Спустя неделю меня забрала мама домой. Психиатр написал мне заключение, что у меня клиническая депрессия. Врач посоветовал моей маме отправить меня в психиатрическую больницу, на что мама наотрез отказалась. Ей сказали, что моё состояние неконтролируемое, я могу с легкостью повторить попытку суицида. Мама не хотела в это верить и решила, что сама справится и поможет мне. По дороге мы просто молчали. Я не разговаривала с ней, просто не могла смотреть ей в глаза. Придя домой, я зашла в свою голубенькую комнату, было чисто. Бежевая кровать укрыта белой постелью, подушки-смайлики валялись в свое удовольствие. Возле неё стоял большой серебристый шкаф, в нём лежали все мои вещи, висели платья и юбки. Напротив шкафа стояла книжная полка с учебным столом. На столе лежал мой любимый чёрный ноут. Там я ночами смотрела свои любимые сериалы, особенно на каникулах. Из-за этого мой режим сбивался, так что летом я превращалась в ночную сову. Справа от кровати стоял туалетный столик и маленькая мягкая табуретка. Там хранилась моя косметика, кремы для лица, кожи. На потолке висела жёлтая люстра, она очень ярко светит ночью. И ещё есть огромное окно, закрытая небесно-голубыми шторами. Иногда я смотрела в него на ночное небо. Я любила смотреть на звёзды и думать о будущем. О том, каких людей я встречу, о том, сбудутся ли мои мечты. Переодевшись в домашнюю одежду, я сразу легла в постель. Мама открыла мою дверь, и сразу ушла. Я не хотела с ней разговаривать. Не было сил общаться с кем-то. Вечером, когда мама заснула, я пошла на кухню. Я включила свет, и вижу, как кухня сверкала. Мама убралась, она у меня очень аккуратная и чистоплотная. Зелёные стены и пол, покрытый шоколадным линолеумом, просто сверкали от чистоты. Я открыла большой серый холодильник, и взяла оттуда красненькую кастрюлю. Потом подогрела его на серой плите, мама приготовила ореховый суп, мой любимый. Я села на зелёный квадратный стул с мягкой набивкой. У нас вообще вся кухня была почти зелёного цвета, стол, стулья, кухонная гарнитура, кроме холодильника, плитки, посудомоечной машины и других кухонных машин. Говорят, что зелёный цвет успокаивает, но видимо я являюсь исключением. Меня он совсем раздражает. Не люблю зелёный цвет. После ужина я зашла в ванную и почистила зубы чёрной щёткой. Смотря на себя в зеркало, я просто не могла видеть себя. Такая страшная, уставшее лицо, как у старушки с морщинками, мрачное и злое лицо, а руки. На руках сплошные коряво нарисованные узоры ножом. Как это всё-таки мерзко, видеть себя такой и чувствовать себя ничтожеством. Я быстро легла в постель, чтобы ни о чём не думать. Просто хочу быстрее заснуть.
Ненастная погода. На небе одни тёмные тучи, но дождя нет. Идёт холодный ветер. Я слышу шёпот диких деревьев, передающих друг другу послание от ветра. Пение птиц воодушевляет природу своим необычайно гениальным талантом. От него природа создаёт много прекрасных пейзажей, которые отражают предстоящее время года, осень. А я смотрю в серое небо, и ощущаю, как вода потихоньку завладевает моим хрупким телом. Я лежу спиной в реке. Она уносит меня в неизведанную даль. А я просто не думаю об этом. Ни о чём, лишь о смерти. Я полностью погрузилась в воду, и начала спокойно задыхаться, без сопротивлений. А дальше… Дальше смерть обнимает меня.
Наступило утро. Я проснулась, и вновь почувствовала, как меня ущипнула эта проклятая реальность. Быстро умывшись, и наполнив свой желудок овсяной кашей. Я снова легла. У меня не было никакого желания что-либо делать. Мама пыталась со мной поговорить, но я ничего не сказала ей, просто посмотрела на неё своими уставшими и грустными глазами. Она всё поняла и оставила меня одну. Я очень не хотела её расстраивать своей подавленностью, но у меня не был сил, чтобы сопротивляться ей. Я больше не могла делать вид, что у меня всё в порядке. Я не могла больше.
