные нотки в нем заставили женщину вздрогнуть.
– Учитель, я не… – начала было она.
– Да, ты не успела так подумать, верю. Но прошло бы совсем немного времени, и ты неизбежно начала бы мысленно произносить именно эти слова. И это моя лучшая ученица, – в голосе звучала искренняя печаль. – Впрочем, чего еще можно ожидать от людей. Пусть даже это и ведьмы…
Миг, и рядом с ней появилась согбенная фигура в отороченном горностаевым мехом балахоне, сшитом из волчьих шкур.
Файервинд торопливо вскочила, и через секунду ее статная фигура склонилась в поклоне, затем припала на колено.
– Поднимись, Фай. – Голос старца был полон сухой деловитости. – Рассказывай, как добралась. Я не ждал тебя так скоро.
– Наняла драккар ярла Урмана – всего‑то обошлось в сорок марок серебром.
– Аллеманских или норманнских? – осведомился старец.
– Аллеманских, – пояснила Файервинд.
– Всего‑то, – ворчливо передразнил ее старец, – Это ж десять имперских ауреусов! Плохо торговалась. Вечно от вас, женщин, одни убытки. По‑твоему, я деньги с утра до вечера у себя в кузне чеканю? Ну ладно, что‑нибудь удалось выяснить?
– Увы, – виновато развела руками ведьма. – Бумаг после этого Мерланиуса никаких не осталось, а мастерскую захватили люди августа и христианские жрецы. К ним мне подступиться не вышло.
– И ты ничего не смогла сделать? – Старец был до глубины души возмущен. – Ты, которую я обучал лично?! Магичка с десятью годами обучения за спиной и, почитай, полувековым опытом чародейства?! И это моя лучшая ученица!!
Его взор недобро скользнул по фигуре ведьмы, останавливаясь то на золотом ожерелье, то на дорогой хинской ткани шаровар.
– Впрочем, понятно, – прошипел он зловеще. – Жизнь среди соблазнов мира развратила тебя! Нет, похоже, мы все же были неправы, когда отменили закон, по которому людские маги раз в пять лет должны проходить новый курс ученичества с самых нижних ступеней. Кстати, почему ты не попыталась войти сама? – вдруг изменив тон, спросил чародей. – Почему заставила меня, члена Высшего Круга, тратить время на подъем к тебе?!
Лицо Файервинд недоуменно вытянулось.
– Но, Учитель, там же защита… Я подумала…
– Ты правильно подумала, – ехидно ухмыльнулся маг. – А то бы ты отправилась к твоим праотцам.
Внезапно блеклые старческие глаза его налились кровью. Сжав кулаки в перчатках из алого шелка, он прохрипел:
– И кто их сюда звал?! Они чаяли, что мы сгинули, и заселили наши исконные земли! Пусть и не подозревали, что здесь еще теплится жизнь Старого Мира, уничтоженного их богами, – это ничего не меняет! Они все равно ответят – они и их боги, которые и привели сюда своих людишек, вселив в наши дома… На месте Арль‑Сармира поставили этот треклятый Аркаим, а трон Грифона теперь оскверняет своим седалищем какой‑то презренный вождь вчерашних кочевников… А эти недоноски, которые думают, что что‑то смыслят в магическом искусстве…
– Господин, мы заставим их убраться отсюда! – торопливо пробормотала чародейка.
– У тебя, вижу, есть план? – пришел в себя старец.
– Да, повелитель, – подтвердила женщина. – Ты знаешь, князь Велимир затеял в Куявии внедрение новой веры…
– Слыхал, – саркастически хмыкнул он. – Этот дурачок думает, что бог из чужого мира послужит ему лучше богов его отцов. Люди, что с них взять?
– Так вот, Учитель, – с торжеством продолжила Файервинд. – Если все пойдет так, как мы думаем, то им на какое‑то время станет не до того, чтобы приглядывать за магией – пусть даже и черной. А ведь в Куявии расположено одно из трех мест, где наш мир…
Выслушав свою ученицу, старый маг, которого женщина знала под именем Мар‑Гаддон, глубоко задумался.
– Да, это может быть выходом, – изрек он наконец. – Ты хоть и человек, но моя ученица и чему‑то я тебя научил… Как скоро ты думаешь приступить?
– Прямо сейчас, – молвила Файервинд. – Завтра утром неподалеку отсюда пройдет обоз торговцев мехами. Я к нему присоединюсь и через месяц буду в Хельмгарде. А оттуда до Куявии – рукой подать…
Старик впервые улыбнулся:
– Жаль, что так скоро… Думается мне, месяц‑другой в шкуре некритто тебе не повредил бы. Твое счастье, что мы не можем терять время. Вот, – протянул он ей небольшой узелок. – Тут пара фунтов жемчуга, не слишком хорошего, чтобы не привлечь внимания, и драгоценные камни огранки наших мастеров. Тебе еще что‑то нужно?
– Господин, мне бы пригодился новый Амулет Силы. Мар‑Гаддон дернулся, словно ошпаренный.
– Обойдешься! У меня и так их мало осталось! На вас не напасешься. Ты б еще Дивьих Ключей попросила, коих всего‑то и есть четыре на весь Геб, да и то два где‑то затерялись.
Колдунья жалостливо шмыгнула носом.
«Жлоб!» – подумала она, но тут же поспешила прогнать обидные для Учителя мысли, чтоб не вызвать новой грозы. Чародей славился своей мнительностью.
– Ладно, вот тебе мой приказ: иди и действуй. Будет очень неплохо, если против них удастся использовать их собственную силу. Собирай тех, кто еще остались. А я займусь своим делом. И смотри мне! Еще одной ошибки я тебе могу и не простить! Подумай, что будет, если я отлучу тебя от служения? Ты ведь еще не научилась варить эликсир жизни?
– Я исполню, великий, я все исполню! – В голосе горделивой ведьмы звучал неприкрытый страх.
– Ступай!..
Маг Высшего Круга народа ти‑уд, известного как «чудь белоглазая» и почитаемого за легенду даже великими посвященными Египта, проводив взглядом удаляющуюся волшебницу, сплюнул.
Он не любил людей – и это мягко сказано. Но, увы, древнему народу без них уже не обойтись.
Мысленным взором проник за магическую завесу, в глубь уходящих в камень пещер.
К залам, убранным драгоценными каменьями. Настоящим дворцам, освещенным вечными лампами, секрет которых похитили у них когда‑то жрецы страны пирамид. Сказочные гроты, причудливые колонны оранжевого, красного и коричневого цветов, где подземный жар мягко согревает воздух, а струи подземных водопадов играют на искусно выточенных в незапамятной древности каменных флейтах, рождая чудесную музыку.
Но лишь немногие из созданных его предками подземных жилищ ныне населены, и почти не слышно там, внизу, детского смеха.
Если так пойдет дальше, то одни дряхлые старики и старухи ощупью будут бродить внизу, вылавливая в подземных реках бледно‑кремовую рыбешку бокоплавку.
Чтобы возродить могущество ти‑уд, нужна Сила.
Сила магических источников земли и сила мечей, сила женщин, способных к зачатию, и сила мужчины для еще способных рожать женщин.
А еще необходима свежая кровь.
Да, свежая кровь нужна им прежде всего.
Кровь лучших из этих разумных полуживотных, именуемых людьми. И та, что будет течь в жилах детей нового поколения ти‑уд, и та, что прольется на алтарях Вечных Владык.
И если те откликнутся, то затрепещут не только людские царьки, но и их презренные боги…