Столовая была переполнена людьми. Вокруг меня столько людей, что меня начинает всё это пугать. На втором ряду в первом столике сидели две женщины, они играли в карты, жалуясь на безденежную жизнь, а через стол сидел мужчина, который не ел свой завтрак, он просто уставился на окно. Он был, как овощ. Никому не нужный овощ. В очереди впереди меня стояла высокая девушка лет двадцати пяти. У неё на затылке был огромный шрам в виде креста. А левое ухо был повреждён острым предметом. Сзади меня стояла пожилая женщина, она бормотала о чём-то на арабском, и тихо плакала. Когда дошла моя очередь, то мне пришлось увидеть столь неприятную сцену. Старикашка обоссался перед здоровым чёрным санитаром. Его быстро забрал медперсонал. А этому санитару пришлось убирать эту гадость. Здесь с ума сойдёшь. Мне дали овсянку, кусок хлеба, масло и чёрный чай. Я села одна на последний стол третьего ряда.
И Вдруг ко мне подсел темноволосый парень. Он обратился ко мне.
– Ты не против? Просто я здесь сижу всегда.
– Я могу пересесть.
– Нет, не надо. Я просто сяду с тобой. Не буду мешать.
– Как хочешь.
Это был высокий парень с крепким телосложением и стройным телом. Его тёмные короткие волосы были неопрятно разбросаны по всей голове. А серые глаза прямо говорили о его скрытом характере. Курносый нос, тонкие и симметричные губы. Немного загорелая кожа. А руки его были большими и мощными. На его правой руке был криво нарисованный шрам. Пять минут спустя, он заговорил со мной.
– Ты новенькая?
– Да.
– Я тоже новенький. Я торчу здесь одну неделю.
– И как, терпимо?
– Ну как сказать. Вполне ничего. Мне попался довольно спокойный сосед. Он целыми часами лежит на своей кровати. Кормят так себе, но моя сестра отправляет мне продукты регулярно. С медработниками ни разу не конфликтовал, и они не трогают меня. Та старшая медсестра Голд вполне адекватная. И всё контролирует здесь. Это конечно не курорт тебе, но спокойно, жить можно.
– Ну если жить можно, то и волноваться не стоит. – Рассмеялась я.
– Ты тоже того? Пыталась убить себя? Твой шрам…
– Ага. Целых два раза.
– А я три раза. А после ощутил себя последним неудачником. Даже смерть издевается надо мной.
– Ахаха. Такая же фигня. И как твои родные восприняли?
– У меня отец наркоман и младшая сестра, которая живёт в интернате. Она с упорным трудом поступила в элитную школу. Её обеспечивает государство. Ей ничего не угрожает. Только и она плакала по мне.
– А ты не думал о ней, когда..?
– Понимаешь, когда твои чувства берут над твоим разумом вверх, то ты уже не можешь контролировать себя, потому что та боль, которая живёт у тебя внутри…
– …Сама принимает за тебя решение. Она уничтожает всё живое в тебе, что ты больше не можешь бороться с этим. – Продолжила я.
– Именно это я и хотел сказать. – Он посмотрел на меня, а я на него. Мы с грустью улыбнулись друг другу. Он чертовски милый, когда улыбается.
– Меня, кстати, зовут Тайлер. Тайлер Уильям Сандерс. А тебя?
– Алекса Тейт. Но мои родные зовут меня Лекси.
– Лекси. Приятно познакомиться. Меня можешь звать Таем.
– И сколько тебе лет Тай?
– Мне девятнадцать.
– Выходит мы с тобой одногодки.
– Ты в каком месяце родилась?
– Второго апреля. А ты?
– Я в марте. Девятого марта.
– Ты старше меня, значит. И где ты учишься?
– В Вашингтонском.
– Ты тоже там? Ничего себе.
– Стой, так ты? Офигеть. Я очень надеюсь, что нас не покажут в новостях.
– О да. Два студента Вашингтонского университета угодили в психушку. – С усмешкой подметила я.
– … И жили они там долго и счастливо. Потом умерли в один психованный день.
Мы оба смеялись.
– Тайлер Сандэрс. Вам пора на приём. – Медсестра вызвала Тая.
– Иду. – Тай встал и отнёс поднос. – Лекси знаешь, я ещё так не смеялся пять месяцев ни с кем. Было приятно пообщаться с тобой.
– И мне тоже.
– Ещё увидимся. – Он протянул мне свою руку.
Я пожала ему в ответ.
Его рука была такой холодной, словно рука смерти. Но коснувшись их, мне стало тепло на душе, всё моё тело согрелось. В первый раз я встречаю такого же человека, как и я. Опять это странное чувство. Да что со мной происходит? Такое чувство, что он всегда был мне родным и близким человеком. Я просто в смятении. Я не хочу больше надеяться на то, что моя жизнь изменится, и что это именно тот человек, о котором я мечтала. Я так устала надеяться и разочаровываться, я не хочу больше беззвучно кричать от боли. Не хочу верить во что-то. Но всё равно хочу верить в лучшее. Это чувство до сих пор живёт во мне.