Мы живём с мамой вдвоём уже два года. Мой отец погиб в автокатастрофе. Когда я узнала об этом, я ничего не почувствовала. Раньше я всегда твердила себе, что буду рада его смерти, я желала ему смерти. Он столько несчастий принёс мне и маме. А в тот день мне было ни тепло, ни холодно. После его смерти наша жизнь с мамой улучшилась. Не было того выживания в диких джунглях, побегов из дома, страха, страдания. Но даже в таком случае в моей душе до сих пор оставалась рана. Чёрная дыра в моём сердце забирала всё живое во мне. Я даже не разговаривала с бабушкой и тётей. Особенно с бабушкой не хотела видеться. Она считает, что самоубийство-это большой грех. Она как-то рассказывала мне об этом, учила меня тому, что суицидники ненормальные люди, грешники, говорила, что я и наша семья не такая, мы умнее. А сейчас я могу только представить, как она разочарована во мне, как сердце болит у неё. Я не считаю тех людей грешниками. Просто у каждого человека есть свой предел терпения и сил. Жизнь сама подталкивает тебя к этому. Не все могут справиться с этим. И тем более, когда ты одинок в этом мире, то у тебя не остаётся иного выбора. И это очень страшно и плохо. Что человек уходит от жизни таким способом. Многие говорят, что надо ценить и любить жизнь. Но если в мире огромное количество суицидников, то как тут любить жизнь то? Она сама нас порождает, затем сама и убивает. Мы просто игрушки для неё. Захотела поиграть, поиграла, захотела бросить, бросила. А у кого-то есть стремление жить, но у него нет шанса на долгую жизнь, потому что она с самого начала отвернулась от тебя. И они действительно умеют ценить свою жизнь, не упуская каждой секунды зря. Они наоборот тянутся к жизни, не то что я, у которой есть здоровье, семья, крыша над головой, а она глупая эгоистка и нытик, вы так скажете. Да что вы знаете обо мне? Вы ничего не знаете, что я ощущаю внутри, что пережила. Поэтому не стоит твердить, внушать кому-то, что жизнь – самое прекрасное, что есть на свете или жизнь – эта сволочь. Человек сам знает, что ему следует сделать, о чём думать. Это его жизнь, а не наша или чья-то другая. Мы не знаем через что ему пришлось пройти, что он видел, слышал, чувствовал в определённый момент, насколько было ему одиноко и горестно. Он сам знает, что выбирать. Последующие действия каждого человека – это и есть отражение его жизни. Именно по ней мы можем определить, какая у него жизнь. Но вряд ли моя семья поймёт всё это. Я просто стала молчать. Так будет лучше.
Мне приходится притворяться, что у меня голова болит, и я сплю. Мама пыталась пойти со мной на контакт, но я делала вид, что устала. Целыми днями я не выходила из-под одеяла.
А в субботу 26 июля в полночь я снова пыталась себя убить. Я запихнула в себе в рот медикаменты. Когда я легла, у меня началось помутнение глаз, боль по всему телу убивала меня, подошла мама. Он всегда приходит ко мне ночью, чтобы пожелать мне спокойной ночи. Я думала, что она заснула и не придёт ко мне. Но как всегда мои планы не осуществились. Минут через пятнадцать меня забрала скорая помощь. Меня откачали без осложнений. Врач сказал, что в организме не осталось ничего. Они успели, всё прошло успешно. Когда мне стало лучше, ко мне пришла мама. На её лице прямо было написано, ты жестокая дочь, за что ты так со мной. Без слов я поняла её. И ответила ей.
– Я больше не могу жить в этом мире. Просто не выдержу. Прости меня.
У мамы текли слёзы. И от этого мне стало ещё тяжелее. Я просто ужасная дочь. Если моя жизнь ничтожная, то я должна жить, хотя бы ради мамы. Поверьте, я жила ради неё. А так бы давно умерла бы. Первые мысли о самоубийстве пришли ко мне в одиннадцать лет. Тогда я бы умерла, если не мама. Я прекрасно осознавала, что моя мама будет страдать, я не имею никакого права так поступать с ней. Все эти восемь лет я жила ради неё. Но быть бесполезной дочерью, которая всё равно ничего не добьётся в жизни, это являлось бы просто помехой для неё. Я не умею общаться с людьми, и вряд ли буду зарабатывать много денег. Я всего-навсего буду обузой для мамы, бабушки и тёти, которые делают всё ради меня. И не оправдать их надежды, а потом видеть их грустные глаза, которые разочаровались во мне. Я этого не вынесла бы.
