Это было всего лишь год назад. Новый 1940-й год. Большой актовый зал. Девушка Тоня, отвечающая за вечер, подходит ко мне. Лицо насупленное, строгое.
– Юр, ты сам-то собираешься что-нибудь делать? Ты же отвечаешь за всю культмассовую работу.
– Тонечка, а что я не сделал? Все при деле. Мы работаем с невероятной отдачей, – мне смешно и весело, а Тоня только больше хмурится.
– Кроме тебя. Ты сидишь и насвистываешь какую-то фривольную песенку. Ведь так. А что это за песня? – Шепотом спрашивает Тоня.
– Это Эдит Пиаф. Слышала такую? Или в нашем комсомольском настоящем существуют только речевки и марши?
– Лучше займись делом. Ты абсолютный бездельник и болтун.
– Я тоже полон энтузиазма. Я наблюдаю, чтобы никто не отлынивал от работы.
– Да? А, по-моему, здесь полный кавардак. Для сцены ничего не сделано, – начала загибать маленькие пальчики комсорг. – Скатерти нет, стулья не поставлены. Шарики…. А где шары? – Тоня вылупила на меня глаза, размером как раз с этих шаров, про которые я действительно забыл.
– Тонечка, как ты такими маленькими пальчиками удерживаешь кисти и палитру? – я захохотал, а Тоня покраснела и отошла на приличное расстояние и показала мне язык, пригрозив для острастки, кулачком.
Нужно кого-то найти и послать за шарами.
Всего год прошел. Кажется, что всё происходило не с нами. Анюта, ты помнишь этот вечер?