Моя мама твёрдо приняла решение отправить меня на лечение. Она поняла, что не сможет сама справиться со мной, я буду ещё раз пытаться покончить себя. Придя ко мне в палату, мама сообщила мне об этом и сказала.
– Лекси. Пойми, у меня нет другого выбора. Только так я смогу помочь тебе.
Я просто молчала, опустив голову вниз.
– Лекси, я могу передумать, если ты пообещаешь, что попытаешься сама выбраться из депрессии и не станешь поступать таким образом. Я не хочу туда отправлять тебя, как я вообще могу, но ты сама вынуждаешь меня пойти на такие меры.
– Мам, как овощ может что-то сам делать? Я на самом дне, понимаешь. Я даже не хочу думать об этом. Я устала бороться за что-то, потому что это всё равно ни к чему не приведёт.
– Значит, хочешь попасть в психушку?! Этого ты хочешь? Ты хоть знаешь, как там устроена система, какие люди там? – Мама начала кричать на меня, из её глаз вытекали слёзы. – Думаешь, я хочу туда тебя отправить? Собственноручно отправить свою дочь в дом психов? Я бы и не посмела, но у меня не остаётся другого выбора. Ты не даёшь мне выбора. Ты монстр, Лекси!
– Прости меня… Ты права, мам. Я безнадёжна. Делай, как считаешь нужным. Я приму любоё твоё решение. – С трудом смотря в её глаза, я шёпотом попросила прощения.
– Неужели это ты, Лекси? Я никогда и подумать не могла, что моя дочь станет такой. Мне так больно от всего этого. – Она выбежала из палаты.
– Мама…
Я её довела до слёз своим безразличием. До чего же мне мерзко на душе.
После того, как меня выписали из больницы, я пробыла дома два дня. Там я собрала свои вещи. Потом мы с мамой поехали в психиатрическую больницу. По дороге я смотрела в окно, видела, как компания друзей веселились от общения друг с другом. Как же я хотела бы тоже так проводить время. Очень хотела. Проезжая мимо парка, две девочки катались на роликах и выглядели очень счастливыми. Жалкое зрелище, за нами наблюдают люди, которые желают иметь то, что для нас это естественно. Для кого-то естественно вот так каждый день встречаться с друзьями, шутить и веселиться с ними, но кто-то смотрит на тебя, и может только мечтать о твоей жизни. И это я. Я могу только мечтать о друзьях. В реальности мне одиноко.
Мы подъехали к больнице. Номер был 777. Я вышла из машины, мама взяла меня за руки, как маленькую девочку. Я была одета в синий плащ и чёрную шапку. Здание было огромным, серого цвета. Было чувство, что я оттуда никогда не выберусь, останусь прикованной к кандалам этого дурдома. Когда я зашла туда, то почувствовала себя героиней из фильма «Прерванная жизнь». История о том, как суицидница попадает в психушку. Прямо про меня. Но я очень надеюсь, что не встречу чокнутую девушку-социопатку. Мы подошли к регистратору, чтобы оформить мои документы и данные.
– Алекса Шерон Тейт, значит. Да-да, мне поступала информация о вас. Подождите минутку, к вам подойдёт старшая медсестра. – Ответила женщина среднего возраста. На ней были круглые большие очки и серое длинное платье, а поверх её зелёный халат.
– Хорошо. – Ответила мама. – Ещё хотела спросить, я договаривалась об отдельной комнате для моей дочери.
– Да, комната уже готова.
– Отлично.
Мама заплатила главврачу за отдельную комнату, чтобы никто не беспокоил меня, и лечилась в комфорте. Минуту спустя к нам подошла высокая женщина со светлыми волосами, ноги, как спички, на лице видны маленькие морщинки, зато руки были мощными и крепкими, сразу понятно, что не стоит иметь с ней дела, её взгляд так и охлаждал всё твоё тело. Она напоминала мне медсестру Рэтчед, такая же властная и жёсткая женщина. Поздоровавшись с моей мамой, она протянула мне свою бледную и твёрдую руку.
– Тебя зовут Алекса. А меня Миневра.
– Приятно познакомиться. – Пожала я ей руку в ответ. На самом деле мне было не по себе.
– Твоя комната уже готова, так что осталось только перевезти туда вещи.
Мы поднялись на третий этаж. Я чуть не упала, поднимаясь на лестнице, они были такими скользкими. Затем дошли до конца коридора, проходя мимо других палат, видела людей через клетки в дверях. Одна пожилая женщина пристально смотрела на меня своими безумными глазками, а через одну дверь парень шептал про меня.
– Какая аппетитная штучка! Я не прочь с тобой пошалить конфетка.
Я показала ему средний палец. В ответ он рассмеялся, как псих. Хотя он и есть псих.
– Не обращайте на него внимания. Он сексуально озабоченный малолетний маньяк. Его всегда сопровождают наши медперсоналы. – Сообщила нам с мамой об этом парне медсестра Миневра.
– Это хорошо. Но всё равно я буду волноваться, если он будет находиться рядом с комнатой моей дочери. И почему парень в женском отделении?
– Не волнуйтесь. Его скоро отправят в другую комнату. Мест не хватило. До него здесь была девушка. К несчастью она умерла. Пришлось его сюда отправить временно.
– А что он сделал? – С любопытством спросила я.
– Он изнасиловал своего одноклассника и ножом изуродовал его тело. Его одноклассник издевался над ним. По этой причине он затащил его в заброшенный дом и надругался над ним. Тогда ему было четырнадцать лет. А сейчас ему двадцать. У него тяжёлые проблемы с головой.
– М-даа, какие же люди живут с нами. Просто с ума сойти можно. – Тяжело вздохнула мама.
– Я согласна с вами. Поэтому нам стоит быть очень осторожными, и не доверять людям. Потому что не знаешь, кто тут монстр, а кто человек. – С уверенностью твердила медсестра.
Мы подошли в комнату. Номер 27. Эта была не палата, не комната, а тюремная белоснежная камера. Четыре белые стены, пол и потолок. Узкая кровать. На потолке установлены две лампочки. И всё больше ничего. Ни окна, и никакой мебели, кроме кровати. Хорошо, что я взяла с собой книги, иначе я бы с ума сошла бы. А хотя я и так обезумела. Но здесь моё сумасшествие обострилось бы без какого-либо занятия. Я зашла. Положила свои книжки, тетрадку. А затем медсестра проинструктировала меня и маму.
– Все вещи, телефон Алексы будут находиться у младшей медсестры Милли. Телефон она будет давать ей в семь часов вечера каждый день. Все продукты, одежда, переданная вами, тоже будут передаваться через неё. Я всё проконтролирую, так что можете не переживать. Ничто ей угрожать не будет.
– Спасибо миссис Голд. Я буду приходить по выходным к дочери.
– Разумеется, от трёх и до семи часов включительно.
– Хорошо.
– А теперь Алексе стоит пройти процедуру. Через пятнадцать минут я буду её ждать на пятом этаже.
– Мы с ней попрощаемся. И я уйду.
– Хорошо, я буду вас ждать мисс Тейт.
– Да. – Ответила я.
Мы с мамой обнялись.
– Лекси, пожалуйста, питайся хорошо. Я регулярно буду отправлять тебе продукты. А ты не смей, не принимать их. И ничего от меня не скрывай. Если будут плохо с тобой обращаться, то сразу говори мне. И ещё береги себя. Постарайся выздороветь. Хотя бы ради меня.
– Да мам. Я всё сделаю. Не волнуйся за меня. Ты лучше выспись, сама питайся хорошо. У тебя лица нет. Я понимаю, что это всё из-за меня, но прошу, не изводи себя так, мне от этого ещё хуже.
– Не буду. Только пообещай, что будешь беречь себя. И вернись в нормальное состояние.
– Хорошо, я постараюсь.
– Я очень люблю тебя, доченька. – Мама поцеловала меня в лоб, и крепко обняла меня.
– И я люблю тебя, мам.
Потом я осталась одна в комнате. Мама ушла, закрыв дверь. Две минуты спустя мне выдали одежду. Это была синяя рубашка и брюки. Я его надела, и почувствовала себя настоящей психопаткой. Реально, когда входишь в эту атмосферу, то сама начинаешь становиться частью этого мира маньяков-психопатов и беспощадных медиков-убийц с ножами.
Я всегда с детства мечтала, чтобы моя жизнь была интересной и насыщенной событиями. Жизнь, наполненная приключениями и самыми лучшими моментами. Я представляла свою жизнь, как фейерверк. А что в реальности? Переход от серой скучной жизни к жалкому существованию, наполненной сумасшествием и муками. Не думала, что всё так будет в действительности. До чего же я докатилась. Впрочем, ничего удивительного. Знаете, что самое грустное, это то, что я никак не могла поверить в светлое будущее. Я никак не могла себя представить успешной женщиной, у которой куча связей, друзей. Я об этом могла только мечтать. Чувство было такое, что я никогда не смогу стать тем, кем хочу быть. Именно это чувство было моей интуицией, которая предвещала мне вот такой конец моей короткой жизни. Я всё равно здесь подохну рано или поздно. Моя жизнь прервётся именно здесь. Как же всё-таки жалко.
После лечебных процедур я отправилась в свою комнатку и легла под одеяло. Наступила самая длинная ночь в моей жизни. Я не могла заснуть, были слышны крики пациентов. Женщина с хриплым голосом кричала.
– Верните мою дочь! Верните её мне. Она без меня не сможет же заснуть. Моя дочь! Я хочу увидеть дочь! Пустите меня!
Медсестра Голд рассказывала мне о той женщине. Две мужчины прямо на её глазах отдали на съедение голодной немецкой овчарке. Те мужчины держали её, а она смотрела, как псина пожирает её дочку. А потом тело девочки сожгли. Преступникам удалось сбежать. Но эта женщина сошла с ума. Она считает, что её дочь жива и её держат одну в подвале этой больницы. Тех мужчин удалось вычислить и поймать, но они погибли на месте, попав в автокатастрофу. Психика этой женщины не выдержала. И с тех пор она стала невменяемой, к ней и близко не подойдёшь, она нападает на людей и кусает тело. Поэтому её и держат в той комнате напролёт. Я говорю про ту женщину с безумными глазками. Она всю ночь мне мерещилась, было страшно. Но потом я начала жалеть её. Эта женщина потеряла свою дочь, она стала жертвой жутких мразей, у неё не осталось выбора, ей пришлось отключить свой разум, чтобы хоть как-то прожить свою жизнь. Честно, она очень сильная женщина. Даже потеряв всё на свете, человек стремится выбраться из глубокой грязной ямы, при этом понимая, что он никогда не выберется. А я давно перестала карабкаться. Я лежу на самом дне ямы и смотрю в лицо тьмы. Она шепчет мне, что я полностью принадлежу ей. А я в ответ говорю: Я вся твоя, но прошу сделать меня частью себя, то есть тьмой. Так проходила ночь. Я думала о маме, о том, как ей больно. Своей смертью я убью её душу, но свое жизнью погублю её сердце. И это просто ужасно. Я хотела исчезнуть. Просто взять и исчезнуть из жизни. И больше никогда не появляться в этом мире. Прожить жизнь – значит, пройти путь босиком на острых разбитых стёклах. А мои ноги давно онемели от боли. Я больше не могу ходить, даже двигаться. Я беззвучно кричала и проклинала эту жизнь. Как будто в моё сердце проткнули нож, но я всё равно дышу. Дышу и живу. Почему же так? Я как игрушка, со мной делают, что хотят.
Наступило пасмурное утро. Было примерно семь часов утра. Моя первая ночь прошла очень бурно и напряжённо. Через час я должна идти в столовую. Не хочется есть, да вообще я собиралась не есть, а лежать в комнате днями и ночами. Но меня контролируют медсёстры, так что выбора у меня нет.
Встав с кровати, я пошла уборную. Достав из сумочки зубную щётку и пасту, я тщательно почистила зубы, помыла водой своё бледное лицо. Потом я долго смотрела на себя в зеркале. Такая уставшая бледная Лекси. Под моими тёмно-карими глазами висели набитые мешки, прямой нос покраснел от зуда, высохшие широкие губы, а чёрные короткие волосы с чёлкой просто намазаны жиром. Я просто ужасно выглядела. Да мне как-то было похрен. Закончив с мытьём, я спустилась по лестнице на второй этаж. Я думала, может упасть с лестницы и моим бедам конец. Но не сейчас. Нет. Мама. Я так не могу с ней поступить. Нужно продержаться. Сколько смогу. Но что изменится от этого?